little death — the neighbourhood

I.

Тэян с задумчивым видом оглядывает украшения на прилавке. Мысленно проклинает себя, на чём только свет стоит, потому что потерять старый оберег, зная, что от этого буквально зависит её жизнь — это ещё постараться нужно. Ну, или быть самой настоящей дурой. Так что, необходимость найти новый оберег, лишь бы скрыться от своего ковена, жаждущего её крови, только возросла. Ей теперь остаётся только надеяться на то, что этих нескольких дней, в течение которых она по привычке даже нет обращала внимания на браслет — она ведь никогда не теряла обереги, да и сделать это, по сути, очень сложно, так что острой нужды в этом просто не было — никто из ковена не сумел обнаружить, где она, воспользовавшись отсутствием скрывающей магии. Особенно сильно на это надеяться приходится тогда, когда Пак, плюнув на всё, решила остаться в Тэгу. В город отчего-то тянет и Тэян просто не может уехать, хочет, да сердце не лежит к этому.

И Пак понять не может причину, а от того начинает параноить еще больше, оглядываясь на каждый шорох, словно Мать-природа решила сделать последний ход и забить гвоздь в крышку её гроба. Как будто посчитала, что отсутствие сил не достаточное наказание на её голову за то, что Пак использовала чёрную магию. Подумаешь, чёрная магия — некоторые ведьмы больший вред приносили, используя обычную, а тут Мать-природа решила спустить всех собак на неё.

Впрочем, запрещённая магия на то и запрещённая магия, чтобы её использование каралось наказанием. Не Тэян жаловаться, уж точно не ей. Хотя бы потому, что достичь своей цели она могла и с помощью обычной магии, просто на это ушло бы гораздо больше времени. В те времена терпение не было её сильной стороной, поэтому-то Пак и оказалась там, где оказалась. Сама и виновата во всём дерьме, что с ней происходит, поэтому чаще всего запрещает себе жаловаться.

А на кого, собственно говоря, жаловаться? На саму себя? Ну, нет, раздутое эго просто не позволяет Тэян это делать.

Всё, что ей остается, это реагировать на каждый шорох за спиной, надеясь, что это не ковен вышел на её след, или не Мать-природа решила забрать то, что принадлежит ей же — жизнь Пак. Какой бы доброй Природа не была к своим детям, забыть о том, что это — далеко не семейные отношения, себе дороже. Семейного здесь маловато, скорее вечное рабство, в котором любая ведьма или оборотень подчинены Матери. А она, в свою очередь, редко проявляет милосердие — чаще всего наказывает, ломает-ломает-ломает, безжалостно обрекая на муки, на страдания либо при жизни, либо на Той стороне.

И Тэян даже не уверена, что хуже — страдать до или после смерти. Жизнь ведьм ограниченная, а вот пребывание на той стороне — нет. Вряд ли найдется кто-то, кто готов страдать оставшуюся ему вечность. И почему-то Тэян думает, что ей Матерью уготовлена не лучшая участь: она будет страдать и при жизни, и проживая оставшуюся вечность уже на Той стороне.

Тэян оставалось только настораживаться, постоянно оглядываться. И при этом она даже не думала уезжать, потому что…чёрт знает, почему.

В любом случае, это только ещё больше убеждало её в том, что ей нужен защитный оберег. А еще лучше, пара тройка оберегов, потому что… Жизнь ей, все-таки, дорога, хотя со стороны так может не показаться.

Или она просто дура, раз решает осесть в ведьмовском городе. Кто знает, чем ей это может обернуться?

Вряд ли чем-то хорошим.

Ведьмы квартала говорят, что им запрещено колдовать, но обереги и тотемы были иной историей. Эти предметы обычно существуют многие века и зачаровываются задолго до того, как находят своего хозяина, а от того и цена на них обычно оказывается непомерной. За свой последней оберег ей пришлось пойти буквально по головам, а потому она до сих пор не понимает, как посмела потерять его.

— Подсказать что-нибудь? — участливо интересуется молодая девушка за прилавком, вставая перед Тэян.

Та исподлобья окидывает её взглядом, подмечая чёрные коротко стриженные волосы и прямую чёлку, двойные стрелки от нижнего и верхнего века, обилие золотых украшений и проницательный взгляд, колючий такой и почему-то как будто бы знакомый. Тэян это настораживает, заставляя с большим рвением выбирать украшение. Не нравится ей это место, но, говорят, эта лавка — единственная в городе, где можно купить зачарованный на скрытие предмет. Остальные продают безделушки, которые не то что не спасают, которые даже украшением приличным назвать нельзя. Тэян в этом сама убедилась, когда прошлась по некоторым магазинчикам с такой спецификой — магии там она не почувствовала от слова совсем.

