don't let me go - raign

I.

Шухуа резко выдыхает и морщится от боли, чувствуя, как чужая рука пробивает грудную клетку, обхватывая сердце. Её прижимают к стене, а сама вампирша чувствует, как горло сжимает когтистая лапа самой смерти. Она с искренним, неподдельным испугом смотрит в жестокие глаза напротив, и знает прекрасно, что они будут последним, что она увидит перед смертью.

Юнги смотрит на нее с ледяной яростью и злостью. Так, как никогда до этого не смотрел, и именно это окончательно подтверждает то, что что он более не будет с ней возиться. Шухуа не чувствует касательно этого ровным счетом ничего. Змей предупреждал её. Предупреждал неоднократно, хотя обычно более одного раза не повторял. Её предупреждал и Намджун, который, на самом деле, едва ли не умолял ее не делать глупости.

Вампирша не слушала, ставя жизнь друга выше, так что… Шухуа прекрасно понимает, что сжимающая ее сердце ладонь — наказание. Она с самого начала знала, что Юнги не потерпит брошенного ему вызова и все равно сделала это.

— Ты, Шухуа, и правда назойливая муха, — шипит мужчина ей в лицо, сжимая сердце в ладони сильнее, из-за чего с побледневших губ срывается болезненный стон. — Неужели так сложно хоть раз послушать и не лезть не в свое дело?

— Её жизнь — и мое дело тоже, — хрипит вампирша, закрывая глаза. По щекам от боли катятся слезы. Кажется, она не была в подобном положении с тех пор, как… Никогда.

Ощущать, что кто-то в прямом смысле сжимает твоё сердце в груди, готовясь в любой момент вырвать его — по-настоящему страшно. Особенно тогда, когда Юнги выглядит настолько решительно.

— Мать Тереза, посмотрите-ка на нее, — ядовито усмехается Юнги, а у девушки по спине мурашки бегут. — И куда тебя это привело? Я, казалось, предупреждал тебя, что будет, если ты будешь лезть не в свое дело, да? Что ни дружба с Тэян, ни чувства Намджуна к тебе не остановят меня, и я вырву тебе сердце. И что ты сделала? Испортила, черт бы тебя побрал, абсолютно всё.

Юнги чувствует, как внутри все буквально горит от желания убить Шухуа. Он стойко сдерживал это желание внутри на протяжении трех дней, зная, что сейчас совершенно не время для этого — убивать друга Тэян, когда она мало ему верит, тактика явно не лучшая. У него и так шансов получить ее прощение не так много, а после убийства вампирши не останется ни одного.

Думал, что эту злость удалось заткнуть подальше, удалось быть выше нее, но… Ошибся. Потому что, стоило только увидеть Шухуа, как прежнее желание стало только сильнее, и мужчина даже не понял, в какой момент ее сердце оказалось в его ладони.

— Поплачь, — ехидно плюет Шухуа. Нет. Времена, когда она боялась взглянуть чудовищу в глаза, прошли в тот момент, когда сама девушка преступила черту, став не меньшим чудовищем, чем сам Полоз. — Мне-то терять нечего, а тебе…Ты потерял её, Юнги, смирись с этим. А если нет, то клянусь, я сделаю всё, чтобы это случилось. Потому что ты не заслуживаешь этого — не заслуживаешь любви. Не заслуживаешь Тэян в частности. И как же приятно видеть, как это выбивает почву из-под твоих ног. Тешит самолюбие. Ты пожинаешь плоды своей паскудности, знаешь, что во всех собственных бедах виноват исключительно ты и мне приятно знать, что ты это прекрасно понимаешь. Как и то, что, убив меня, ты можешь потерять и свою правую руку. Знал? — вампирша жестоко усмехается. — Намджун от меня просто без ума. Он тебя, конечно, не убьет за меня, но будет я-я-явно разочарован.

— Закрой рот.

— И ты… — вампирша усмехается. — Ты колеблешься, потому что прекрасно понимаешь, чего будет стоить тебе моя жизнь. Хочешь убить меня? — Шухуа смеется, собрав все оставшиеся силы. — Хочешь, я знаю. Но ты не можешь, потому что… Потому что мной дорожат твои близкие люди. Они возненавидят тебя. Намджун уж точно. Он, может быть, и останется подле тебя, потому что он — идиот, который верит в тебя и то, что ты — не больной ублюдок, который не способен на что-то хорошее. Но мою смерть… Мою смерть он тебе просто не простит.

И Юнги готов поклясться, он ненавидит это — ненавидит то, что вампирша абсолютно права. Ему же осталось совсем ничего — сжать ее сердце посильнее и вырвать его из груди. Ничего такого, что он никогда не делал, а почему-то не выходит закончить начатое.

