control - halsey.

I.

Птицы стихают. Их не может прогнать даже жуткий крик ведьмы, буквально умоляющей не поступать так. Вороны, как будто настоящие воры, затаились на ветках, со всей присущей им жестокостью будто бы ожидая кровавого действия. Ветер усиливается.

Ведьма падает на колени, потому что ритуал совершен — она принадлежит другому мужчине, смотрящему на нее с очевидным превосходством. Ведьма задыхается, чувствуя, как щеки мёрзнут от влажных дорожек. Разбитую губу жжёт от солёных слёз, но это ничто в сравнении с той сильной болью, что клокочет внутри. Почему все так?

Разве она заслужила это? Почему предки так жестоки с ней?

— Вставай, дорогуша, тебе же нужно играть роль счастливой супруги, — оборотню весело. Радостно как будто видеть ее так: разбитой и отчаянной. Практически безвольной, как ему и нужно.

Ей противно. Как же ей противно от того, что происходит. Как же хочется сжечь всё вокруг и себя в том числе.

— Я надеюсь, ты подавишься этим ядом и… — она резко отталкивает чужую руку, опустившуюся на ее плечо. — Не трогай меня!

Наверняка со стороны похожа на загнанного в ловушку зверя, всклокоченного, опасного, отчаянного, готового на любую глупость, лишь бы спастись. Чувствует себя, впрочем, так же.

— Разве я не могу…

— Она сказала, убрать руку. Третий раз никто повторять не будет.

Воцаряется тишина. Ведьма медленно поворачивает голову в сторону, а с её губ срывается истерический смешок, когда она видит своего мужчину, своего змея, стоящего на другом конце поляны, где проводилась церемония. Юнги не сводит взгляда с неё, пилит взглядом лицо, и ведьма знает, что он точно видит и её слезы, и раны на лице.

Она видит, как его челюсти плотно стиснуты, а глаза опасно отливают зеленым. Видит стальной холод, от которого даже у неё мурашки бегут, и просто не может отвести взгляда, зачарованная его опасным величием. Её змей выглядит так, будто готов убить каждую живую душу здесь. И она впервые чувствует, что хочет, чтобы он показал эту свою сторону и отнял жизни у всех, кто тронул её.

И начать было бы неплохо с матери. Она загубила одну дочь, а теперь принялась за вторую.

А еще на дне его взгляда она видит то единственное, что обращено к ней одной — безграничную любовь в вязком болоте ненависти и презрении. Юнги молчаливо внушает чувство безопасности, как будто уверяет, что все будет хорошо — он здесь и заберёт её отсюда.

И она верит. Потому, что не может не поверить ему.

— О, посмотри-ка, — смеётся оборотень, обращаясь к ней. — Видимо, всё-таки, нужна.

Он показательно гладит её по волосам, а ведьма, глядя на змея, видит, как тот раздражается ещё сильнее. Мужчина плотно стискивает челюсти, из-за чего черты его всегда невозмутимого лица ожесточаются. Ведьма двигается в сторону, отодвигая голову от чужой ладони. А оборотень вдруг резко вплетает пальцы в её волосы, сжимая пряди в кулаке, и заставляет её поднять голову. Откидывает алую фату, являя заплаканное лицо девушки, и сжимает кулак сильнее. Ведьма болезненно стонет, тянется за рукой, чтобы уменьшить свою боль, и видит, как Юнги делает шаг вперед, готовый вырвать её из рук оборотня. Но магический круг всё еще горит, а значит, он просто не сможет этого сделать.

— Смотри-ка, змей, — оборотень явно нарочно провоцирует его. — Какой драгоценный камень в моих руках. Красивый, бесценный и мой, — очерчивает подушечкой пальцев контур её лица, и жест этот вызывает только отторжение. — Только представь, как мне будет весело с ней, а?

Ведьма шипит. Ну, конечно, оборотень не упустит шанса показать своё превосходство, она и не ожидала чего-то другого.

Ворона, пролетающая над ведьмой, громко кричит. Злость Юнги девушка чувствует даже на таком расстоянии от него. Но страха не чувствует, потому что знает — он не причинит ей вреда и гнев его обращен ко всем, кроме неё. Гнев на то, как с ней поступает мать, на то, как ведёт себя оборотень, на то, как он касается её. И на то, что оборотень вообще позволяет себе касаться её.