В отличие от этой лавки, в которой каждая доска. кажется, пропиталась насквозь сильнейшей магией. Так что Тэян не сомневалась, что здесь ей удастся найти то, что нужно.

— Не нужно. Сама разберусь, — отмахивается Тэян.

Особенность защитных оберегов в том, что не ты их выбираешь, совсем нет — это они выбирают тебя. Только амулет, который выбрал тебя, а не наоборот, может не только достойно защитить, но и не навредить ко всему прочему, как это будет, если выбрать украшение, не слушая свое сердце.

Такие амулеты не всегда даже зачарованы на что-то конкретное. Чаще всего они, как какой-то живой организм, просто выполняют волю выбранного ими же хозяина. В ведьмовских кругах считается, что, чем сильнее оберег, который «выбирает» тебя, тем выше твоё величие в ведьмовском мире.

И, конечно, помочь в этом непосильном занятии никто не может. Все, что требуется Тэян, это хорошенько слушать свое сердце.

Собеседница только усмехается:

— Ну, конечно, как я могла подумать, что ведьма позволит выбрать кому-то защитный амулет. И правда глупость какую-то сморозила.

— Какие-то проблемы? — фыркает Пак, подцепляя кольцо с изумрудом и поднимая его на свет, задумчиво рассматривая драгоценный камень. — Ты ведьма Квартала? Я принесла вам проблем с вампирами своей просьбой? Если это так, не могу сказать, что мне жаль, это просто способ не умереть, да и вы, если подумать, сами виноваты, раз дали вампиру столько власти, я тут не причем.

На фоне других оберегов кольцо меркнет, кажется не таким симпатичным, но Тэян почему-то именно от него и не может отвести взгляда, медленно надевая на средний палец и придирчиво осматривая его уже на руке и резком контрасте с белой кожей. Вот оно, то, что нужно.

Тэян чувствует, что просто не может расстаться теперь с этим кольцом, потому что оно выбрало её, а не кого-либо еще. Это — её оберег, единственное, что сможет защитить её.

— Упаси Полоз быть ведьмой Квартала, — смеётся девушка, опираясь локтями на стойку. Рукава-фонарики её красно-белого топа, похожего на бандану по своей расцветке, симпатично теряют форму. — Пятно на репутации! Была ей когда-то… Веков пять назад, до того, пока не обзавелась клыками, — скалится она.

Тэян выгибает бровь и качает головой: всю жизнь ей везло лицом к лицо не встречаться ни с одним вампиром, а тут уже второй за двое суток. Она явно идёт на рекорд, хотя, понятное дело, такое рекордсменство не приносит ей какой-либо радости.

Тэян, честно говоря, просто в ужасе — вампиры её всегда особенно пугали. Так что она просто хочет надеяться, что эта вампирша — последняя, которую она встретит хотя бы в ближайшую неделю. Конечно, думать, что она не встретит вампиров вообще, очень глупо, потому что…А чего еще ожидать от вампирского города? Но надеяться на минимализацию таких встреч Пак вполне себе может.

До добра встречи с вампирами точно не доведут.

— Вампир-продавец в ведьмовской лавке? Абсурд. Учитывая то, насколько у ведьм и вампиров хреновые отношения в этом городе.

— Поплачь, — отмахивается вампирша, пожимая плечами.

— На том свете если только, — хмыкает Пак и снова смотрит на кольцо. — Какое уродство.

— Отдай сюда тогда, — брюнетка требовательно тянет руку вперед и дергает пальцами.

— Ещё чего. Как бы тебя ни звали, ведьма-неведьма, я беру его, — заключает Тэян и тянется в маленький карман на большой куртке болотного оттенка за кошельком. — Сколько?

— Для грубиянок акция, бери просто так, — отмахивается девушка, неотрывно глядя на кольцо на пальце Пак.

Та хмыкает и прячет ладони в карманы широких штанов с огромным количеством карманов:

— Типа на, радуйся и порти жизнь другим? — в ответ получает только кивок. — Моя жизнь наполнена поразительной удачей в последние дни, не считая, конечно, постоянных встреч с вампирами. Что это? Белая полоса? — бубнит Пак скорее для самой себя. — В любом случае, спасибо.

— Заходи ещё. Давненько не хотела во время разговора сломать ведьме хребет.

— Лучше бы сломала, — бубнит себе под нос Тэян, хотя вампирша явно слышит её.

Ноги её здесь не будет более, жуткое местечко.

