***

Когда, вынырнув из сумрака Витражной аллеи, Делия ступила на голубые плиты Музейной улицы, солнце обрушилось на неё щекочущим потоком тёплого масла, и си'алай как-то вдруг вспомнила, что она совсем ещё котёнок. А котятам положено беззаботно резвиться, гоняться за листьями и собственным хвостом, путаться у всех под ногами и дурашливо шипеть на своё отражение в зеркале. Она с радостью подчинилась этому древнему порядку, благо и ног, и листьев на многолюдной улице было вдоволь, а оконные стёкла с лихвой могли заменить зеркала!

Ступням стало горячо, девочка приподнялась на цыпочки, но обуваться не стала. Она побежала по краю мостовой, где у невысокого тротуара (местами расширяющегося, чтобы приютить ресторанные столики, лотки уличных торговцев или затенённые полотняными навесами витрины лавок) тянулась полоса поржавевших от жары розовых лепестков поцелуя Аэллы. Загребая их загорелыми пальцами и сжимая, чтобы ощутить приятный хруст, Делия гадала, какие чувства испытывал к матриарху ан Камиан ботаник, назвавший так это деревце, расцветающее каждую ночь, чтобы на рассвете обрушить на землю целый дождь нежных цветков. Было ли оно подарком возлюбленной или эдакой красивой местью коварной красавице – ведь он заставил её «целовать» ноги всему Бриаэллару!

«Глупая кошка – кому, кроме тебя, такое в голову придёт!» – одёрнула себя Делия, проскальзывая мимо дверей салона красоты, на которые хозяйка со смешно отогнутыми назад кончиками белоснежных ушей вывешивала объявление о предпраздничных скидках на наращивание, покраску и (о богиня!) завивку усов.

«А может – и не глупая: ведь Аэлла-то этих «поцелуйчиков» в своём саду почему-то не держит!» – хихикнула Делия, благополучно оставив позади опасное место... Но её всё-таки поймали.

– Делия! Пойди-ка сюда, детка! – окликнула её ожесточённо обмахивающаяся роскошным веером женщина.

Она выглядела очень внушительно, хотя её высокая причёска из тяжёлых, пропитанных душистыми маслами прядей цвета баклажана потеряла форму и теперь походила на оплывшую ароматическую свечу. Пышная дама почти лежала на прохладном стекле прилавка, под которым, угнездившись среди осколков льда, блаженствовали мисочки со сметаной трёх сортов, а также с изюмом, вареньем, фруктовым снегом и кисленькими, смешно жужжащими во рту мушками, которых в неё полагалось замешивать.

– Понаехали бездельники, – вдруг, скривившись, проворчала женщина, глядя куда-то за спину Делии.

– Кто? – си'алай оглянулась, но никого подозрительного не увидела.

– Да гостюшки ваши остроухие. Шныряют туда-сюда, туда-сюда, воспитания – никакого... Одно слово – из лесу только что вышли! – Дама с гневным хлопком сложила веер и резко, словно отталкивая кого-то, потыкала им в стороны. – Видела, что они с деревьями делают? Притащили веток из своего леса и прививают их на наши деревья. Вот и сами: угнездятся тут, корни пустят и будут из города соки тянуть, а потом поганым веником не выгонишь!

– Да брось ты, Герцогиня! – прыснула Делия. – Как же так можно? Они такие несчастные, им совсем не хотелось ехать к нам, но ты ведь знаешь, как у них дома опасно.

– Хотела бы я быть такой несчастной лет тридцать назад, когда меня тут проверяли сверху донизу!

– Прямо испроверялись все, – проворчал немолодой мужской голос; только сейчас Делия заметила ноги, торчащие из-под прилавка.

Обуты они были в простые, но добротные сапоги элиданской работы, по ним девочка и опознала их владельца, соседа Герцогини, с которым та вечно цапалась. В прошлом она была настоящей герцогиней откуда-то из отдалённых земель Энхиарга, он – простым крестьянином из деревни возле Серебряной Слезы. Но времена изменились, и теперь он числился кандидатом в Совет Дорогих Гостей, а ей прорваться туда всё никак не удавалось. Герцогиня негодовала... Она звала соседа деревенщиной, он её – дворцовой курицей, и никто не сомневался, что рано или поздно они поженятся.

– Столько лет на свете живёшь, а ума так и не нажила. Этими ветками они, считай, на верность Бриаэллару присягают. Мол, теперь наши беды – их беды.

– Не соблаговолили бы вы заниматься своим делом, милейший? – ледяным тоном осведомилась Герцогиня.

