Окно маленькой кофейни уже было украшено к предстоящим зимним праздником той гирляндой, которая переливается сеткой огней и даёт ощущение упавшего звёздного неба.

Эти звёздочки попадали то на уши, то на нос светловолосому парню, одиноко сидящему за столиком у того самого окошка.
В его руках книга. Тёплый свет отражает и золотит своими пылинками лицо, постепенно перебираясь выше и вот уже белобрысые волосы становятся пшеничными и тёплыми, как в первых лучах заката.

Ничего такого, но всё, всё и сразу. Он помнил.

Макс поспешно убрал за ухо выбивающуюся непослушную прядь, тряхнул головой и огонёк в окне перескочил с носа ниже. Медовой каплей повис на верхней губе.

Рыжий смотрел не отрываясь. Как-будто в любой момент был готов прыгнуть и придавить собой непослушную игрушку.

Хотелось по-прежнему ощущать сладкий запах барбариски, попеременно утыкаясь носом то за правое, то за левое ухо, проводить ниже и щекотать там, где встречаются ключицы. Хотелось жутко.

Рыжий, наклоняя голову продолжал смотреть, как хищник, выслеживая добычу в горячей саванне.

Добыча как будто играла с ним. Тонкие пальцы взяли ручку. Обычную металлическую, гладкую и серебряную.
Зажали в ладонь, он помнил какая она прохладная и нежная. Он даже видел сквозь густоту ресниц движения его глаз. Как они внимательно изучают написанное в книге.

От такого взгляда Рыжему всегда хотелось рассмеяться, укусить за ухо и оттащишь за шкирку в сторону от всех этих заумных книжек.

Упрямец. Капризный. Мелкий. Его.

Кончик серебряной ручки переместился в рот, а пальцы начали листать страницы, ища что-то.

Ручка. Губы.

Холод улицы, казалось, сжал так, что невозможно сделать вдох. Необходимый вдох.

Он стал необходимостью.

Схватить за розовое ухо зубами и фырчать. Мокрым носом в его ухо. В моё ухо.

Только моё.

Дзынь-дон-дон-дон-дон

Рыжий тряхнул головой, резко вдохнул. Чёрт.

Напротив Макса в облаке пара плюхнулся какой-то чужак. Чужак был черноволос и довольно высок. Он по-хозяйски вытащил ручку изо рта. Выправил из-за уха назад волнистую прядь и всё это время, что-то говорил и говорил без конца.

Макс нелепо улыбался, но не убирал назад кучеряшку и не отодвинул такую наглую руку, поглаживающую холодными пальцами его.

Свободной рукой он сжимал фантик от сосачки. Который нашёл в книжке.

Вдруг перевёл взгляд на окно. На секунду. В голубых глазах отразились лишь огоньки гирлянды. На улице уже стало совсем темно.

Рыжий закрыл глаза. Он сидел на асфальте. Ухи гудели и разрывались с треском. В голове с шумом проносились картинки, как смешно Макс морщит нос при смехе, его тёплые плечи и прохладные пальцы, губы в улыбке, та самая верхняя, которая короче, чем у всех, смешная пальма, кучеряшки, пружинящие, когда, задрав башку вверх, он смотрит на небо.

А с неба посыпались звезды. Звезды кружились и падали хлопьями, то исчезая, то снова появляясь в свете фонарей и огней витрин маленькой улицы. Они застревали на ушах, таяли на носу и скатывались вдоль хвоста.

Это был первый снег.