Пак выходит, бегло кланяясь мужчине на входе, что придерживает перед ней дверь, пропуская, опускает на нос очки солнцезащитные и, быстрым шагом, бегая то и дело боковым зрением по сторонам, уходит под звон цепочек на шее и бедре. Думает о том, что стоит найти работу — последняя заначка практически закончилась, так что, если она планирует остаться в городе, нужно решать эту проблему.

Найти работу и квартиру, чтобы не ютиться в отеле с оплатой за каждую ночь, что явно дороже выходит. Устроить экскурсию по городу — она, если собирается жить здесь, должна неплохо ориентироваться для собственной безопасности. У Тэян, по её же мнению, острый кретинизм топографический, так что потеряться в двух стенах не кажется чем-то сложным.

— Что думаешь? — тихо интересуется мужчина в костюме, с которым Пак встретилась на входе, и смотрит в след уходящей ведьме.

— Ничего не думаю. И тебе не советую, сколько таких было уже? — брюнетка из лавки тормозит рядом, опираясь спиной на стекло окна, и складывает руки на груди. — Пора давно признать, что ожидание бесполезно.

Умалчивает, правда, о том, что эта ведьма единственная из тех, кто выбирала кольцо за всё время.

— Ожидание делает из принца короля, из мальчишки — воина, а из девчонки…

— …А из девчонки — обозлённую на всех суку, — резко фыркает вампирша. Достаёт из кармана немного мятую пачку сигарет и, открыв её, зубами вытягивает из картонного плена одну никотиновую палочку, а затем прикуривает.

— Как ты?

— Ауч, как она, — кивает головой на силуэт блондинки. — И с каких это пор ты умеешь кидаться в женщин таким оскорблениями? Я думала в твоём лексиконе только поэтичная херня, а, Намджун? Это тебя ожидание так поимело? Ужасно, — картинно тянет, посмеиваясь.

— Шухуа, — говорит, как будто предупреждая.

— Намджу-ун, — тянет иронично, весело поигрывая бровями. — Забыла уже, какой ты скучный. Думала, что последние полвека пошли тебе на пользу, семидесятые, как мне казалось, и мертвеца научили бы веселиться.

— Ты ошиблась.

— Да, потому что ты скучный придурок, — невозмутимо соглашается, пожимая плечами. — В общем, шанс, как всегда, маленький. Так что лучше пока не говори своему шипящему психу, в последний раз я едва ли не лишилась лавки.

— Он не псих.

— А я тогда Тони Монтана.

II.

Вопреки своему желанию более не оказываться в лавке ведьмы-неведьмы, Тэян очень скоро обнаруживается себя за прилавком, с натянутой улыбкой впаривая какой-то туристке пучок трав, которые ей-то и не нужны по сути. Как она оказывается здесь в качестве сотрудницы, Тэян тоже не особо понимает — всё как-то удачно складывается, как по маслу буквально, а ноги сами ведут на порог знакомой лавки. Шухуа — имя, черт её дери, тоже знакомым кажется, хотя и Пак готова поклясться, что никаких других Шухуа она отродясь не видела — почему-то охотно соглашается принять грубиянку на работу, пригрозив закопать где-нибудь, если Тэян улыбаться посетителям не будет.

Работают, к удивлению Тэян, душа в душу. Ей иногда даже кажется, что с Шухуа её связывает гораздо больше, чем совместная работа, и Пак не может избавиться от ощущения, что упускает что-то важное, но никак не может понять, что. И от этого два месяца жизни на новом месте проходят как-то незаметно.

— Как так вышло, что вампир хозяйничает в ведьмовской лавке? — однажды интересуется Тэян, падая в кресло за стойкой, лениво закидывает ноги на прилавок и складывает руки, упираясь локтями в подлокотники.

— Это моя лавка, — говорит Шухуа, не отвлекаясь от расстановки свечей на полке. — Вернее, когда-то давно это место принадлежало моему близкому человеку. В то время я ещё была ведьмой Квартала, как и она, собственно говоря. Это была её семейная лавка, она после смерти бабки заведовала всем, потому что ни её матери, ни её сестре старуха не доверяла.

— Ты её не особо любила, — хмыкает Пак. — Ну, бабку.

— Она была старой ворчливой сукой, которая била меня своей поганой тростью, потому что, ты не поверишь, мой гребаный дед отшил её и выбрал мою бабулю. Противная карга ненавидела мою бабушку, потом мать, а потом и меня. Бесилась жутко, потому что мы с её внучкой были неразлучны, и не могла ничего сделать, кроме как в очередной раз дать мне по хребту своей палкой. Однажды я её сожгла… Трость, хотя и старуху тоже хотелось, а она еле доковыляла до дома. В тот день я впервые почувствовала себя счастливой!

