Здравствуй Настенька, пишет тебе двадцатисемилетняя ты. Да-да, не удивляйся. Обычно, в таких письмах даёшь напутствие себе молодой, которое больше выглядит как советы себе взрослой через призму опытности прожитых лет. Но зная себя, думаю, что это будет глупо, это будет фальшь. В десять лет я любила противоречить и делать наоборот. Честнее будет рассказать тебе о себе двадцатисемилетней. А верить моим словам и прислушиваться ли к ним — тебе решать.

         Я работаю архитектором и, наконец, купила квартиру! Можешь за себя будущую порадоваться, одна твоя мечта сбылась. Только ни детей, ни мужа у меня пока ещё нет. Не хочу быть пессимисткой, но едва ли что-то измениться в этом плане. Я дикая. Да, общительная и весёлая ты превратилась в молчаливую и закомплексованную меня. Прости!

         Сейчас ты по-детски эгоистична, хочешь побыстрее вырасти, хочешь всего лучшего для себя. Мечтаешь о любви большой и сильной, и обязательно красивой, как в книжках, чтобы всё красочно и бурно. Мечтаешь быть значимой, лучшей во всём, чтобы тебя хвалили, чтобы тобой восхищались. И это не плохо, так зарождаются амбиции, только... Не забывай о людях, которые тебя окружают. Прости, малышка, но у меня для тебя ужасная новость. Вот уже восемь лет, как умер наш папа. Да, тот самый папочка, которого ты так любишь, но порой забываешь. Да, наш большой и сильный папа, который даже ни разу не болел. И боюсь, не в твоих силах изменить то, что случилось у более взрослой тебя. Но в твоих силах проводить с ним как можно больше времени, дарить любовь, которую он отдаёт тебе. Стать дочкой, которой он будет гордиться, хоть ты об этом и не будешь знать. Наш папа не хочет тебя разбаловать, а может просто не знает, как показать свою гордость за тебя. Увы, родители не вечны. И, говоря о смерти с юношеским максимализмом, когда будешь думать про себя: «вот умру, будите знать!», помни сама: со смертью не шутят. Когда она приходит, уже ничего нельзя изменить.

          К двадцати семи годам, я поняла, что дружба может, да и должна, наверное, иметь свою корысть. Только это должно быть равноценно, ведь мы все что-то ищем в окружающем мире, в друг друге. Возможно, мои суждения вульгарны и безнравственны, утратили высокохудожественный романтичный окрас, но человек по природе своей эгоист и человечность классифицируется отдачей: то, чем ты можешь быть полезен, чем можешь пожертвовать. Если ты проанализируешь своё окружение, то увидишь, кто только пользуется твоей дружбой и тобой, а кто отдаёт тебе что-то взамен, чем-то жертвует ради тебя. Оказалось, наши школьные подруги не на всю жизнь. Но я встретила ту подругу, с которой нас связало похожее несчастье, с ней и молчать есть о чём. Она рядом и в радости, и в горе. При этом нам не надо общаться каждый день, и быть в одном городе, чтобы знать, кто чем дышит, что у нас в жизни происходит, о чём мы мечтаем, что планируем.

          Что-то моё письмо тебе, десятилетней беззаботной девочке, получается слишком прозаичное и циничное, пора в него внести толику доброй романтики.

          Я знаю, что ты любишь рисовать. Уверена, ты ещё со всей серьёзностью не думаешь связать свою жизнь с рисованием, стать художницей или ещё кем. Пока ты рисуешь, потому что тебе это нравится. Ты будешь удивлена, но по-настоящему рисовать я научилась только на третьем курсе университета. Да-да, лишь на третьем! Имея уже за плечами и художественный кружок, и художественную школу. Именно с середины своей учёбы в университете я начала чувствовать рисунок. Больше практики сделало своё дело и рука, как говориться, «набилась». Я сама освоила письмо маслом, но всё же простой карандаш — моя любимая техника рисования. Увы, сейчас на это у меня почти нет времени. Всё своё свободное от работы время я по возможности стараюсь тратить на книги. Нет, не корчи сейчас кислую рожицу. Знаю, на тебя, десятилетнюю девочку, чтение нагоняет тоску, ты даже школьную литературу осилить не можешь. Но я в двадцать семь лет живу книгами. Ты точно удивишься, но книги я не только читаю, но и пишу. Для себя, не в тираж.

            Я не знаю, какой долгой и извилистой будет моя жизнь, не знаю, столько чёрных и белых полос будет в ней, но моё единственное напутствие тебе — иди вперёд. Падай и поднимайся, совершай ошибки, набивай синяки опыта, смейся и плачь. За двадцать семь лет своей жизни я через многое прошла, но ничего не хочу изменить. Каждый прожитый день, каждый сделанный выбор — всё это сделало меня такой, какая я есть сейчас. И я буду шагать по жизни дальше. А судить и ставить отметку моим действиям будут потомки. Это они могут видеть полную картину, анализировать, делать выводы. Мне же остаётся просто ЖИТЬ в широком смысле этого простого слова, но такого объёмного, глубокого, не имеющего однозначного определения, понятия.