Впрочем, он причину понимает прекрасно. И особенно раздражает то, что Шухуа эту причину тоже знает. Вообще-то, это то, что по-настоящему ужасно.

Больше всего Юнги ненавидит, когда кто-то хорошо знает о его слабостях — Шухуа знает. Плюсиков в карму ей это точно не добавляет.

— Думаешь, мне нужно чьё-то прощение? — мрачно, совсем тихо бубнит, чувствуя, как внутри разливается огромное нежелание разговаривать с ней. Под кожей ядовитыми бутонами расцветает желание вырвать вампирше хребет и им же удавить, и Юнги, честно говоря, до ужаса сложно сдерживать свои желания.

Юнги хочет окрестить её глупой. Только сам не знает, почему: из-за того, что она не убежала, не боясь того, что он и правда удавит её прямо здесь и прямо сейчас, или из-за того, что думает, будто бы он сможет отпустить Тэян, после того, как одна противная вампирша наплела какую-то чепуху.

— Просто для справки, Шухуа, твоя ложь никак не помогла, Тэян практически поверила мне. Пришлось постараться, но… да, ты ошиблась.

Вампирша немного теряется, потому что это последнее, чего она ожидала. Ей казалось, что эта проблема решена, что Тэян… Тэян и шанса не даст объясниться Полозу. Но, видимо, тот говорил убедительнее.

Или Тэян просто дура.

Что тоже похоже на правду.

— Ты можешь злорадствовать из-за того, что я не могу, действительно не могу убить тебя. Сколько хочешь на самом деле, потому что я и правда не могу тебя убить. К моему глубочайшему сожалению. Она в тебе видит друга, а я… Думаю, я итак причинил ей достаточно боли своим молчанием, чтобы ещё и убить её друга, — говорит просто, словно в этом нет ничего такого. — К тому же, опять же, к моему сожалению, ты не безразлична Намджуну, о чем ты уже великодушно напомнила. Прекрасно знаю, каково это — терять женщину, за которую хочется отдать собственную жизнь. В отличии от Тэян, ты не переродишься, потому что вампирам не дают второго шанса. Слава Природе, эта стерва хоть где-то проявила милосердие. И, зная, каково это на собственном опыте, я просто не могу обрекать своего друга, практически семью, на такую боль. Даже несмотря на то, что он выбрал тебя. Откровенно плохой выбор, но такое можно сказать и о выборе Тэян, так что не думаю, что я имею право судить, — Юнги резко убирает руку, отпуская чужое сердце, и Шухуа раслабленно падает на пол, ударившись коленями. — Просто для размышления, — он приседает перед ней на корточки, упираясь одним коленом в пол.

Обхватывает ее щёки пальцами, и Шухуа морщится от ощущения собственной крови на лице. Хочет вырваться, но не получается, змей лишь сильнее сжимает ее щеки, ядовито глядя в глаза.

— Как думаешь, стоило ли оно того, если все твои попытки спасти её от меня все равно не помогли? — говорит медленно, практически полушепотом, будто бы хочет, чтобы она после каждого слова пугалась по-настоящему. — Возможно, сделало хуже тебе самой, потому что… Да, я не убью тебя, как бы не хотел того. Во многом и потому, что понимаю твои мотивы. Мы оба защищаем её, только защищаем разными способами. Ты думаешь, что ей будет безопаснее без меня, я думаю, что наоборот. И, честно говоря, я не могу сказать, кто из нас двоих прав, а кто — нет. Тебе просто нужно было понять, что я бы не стал повторять ошибок прошлого. Не позволил бы ей умереть в этой жизни.

— Ты — отрава, ваше величество Полоз, — шипит Шухуа, желая плюнуть в надменное лицо напротив. — Кислота, выжигающая всё вокруг себя. Все вокруг тебя так или иначе страдают. От одиночества, боли или ещё чего-то. Ты, если не убиваешь, то делаешь всех несчастными, Юнги. Я знаю тебя достаточно, чтобы знать это, и это та участь, которую я желаю ей в последнюю очередь.

Наверное, Шухуа права, Юнги допускает мысль об этом. Он и правда не лучший человек — условно говоря — с которым нужно быть рядом.

— Я бы скорее собственного яда выпил, да в такой концентрации, что он убил бы даже меня, чем сделал ей больно.

Что по умолчанию невозможно. Нет такого яда, способного убить змеиного короля.

Или всё же есть. И имя этому яду — Пак Тэян.

— Но сделал.

— Потому что кое-кто сказал, что я вижу в ней только замену Тэиль, не более, — Юнги, наконец, отпускает ее, поднимаясь.