Тэян хохочет, потянувшись к стоявшей под прилавком стеклянной бутылкой гранатового сока:

— Жёстко.

— Эта сука заслужила, — фыркает Шухуа. — Ладно, справедливости ради, злодей в этой истории не её бабка мерзкая, хотя она еще та… — вампирша резко отклоняется в сторону, потому что на неё едва ли не падает древняя ваза с верхней полки. Смутрит на предмет декора, который Шухуа успела поймать в паре сантиментров от пола, потом куда-то наверх, и шипит сквозь зубы. — Бабуль, не злись! — а затем переводит взгляд на Пак. — Спасу от этих духов нет, знаешь, как раздражает соседство с этой старой с…- другая ваза как будто предупреждающе начинает качаться на полке — Промолчу, пожалуй, о покойниках говорят либо хорошо, либо никак, — и давит улыбку, глядя в старинное зеркало, где, Тэян готова поклясться, мелькает темный силуэт. Впрочем, другого от ведьмовской лавки она и не ожидала. — В общем, Тэиль тогда связалась не с тем… человеком. Она говорила, что это обалдеть, какая любовь! Знаешь, вот эта вот чушь про «любовь на всю жизнь» и весь прочий абсурд? Ну, мимо Тэиль это не прошло. Стала дура-дурой из-за своего… Тоже воздержусь. Охи, ахи, вздохи, он не такой, он не плохой, он вообще душка и люблю его я больше жизни, — корчит рожи с презрительной интонацией Шухуа. — Одним словом, вся эта игра в любовь для неё была смертельной.

— Он убил её?

— Ох-хо, если бы! — усмехается Шухуа. — Он, Полоз меня дери, и правда оказался душкой. Естественно, только с ней, я же, как близкий друг, на каждую усмешку получала вполне себе жуткую угрозу. Хотя мы и научились существовать в одном пространстве из-за Тэиль, периодически угрожая друг другу сломать хребет. Из нас двоих его угрозы были реальны, мои — нет, я была хреновой ведьмой, — поставив последнюю свечу, девушка разворачивается к Тэян. — Нет, он и правда был не таким ублюдком, как я считала, только Тэиль это не спасло. Знаешь, как говорят? За спиной каждого жуткого и опасного человека стоит две тени. Тень того, кто сделал его таким. И тень того, кто хочет спасти весь мир от большого и страшного. Тэиль стала случайной жертвой, пешкой, которую на доске подвинули, и он не смог её защитить, потому что размяк. Стал сентиментальным дураком и расслабил задницу. А Тэиль лишилась жизни. И я, как плохой друг, решила отомстить. Я была слабой ведьмой, очень слабой, а вампиры…а они по умолчанию имеют великую силу, скорость и способность внушать. Даже будучи новообращённой, я была сильнее чем тогда, когда была ведьмой, забавно? Немного магии перед обращением и вуаля, — изображает взрыв руками. — Я не восприимчива к магии, а на лавку наложена защита против ведьм Квартала.

— Постой, — хмурится Пак. — Зачем? Разве это место не должно было перейти ведьме из ковена.

— Должно было, но мне плевать на правила ковена с тех пор, как я перестала быть его частью. Кроме того, они не заслужили. Ковен виноват в том, что случилось, знаешь?

— Подожди-ка…

— Какая-то ты глупая, — фыркает Шухуа, хотя и звучит это практически беззлобно. — Эти суки-ведьмы и виноваты в смерти Тэиль. Они главное зло в этой истории, а не большой и страшный дядька, которым нас пугали с детства. Они убили её, чтобы добраться до её жуткого парня. Вообще-то, забава в том, что нож в сердце, я говорю в буквальном смысле, Тэиль получила от собственной сестры. Ради неё, что тоже иронично, Тэиль как раз и обратилась за помощью к плохому парню. А она, взамен на шанс жить, а не тусоваться с предками, как и должно было быть, ударила собственную сестру ножом в спину. Видишь, как забавно всё бывает?

— Ты отомстила им? — интересуется Тэян. Она бы отомстила, будь у неё такая возможность. Если бы она вернула магию, то точно пришла бы по душу своего ковена, превратившего её жизнь в прятки и беготню, ночные кошмары и паранойю.

И, хотя Тэян осознает, что она виновата тоже, на ковене так же лежит большая вина — они могли принять её такой, какой стала, а не превращать в беглянку. Тэян, если подумать, ненавидит каждую ведьму и каждого колдуна своей семьи. Если ей снится сон, после которого Пак чувствует себя счастливой, то это сон, в котором она целенаправленно и систематически отрезает каждому из них голову.

