bad liar — imagine dragons

I.

Когда Тэян открывает глаза, она не может точно сказать, рассвело ли за окном — плотные шторы, задернутые кем-то — точно не ею — не пропускают в комнату даже намека на солнечные лучи. Да и Пак, впрочем, до этого нет никакого дела, даже если она провалялась в постели несколько суток. Акцентирует внимание только на ощущении тяжелой руки на своей талии и прекрасно понимает, кому она принадлежит. Юнги, привычно разместив ладонь на её животе, прижимает Тэян к своей груди. Даже сейчас, когда он безмятежно спит, хватка его стальная, крепкая, так что, если бы Пак хотела бы убежать, не смогла бы.

Другой вопрос, хочет ли она убежать, ответ на который практически очевидный — не хочет. Ей бесконечно приятно ощущать его рядом, настолько, что больше всего Пак желает не вылезать из постели до конца дней своих.

Она улыбается, кусая тянущие несильной болью губы, с трудом поворачивается, игнорируя ломоту, которой отзывается тело на это действие, и, сложив руку под головой, вглядывается в умиротворённое лицо Юнги. Не понимает, кто, чёрт возьми, перед ней — потому что этот спокойный, просто очаровательно милый (не)человек не имеет ничего общего с тем, кто ночью яростно брал всё, что она могла предложить, и делал такие вещи, от которых Тэян сейчас не может не краснеть. Хотя и стыд не является её сильной стороной или что-то в этом духе.

Она вообще думала, что смущаться за все эти годы разучилась, но, то ли Юнги умело вытянул всё наружу, то ли её чувства к нему заставляли испытывать что-то такое.

Тэян влюблена. Влюблена так сильно, как никогда ни в кого не влюблялась, но это почему-то даже не пугает. Словно так и должно было быть с самого начала. Как будто каждый день её жизни неумолимо вел её к этому, в Тэгу, к нему.

Несколько темных прядей падают на лицо Юнги, и Тэян, не удержавшись, с какой-то опаской протягивает ладонь, подрагивающими пальцами убирая волосы. Осторожно очерчивает контуры лица, ведет по шраму, чувствуя, как в груди появляется ещё большее желание, чем обычно, узнать, как он получил его. Задерживается на губах, и вздрагивает от неожиданности, когда Юнги, даже не открывая глаза, несильно кусает её за палец.

— Эй! — шепчет она, сама свой голос не узнает, потому что звучит он слишком хрипло, и одергивает руку, прижимая её к груди. — Ты змей, не вампир, чтобы кусаться, и… А, нет, все поразительно встало на свои места.

— Для тебя я могу быть кем угодно, — смеется мужчина, крепче прижимая её к себе.

— Ты всем так…

— Т-ш-ш, не говори такие отвратительные вещи, — перебивает, приложив палец к своим губам, словно если Пак продолжит говорить, весь мир перестанет существовать.

— …так говоришь? — с усмешкой продолжает Тэян, наблюдая, как чужое лицо недовольно хмурится, но глаза, которые, как казалось ей, в какой-то момент ночью начали отливать самым потрясающим зелёным, какой она только видела, Юнги так и не открывает.

— Женщина, ты просто ужасна.

— Да? — неверяще тянет Пак, а после, пользуясь расслабленностью Юнги, опрокидывает его на спину, с довольным видом складывает руки на его груди и укладывается на них подбородком. Своей грудью упирается в его. — А недавно ты говорил мне абсолютно другие вещи.

Юнги, наконец, открывает глаза, смотря на нее с каким-то намеком на недовольство, но Тэян не обращает на это внимания. Ей кажется, что она тонет в  этих проглядывающих в его взгляде нежности и ласке, задыхается от того, как её глупое сердце реагирует на это, пропуская удар за ударом.

— Говорил, что я — само совершенство, — целует под ключицей, строя самый невинный вид, который только может, а после начинает вырисовывать различные узоры, известные только ей, на его коже.

Этой ночью он посвятил долгие часы, изучая её тело, уделил бессчетное время каждому участку её кожи. Едва ли не молился на неё, как на настоящее божество, и есть в этом что-то странное. Тэян, понимая это, чувствует эгоистичное чувство превосходства — когда такие мужчины, как Юнги, относятся к тебе с подобным трепетом, это слишком тешит самолюбие. Пак чувствует, как что-то теплое, нежное разливается в её груди.

Если это всё принадлежит только ей, включая и его самого, она банально не хочет, чтобы это заканчивалось.

— И где я не прав? — Юнги заботливо убирает волосы Пак ей за уши, поглаживает поясницу большим пальцем, и смотрит на неё с таким огромным восхищением, будто подтверждает, что она для него — совершенство. — Но одно другому не мешает.

— То есть, я — самое ужасное совершенство, да? — подначивает Тэян, издевается. — Да ты мастер комплиментов! Я тащусь от тебя, ни один из мужчин никогда не говорил мне что-то такое, — разбрасывается ехидными колкостями, улыбается широко-широко, словно его хмурое лицо приносит ей настоящее удовольствие.

— Значит, ты выбирала плохих мужчин, — закатывает глаза Юнги, а Тэян даже не замечает, как на мгновение его взгляд тяжелеет, сильно мрачнеет, как будто вновь зеленеет опасно.

— Ну, думаю, сейчас я просто не могла ошибиться в выборе, как думаешь? Один древний змей затмил всех, кого только можно было затмить.

— Уверен, ему пришлось сильно постараться.

— Совсем нет, я была очарована им с тех пор, как он спас мою костлявую задницу, — признается Тэян, ложась щекой на сложенные на его груди руки.

— Костлявую? — задумчиво повторяет Юнги, а Тэян чувствует, как он скользит ладонью с её поясницы ниже, на бедро, задумчиво сжимая пальцы. — Не знаю, меня всё устраивает.

Тэян смеется, прячет лицо в груди мужчины и с тихим «иди ты» пытается скатиться обратно на свою половину постели, но Юнги удерживает её, переворачивает на спину и с довольной улыбкой нависает сверху. Одной рукой упирается в матрас рядом с её плечом, а другой ласково поглаживает тазовую косточку, вызывая у Тэян блаженные мурашки по всему телу.