И он даже не видит смысла спрашивать об этом. Юнги более чем уверен в этом.

— Да, сказала, — фыркает Шухуа. — Но разве я не права? Ты не имеешь права винить меня, я поступила так, как считала нужным. Как и ты.

— Не права. Даже если бы оказалось, что она — не Тэиль, мне было бы всё равно. Я люблю Тэян не потому, что она может быть… Оказалась реинкарнацией Тэиль, а потому что, она — это она, — Юнги пятернёй зачёсывает волосы назад, морщась, когда пальцы цепляли спутанные пряди. — Я готов был отказаться от ожидания Тэиль, если бы Тэян не имела никакой связи с ней, но мне впервые за последние века повезло. Поразительно повезло, и я правда даже не понимаю, чем заслужил это. Так что ты оказалась не права. И, на мое счастье, Тэян ее поверила тебе настолько, чтобы не дать мне хотя бы попытаться объяснить.

Колокольчик на двери звенит, и, обернувшись, Юнги замечает нервно замеревшего Намджуна. Змей смотрит на Полоза, смотрит на вампиршу, которая судорожно держится за окровавленную грудь, и прекрасно понимает, что происходит.

Смотрит на Шухуа взволнованно, и эта та эмоция, которую сложно назвать ему присущей. Юнги громко цокает, хотя и сам прекрасно понимает, что рядом с Тэян ведет себя так же. Слишком печётся о ней, а по-другому просто не может. Не с ней.

Так и Намджун, поставив крест на себе после встречи с Шухуа, не видит никого и ничего, кроме неё.

Юнги просто не может осуждать его за это.

Змей усмехается, глядя в глазах напротив мрачную решительность — Намджун как будто бы готов в любой момент броситься на него, чтобы защитить Шухуа. Она, в свою очередь, видит то же самое, и это как будто бы удивляет её сильнее, чем что-либо еще. Впрочем, Полоза это удивляет не меньше. Он-то прекрасно знает, что вампирша его правой руке не безразлична, но…

Намджун никогда не выглядел так решительно в своем желании пойти против него.

Вот уж правда, над Тэгу повис новый циклон — и имя ему перемены.

— И вот герой снова здесь, — Юнги, сохранив невозмутимость и не показав удивления, отходит на шаг назад, показывая, что Шухуа он более не тронет. — Будет свидетелем. И, может быть, твоим стоп-краном, чтобы ты глупости не делала, — вальяжно достает из нагрудного кармана пиджака белый платок, небрежно вытирая руки. — Да, я не убью тебя, Шухуа, но клянусь всем, что у меня есть — если так получится, что Тэян всё-таки даст мне ещё один шанс, а ты, ведомая своими благородными, — усмехается со всем возможным ядом. — Порывами, всё испортишь, как и сейчас, я заставлю тебя молить меня о смерти. Не посмотрю ни на Намджуна, ни на Тэян. Ты, Шухуа, как противная назойливая муха, и, честно говоря, мне слишком сложно сдерживать свое желание сломать тебе хребет или вырвать сердце. Но отказывать себе в удовольствии превратить твое жалкое существование в кошмар я более не буду. Смерть даёт больше покоя, чем ты заслуживаешь, Шухуа. А ты лучше живи и каждое утро вспоминай, что твое убогое существование продолжается лишь по моей воле.

Шухуа поджимает губы, опуская голову. Всем троим известна простая истина — лучше сразу умереть, чем жить ожиданием смерти. Полоз и правда заставит её умолять о смерти, и это, на взгляд вампирши, гораздо хуже, чем моментальная смерть. Он превратит ее жизнь в кошмар и не даст умереть, зная, что это станет прекрасным успокоением после долгих мучений.

Если он начнет бесконечную вереницу ее мучений, то не закончит, пока ему банально не надоест.

— Кажется, у меня даже настроение поднялось!

И звучит Юнги так, словно готов убить каждого, кто попадётся ему на глаза. И начнёт в первую очередь с неё. Шухуа думает, что в какой-то степени даже заслужила это. С таким Юнги по-настоящему страшно находиться в одном пространстве, с ним не чувствуешь безопасности.

— Знаешь, — хрипит Шухуа, криво усмехаясь. — Ты, вашество, виноват не только в своих бедах или в смерти Тэиль. Ты, гребаный мудак, виноват и в том, что Намджун, твоя правая рука, едва ли не брат, единственное существо во всем долбанном мире, которое верит, что внутри тебя, где-то там, глубоко, до сих пор есть хотя бы намек на какой-то жалкий бесполезный свет, которого в тебе нет и грамма, до сих пор несчастен. Несчастен уже пять веков, вообще-то, примерно с тех пор, как встретил меня. Это жутко поднимает самооценку!