— Не всем, хотя очень хотелось. Я понимала, что всё равно ничего не сделаю против них — ковен огромный, я — одна, — отвечает, пожимая плечами. — Так что я отомстила только матери и сестре. Верховную, которая приказала воспользоваться этим планом, убил брат Тэиль. За что его выгнали из ковена. Что с ним случилось дальше — даже представить не могу, да и не хочу, потому что… Когда я встретила его снова, от того милого парниши не осталось ничего. Ведьмы после пытались забрать лавку, всё-таки, здесь достаточно много ценных для них вещей, семья Тэиль хранила разные реликвии но, как видишь, я всё ещё здесь, лавка всё ещё моя и будет моей, пока я не умру. Я хочу сохранить о ней хотя бы какую-нибудь память. И, может быть, мне повезет и та жизнь не была последней у Тэиль, кто знает?

Реинкарнации — глупые сказки, шипит про себя Тэян, но не решается сказать об этом. Все справляются со скорбью своими способами, и если это способ Шухуа, то пусть будет так. Да и она оказывается не такой противной и настораживающей, как о ней думала в начале Пак. Ей иногда кажется, что Шухуа её хорошей приятельницей становится.

Хуже всего то, что Тэян радуется этому. Думает, что, раз решила пустить корни, нужно и приятелей завести. В список таковых вписывает и бармена, но пока только карандашом — с ним интересно пьянствовать, в последнее время она стала частенько заходить к нему после закрытия лавки. Чимин обычно вызывает такси, когда сама Тэян не в силах этого сделать и иногда даже просит отписаться, что она дома.

— А что с…

— Не знаю, я его больше века не видела, только его шестерок, вторых рук, приятелей и вообще чёрт знает кого.

— И что, он ничего не сделал, чтобы отомстить?

— Нет, но это не значит, что он не сделал ничего. На самом деле, каждый раз, когда я думаю, на что он согласился ради неё и чем пожертвовал, начинаю думать, что была с ним слишком грубой. Он — задница, но вполне себе сносная, и думаю, что ведьмам квартала стоит бояться того момента, когда он вернётся по их душу. Предполагаю, что они до сих пор бояться этого.

— Если он вообще жив, — усмехается Пак.

— Такую заразу ничем не убьёшь. Он типа…

— Бессмертен?

История занимательная, а от того ей каждую деталь услышать хочется, ничего не упуская, хотя и чувство того, что Шухуа опускает какие-то подробности, не покидает, заставляя запоминать каждую мелочь, словно они помогут воссоздать детали, о которых девушка умолчала. Тэян понимает, что коллега ей о многом на самом-то деле не рассказала, от чего злость какая-то накатывает.

— Не бессмертен, но в моё время был настолько силен, что было близко к тому. Так что, у меня ни единого сомнения в том, что эта гадюка жива, нет. И, полагаю, запрет на колдовство для ведьм — дело рук его. Через Чонгука, конечно, но тем не менее.

— Чонгук его знает? Тот парень — вампир? Если ты говоришь, что он едва ли не бессмертен, значит, он один из первых?

— Чонгук, — Шухуа усмехается. — Его протеже. И нет, тот говнюк не вампир, хотя наверняка его старая трухлявая задница застала и их появление.

И есть что-то странное в том, как Шухуа произносит имя вампира — он ей явно не нравится.

— О. А…

— Как много вопросов для неведьмы, которая играет роль безразличной ко всему, — невозмутимо замечает Шухуа, показывая, что она не скажет и слова по делу. Трет нос беглым жестом и качает головой. Нет, с неё хватит таких разговоров.

— Извиняться не буду. Мне интересно.

— А мне не интересно рассказывать тебе о смерти лучшего друга из-за какого-то там парня.

— Но ты начала, — как будто между прочим напоминает Тэян.

— Не знаю, что на меня нашло, — фыркает снова Шухуа и поворачивается в сторону подсобного помещения. — Я хотела сказать «иди нахрен».

И исчезает в подсобке. Тэян криво усмехается, но мысленно запоминает, на чем они остановись, чтобы, как только подвернется случай, задать еще несколько вопросов об этом. Кем был тот, чья любовь сгубила подругу Шухуа? Если вспомнить всех существ, что бок о бок живут с обычными людьми в мире, то список будет неприлично большим. Рассматривать кого-то из Тэгу? Тэгу — рассадник сверхъестественного дерьма, тут каждый второй — опасная тварь, так что это не сузит круг поисков.

Тэян оглядывается через плечо и, пробежав по корешкам книг, достает тяжелый фолиант, в котором собраны все легенды Тэгу. Она читает его уже какую неделю и к своему удивлению обнаруживает на пожелтевших страницах огромное количество легенд, о которых она никогда не слышала, хотя в своё время ей, как будущей верховной ведьме ковена, поведали о многих легендах со всего мира.