– Я и занимаюсь. И ты бы лучше за сметаной своей приглядывала, вместо того чтобы волю Аласаис обсуждать. Велела она приютить агшеллийцев, если что у них случится – и точка, значит, тут им и место.

– И ведут они себя очень прилично. Зря ты так, Герцогиня, мы их часто видим – они к нам в «Мышь» обедать ходят. Мама очень довольна, – добавила Делия, зная, что Танира была для Герцогини большим авторитетом.

Как она и ожидала, женщина не стала развивать эту тему, ограничившись негодующим бормотанием себе под нос.

– Ты на эльфов мне пожаловаться хотела или ещё на кого? – спросила девочка.

– Угадала, дорогуша, – воодушевилась Герцогиня, – на матушку твою! Совсем про нас забыла. Как же так можно, в такое-то страшное время бросать нас одних! – Она в притворном отчаянии всплеснула руками и, вдруг засуетившись, стала копаться в бархатной сумке, висящей на широком поясе.

– Вот, Делия, милочка, передай своей матушке эти булавки. Было так любезно с её стороны одолжить мне их на балу у госпожи Имлае. Я и не думала, что буду танцевать, надела платье с таким невозможным шлейфом, а тут... Это было так неожиданно: я полагала, что дорогая Танира не прикасается ни к чему дирхдаарскому. Вот. Всё забываю вернуть их. Не выпадает случая. И это не только моя вина.

– Я не знаю, Герцогиня, что с ней происходит. Она и правда очень грустит, – сказала Делия, водя пальцем по ледяному, но почему-то не запотевшему стеклу.

– Ох, милочка, тебе надо хорошенько с ней поговорить, успокоить. Ты ведь и раньше это неплохо умела, а сейчас, должно быть, просто мастерица! – Герцогиня заставила себя улыбнуться.

– Я постараюсь и... я пойду, наверное, – тихо сказала Делия; Герцогиня кивнула.

Делией завладели прежние тяжёлые мысли. А ещё эти беженцы: Герцогиня была уж слишком жестокосердна, но действительно, хорошо ли, что их взяли сюда всем скопом, не выбирая, как в другое время? Всплыли в памяти все те гадкие слова, которые говорила об алаях и порядках в Бриаэлларе тётушка Линра.

Как много вопросов! Си'алай чувствовала, что ей не хватает ума, как не хватало дыхания, чтобы проплыть не выныривая по каналу от Кривого моста до Немого фонтана. Обычным алайским детям было куда проще: в котячестве, ещё не умея принимать двуногую форму, они благодаря обострённому в этот период жизни дару телепатии, нахватывались знаний о мире и его законах прямо из голов родителей. И не только...

– Я сказал – пошли вон! – рявкнул где-то совсем близко знакомый голос. – Я уже три раза говорил вам: я не буду этим заниматься! У меня дом, магазин, жена-красавица – как такую одну оставишь? – и куча неподшитых штанов! С места не двинусь!

Занявший оборону в палисаднике пепельноволосый алай с ленцой тыкал метлой в полные негодования морды двух коричневых котов.

– О! Делия! Иди-ка сюда, будешь помогать защищаться от этих извергов рода кошачьего!

Видимо, испугавшись такой «грозной» защитницы, парочка ан Темиаров отступила, сверкая на солнце лоснящимися шоколадными спинами.

– Победа! – обнимая хохочущую си'алай, отсалютовал Эллис из дома Теней. – Делия, а что у тебя за кислый вид такой... был? – поправился он, глядя на её широкую улыбку. – Уж не Герцогиня ли успела поделиться с тобой своим горюшком?

– Успела. – Делия перепрыгнула через сложенные аккуратной пирамидкой рулоны материи, поднимаясь следом за ним на террасу. – Почему никто не объяснит ей, да и другим тоже, что в эльфах ничего страшного нет? Ведь так нехорошо получается. Стыдно просто.

– Им объясняли. И многие поняли – иначе откуда у нас такой спрос на эльфийские вещи? Одних сапог вчера двадцать три пары продали! Это наши сознательные граждане выражают таким образом свою солидарность с беженцами. Правда, это в основном алаи.

– Но остальные-то?.. – как-то совсем по-взрослому, скептически склонила голову к плечу девочка.

– А остальные – пускай! – махнул рукой Эллис. – Не надо, Делия, чтобы эльфы чувствовали себя тут... слишком как дома. Эльфы, они только с виду все такие расслабленные, цветочки нюхают, птичек слушают. Но, эдак раз в тыщу лет, как втемяшится им что в голову, так они могут такой бар... кавардак учинить, никаким людям не сравниться! И старик их, Агвейринар – тот ещё плут, недаром сама Аласаис... водила с ним дружбу.