Боже, только подумать, древний змей, которого сильнейшие ведьмы города боятся из-за непосредственной близости к Полозу, который, как знает Пак из своих снов-воспоминаний, безжалостно может убить десятки человек за раз, вырывая сердца направо и налево, теперь дарит ей самые нежные касания. Душит лаской и заботой, трепетным отношением, от которого голова натурально кругом идёт. Практически боготворит её, стоя пред ней на коленях.

Это чувство не сравнится вообще ни с чем.

— Ещё бы тебя что-то не устраивало, — фыркает театрально, закатывая глаза. — Почему из всего, что я сказала, слова про мою задницу привлекли тебя больше всего?

— Меня привлекаешь ты, Тэян, а всё, что связано с тобой, твои слова или твоя отнюдь не костлявая задница, идёт в комплекте. Даже твою недовольную мордашку я нахожу очень привлекательной, — Юнги невозмутимо целует её в кончик носа, из-за чего Тэян не может сдержать улыбки.

Она тихо хохочет, когда Юнги пробегает подушечками пальцев по её ребрам, щекоча, прикрывает глаза, когда чувствует его губы на своей шее, и ехидно выдает:

— Там итак не осталось живого места, — не то, чтобы она против, просто чрезмерное количество алых засосов всегда привлекает внимание.

— Не правда, — приглушённо бубнит Юнги и целует за ухом.

— Решил исправить это недоразумение?

— Конечно, — охотно подыгрывает ей.

Тэян беззвучно смеется, ласково гладит его по плечам, прежде чем очень серьёзно заявить:

— Ты же понимаешь, что теперь просто обязан на мне жениться, да? После того, как ты покусился на мою честь, оставил бессчетное количество напоминаний о том, что мы переспали, я вообще не понимаю, почему до сих пор не слышу слов о том, как ты до гроба меня любишь и хочешь, чтобы я стала твоей женой.

Юнги резко поднимает к ней голову:

— Хорошо, — целует в подбородок, а после находит её ладонь и, сняв кольцо с изумрудом с указательного пальца, надевает его на безымянный. Оставляет парочку коротких поцелуев на запястье и костяшках и большим пальцем трет внутреннюю сторону. — Считай, что ты согласилась.

— Но я не соглашалась, — Тэян забирает свою ладонь и скрещивает руки под грудью. — Ты должен был сделать это. Ну, не знаю, романтично что ли? А это что? Моим же кольцом! Что? За последние сто лет не делал никому предложения?

— Да как-то не приходилось заниматься таким каждый день, знаешь? — хмыкает в ответ, с очевидной иронией гнёт бровь. Взгляд у него такой, словно он не понимает, за какие заслуги ему повезло встретить её. Снова. — Поверь, вокруг меня не так много женщин, чтобы делать им предложение.

— А сколько разговоров про опыт было!

Она с трудом сдерживает улыбку, стараясь сохранить предельно серьёзный вид, но, когда Юнги смотрит на неё вот так нежно и влюбленно, это практически невозможно. У неё внутри всё сжимается от любви к нему, и Тэян просто не может контролировать свои чувства, это банально выше её сил. Она хочет кричать о том, как сильно влюблена, но не знает, какой будет реакция, а потому язык прикусывает, решив подождать с этим.

Юнги смеется, опустив голову. Тэян с игривым возмущением тычет пальцем ему куда-то под ребро, на что он даже не реагирует.

— Хорошо, какое кольцо ты хочешь? — всё ещё посмеиваясь, бормочет Мин, поцеловав её под ключицей.

Тэян на мгновение теряется. Она же говорила, шутя, не серьёзно, а Юнги… Юнги, кажется, крайне серьёзно настроен, словно и правда готов утащить её под венец прямо сейчас, вот так просто, не думая ни секунды.

— С больши-и-им изумрудом, — проглотив сомнения, говорит Пак.

— Этот недостаточно большой? — задумчиво стучит по её пальчику с кольцом.

— Нет.

— Хорошо, ещё что-нибудь? — просто соглашается, подперев подбородок, и внимательно смотрит на Тэян, всем своим видом показывая, что выполнит любой её каприз.

Даже если она попросит сжечь весь город, он охотно сделает это. Невозмутимо признает, что она имеет слишком большую власть над ним. Забава какая — охотник, кажется, стал жертвой.

Тэян хмурит брови:

— Почему ты так легко соглашаешься?

— Потому что это связано с тобой.

— Обычно мужчины соглашаются на всё, чтобы только затащить девушку в постель, — резонно замечает Пак. — Был опыт такой, ага, согласился на всё, я даже думала, что он согласится убить кого-нибудь, если я предложу, а потом смылся после первой же ночи. Нет, конечно, я тоже воспринимала это как одноразовую акцию, хотя, секс был неплох, но это я обычно бросаю мужчин после совместной ночи, а не они меня.

Тэян не замечает, как взгляд Юнги меняется — в бесконечной ласке и заботе появляется что-то темное, мрачное, тяжёлое. Он тянет Пак к себе, впивается в губы безжалостным поцелуем, одним махом выкидывая все посторонние мысли из её головы, уничтожает их, сжигает, обращая в пепел, который оседает на её коже крупными мурашками. Сжимает пальцами бедро, тянет на себя, заставляя согнуть ногу, и чувствует, Тэян касается коленом его бока.

Она осторожно сжимает ладони на его руках немного выше локтей, нежно гладит кожу, как будто заземляет, успокаивает и усмиряет. Прижимается близко-близко, уничтожая своей доверчивостью, открытостью для него одного, словно создана для него же. Для его касаний несдержанных, жестоких поцелуев. Для его тяжелой, бушующей любви к ней, уничтожающей всё на своем пути. Для его верности практически собачьей верности ей одной.

Сминает губы податливые, кусает несдержанно, практически до крови, а Тэян просто ведёт снова, как несколько часов назад. Уносит так далеко, откуда ей самой не вернуться, где есть только она и Юнги, и больше никого и ничего. В её маленький Ад, в котором Юнги — Дьявол, инквизитор, наказывающий её за каждый грех, которых из-за него же теперь бесчисленное количество.