Вампирша смотрит на Намджуна хладнокровно, прекрасно понимая: следующее, что она скажет, будет как минимум грубо, а как максимум — жестоко. Ей искренне жаль. Правда жаль, что придется рассказать что-то подобное. Но, если это так или иначе сделает больно ему, змею, то она совершенно не почувствует стыда из-за этого.

На войне все методы хороши и все, что угодно, окажется выше закона и морали.

Шухуа усвоила этот урок. И больше не боится сделать больно себе. Разбить себе сердце, сломаться в очередной раз.

— Есть всего одна причина, по которой я не давала шанса Намджуну, — ты, Полоз. В том, что ты и только ты уничтожаешь все хорошее не только в своей жизни, но и в жизни тех, для кого ты — не пустое место, а твое существование — лишь пустая трата времени. Нет, конечно, дело еще и в том, что меня раздражает его раболепская вера в тебя, но… в основном дело только в том, что я ждала момента, когда смогу как можно сильнее уколоть тебя. Ты ведь говоришь, что не эгоист, значит, тебя должно интересовать благосостояние твоих близких. И, предполагаю, осознание того, что он не может обрести счастье только из-за тебя. Как, впрочем, и весь мир вокруг тебя. Что, друг мой, — смеется Шухуа, решив, что ей и терять нечего более. — Это в который раз показывает, что ты — бесполезное существо. И всем будет лучше, если ты умрешь. Хочешь дам пару советов, как быстро покончить с собой? Ну, чтобы не гуглил на досуге, как лучше умереть, не тратил, так сказать, время.

Намджун тяжело вздыхает, потому что… Потому что Шухуа и правда не может держать язык за зубами.

Если подумать, Шухуа легко понять — ей банально нечего терять. Она лишилась семьи много веков назад, а того, кто оставался рядом несмотря ни на что, отвергает из года в год. Все, что есть у Шухуа, это ведьмовская лавка и надежда, что ее единственный друг однажды вернется.

Поэтому и на рожон Шухуа лезет так просто, без каких-либо проблем.

— Бедняжка, — усмехается Юнги, разводя руки в стороны. — Я, кажется, понимаю, почему ты так себя ведешь, желаешь уколоть меня посильнее, особенно тем, что моё окружение несчастно только из-за меня. Как там говорят? Мы ненавидим тех, на кого похожи больше всего, а? Я существую лишь ожиданием её и местью ведьмам. Ты — местью ведьмам и мне, ведь считаешь меня главным виновным в её смерти. Не так далеко ушла от меня, видишь, что ты такая же, как и я, а потому так сильно ненавидишь. Мило.

— Мы не похожи, — рычит вампирша, потому что для нее самой это звучит как самое страшное оскорбление. — Я хотя бы не уничтожаю то, что люблю!

— Но ты делаешь больно тем, кто рядом с тобой, — с усмешкой, совершенно спокойно, так, словно его слова не имеют никакого веса для него. — Вот он, — смазанным кивком головы указывает назад, на Намджуна. — Тому живой пример. Хочешь доказать, что я — зло во плоти, но сама ведешь себя не лучше. Хочешь узнать страшную тайну?

Шухуа качает головой, потому что знает, что ничего толкового он ей точно не скажет.

Но змею, по большему счету все равно:

— Такой ты мне нравишься больше, чем кисейной барышней, которая краснела при большом и страшном Намджуне при каждой улыбке. Не стоила ничего, потому что вела себя, как дура. А сейчас… Нет, конечно, не многое изменилось, но так приятно видеть, как ты медленно разрушаешь свою личность из-за ненависти ко мне. Становишься ничуть не лучше, во многом даже хуже. Да, думаю, гораздо хуже — я хотя бы не причиняю боль тем, кого люблю, нарочно. В отличие от тебя.

— Тебе даже не нужно причинять нарочно кому-нибудь боль! Это идет в комплекте с тобой, подарок, который никому и никогда не был нужен. Просто потому, что ты сам кузнец своего несчастья.

— Ауч! До слёз! — картинно морщится мужчина, не скрывая улыбки. — Я обязательно подумаю над своим поведением, когда разбужу совесть. Если, конечно, она еще не умерла. Мертвых, извини, воскрешать не научился.

Он отмахивается, а после вальяжно направляется к выходу, а следом резко останавливается, словно что-то вспомнив, и делает несколько шагов назад.

Юнги останавливается перед Намджуном:

— Так что, друг, брат, — заботливо поправляет лацканы на его пиджаке. — Позаботься о том, чтобы твоя зазноба не мешалась мне под ногами, как назойливая муха, а то… Как там говорят? Нет покоя голове в венце? Не думаю, что буду спокоен, зная, что у меня под боком разгуливает кто-то вроде… неё, — мужчина вальяжно указывает назад, на Шухуа. — Звучит, как оскорбление, скажи?