Он лукаво приподнял брови, покосившись на появившуюся в дверях жену.

– Невеана, Меори! – радостно воскликнула Делия, присев на корточки и протянув руки к маленькой чёрной кошке, трущейся мордочкой о щиколотку женщины.

– М-да, Делия, надо было всё-таки какое-то другое ей имя дать, – протянул Эллис.

– Почему? Анеис Меори мне разрешила, – недоумённо оглянулась на него девочка, ласково прижимая к себе отъевшуюся, урчащую тёзку матриарха ан Ал Эменаит.

– Да не потому. Вот окотит она тебе пяток Энаоров – будешь знать! – хохотнул алай, снимая с перил вышитые брюки. – Всем эти эльфийские мастера хороши, но вот прорезать в нужном месте дырку под хвост научиться не могут: то высоко, то низко, то узко. Приходится за них доделывать, – посетовал он, поднимая с полу миску, на которую и натянул собственноручно продырявленные там, где положено, штаны.

– Все помешались на этих эльфах! – подхватила Невеана, усаживаясь рядом с мужем. – Вот наш оболтус, представляешь, решил вывести длинноухую «эльфийскую» лошадь. Получился премилый осёл-переросток. Теперь сидит и дуется.

– Осёл? – хмыкнул Эллис.

– Оболтус! – засмеялась Невеана.

– Какая ты круглая стала, Меори! – вертя свою питомицу и так и этак, восхищалась Делия. – Невеана, а что же с ней всё-таки было?

Хозяйка дома, до этого лучившаяся добродушием, помрачнела.

– Делия, нельзя быть такой беспечной при выборе ветеринара! Речь шла о жизни твоей кошки. – Ноздри её раздулись, но под осуждающим взглядом супруга она справилась с собой.

Делия уже успела привыкнуть к неожиданным вспышкам ярости Невеаны, тем более что на этот раз у неё был реальный повод злиться.

Нева возглавляла Общество Защиты Кошки. Это её изображала статуя у входа в его здание (алайская женщина кормит грудью котёнка пантеры, у её ног крутятся ещё трое пушистых малышей, глаза у одного из которых светятся, как у неё самой). Невеана вместе с собственным младенцем выкормила выводок котят, оставшихся без матери, после чего и загорелась идеей создания общества, девизом которого стала фраза, явно подслушанная у неалаев: «У кошки котёнок – тоже ребёнок!».

– Вместо того чтобы уничтожать её выделения, волшебство, наложенное твоим ветеринаром, уничтожало пищу ещё до того, как она успевала усвоиться. Поэтому Меори и худела. Тебе следует написать на него жалобу в Совет Дорогих Гостей, пусть там разберутся. Не думаю, что это случайность, – отчеканила Невеана.

Делии стало не по себе.

– Этот ветеринар, Нирл, он что – друг вашей семьи? – заметив её замешательство, уже мягче спросила Невеана.

– Нет, – пролепетала Делия, – просто... просто сейчас такое время...

– Делия, дорогая, именно потому, что сейчас такое время, мы и не имеем права держать в городе тех, в ком не до конца уверены. Это может погубить всех! – грустно покачала головой алайка. – Никто не запрещает тебе быть великодушной, но ты, как и весь Бриаэллар, должна уметь выбирать тех, кто достоин этого чувства.

– Иначе для них может не хватить места и в твоём сердце, и в твоём городе, – поддержал жену размеренно работающий иголкой Эллис.

– Ну нельзя же просто выбросить его отсюда... туда, вниз, где так опасно. Это жестоко! Это... жутко жестоко, – не удержалась Делия и поспешно опустила глаза, стыдясь своей горячности.

– О милая, – вздохнула Невеана, – жестокость – это совсем другое.

– Подумай вот о чём, Делия, – быстро заговорил вместо неё Эллис, – выгнав одного, мы можем пустить на его место другого – добрее, честнее, надёжнее... Задумайся, насколько этот твой ветеринар привязан к Бриаэллару, если, ради того чтобы остаться здесь, он не готов даже на такую малость, как простое исполнение своих профессиональный обязанностей? Вряд ли он может стать здесь своим. Или твоё чутьё говорит об обратном?

– Я уже боюсь своего чутья... – шмыгнула носом Делия.

Последняя фраза произвела странный эффект: Невеана поднялась и стремительно скрылась в доме.