Она в который раз выбирает гореть в очищающем огне, а после снова и снова падать в пучину греховности. Юнги — яд, змей-искуситель, толкающий её к краю обрыва, а Тэян делает последний шаг добровольно. Наперёд знает, что в той вязкой, липкой пустоте он ждать её будет, не даст разбиться, поймает в последний момент.

Совершенно не понимает, почему так в этом уверенна, но верить в иное не собирается. Обзывает себя глупой дурой, попавшей в чужие сети, но даже не думает выбираться, потому что знает, что ей здесь безопаснее. Жестокий зверь ласков с ней одной, он защитит, в обиду не даст.

(Лишь может сам обидеть, но тогда добровольно подавится собственным ядом.)

— Прекрати говорить при мне о других мужчинах, Тэян, — шипит ей в губы. Пак тянется за очередным поцелуем, но Юнги останавливает её, не даёт взять желаемое. Заставляет смотреть только на себя, крепко держа подборок своими пальцами.

Тэян смотрит из-под полуопущенных ресниц, соображает с трудом и тяжело дышит, снова и снова касаясь его груди своей. Думает, пытается анализировать, привести мысли в порядок, понять его реакцию.

Смотрит недоверчиво, обхватывая ладонями лицо, и сама дарит всю нежность, на которую только способна. Целует кончик носа, подбородок, лоб, щёки, всё, до чего только может дотянуться. Успокаивает, убаюкивает, лично закрывая его злобу и раздражение, ненависть и презрение ко всему под миллион замков. Оставляет прежнюю заботу только.

— Ты, кажется, очень натурально ревнуешь, — совсем беззлобно подтрунивает, продолжая осыпать самыми влюбленными поцелуями.

Юнги ревнует, да. Не скрывает и не отрицает, потому что ждал её слишком долго. В нём эгоистичное желание заставить её забыть обо всём, что было «до», оставить только то, что происходит сейчас, и любой момент из будущего, когда она всё так же рядом с ним. Когда дарит свою нежность и заботу только ему. Когда берет всё, что он может предложить.

Он бы оторвал голову каждому, кто касался её, но не может — это выбор Тэян. Каждый, с кем она была, — её выбор, и он будет считаться с ним. Примет то, что до него в её жизни были мужчины, пусть и как временное увлечение, потому что не сделать это было бы максимально эгоистично. Что, впрочем, абсолютно в его стиле.

— Не нужно. Даже если я говорю о каком-то мужчине, он всё равно навсегда в прошлом, его не существует для меня более. И никогда не будет существовать, потому что я — твоя. Безоговорочно.

Целует осторожно, как будто в противовес каждому его несдержанному жесту и действию, окружает заботой и обволакивает всей той любовью, которую может дать. Для Тэян не существует ни единого мужчины из своего прошлого — да и не то, чтобы она многих помнила до этого. Кого помнила, того по пальцам одной руки пересчитать можно, хотя и интрижек было бессчетное количество за долгие годы бегства. Да только все забылись сразу же.

Пак отпускает ситуацию, плывёт по течению, почему-то прекрасно зная, что дальше ей больно не будет. Крепко обнимает, мягкими махинациями заставляет Юнги расслабиться, перестать желать вырвать кому-нибудь хребет, сердце или оторвать голову. Успокаивающе гладит по спине меж лопаток, что-то тихо бормочет на ухо, какие-то настоящие глупости, вперемешку с глупыми шутками.

В Тэян мало света, если подумать, и Юнги всё чаще себя на мысли ловит о том, что единственное сходство Пак с ней — внешнее, не более. У Тэян скверный характер и грязный язык — иногда она выдает отборные ругательства, от которых даже у него после долгих лет жизни уши скручиваются в трубочки для напитков — и просто невозможная страсть ко всему плохому. Юнги в списке плохого, впрочем, занимает первую, лидирующую строчку.

За спиной у Тэян — куча отменного дерьма, в котором она погрязла. Это не история об истинном зле и настоящем свете, как было, когда он встретил Пак в её прошлой жизни. Здесь концентрация плохо зашкаливает с обеих сторон, а Тэян — не хрупкий цветок, который страшно сломать, крепче, чем нужно, обняв.

Эта Тэян нравится ему с самого начала. И, если быть откровенными до конца, Юнги и правда думал слишком много обо всей кошмарной ситуации, в которую попал по велению злого рока: искренне полагал, что Тэян нравится ему только потому, что у неё — её лицо. Думал, что она станет точной копией, и внезапно ошибся, поняв, что она в этой жизни — что-то иное.

Юнги даже засомневался бы в том, что Тэян — та, кого он ждал так долго, но кольцо, попавшее в её руки, и сны-воспоминания сделали свое дело, поставив точку в его размышлениях. Хотя, в какой-то момент Юнги даже поймал себя на мысли о том, что даже если Тэян — не она, он бы всё равно сделал все, чтобы Пак была с ним.

Потому что Тэян нравится ему не из-за того, что она — реинкарнация той, без которой он жизни своей не представлял, а потому что Тэян — это Тэян. Противная местами девчонка, у которой явно не всё в порядке с головой, раз она так просто впускает его в свою жизнь.

Юнги знает, что ему стоит рассказать ей многое, как можно скорее, иначе её неведение может стать большой проблемой, но не может позволить себе это сделать ровно до тех пор, пока не убедится в том, что она в безопасности. А для этого сначала ведьм Квартала по одной убить стоит. Ведь нет на свете ничего важнее мести, верно?

Впрочем, для него первостепенная задача — обезопасить Пак, а это, в свою очередь, напрямую связано со смертью поганого ковена. Её ковен, на самом деле, тоже можно будет стереть с лица земли как бы между делом, но об этом Юнги подумает немного позже. Когда убедится, что для неё это не будет иметь ровным счетом никакого значениях. Тэян лишь раз говорила о том, что ей будет всё равно, если её ковен перестанет существовать, но он всё равно хочет знать наверняка, быть уверенным в этом.

В Тэян и правда света мало, скудно мало, а в нём его вообще нет. Союз выходит мрачный, трагичный, как будто бы заведомо обреченный на провал, но это то, о чём Юнги хочет думать в самую последнюю очередь.