— Ты не тронешь ее, — твердо шипит Намджун, глядя на змея таким взглядом впервые.

Решительным, темным, опасным.

— Уже тронул. И чуть не вырвал ей сердце. И что ты сделаешь? — с издёвкой тянет змей в ответ. — И все-таки, я жутко люблю кровопролитие! Особенно, если проливается кровь кого-то, кого мне хочется удавить на протяжении долгих веков, — говорит с улыбкой, а в голосе только угроза, и в сочетании это выглядит более, чем жутко.

Шухуа чувствует, как её начинает колотить от страха. Она переступила последнюю грань.

Вампирша не слышит, как змей уходит, не слышит, как Намджун подходит к ней. Опускается перед девушкой на колени, мягко гладит ее по волосам, направляя женскую голову к своему плечу. Шухуа глубоко дышит, нервно выстукивая по полу пальцами, упирается лбом в чужое плечо. Намджуну даже стараться не нужно, чтобы почувствовать её разочарование и злость, ненависть, которая вампиршу буквально душит.

Шухуа веками скрывала свою ненависть, ожидая возвращения Тэиль, а теперь, когда факт ее возвращения стал очевиден, сдерживать себя стало чем-то просто невозможным. Да, она по-настоящему ненавидит змеиного короля и считает, что он всецело заслужил это. А потому вампирша не может просто-напросто принять то, что все закончилось ее очередным проигрышем.

— Шу…

— Помолчи. Помолчи. Помолчи, — бубнит девушка, крепко вцепившись ладонями в мужские руки. Змей чувствует остроту ее ногтей даже сквозь плотный пиджак.

Намджун невесомо целует ее в висок, осторожно тянет к себе ближе, позволяя со всей вампирской силы прижаться к себе. Шухуа ищет спасительные объятия, ищет поддержки, которую в этот момент может дать только он. Поддержки, которую на протяжении последних пяти веков она получала только от самого близкого к Полозу змея.

Они равны по правам, по своей сущности, но… Шухуа всегда знала, что нет никого на свете, кому бы Юнги доверял больше, чем Намджуну. И от того было тяжелее всего принимать простую истину — она любит того, кто всегда будет выбирать не её.

— Почему… Почему, черт бы тебя побрал, ты столько лет, столетий, веришь, что его, черт возьми, можно спасти? — шепчет отчаянно, обхватывая его корпус тела руками и крепко сжимая ладони на лопатках.

— Тэиль верила, что его можно спасти хотя бы от самого себя.

— Она была дурой. Ей и осталась, потому что любит его. Потому что прощает его.

Намджун привычно обхватывает её талию, без труда поднимая на ноги, а после, поглаживая большими пальцами поясницу, мягкими и осторожными движениями подталкивает её к ближайшему креслу, мягко усаживая вампиршу. Вновь приседает перед ней на корточки, опуская одну ладонь на её колено, а второй находит женскую руку, переплетая пальцы скорее по инерции, по привычке.

Шухуа запоздало понимает, что это то, что он делает каждый раз, когда появляется шанс.

— А ты любишь меня, разве не та же ситуация?

— Потому что дура. Такая же, как и она сама. Так что… мы, ведьмы, род дур, знаешь?

— Ты не ведьма.

— Родилась ей, так что… ничего не меняется, — вампирша, поддавшись порыву, большим пальцем скользит по костяшкам мужской ладони. — Одно дело — любить. Другое — быть с кем-то, вроде тебя или него.

Намджун беззлобно усмехается, следом, убрав ладонь с ее колена, достает из кармашка на пиджаке платок, и едва ощутимыми касаниями стирает кровь с ее щек. Шухуа прикрывает глаза, наслаждаясь близостью, потому что понимает прекрасно, более она не позволит себе такого.

— Ну, мне понадобилось пятьсот лет, чтобы, наконец вновь услышать, что ты любишь меня. Думаю, через веков эдак семь… Нет, восемь, я полагаю, ты позволишь мне быть с тобой. На мой взгляд, это прогресс!

Шухуа поднимает на мужчину недоверчивый взгляд, а после, наткнувшись только на безграничную легкость, начинает думать, что банально тонет. Она тонет, но не задыхается, потому что он может дать ей то, что не даст никто — кислород.

— Ты не оставляешь надежды, что я…я прощу тебя?