Мужчина, поймав её взгляд, едва заметно улыбается, словно стараясь её успокоить. Хотя ведьма и не понимает, кого больше нужно успокаивать — её, почувствовавшую необычайную лёгкость после того, как увидела его; или самого змея, у которого глаза горят желанием убить их всех.

— Я же говорил, что в третий раз предупреждать не буду? — как бы невзначай, стальным от злости голосом, уточняет мужчина, а после, беззвучно кинув девушке «Закрой глаза», решительно идет вперед.

К своему бриллианту. К своей драгоценности. К своей женщине.

Другие ведьмы осмотрительно отходят назад, зная, что, какими бы они сильными не были, против змея идти себе дороже. Оборотни, обязанность которых — защитить вождя или наследника, уверенно перегораживают дорогу, чтобы не пропустить мужчину вперёд. Девушка слышит первый хруст позвонков, видит, как он вырывает второму оборотню сердце, сжимая его в руке, и, вопреки просьбе, не закрывает глаза. Она знает, что её мужчина бывает жесток, слышала, как он расправлялся с теми, кто приходил за его головой, но никогда, к счастью, не имела возможности видеть это своими глазами.

Не было повода. Её не то чтобы радует кровопролитие, но все эти существа точно заслужили. Заслужили участи, которую для них приготовил её змей, и она впервые чувствует непреодолимое желание увидеть, как её обидчики страдают.

Она не хотела никогда увидеть его таким, потому что от мужчины, который пару дней назад со всей возможной ему нежностью заплетал её волосы, шепча на ухо нежные глупости и целуя шею и челюсть, высшего проявления жестокости просто невозможно ожидать. Но она знает, что он способен на это, и хочет видеть своими глазами эту его сторону.

Знает, что хруст позвонков, хлюпанье крови и предсмертные вскрики, слившиеся в сплошной шум, будут сниться ей в кошмарах, потому что звучит это просто ужасно. Но все равно не может не смотреть, зачарованная опасной, смертельной красотой. На лице его, запачканном чужой кровью, нет ничего святого, нет и намека даже на сострадание, о котором она просила не так давно.

И ведьма знает, что, стоит Юнги только добраться до оборотня, простить которого она просила не так давно, он просто убьет его. Вырвет сердце, оторвет голову, что угодно. Он предупреждал, что милосердие проявит лишь раз и свой шанс её муж — ей тошно от одной этой формулировки — упустил.

И она больше не будет за него просить, кто бы что ни говорил. Молчаливо посмотрит за смертью оборотня и постарается как можно скорее забыть об этом.

Ей плохо, к горлу подкатывает комок, потому что то, что она видит, по-настоящему жутко. Змей не щадит никого, прорывая — в буквальном смысле — себе путь вперед. Вырывает сердца, бросая их себе под ноги, и выглядит слишком безразлично, что ведьма даже невольно вздрагивает. Но, как зачарованная, смотрит за ним, совершенно не понимая, как он может умещать в себе настолько несовместимые стороны.

Он — совершенство, она всегда знала. Но сейчас…сейчас это совершенно иное, противоположное совершенство.

Безупречность смерти, возведенная в степень, доведенная до какой-то сомнительной бесконечности. И она просто не может не смотреть. Впитывает каждый его жестокий жест, запоминает, закрывает в памяти, чтобы помнить. Надеется, что более такого не увидит, что ему не придется марать за неё руки, но чувствует, что он охотно сделает это снова и снова.

И теперь попросить о милосердии она просто не сможет.

И не станет. Нет, с нее и правда достаточно уже, один раз попросила — и обернулось ей это настоящей катастрофой.

— Отпусти меня, — хрипит девушка, скосив взгляд на оборотня. — Тебе лучше отпустить меня.

— Он убьет меня, стоит мне отпустить тебя, так что… — тот, держа ладонь на задней части её шеи, поворачивает к себе. — Не мечтай.

— Он убьет тебя в любом случае, но так у тебя хотя бы будет шанс спастись.

— Обойдусь без твоих советов.

— Ладно, — ведьма жмет плечами и видит, что змей уже близко.

Вокруг него — гора трупов, на которое слетается вороньё. Падальщики тут как тут, так что девушка хмыкает — вороны всегда близко к смерти. Она завороженно смотрит, как её мужчина останавливается около горящего кольца, в котором они стоят. Видит, как второй оборотень, стоявший с ними в кругу, выходит, когда верховная ведьма, не желая упускать возможности избавиться от давнего врага, снимает на мгновение чары с огня, позволяя выйти.

Оборотень скалится, рычит, явно хочет продемонстрировать свою силу, но тут же падает замертво в ногах змея.