Он знает, что сделает всё для того, чтобы Пак была рядом с ним, но если та в какой-то момент откажет, поймет, что это всё — не для  неё, Юнги подождёт её следующей жизни и своего нового шанса.

В конце концов, у него для этого целая вечность есть. И есть только одна вещь, в которой Юнги всегда будет уверен — она будет прекрасна в каждой своей жизни.

В какой-то момент Тэян, вздохнув, легко толкает Юнги в бок, заставляя перекатиться на другую сторону кровати, а сама лениво садиться на постели, тянется сладко-сладко, раскинув руки в стороны. Легкое одеяло собирается вокруг её бедер, открывая для Юнги вид на спину.

Пак запускает пальцы в волосы, массирует кожу головы, скидывая остатки сна, и довольно улыбается, чувствуя приятную ломоту во всем теле. Опускает взгляд вниз, оглядывая грудь и живот на наличие следов прошедшей ночи, и, к своему удивлению, замечает, что их не так много, как она предполагала. Хотя, стоит заметить, что Юнги прекрасно справился с этой задачей.

Что самое несправедливое на взгляд Тэян, это то, что на нём, в свою очередь, не осталось ни следа. Тэян даже в какой-то степени завидует такой регенерации.

Пак вздрагивает, когда Юнги неожиданно обнимает со спины, держа обе руки поперёк её груди, удобно устраивает подбородок на ее плече, перед этим легко поцеловав в основание шеи. Тэян ведет плечами, потому что в этом жесте столько безграничной ласки, от которой у нее по коже бегут крупные мурашки. Смотрит на него с улыбкой, невесомыми касаниями убирая волосы с лица, что, впрочем, совершенно не помогает, потому что непослушные пряди снова падают вниз.

Всегда ли в его глазах было всё то, что Тэян видит сейчас? Всегда ли смотрел на неё с таким желанием, такой мрачной тоской? Она не замечала этого? Или Юнги просто умело скрывал эти эмоции всё это время?

— Уже убегаешь?

— Это моя квартира, так что технически убегать будешь ты, — смеется Тэян, смотря на него через плечо, и картинно закатывает глаза. не удержавшись, дует Юнги прямо в  лицо, потому что его непослушные волосы её натурально раздражают. Мужчина забавно жмурится, и выглядит просто очаровательно, совершенно уютно и комфортно. — Сейчас самое время убегать.

— Выгоняешь?

— Предупреждаю, — коротко целует кончик его носа. — Потом убежать не получится. Привяжу тебя к себе верёвками. И всё! Спектакль окончен.

— Верёвками? — мужчина строит крайне задумчивый вид. — Не уверен, что это...

Тэян резко перебивает его, положив пальчик на губы:

— Не поняла сейчас, — она очень натурально хмурит бровки. — Действительно убежать хочешь что ли? Я-то думала, что тебя будет сдерживать возможность быть со мной, а не верёвки, а оно вон как, — фыркает, снова глаза закатывая. — Я поняла тебя, можешь идти отсюда прямо сейчас. У меня, кажется, началась аллергия на змей.

Юнги невозмутимо выпускает смешок, опуская голову так, что выражение его лица Тэян не видно из-за спадающих вниз волос. А после чертит линию невесомых поцелуев на её плечах и ключицах.

— Не подлизывайся. Я поняла уже, что ты не хочешь здесь находиться, вот и вали.

Пак дергается в его руках, как будто и правда освободиться может, но в каждом её действии сквозит ленивость. Создает видимость активного сопротивления, хотя больше всего на свете хочет продолжить нежиться в тёплых объятиях, дарящих чувство защищённости, заботы.

Юнги подушечками пальцев скользит по её бокам, вызывая ещё больше мурашек, и Тэян снова блаженно улыбается, склоняя голову к плечу и подставляет шею для его поцелуев. Охотно открывается, принимает осторожные ласки, пока он зацеловывает следы, оставленные им же ночью, и, впрочем, даже не жалеет из-за того, что оставил их так много. Тэян, наконец, смотрит на время, щурится, потому что зрение подводит и понимает, что время уже далеко после полудня.

Обречённо стонет, закидывая голову назад:

— Шухуа меня просто убьёт. Я опоздала на работу. Снова.

— О, поверь, она убьёт скорее меня, чем тебя, — хрипло смеётся мужчина.

— Да вообще не важно, кого-то она точно убьёт! — невесомо бьёт его по рукам, как бы намекая, чтобы Юнги её отпустил, что он, на удивление, и делает, пусть и с большой неохотой. — Как неприятно, оказывается, быть чрезмерно самостоятельной.

Тэян соскальзывает с кровати, шевеля пальчиками, невозмутимо подхватывает рубашку Юнги с пола, накидывая её на себя и скрывая собственную наготу, а после, на носочках, топает к окну, одним резким движением отодвигая штору в сторону, и щурится от яркого света. И, хотя солнце уже на другой стороне, свет от него всё ещё ярок.

— Ты можешь не работать, — невозмутимо замечает Юнги, откидываясь на подушки.

— Ага, а кассу в баре я за какие гроши набивать буду? А табачные магазины как без моих денег проживут? Ты что-то путаешь, дорогой, моя потребность в медленном, но верном убивании всего живого вокруг меня, стоит денег, а их нужно зарабатывать, а это значит, что я должна на работу ходить. Или подожди-ка.

Она поворачивается и шутливо щурится:

— Содержать меня будешь?

Юнги делает вид полной задумчивости:

— Почему нет?

— И я буду сидеть в твоем жутком особняке, играть роль противной фифы и воротить нос каждый раз, когда ты будешь дарить мне колечко с тремя бриллиантами, а не четырьмя, как я хотела? — глупо хлопает ресничками, прикладывает палец к губами и выглядит так, словно сошла со страниц клишированной книги о далеко не глупой охотнице за чужими миллионами.

— Если ты попросишь кольцо с четырьмя бриллиантами, я подарю тебе кольцо с четырьмя бриллиантам, не переживай, — искренне смеётся Юнги. — Всё, что пожелаешь, умная, абсолютно всё будет в твоих руках. К тому же, вовсе не обязательно сидеть в моём жутком особняке, который совершенно не жуткий. Перед тобой весь мир, Тэян, только скажи, и я отвезу тебя, куда ты захочешь.