— Много веков назад я совершил ошибку, сделал неправильный выбор. Сейчас я не хочу снова выбирать, но твоя ненависть толкает меня к этому. Не могу винить тебя, да и не хочу, потому что… Потому что, если подумать, никто к этому меня не принуждает, в плане, делать этот выбор, но я просто… Я больше не хочу делать неправильные выборы, я не хочу ошибаться. В конце концов, у меня есть целая вечность, чтобы получить твое прощение за эту ошибку. Она вернулась, я уверен, что он не позволит умереть ей снова. Костьми ляжет, но не позволит ей умереть из-за него.

— Мне сложно поверить в это, Намджун, — Шухуа льнет к ладони, которую змей опускает ей на щеку. Позволяет себе эту слабость, знает, что завтра все вернется на круги своя и они вернутся к прежним отношениям. Она снова будет делать вид, что он просто-напросто безразличен ей. тем самым разбивая себе сердце. — Сложно поверить ему. Полоз — эгоист. Его интересует только собственное благополучие, которое, как он ошибочно думает, заключается только в ней. И в том, что она будет рядом с ним. Он думает только о себе, и я никогда не поверю, что он ставит её благополучие выше своего. Намджун, просто не поверю. Как ты не веришь в мои слова каждый раз, когда я говорю, что ты безразличен мне.

— Верь мне, не ему. Если подумать, он должен волновать тебя в последнюю очередь. Шухуа, свет мой, прошу, верь мне. Я виноват перед тобой за тот выбор, виноват, потому что оставил в тот момент, когда ты нуждалась в ком-то, и я не смогу простить себя за это, но…- мужчина, поджав губы, опускается на колени и смотрит на нее с верностью подбитого пса, от которой сердце в груди щемит невозможно. — Я больше не сделаю неправильных выборов.

Шухуа смотрит, как он, опустив руки по обе стороны от нее, а после, склонив голову, упирается лбом в её колени. Змей выглядит в этот момент так, что сердце, которое, как кажется Шухуа, не должно подавать признаков жизни, начинает биться в груди так сильно, будто бы хочет просто из груди выскочить.

Она, не в силах сделать что-то с собой, тянет руку, а после осторожно касается затылка мужчины, пропуская темные жесткие пряди сквозь пальцы. Намджун невольно льнет к её руке, пользуясь случаем получить хотя бы немного ласки и нежности от нее впервые за последние века.

— Скоро ведьмина ночь. И всё это закончится. Хочешь… Хочешь уедем? Оставим этот город позади, Полоза и Тэиль. Будем жить так, как хотели.

Шухуа поджимает губы. Звучит заманчиво, звучит так, как будто её маленькая мечта.

Но она понимает, что это — всего лишь мечта. Мечта, которая не сбудется, которая… Которая была значимой для нее в какой-то другой жизни.

Вампирша медленно убирает ладонь, складывая руки на груди.

Напрягается, перестав быть открытой к какому-либо взаимодействию с Намджуном.

— Я хотела этого пять веков назад. Прошло слишком много лет, Намджун, чтобы я, как настоящая идиотка, мечтала об этом же. И, честно говоря, меня поражает, что ты хранишь эту мечту. Думала, ты умнее, но очень сильно ошиблась. Ты, Намджун, сон. Сон желанный, приятный, но.Но пророчащий мне слезы. Я не хочу плакать из-за мужчины. Больше не хочу. Занималась этим пятьсот лет.

Мужчина медленно понимает взгляд. видит, как она снова закрывается от него, напрягается, и выстраивает стену, через которую ему не пробиться не при каких условиях. Змей вздыхает, а после медленно поднимается, отводя от Шухуа взгляд.

Его вечность продолжается, так что…

Ещё несколько сотен миллионов шансов, так что. В лепешку расшибется, костьми ляжет, но рано или поздно получит ее прощение.

Намджун научился терпению за все годы своей жизни.

В ситуации с Шухуа — это лучшее решение.

II.

— Привет, злая ведьма, трахающая моего босса.

Тэян мрачно смотрит на Тэхёна, стоящего на пороге ее квартиры. Он, стоило ей только открыть дверь, облокотился на проем, всем видом показывая, что черт он уйдет, пока Пак не впустит его.

Ведьма скептически осматривает лицо парня, всем своим видом показывает, что он — последний, котого она хотела бы видеть на своем пороге. В первую очередь потому, что Тэхён — змей. С недавних времен она не желает видеть никого из вышеупомянутых существ.

— Босс — это современная адаптация статуса короля? — хмыкает злобно и в ответ одной лишь позой демонстрирует, что впускать его не собирается.

— Ну, мы, всё-таки, в двадцать первом веке живем, мне кажется, что называть его «королем» — дикарство! Не знаю, может быть вас такие ролевые игры возбуждают, но не меня, это точно. Это у вас типа как «папочка», да?