Открывает оглавление, бегая взглядом по названиям глав, и понимает, что ткни она в воздух, и то в птицу попадет — здесь вероятность того, что ей повезет, и она сможет вот так вот найти что-то нужное до абсурда мала.

Взгляд цепляет главу с коротким, но отчего-то леденящим кровь названием «Полоз: змеиный король», и Тэян вспоминает, что Шухуа обычно упоминает его всуе. Она не слышала никаких подобных легенд, да и очень сомневается, что Шухуа так открыто будет о чём-то таком говорить, но желание перевернуть страницы до нужной вдруг начинает жечь пальцы. Тэян, осторожно листая, чувствует странное предвкушение и, ко всему прочему, чувство дежавю — словно она уже когда-то делала подобное.

На нужной странице её встречает жуткое изображение змеи. Старое, местами с подтёкшей краской, оно вселяет какую-то тревогу, и Пак задумчиво проводит кончиками пальцев по нарисованной чешуйчатой морде, а в голове как будто в эту же секунду начинает звучать змеиное шипение. Тэян качает головой, убеждая себя в том, что это просто игра её воображения. Она змей с самого детства страшится, их вокруг неё всегда слишком много, словно она их к себе магнитом тянет. Тэян было семь, когда она впервые обнаружила змею в своей постели, проснувшись среди ночи — та словно задушить её хотела, удавить в кольцах своего тела, и проснулась Пак от нехватки кислорода, яростно воздух ртом хватая.

Ведьмы, как известно, близки с Природой, и Тэян не была исключением, да вот только змеи после той ночи стали для неё так же пугающи, сколько и притягательны. Пак по сей день не может объяснить причину своего интереса к змеям и при этом своего страха перед ними. И главу фолианта читать тоже страшно.

Но любопытно. Любопытно так же сильно, как и страшно.

Тэян хмурится и переводит взгляд на текст.

«Есть история, старая как мир — о кровавых жертвоприношениях могущественному Полозу, о силе его страшной и господстве огромных чешуйчатых тварей во всем Тэгу, названном негласно Змеиным царством, о людях, что слепо подчинились Змею, видя в этом условия выгодные, и о ведьмах Квартала, которые в дар от змеиного короля получили великую силу.»

Задумчиво кусает губу, потянувшись за старинным кубком с гранатовым соком, и вновь смотрит на рисунок. Это только начало, а в легенде фигурирует как жуткое могущественное существо, так и ведьмы. Тэян хмурится — неужели ей повезло и, ткнув пальцем в небо, она всё-таки наткнулась на что-то полезное?

Ей в последнее время и правда везёт, так что Пак даже не удивится, если это так.

Но только она хочет вернуться к чтению, как с той стороны, где обычно стоят посетители, раздаётся тихое покашливание. Тэян от неожиданности вздрагивает, поднимает голову и прикладывает ладонь к груди, туда, где быстро бьётся сердце, встречаясь взглядами с мужчиной, что стоял напротив неё.

И теряется внезапно, потому что взгляд его — задумчивый, внимательный и какой-то странный, в нём эмоции мелькают, но Тэян не может идентифицировать хоть что-то. Их так много, что она просто не может поймать хотя бы одну, и напрягается еще больше, медленно поднимаясь. Кладёт открытый фолиант на стойку, за край которой начинает держаться, и давит приветственную улыбку, как от неё и просила Шухуа.

— Добро пожаловать в лавку Карно! Чем-то могу помочь? — говорит, а сама не может взгляда отвести, изучая мужчину внимательно.

В глаза бросается шрам на правой стороне лица, пересекающий бровь и щёку прямой линией. Волосы мужчины немного кудрявятся и более короткие пряди частично закрывают шрам, но это не мешает Пак хорошо рассмотреть его. Он выглядит старым и зажившим, но Тэян поражает то, что глаз при таком шраме остался нетронутым и целым.

Опускает взгляд ниже, где в воротнике кофты виднеется осторожная нитка чёрного жемчуга, в центре которой — маленькая подвеска в виде камешка изумруда. Тэян невольно смотрит на свой палец, который венчает серебряное кольцо с таким же изумрудом.

— Не уверен, — задумчиво отвечает мужчина, проследив за её взглядом. — Я несколько сбит с толку, потому что ожидал видеть Шухуа. Она здесь?

— О, конечно, одну секунду, — и, перевалившись через стойку, из-за чего ему пришлось отступить на шаг, Тэян посмотрела на проход, в котором скрылась хозяйка. — Шухуа! Тут тебя видеть желают!