— Какой ты, оказывается, романтик! — беззлобно подтрунивает, весело хлопнув в ладоши. — Хм, чего же я хочу? — тянет медленно, как будто и правда раздумывает, и короткими шажками подходит снова к кровати со стороны Юнги, наклоняется над ним, ладошками прижимая края рубашки к груди.

— И чего же ты хочешь? — в тон ей говорит мужчина, склоняя голову на бок, к плечу.

— Мирового господства хочу! — Тэян шепчет практически заговорчески. — Хочу, чтобы весь мир стоял передо мной на коленях, восторгался мной, буквально боготворил меня, словно я — лучшая женщина, которую они только видели. Словно я — настоящее божество, спустившееся по их души! Устроишь?

Возможно, Юнги давно потерял рассудок из-за неё, но Тэгу на колени перед Тэян он уже сейчас готов поставить.

— Впрочем, сейчас меня устраивает и то, что один конкретный мужчина стоит передо мной, буквально между моих ног, на коленях и делает какие-то жуткие вещи своим моментами чрезмерно болтливым языком. Так что…- она коротко касается его губ своими. — С захватом мира можно подождать. Во всяком случае до тех пор, пока я не получу свою утреннюю дозу кофеина. Кофе будешь?

— Три в одном?

— А то!

Тэян удивляется, но Юнги по не понятной ей причине соглашается.

Утро проходит в какой-то легкой, уютной атмосфере. Юнги не упускает возможности поцеловать её, коснуться, обнять, становится похожим на огромного кота, который требует внимания, и Тэян просто не может улыбаться каждый раз, когда, выскальзывая из объятий, она видит недовольное выражение на его лице.

Как будто в качестве утешительного приза целует его постоянно в кончик носа или шрам. Ей всегда было особенно интересно узнать, как Юнги выглядел без этого шрама, и, благодаря собственным снам, у Тэян эта возможность появилась. Правда, она совершенно не уверена, каким Юнги нравится ей больше — со шрамом или без.

Хотя, впрочем, Тэян легче сказать, что ей просто нравится Юнги. Слишком сильно нравится. И совершенно не важно, со шрамом или без, абсолютно не важно.

Тэян не успевает уследить за ним, так что в какой-то момент Юнги снова ловит ее в объятия, а после одним уверенным движением сажает на столешницу у плиты. Устроившись между разведённых ног, собственнически обхватывает ее бедра и тянет к себе, впечатывая в собственную грудь. Его незастёгнутая рубашка на Тэян немного приоткрывается, распахивается, из-за чего Мин теперь может в полной мере ощущать ее нежную кожу своей.

— Да ты шутишь? — картинно вздыхает Пак, хотя на самом деле она и не против даже.

— Послушай, торопливая, — вдруг слишком серьёзно говорит Юнги, обхватывая её лицо ладонями. Большими пальцами скользит на линию челюсти, нежно приподнимая подбородок.

— О, серьёзный разговор, да? — Тэян выпускает короткий смешок. — Сейчас скажешь не придавать большого значения тому, что было ночью? Типа, разовая акция? — старается отшутиться, хотя сердце в груди тисками как-будто сдавливает, потому что Пак меньше всего хочет, чтобы он и правда сказал то, что она озвучила.

— Что? Нет, конечно, — Юнги хмурит брови, как будто правда не понимает, как что-то такое могло прийти ей в голову. Он же говорил, что, черт, теперь отпусти её.

— Что ж, тогда я спокойна. Продолжай.

— Знаешь, есть некоторые вещи, которые я должен тебе рассказать, но по ряду причин пока не могу этого сделать, — осторожно начинает Юнги, как будто боится, что его слова будут восприняты ею как-то плохо. Впрочем, он думает, что будет странно, если она спокойно отреагирует на факт того, что от неё что-то скрывают. — Я понимаю, что с моей стороны очень самоуверенно и нагло просить тебя об этом, но… Если так получится, что ты каким-то образом узнаешь обо всём не от меня, пожалуйста, не делай поспешных выводов и позволь мне потом всё объяснить.

Тэян хмурится, задумчиво бегая взглядом по сосредоточенному лицу мужчины:

— Это что-то серьёзное?

— По моему мнению, да.

— И причина, по которой ты пока не можешь мне рассказать об этом, имеет значение? Типа, не просто «не хочу», «не буду» или «вообще насрать»?

— Не подходящий момент. Понимаю, насколько погано звучит, но всё равно смею попросить немного подождать. Хотя бы до тех пор, пока ты сама не вернёшь свою магию, чтобы... Чтобы мне было спокойнее, и я знал, что ты сможешь защитить себя.

— Ага, то есть это в какой-то степени связано с тем, что я всего лишь хлюпкий человечишка, который может в любой момент умереть, да?

— Да.

— Окей, — просто жмёт плечами Пак. — Я, конечно, могу повонять из-за этого немного, но ладно. Узнаю о чём-то раньше времени и не от тебя, дам шанс объясниться, так уж и быть. Но сразу говорю, если всё очень хреново, тебе придётся очень постараться, чтобы я не дала тебе по морде, — она поднимает мизинчик. — Обещаю.

— Спасибо, — Юнги сцепляет свой мизинец с её, с едва заметной улыбкой поглядывая на подобного рода жест. Слишком по-человечески выходит. — За понимание.

— У меня сейчас слишком много вещей, о которых нужно подумать, и, честно говоря, я лучше буду ломать голову над тем, что ты мне что-то не рассказал, чем над тем, что именно я не знаю, но судя по всему, должна знать. Живу с принципом, чем меньше знаю, тем крепче сплю, и тебе советую.

Юнги хочет сказать ей что-то, но Тэян быстро перебивает:

— Только давай сразу уточним, у тебя же точно нет жены и двоих детей, да? — с усмешкой тянет она, весело играя бровями.

— Говорю в сотый раз: нет, — с театральной усталостью отвечает, картинно закатывая глаза.

— Ну и всё тогда!

Пак смеется. В голове появляется навязчивая мысль о том, что она упустила что-то важное. Опять.

II.