От его улыбки сводит зубы. Тэян чувствует просто дикое желание сломать ему что-нибудь прямо здесь и прямо сейчас, да только… Да только соседи точно не поймут. Особенно, сердобольная старуха из квартиры напротив, которая — Тэян уверена — уже стоит под дверью и смотрит в глазок.

Её точно будет интересовать то, что к молодой соседке разные мужчины приходят. Старуха итак после того, как Юнги впервые увидела, очень заботливо начала разговор о том, что, возможно, Пак стоит бросить своего мужчину.

Тэян, оглядываясь назад, думает, что старуха точно была права.

— Пошел вон, — твердо шипит девушка.

— Не-а, — Тэхён, без труда отодвинув Пак в сторону, заходит в квартиру и громко хлопает дверью. — Знаешь, у меня всегда был гештальт — людям хотел помогать, да только змеей родился. Хорошего мало, как впрочем, и удовольствия. Но я стараюсь.

— Это исповедь? — фыркает Тэян, гладя на парня с таким жутким недовольством, что, если бы убивать можно взглядом, он бы точно замертво свалился бы. — Так я не святой отец, чтобы мне исповедоваться.

— Да я вижу, подружка, вижу. Святого в тебе нет ничего от слова совсем. Только потому, что босса на лопатки укладываешь. Хотя, нет, это не первое преступление в твоем послужном списке, ведьма же, так что его змеиная задница явно ни в чем не виноват.

Тэян закатывает глаза, потому что это комедия просто раздражает, и сделать с собой она просто ничего не может.

Она кивает в сторону, понимая, что он просто напросто не уйдет. Так что хотя бы нормально поговорят.

Тэхён заинтересованно смотрит на интерьер ее квартиры, ложив руки за спиной. Взгляд критический, такой, будто бы его привели в разваливающийся сарай, не меньше. Ей хочется громко фыркнуть, мол, что вообще такое — он в ее квартире против ее же воли, а ведет себя так, будто она заставила его прийти и не выпускает, как последняя дрянь.

Змей вальяжно падает на диван в гостинной, закинув ноги на низкий кофейный столик. Тэян закатывает глаза, а после пинком скидывает ноги парня на пол, уперевшись руками в бока. Нависает над ним, стараясь выглядеть более или менее мрачно и серьёзно, но она для него не больше, чем муха.

— Не завидуй.

— Было бы чему завидовать, красивая ведьма, — закатывает глаза змей.

— Что тебе надо? — в лоб интересуется девушка, устав от этого хождения вокруг да около. — Я немного занята.

— Правда?

— Да, — решительно кивает Тэян. — Самобичеванием, ненавистью ко всему миру, в особенности — к змеям. Так что, тебе крайне небезопасно тут находиться. Знаешь, я ведь всегда мечтала о сумочке из крокодильей кожи. Ты не крокодил, но очень похож на него, так что… где дверь, ты прекрасно знаешь, дружище.

— Да, девочка, вы одного поля ягоды. Тот тоже вечно угрожает, — отмахивается парень, явно показывая, что ему совершенно нет дела до того, что она тут угрожает ему. И привычно уже играется с зажатой в зубах зубочисткой. — И тоже никого не уважает. Я старше тебя! Имей совесть!

— А я выгляжу как девушка, которая была твоим другом, так что имею право, — фыркает Пак и, поняв, что это бесполезно, падает на диван рядом с Тэхёном, закинув ногу на ногу.

Змеи, как оказывается, чертовски раздражающие. И уж точно не ему говорить о совести, если вернуться на пару минут назад и вспомнить, как он вообще оказался в ее квартире, что говорил в день условного первого знакомства, а после вернуться на много месяцев назад и вспомнить, как он украл ее важное украшение. И даже не извинился.

Последнее оскорбительнее всего!

— Всего-то, — цокает в ответ. — Да у вас это единственное сходство! Вот правда, я думал, что босс и правда поехал головой потому, что ждет слишком долго, потому что… — Тэхён замолкает, пытаясь правильно подобрать слова. — Вы абсолютно разные: характеры, манера поведения, темперамент, харизма… Ты, кстати, нравишься мне больше.

— Подожди-подожди-подожди! — недоверчиво бубнит Тэян. — Ты что же единственный человек… Ладно, не человек, в мире, который верит, что я — не она?

— Херню несешь, я — главный сторонник этой теории, просто ты последний человек, на которого я подумал бы, если бы мне хоть кто-то сказал выбрать из толпы девушек ту, которая могла бы быть ей. Да я бы двухметрового качка скорее выбрал, чем тебя! Природа явно решила отомстить боссу за все его злодеяния, превратив его спокойную, тихую зазнобу в настоящую фурию. Думаю, эта стерва создала тебя по образу и подобию этому жуткому парню.

