я писал о тебе бы подкожно,
по бордо и гравюрам,
по морскому песку.
ты смываешь все фрески,
щеголяя по кругу
босиком-босиком.
но зачем?
я писал о тебе бы - мартовской
мартовской ночью
под липтон, фантики,
тюльпаны-бантики.
а твои пальцы-ударники - дьяволы,
знаешь?
бренчат по стеклу,
жилам,
подпиливая точки и запятые
рикошета верлибра,
многозначной "а."
я писал о тебе бы подкожно,
то томим тобой, то запачкан, обжатый.
а как можно
перекрашивать, точно пройденной датой
календаря
свое же имя?
как можно
кидать мне в след бумажное,
тобой же обмятое,
когда я писал о тебе бы с жаждой?
я писал о тебе бы с жаждой.
но и пусть, ничего не сказал бы.
я писал о тебе бумажное.
вот оно - пепелится на кафеле.
по бумажкам вафельным
струился грифель,
после плавился он в тигеле.
но а ты же, конечно, видела.
но а дальше ты будешь видеть,
как я писал о тебе бы подкожно,
то в жар, то в холод гнувшись?
но как можно, скажи мне, как можно,
испугавшись
иль отравившись
одним двухстишием
становиться обиженой?
я писал о тебе подкожно,
но и так ничего не сказал бы.
я писал о тебе как можно,
но в тебя никогда не вникал и.