В середине следующей недели Мина, как и обещала, связывается с Пак. Говорит, что заклинание расшифровала. И, как она и предполагала, оно отлично подходит к ситуации — действительно может вернуть магию Тэян. Из минусов — нужна жертва виде ведьмы, силу которой Пак, по сути, заберёт. Пак была готова к этому. Многие заклинания подразумевают кровопролитие, чье-то убийство, она прекрасно знает об этом. Наверное, Тэян больше удивилась бы, узнай, что жертва вообще не нужна.

Главное правило ведьмы — если заклинание не требует крови, то это плохое заклинание, которое ни в коем случае не нужно использовать. В этом плане темная магия всегда привлекала её больше — любое заклинание требует крови и, чем больше этой самой крови, тем сильнее получается магии. Подвохи в тёмной магии обычно в этом и кроются: цены иногда непомерно высоки.

Не каждая ведьма готова их заплатить.

Не каждая готова пролить чужую кровь, довольствуясь заклинаниями, основа которых — их собственная кровь.

Тэян даже шуточно интересуется, может ли она убить кого-нибудь из клана Мины, и внезапно получает список из имен ведьм, которые бесили девушку до ужаса. Пак ничего не отвечает — в ведьмах и правда нет ничего святого. Члена собственной семьи вот так просто готовы убить. А для чего?

Тэян всё ещё не понимает мотивов Мины, о чём она спешит поделиться с Шухуа.

— Видишь? — хмыкает вампирша, закидывая ногу на ногу. — Даже не придется искать кандидатку, ведьма заботливо предложила парочку вариантов.

На Шухуа — потрясающая бордовая рубашка и черная юбка в пол, и Тэян думает, что она — та самая Вампирша с большой буквы, заставляющая юных дураков и дурочек желать обращения.

— Это твой ковен, — спешит как будто напомнить Тэян, ставит на стойку кружку с горячим кофе и падает на кресло. Закидывает одну ногу на подлокотник и лениво скидывает на пол черную туфлю на небольшом каблучке.

— Да я б сама его сожгла, — невозмутимо хмыкает Шухуа. — Не испытываю никаких теплых чувств от его существования, поэтому… К Полозу его, вот правда.

— Я не знаю, всё как-то слишком хорошо. Я нашла заклинание, оно требует только крови ведьмы, моя личная жизнь, в целом, наладилась, кажется. И я чувствую себя счастливой. Что может пойти не так?

— Абсолютно всё. Начнём с того, что идея трахаться со змеем Круга — плохая идея, которая показывает, что мозгов у тебя маловато.

— Кто бы говорил, — закатывает глаза Тэян. — Давно с Намджуном виделась?

Тэян, на самом деле, доподлинно даже не знает, какого рода отношения между Шухуа и Намджуном, но всё равно не упускает шанса ударить по этой теме каждый раз, когда вампирша открыто осуждает её отношения с Юнги.

Скрыть их от Шухуа не получилось, хотя Тэян и не старалась особо. Стоило ей только увидеть алые росчерки на шее Пак, её довольную улыбку, Шухуа поняла абсолютно всё и её лицо, полное нескрываемого презрения, до сих пор иногда преследует Тэян. Вампирша говорит, что от Тэян за версту пасёт змеями, в особенности Юнги, и это, по словам вампирш, самый отвратительный запах, который только может быть в мире.

Тэян не понимает, почему Шухуа так настроена против Юнги, и, сколько бы не спрашивала ответы получает пространственные, сухие, мол, всё это дела минувших лет. Юнги, когда Пак интересуется уже у него, только и говорит, что у Шухуа просто скверный характер.

— Я с ним не трахаюсь? — звучит, впрочем, не как уверенный ответ, а вопрос, на которой она сама нуждается в ответе. — А то, что он мечтает обо мне холодными ночами, — это только его проблема, — грубо посмеивается Шухуа. — С тех пор, как я обратилась, вопрос любовных отношений перестал иметь для меня какую-либо актуальность. Девочка, которая любила змея Круга, очень сильно обожглась, потому что, что бы там ни было, о какой бы любви он не пел мне, Намджун всегда выберет его. Долбанного змеиного короля. Я не даю этому парню шанс, потому что он бросит меня сразу, как только великий, — тянет с самым настоящим призрением в голосе. — Полоз прикажет. Потому что эти тупоголовые придурки  привыкли подчиняться своему ублюдочному королю во всём. Ненавижу змей, Тэян, и тебе советую.

И по тону Шухуа слышно, что это настоящая правда. Хотя, наверное, до этого вампирша ненавидела змея не так сильно или открыто. А в последнее время у неё как будто внутри что-то прорвало. В буквальном смысле.

Тэян всё ждет подходящего момента, чтобы заявить, что из Шухуа яд сочится сильнее, чем из любой змеи, которую она вообще когда-дибо встречала.

— А мне казалось, что вы с Юнги — практически приятели.

— Раньше нас объединяла общая цель, — в какой-то степени соглашается Шухуа. — Но теперь… Чувствую, что наши цели существенно отличаются. Я придерживаюсь прежнего ориентира, а он... Он сместил все внимание на что-то иное. И меня это неимоверно раздражает, настолько, что я банально хочу открутить ему голову, да выкинуть в Тихий океан на съедение рыбам и прочей подводной живности.

— В каком смысле?

Тэян, конечно примерно понимает, в чём дело, но… Ей все ещё крайне не понятна связь между собой и Тэиль. Почему все в этом городе вообще так носятся с покойницей, которая неизвестно когда вообще переродится?

— Все змеи в этом городе, некоторые вампиры и вес Круг пять веков ждали кое-кого, — Шухуа не упоминает имен, говорит пространственно, и Тэян кажется, что она что-то не договаривает. — Но Юнги, очевидно, слишком увлечён тобой.

— Почему тебе это так не нравится?

— Всё вокруг него умирает. Люди, растения, животные, вообще всё. Он несет смерть любому, кто имеет неосторожность любить его. Поверь, я-то знаю. Мы с этим придурком знакомы уже пять веков и, если честно, за эти годы я ни разу не видела, чтобы люди или другие существа рядом с ним были счастливы.

Тэян предельно серьёзно смотрит на вампиршу:

— Шухуа, почему мне кажется, что ты мне что-то недоговариваешь?