Из подсобки раздаётся ворчливый бубнеж и тихое «Пару минут», после чего Тэян больше не наседает на стойку и с довольным видом сообщает, что дело сделано.

Мужчина тем временем незаинтересованно смотрит на открытую главу фолианта:

— Интересный выбор.

— Изучаю, вот, легенды города, в котором живу.

— Тогда вы должны знать, что конкретно эта легенда — не полная. Много деталей опущено.

— Правда? — картинно изумляется Пак. — Мне, в целом, не принципиально. Змей не люблю, так что мне только в радость.

— Вот как, — иронично усмехается и продолжает смотреть на Пак тем же странным, как ей кажется, взглядом. — Как жаль, Змеиный король заслуживает особого внимания.

Ей хочется фыркнуть, кинуть что-то колкое и ехидное, комментируя его взгляд, но положение спасает Шухуа, которая под громкий цокот каблуков возвращается. И, судя по тому, в какой недовольной манере поднимается её верхняя губа, когда она смотрит на гостя, его присутствие хозяйку совсем не радует. Тэян смотрит на Шухуа, старается запечатлеть выражение её лица, чтобы после вдоволь посмеяться, но одного только взгляда брюнетки достаточно для того, чтобы Пак проглотила своё желание.

— Полоз тебя дери, — бубнит под нос Шухуа, а у мужчины это вызывает ироничную усмешку.

— С точки зрения…

— Я слепая, — фыркает она, закатывая глаза, и машет рукой, как будто говоря, чтобы он не смел заканчивать свою фразу.

— Такое бывает. Возраст берет своё, я понимаю, — невозмутимо заявляет мужчина, складывая руки за спиной.

— Я сейчас вырву тебе хребет, — с нечитаемым выражением лица бросает Шухуа, а после обращается к Тэян. — Пожалуйста, оставишь нас?

— Пожалуйста? Ты заболела? — хмыкает Пак, но, подняв руки вверх, показывает, мол, нет проблем.

Подхватывает с полки пачку сигарет и зажигалку, звеня многочисленными браслетами на руке, а после выходит из-за стойки, быстро проходя мимо Шухуа и неизвестного ей мужчины в сторону двери. На ходу достает сигарету из пачки, сжимая её зубами, и прикуривает как раз в тот момент, когда выходит из лавки. Последнее, что она слышит, это тихое «Тебя можно поздравить с возвращением?»

Пак лениво падает в плетеное кресло на улице, закидывая ногу на ногу, и глубоко затягивается, глядя на снующих перед ней людей. День выдался жарким, Пак душно даже в крохотном белом топе. Хотя следом, пряча зажигалку в один из многочисленных карманов штанов, она думает, что, наверное, стоило надеть шорты и какие-нибудь босоножки, а не тяжелые ботинки.

Глубоко затягивается, стараясь не думать о загадочном мужчине в лавке, но не может, борясь с жутким желанием заглянуть в матовое стекло позади себя, чтобы хотя бы так понаблюдать за ним. Тэян чувствует странное притяжение, странное желание коснуться его, его волос, осторожно коснуться шрама и сделать еще чёрт знает что, но Пак списывает это только на то, что он явно в её вкусе и её типаж.

Хотя, ей давно уже стоит прекратить обращать внимание на мужчин, которые внешне совпадают со всеми её понятиями идеальности — они обычно оказываются настоящими придурками. Так, вообще-то, и нужно записать: типаж Тэян — загадочные придурки, с которыми у неё никогда ничего не клеится.

Справедливости ради, в последние годы она и не старалась сделать так, чтобы склеилось — не до того было.

Но, как Тэян не старается, мысли её то и дело возвращаются к знакомому Шухуа. Ей вдруг интересно становится, как он шрам свой получил. Интересно, кто он. Человек ли или вампир? Или еще какая-нибудь жуткая хренотень, которых в Тэгу валом? Вопросов — миллион и больше, и Тэян думает, что дело даже не в том, что он её типаж.

Тут что-то другое, но она пока не понимает что.

И настолько сильно Пак задумывается, что не замечает, как сигарета в ее руке стлевает до самого фильтра и начинает уже жечь пальцы. Тэян хмурится, выкидывая бычок, сделав по сути не больше трёх затяжек, а после откидывает голову на спинку, прикрывая глаза.

Чертовщина какая-то, хотя другого от такого жуткого города ожидать и не стоит.

Дверь тихо скрипит и, приоткрыв глаз, Тэян снова видит знакомого Шухуа, который с легкой усмешкой смотрит на неё. Пак дёргает бровью, тычет языком в щёку и смотрит в сторону, дернув челюстью.