— Кажется, он был твоим другом, — замечает невзначай, кидая к огненной кромке вырванное из груди оборотня сердце. В голосе его показаное сострадание, от которого у ведьмы кровь в жилах стынет. — Убери от неё руки, пока я не оторвал тебе их, — приказывает холодно и никто не сомневается, что он правда сделает это.

— Ты убил членов моей стаи, думаешь, так просто всё теперь? — рычит оборотень, глядя с такой болью в глазах на тело друга, что ведьме на секунду становится его даже жаль. На секунду. — Ты не сможешь забрать её из моих рук, а я… Я смогу сделать все, что захочу, и ты не сможешь меня остановить.

— Но рано или поздно ты выйдешь. Тебе придется выйти и, поверь, ты не обрадуешься тому, что я сделаю с тобой за каждую её слезу. Ты не хочешь знать, что будет, но уверяю, тебе не понравится. Мне — да, а вот тебе… Точно нет.

— Ты не властен над смертью, если она умрёт, — показательно сжимает ладонью горло ведьмы, но так, чтобы она могла сделать вдох. — Даже ты не сможешь с этим ничего сделать.

— О, друг мой, я что-нибудь придумаю, чтобы решить это недоразумение. Ты посмел тронуть мою женщину, когда она того не хотела, насильно привел её сюда и думаешь, что имеешь право вести себя так, словно ты — хозяин положения? — мужчина опасно усмехается, но после вся легкость разом исчезает с его лица.

— Даже так, по всем ритуалам она — моя. Жена и женщина, думай как хочешь, но это не изменит того, что мне будет безумно приятно поставить её на колени, а после перерезать ей глотку, зная, что мое лицо будет последним, что она видит.

— Любой ритуал можно смыть кровью. И я охотно сделаю это… — задумывается на секунду слишком наигранно. — Пожалуй, прямо сейчас.

Ведьма не успевает среагировать. Мимо неё со свистом пролетает кинжал, а после позади слышится характерный булькающий звук и хрип. Ей даже не нужно оглядываться, чтобы понять, что кинжал ранил верховную — огонь вокруг начинает гореть слабее и очень скоро тухнет, освобождая проход. Оборотень опасливо делает шаг назад, утягивая с собой девушку, которая, глянув за спину змею, замечает знакомое лицо.

А после чувствует, что её отпускают. Обессиленно падает на землю, когда Юнги вдруг крепко сжимает горло оборотня, из-за чего последнему становится не до неё. Колени болят от падений, но она только смотрит, как мужчина, причинивший ей вред, задыхается, безрезультатно пытаясь освободиться. Он бьет змея по руке, пытается отцепить чужие пальцы от своего горла, но ничего не помогает.

Ведьма же чувствует странное удовлетворение. Он заслужил. Заслужил каждое мгновение своей боли.

Она вдруг теряется.

В какой момент ей стали приятны чужие страдания? В какой момент она стала наслаждаться чужой болью, пускай и заслуженной?

Ведьма по-настоящему пугается, чувствуя, как внутри всё холодеет, когда она понимает, что чувствует.

— Змей, хватит, — звучит голос старика позади. — Отпусти моего сына.

— Зачем мне это делать? — иронично интересуется мужчина и поворачивает голову к вожаку стаи, глядя на того практически свысока. — Только потому, что ты просишь, старик? Ты бы сына воспитал нормально, чтобы он не смел трогать того, кто не хочет, чтобы его трогали такие, как вы.

— Это было опрометчиво, теперь я понимаю. Мой сын поднял руку на твою женщину, покусился на неё, претендовал на неё и забрал её свободу, я понимаю. Я бы тоже не оставил это пр…

— Вот именно, старик. Не оставил бы. Особенно тогда, когда вы, падаль, наплевав на правила и на желания моей женщины, устроили этот фарс. Ты знаешь, она ведь просила за твоего сына, представляешь? Просила не убивать его не так давно, просила проявить милосердие. И я проявил. Не убил, хотя хотелось ужасно, и к чему это привело? К тому, где мы сейчас. И ты сейчас, стало быть, просишь проявить милосердие к твоему сыну, который этого милосердия не проявлял? Судьба — штука забавная, если на неё смотреть под разными углами.

— Хочешь, на колени встану? — решительно бросает вождь. — Отпусти только.