На самом деле, Пак думает, что все, кого она встречает в этом городе, ей что-то не договаривают, в том числе и Юнги. Из-за последнего печальнее всего — разве отношения, в которых они оказались как-то совершенно случайно, не подразумевают доверие? И, вроде бы, Юнги доверяет ей, так часто открывается, буквально спиной поворачивается, прекрасно понимая, что она, если захочет, нож меж лопаток легко вонзит, но всё равно делает это.

А с другой стороны, Тэян всем своим нутром чувствует, что он не говорит ей о чем-то, хотя, как ей кажется, и хочет. И это разочаровывает, обижает в какой-то степени.

— Потому что у тебя мозгов мало, вот и придумываешь всякий бред, — отмахивает Шухуа, закатывая глаза.

Ей хочется на весь мир кричать о том, что Пак — дура. Хочется каким-то невероятным образом доказать ей, что он с ней только потому, что она выглядит так же, как и Тэиль, не больше, не меньше. Хочет вбить в её голову то, что Юнги счастья не принесет, станет погибелью, но даже не знает, как.

Шухуа наперед знает, что это плохо закончится. Юнги снова станет причиной смерти Тэян, только почему-то никто не понимает этого. Даже Намджун — идиот пустоголовый! — выбирает сторону своего долбанного короля, а не Шухуа, и не понимает очевидного. Вампирша просто не знает, что делать с этим.

И теперь, когда Тэян окончательно впустила его в свою жизнь, сама не ведая, что делает, Шухуа вообще ничего сделать не может. Если только дать пару раз Пак по голове, да отвезти на другой конец страны, да только Шухуа не уверена, что у неё это получится. А если и получится, то удержать Тэян у неё тоже не получится — как уедет из Тэгу, так и вернётся. И снова упадёт в объятия своего поганого змея, которого Шухуа всей своей душой ненавидит и презирает.

Шухуа для себя твёрдо решила — она расскажет обо всём Тэян. Немного подождёт, пока та вернёт свою магию, и расскажет. Тогда Пак ничего не остановит, если она решит уехать, на что вампирша искренне надеется.

— Шухуа, — с нажимом тянет Тэян, смотря на нее взглядом, мол, серьёзно?

— У змеюки своей спроси, что ты ко мне прилипла, как банный лист? — грубит вампирша, закатывая глаза. — И вообще, иди-ка отсюда, не могу сидеть здесь, пока от тебя им пасет так, как будто ты вылила на себя литр парфюма. Пожалуйста, — соединяет ладони в молебном жесте. — Перед тем, как на работу приходить, посиди пару часов в душе, потому что мне кажется, что я просто задохнусь сейчас.

— Ты просто невыносима, — устало стонет Тэян, понимая, что разговора нормального не выйдет.

— А ты поразительно глупа, но я же молчу.

— Ты сказала мне об этом миллион раз. Я чувствую, как ты угнетаешь меня.

— Пожалуйся кому-нибудь. Юнги, например, я уверена, он не упустит возможности оторвать мне голову.

Тэян закатывает глаза. Эта вражда просто отвратительная.

На какое-то время воцаряется тишина. Она, впрочем, не кажется тяжёлой или что-то в этом духе. С Шухуа приятно молчать. Вообще-то, с ней гораздо приятнее молчать, потому что, стоит вампирше открыть рот, как поток грубости и яда уже не остановить. Вообще-то, Тэян даже не знает, как с Шухуа вообще можно уживаться.

Наверное, думает она, Намджун — самоубийца, потому что крутиться вокруг этой особы просто невозможно без вреда для здоровья. Впрочем, сама Тэян явно не лучше — она, почему-то, в Шухуа видит практически друга. Близкого, черт возьми, друга, и это просто… Нечто странное.

— Спрашивай уже, — фыркает Шухуа, устав терпеть на себе тяжелый взгляд Пак.

— А?

— У тебя взгляд такой, словно тебе пять и тебе интересно, почему небо, черт возьми, голубое.

— А почему оно голубое? — смеется Пак. — И трава почему зеленая?

— Потому что маленькие гномы каждый день её красят, а когда они помирают в зимнее время, траву некому красить, вот она и выглядит, как дерьмо, — очень серьёзно кидает вампирша, закатывая глаза.

— Очень реалистично. А мне мама всегда говорила, что это природа-создательница старается.

— А природа-создательница тем временем покуривает папиросы на своей божественной вилле и в ус не дует, пока гномы — бедняжки — страдают из-за нее.

— Ты просто потрясающая, знала?

— Херовый комплимент, давай по новой.

— Так почему небо голубое?

— А мне откуда знать? Спроси лучше, какой аромат лучше змеиного.

— И какой? — теперь пришла очередь Тэян закатывать глаза.

— Любой!

Пак вздыхает:

— Кем на самом деле является Чимин?

Её этот вопрос мучает уже долгое время, но она никак не может найти верный ответ. Она, если подумать, перепробовала всё — даже таскала с собой аконит, полагая, что Пак может быть оборотнем, но ничего, её теория провалилась буквально с треском. Он не вампир, она бы поняла, почувствовала бы.

— В смысле? — переспрашивает Шухуа, хотя понимает суть её вопроса. Под внимательным взглядом Пак вампирша всё-таки сдается. — Да чертовщина он сплошная. Я бы сказала, бесёныш проклятый.

Тэян выгибает бровь, потому что ждёт более ёмкого ответа, так что Шухуа продолжает:

— Чимин — брат Тэиль. Знаешь, этот противный младший брат, который в каждой бочке затычка. Он меня всегда натурально раздражал. Мозгов в силу возраста маловато, зато шило в жопе размером с Тихий океан. Он был вездесущей противной задницей, которую мне всегда хотелось утопить в какой-нибудь канаве или луже. Но семейка у них вышла удивительная, одна с Полозом якшалась, другой… Другой колдуном оказался, да не мне тебе рассказывать, насколько колдуны — редкие птицы в нашем обществе. Когда Тэиль погибла из-за змея поганого, мы с ним как-то… э-э-э, общий язык нашли. Горе, как известно, сближает. Когда я обратилась, он, несмотря на то, что так же желал увидеть падение нашего ковена, когда бы оно не произошло, пошел по иному пути. Ведьмы в этом городе, если подумать, ни с кем не ладят: ни с вампирами, ни со змея, ни с оборотнями. А Чимин-то вампиров вообще на дух не переносит.