— Выглядит жутко, — наконец комментирует Тэян, поднимаясь, и прячет ладони в карманы брюк.

— Что именно? У Шухуа всё так выглядит, — невозмутимости этого человека (а человек ли? Тэян уверена, что это не так) можно позавидовать. — Или дело в шраме?

— Не сочтите за грубость, — хмыкает она.

Хотя, Тэян дела нет до того, посчитают ли её грубой или нет. Кажется, мужчина это тоже прекрасно понимает. Он иронично дёргает бровью, задавая молчаливый вопрос, но девушка это игнорирует.

— Мне часто такое говорят, вы не удивили

— Ох-хо, пожалуйста, избавьте меня от историй о вашей трудной судьбе. Да и я, в конце концов, не музейный экспонат, чтобы вас удивлять, — хмыкает Пак. — Но дело не в шраме, он добавляет шарма, женщины такое обычно любят. Когда первое, что ты видишь, когда открываешь глаза, это усмешка незнакомого мужчины, становится в какой-то степени жутко. У вас аура просто жуткая сама по себе. Шрам только дополняет, но не является причиной.

— Не хотел, чтобы вам было жутко, — заверяет её мужчина довольно искренне, хотя и голос его сквозит иронией.

Он, честно говоря, в какой-то степени жуткий, но Тэян чувствует необъяснимое притяжение.

— Думаю, вам было все равно, — жмёт она плечами и, нырнув мимо мужчины, открывает дверь в лавку. — Приходите еще!

— Обязательно. И, если захотите достоверную легенду — спросите у Шухуа, где найти меня, Тэян, — то, как он имя её произносит, смертельно. Девушка внезапно чувствует странное желание: ей хочется быть единственной Тэян в мире, к которой он обращается.

Пак щурится — она уверена, что имени своего ему не назвала, хотя и быстро понимает, что, скорей всего, это сделала Шухуа.

— Уверена, что мне это не интересно.

И, тряхнув волосами, хлопает дверью лавки, тут же ныряя вглубь, лишь бы не быть в поле зрения странного, но безумно притягательного мужчины.

Прошмыгнув мимо Шухуа, что глядит на неё настороженным взглядом, Тэян прыгает в кресло за стойкой, потому что там её точно не будет видно, и тяжело вздыхает. Сердце в груди колотится бешено, а объяснить причину Тэян не может — догадывается, но не хочет признавать.

— Эй, все нормально? — осторожно интересуется Шухуа, опираясь на прилавок с другой стороны от Пак.

— Ага, — говорит, как отмахивается. — Просто твой приятель или кто он, жуткий тип. Я, можно сказать, в ужасе.

— А в ужасе ли? — хмыкает Шухуа, но голос её звучит все так же настороженно. Ей все это категорически не нравится.

— Нет, на самом деле я просто думаю, как затащить его в постель: он абсолютно и полностью мой типаж, — фыркает вкрадчиво Тэян и глаза закатывает. — Кто он?

— Старый приятель, — сухо отвечает вампирша, пожимая плечами, словно это какая-то мелочь. Тэян улавливает какую-то нервозность не движений, словно она встревожена чем-то, и понимает, что такой нервной Шухуа она еще не видела. Словно каждая вещь в мире готова вывести её из себя и это ещё больше настораживает, чем странный приятель девушки.

— Не человек, да? — решает уточнить Тэян, хотя и все до банального очевидно

— Зачем спрашиваешь, если сама поняла?

— Просто его шрам… Нечеловек обладает способностью к регенерации, у вампиров или прочих тварей даже шрамы, полученные до обращения, заживают. А тут… Мне просто любопытно.

— Любопытство змея сгубило, — фыркает Шухуа.

— Никогда об этом не слышала.

— Я сама это придумала, — говорит таким тоном, что сразу дает понять: обсуждать старого приятеля она точно не будет.

Тэян смотрит в след Шухуа, которая вновь исчезает в темноте коридора, ведущего в подсобное помещение:

— Уж не он-то твою подругу сгубил?

— Он.

И, хотя Шухуа отвечает, Тэян совсем не понимает, говорит ли та серьёзно или шутит. Тон вампирши звучит, как издёвка и сарказм, и Пак, как не старалась бы, не может определиться, правду она сказала или просто так несмешно пошутила.

— Ты хотя бы скажи, кто он? Вампир? Оборотень? Ведьмак?

Шухуа не отвечает, игнорируя не только вопросы Тэян, но и её саму, что ужасно последнюю раздражает, заставляя закатывать глаза. И, когда она хочет как-нибудь прокомментировать это, Тэян вдруг кажется, что она слышит тихое «Змей».

Только она совсем не уверена в том, что сказала это Шухуа.