Тэян поджимает губы. От постоянного упоминания Юнги ей явно не должно стать лучше. а прежнее разочарование снова вылезает на поверхность. Раздражение растет и все, что хочет сделать Пак, это вогнать этому парню кол в сердце. Кажется, впрочем, это то, что никаким образом не навредит ему. Ну, или во всяком случае не так, как Тэян хотела бы.

И это очень большое разочарование.

— Ты языком трепать пришел? Сходи к Чимину, он тот еще балабол, точно закроешь все свои гештальты, связанные с недостатком общения с людьми.

Вообще-то, иногда Чимин болтает слишком много, из-за чего голова по-настоящему пухла от таких развлечений.

Тэхён громко цокает, как будто бы она задевает его своим нежеланием разговаривать, а после достает из внутреннего кармана джинсовки сверток старого пергамента и протягивает его девушке.

— Что это? — она с опаской хмурится и не спешит тянуться за листками. Мало ли что.

— Заклинание. Чтобы ты, злая ведьма, вспомнила свою прошлую жизнь.

Тэян замирает, недоверчиво глядя на змея.

— Да-да, девочка, ты не ослышалась. Сделаешь все правильно, вспомнишь, кем была пять веков назад, — довольно продолжает, явно радуясь тому, какой эффект произвел. — Э, нет, — резко отводит руку в сторону, когда ведьма хочет забрать из его рук пергамент. — А где спасибо?

— Как я могу благодарить тебя, если не знаю, что ты не обманываешь меня? — интересуется Пак в ответ и выгибает бровь.

— Зачем мне врать? — искренне возмущается парень.

— С того, что ты змей, а у вас, как я поняла, на роду написано лгать и обманывать.

— Тебя никто не обманывал.

— Меня водили за нос. В моем мире это одно и то же.

— Ты — противная.

— Мне говорили, но спасибо, что напомнил. Зачем тебе помогать мне?

Тэхён усмехается:

— Девочка, ты слишком самоуверенна! В первую очередь я помогаю ему.

— Ах, ну точно! Как я могла забыть? Всё в этом городе крутится вокруг Полоза! Вот я дурочка!

Змей просто игнорирует её. Наконец, протягивает ей пергамент, и Тэян нетерпеливо вырывает его из чужих рук. Тут же пробегает взглядом по страницам и разочарованно вздыхает, понимая, что ей понадобится чужая помощь. Его помощь. И, судя по довольному лицу Тэхёна, он это прекрасно знает.

— Откуда у тебя это? — деловито интересуется, скручивая пергаментный лист в трубочку.

— Мне всегда была интересна ведьмовская натура, так что я путешествовал много, изучал вас, как мог. Могу даже стать твоим магическим консультантом! Знаю тысячи заклинаний. Предвидел, что такая ситуация случится. Ну, я про то, что ты не поверишь боссу, так что заранее позаботился о том, чтобы найти нужное заклинание. На это ушло три века, так что, надеюсь, ты, вспомнив, скажешь мне спасибо, — Пак открывает рот, но Тэхён продолжает. — Юнги не знал, опережая твой дальнейший вопрос, никто не знал. Потому что он, думая, что ты не поверишь, я полагаю, надеялся на свое очарование и красноречие, но все оно сводится к угрозам жизни. А тебе он угрожать не станет, так что… Да, вы явно теперь идеально друг другу подходите.

Тэян молчит немного, задумчивая выстукивая ритм по коленке, а после, наконец, говорит:

— Я не верю в доброту незнакомцев.

— Как и было сказано, помогаю я ему, не тебе, хотя ты все еще та красивая ведьма, какой я знал тебя много веков назад. Не люблю зацикливаться на прошлом, знаешь? Твое прошлое воплощение для меня — не больше, чем прошлое, так что сейчас… сейчас ты для меня и правда просто женщина, за которую убьет тот, кому я клялся в верности, — и ведьме искренне нравится эта честность. — Но мне не нравится, что он снова начал ходить, как мрачная злая задница, которая угрожает вырвать мне глотку каждый час. Мне он больше нравится пушистым котенком, который смотрит на тебя глазами-сердечками и прощает мне все мои шалости, потому что его интересуешь только ты. Так что да, будь хорошим человеком, как пять веков назад, вспомни, что было тогда и посади эту злую рептилию у своих ног, а то он портит мою ауру праздности. Хотя…

Она хмурится в ответ на его молчание, так что парень продолжает:

— Он итак у твоих ног. Просто опусти свою костлявую задницу на этот поганый змеиный трон и займи свое место, вашество.