Шухуа по-хозяйски тянется к чашке с кофе Тэян и морщится, делая глоток, потому что мерзость несусветная этот три в одном. Пак закатывает глаза — в её жизни слишком много мажоров, которые не любят три в одном.

— Но стоит отдать должное, этот бесёныш — талантливый колдун. Иначе как объяснить то, что он, оставаясь колдуном, живет пять веков?

— Подожди, ты шутишь? — если бы Тэян пила кофе, то точно подавилась бы. — Он — колдун? Простой колдун?

— Может, и не простой, Чимин передо мной не отчитывался никогда, и, слава Богу, мне хватает только одного проблемного Пака из их дебильной семейки. Я знаю, что он не обращался. Сначала я думала, что он мог заключить сделку с Полозом, потому что он в какой-то степени может даровать бессмертие, но за все эти годы я никогда не чувствовала от него змеиного зловонья. Поверь, оно бы было, потому что вмешательство змей ощущается всегда очень сильно. Даже сильнее, чем ведьмовское — после одного тесного контакта с Юнги, например, после того, как он спас тебя и на руках таскал, им же от тебя пасло так, словно вы трахались уже тогда. Поэтому я быстро отмела этот вариант.

Тэян задумчиво смотрит на свои руки. Она никогда не слышала о колдунах, которые могли бы жить так долго. Её теперь так и подмывает сорваться и допросить Чимина лично. Потому что, если он и правда все пять веков оставался колдуном, да ещё и так хорошо сохранился — да Тэян ему бы с трудом двадцать пять лет дала — это просто какая-то запредельная магия, которую она очень хотела бы постичь.

— Уж не знаю, из каких молодильных яблок этот черт делает себе шарлотку, да и знать не хочу. В любом случае, он всё ещё жив, всё ещё меня жутко бесит, но оторвать ему макушку я не могу. И даже не из-за уважения к его сестре, а просто потому, что это он скорее вырвет мне сердце. Талантливый, как колдун, не могу этого не признать.

— Тебя все раздражают, это уже аксиома, — тянет Тэян, но в голосе её всё ещё звучит огромное удивление. Она поражена историей бармена: в последнюю очередь она бы подумала о том, что он — колдун. — Надо же, я так часто с ним тесно контактировала, и даже подумать не могла о том, что он — колдун. Я допускала огромное количество вариантов, даже подумывала, что он в вампиры заделался, а моё ведьмовское чутьё меня банально подводит. Думала, что он может быть и змеем, потому что их слишком много в этом городе, но…

— Чимин бы захлебнулся собственным ядом, но не стал бы кем-то из свиты Полоза. Он его в какой-то степени презирает. Вернее, так было до последнего столетия, а сейчас… Сейчас, кажется, остыл. Если однажды увижу, как он с вонючим его величеством пьёт пиво в субботу, не удивлюсь.

— Ещё вопрос, — Тэян решает воспользоваться тем, что Шухуа вполне охотно начала отвечать на её вопросы.

— Валяй.

— Я встречала Полоза за всё то время, что работаю здесь? — с неподдельным интересом интересуется Пак.

Шухуа, не задумываясь даже, отвечает:

— Было дело.

— Много раз?

— А чёрт его знает.

Тэян стонет: Шухуа поняла, что вопросы из Пак будут сыпаться вечность и отвечать нормально теперь не намерена.

— Да ты шутишь!

— Определённо точно. Не могу сказать, сколько раз ты его видела. Может, целую сотню, в конце концов, я за тобой не слежу. И я тебе не мамка, чтобы внимательно следить за каждым твоим вздохом и за тем, с кем тебе общаться. Так что тут сама узнавай, решай, у тебя прекрасный источник ответов на все-е-е твои вопросы, включая вопросы о зеленой траве и голубом небе. Твоя гадюка живет кучу столетий, точно знает. Уверена, он ещё и званые ужины для всех тиранов в истории устраивал.

Тэян пропускает эти слова мимо ушей. Она встречала столько людей за время жизни здесь, столько ведьм и змей — один из них очень натурально живет в её квартире, а второй обитает в постели; хотя, наверное, лучше сказать, что это она обитает в постели Юнги — что понять, кто из них — змеиный царь, просто невозможно.

Поразительная вещь, однако. Будь Тэян простым человеком, она даже не задумалась бы о том, что вокруг неё могут быть подобные существа. Не поверила бы. А сейчас она на полном серьёзе рассуждает, кто из тех, кого она встречала за последние месяцы, мог бы оказаться Полозом, королём змей.

Она даже внезапно подумает спросить об этом у Юнги. Попросить, чтобы тот хотя бы на словах описал Полоза, чтобы она, упаси змеи, не обматерила змеиного короля на чем только свет стоит. Или она уже?

Интересно, а Полоз бы убил её за такое? Или, в качестве исключения, отпустил бы по доброй памяти, потому что она периодически греет постель Юнги, змея круга? Столько вопросов, а ответов на них практически нет.

Кроме того, мысленно Тэян всё время возвращается к заклинанию, способному вернуть ей магию. Она не может понять, что её в нём напрягает, что кажется подозрительным, а все её догадки никто не может ни подтвердить, ни опровергнуть.

Тэян подозревает, что ей не целесообразно приносить в жертву ведьму Тэгу, потому что у этого будут плохие последствия. В чём Пак, впрочем, не уверена, а Мина не говорит по этому поводу ровным счетом ничего. Если, всё-таки, она права, то ведьму искать нужно вне города, а это значит, что придётся тратить лишнее время. И Тэян может банально не успеть к новолунию, в которое, по словам Мины, лучше всего будет создавать заклинание.

Пак вздыхает. А потом вдруг понимает — она буквально знакома с колдуном, который живёт свыше пяти веков.

Чимин, наверняка, может сказать что-то дельное.

Впрочем, ощущение, что кто-то обводит её вокруг пальца, никуда не исчезает.