— Видишь, щенок, — змей с иронией смотрит на покрасневшего оборотня. — Даже твой отец за тебя просит. Мне было бы стыдно. Как минимум, — и снова обращает внимание на старика. — Мне не хочется портить отношения с вами, оборотнями, ведьм хватает.

Старик выдыхает облегченно, но девушка понимает, что радость это — ранняя, потому что хорошо знает своего мужчину, который в подтверждение продолжает:

— Но, выбирая между призрачным миром с вами и тем бесценным сокровищем, что есть в моей жизни, я без колебаний выберу эту девушку. Ничего личного.

Ведьма жмурится и отворачивается, когда с бесстрастным лицом змей отрывает голову оборотню. Шмыгает носом, внезапно осознав, сколько сердец в этот день перестало биться.

Слышит тихий шелест одежды. Её подбородок приподнимают влажные пальцы, и она не хочет смотреть вниз, зная, что увидит кровь. Юнги внимательно осматривает её лицо, смотря все с той же безграничной нежностью, и, если бы он не был перепачкан чужой кровью, она бы никогда не поверила, что всех этих оборотней бил именно он.

— Ты пришёл, — тихо выдыхает девушка, невольно подаваясь вперед. И плевать на кровь, и на то, что на неё смотрят, как на предательницу. Плевать. По-настоящему плевать.

Хватается за его локти, сжимая пальцы так крепко, что костяшки белеют.

— Я опоздал, — возражает шепотом, так, чтобы слышала только она. А в голосе боль и очевидный страх. За неё.

— Но ты здесь. Это главное.

— Обещаю, на нашу свадьбу я не опоздаю, — говорит предельно серьёзно, хотя и ведьма улавливает долю шутки. Он явно хочет её отвлечь.

А после, не дождавшись реакции, мужчина без труда поднимает ее на руки и невесомо целует в висок.

II.

И ведьма, наконец, позволяет себе расслабиться.

Тэян качает головой, смахивая картинки последнего сна и придерживает дверь, выпуская последнего посетителя чиминовского бара, дружелюбно улыбаясь пьяной парочке, и ударяет по колокольчику, ознаменовывая свой приход.

Несмотря на то, что прошло много часов с тех пор, как она проснулась, горло все еще саднило, словно её и правда по-настоящему душили. Ей не снились эти сны уже какое-то время, и Тэян в какой-то степени даже отвыкла от того, что они могут быть настолько реалистичными.

— Бар закрыт! — кидает Пак откуда-то из подсобки, что девушка банально пропускает мимо ушей.

Пересекает бар, поднимая парочку стульев уже скорее по привычке, и подхватывает со стола, мимо которого проходит, два пустых стакана и пустые тарелки, специально ведя себя достаточно громко, чтобы хозяин её точно услышал. Она слышит, как Чимин снова бормочет, что бар более не работает, а в его голосе слышатся нотки раздражения.

— Эй, волшебник страны Оз, — Тэян, перевалившись через стойку, на которую ставит грязную посуду с громким звоном, заглядывает в коморку, где по её расчётам должен был быть Чимин. — Знаю, что ты закрываешь бар, но я хочу поговорить. Ты, я, крепкий коньяк и задуше-евный разговор!

Пак выглядывает в общий зал, недоверчиво смотрит на чересчур довольную Тэян. Она, завидев Чимина, отталкивается от стойки, складывает руки за спиной и весело перекатывается с пятки на носок и обратно. Поднимает очки с носа на макушку, используя их в качестве ободка, тем самым убирая короткие волосы от лица. И выглядит так, как та самая прилипчивая подружка, которую не получится отлепить от себя в ближайшее время.

Чимин выгибает бровь. Обычно, если Пак решала прийти к нему, она писала, предупреждала, чтобы он не закрывал дверь для неё после закрытия.

— Меня пугает то, как ты довольно выглядишь, — комментирует Пак, поглядывая на неё с опаской, кидает белую тряпку на столик сзади себя и опирается на стойку, широко расставив руки. — Ты кого-то убила?

Тэян закатывает глаза, мол, почему сразу кого-то убила, а потом тихо кидает что-то похожее на «ауч» потому что, по сути, это то, из-за чего она здесь. В нормальном мире такие мысли нельзя назвать нормальными, но, когда живёшь в окружении сверхъестественных существ, мысли об убийстве какой-нибудь ведьмы или кого-то в этом духе уже и не кажутся какими-то ненормальными.

Иногда Пак думала, как бы сложилась её жизнь, если бы она жила в ином мире — не зная о магии или прочей сверхъестественной бурде, от которой спасу нигде не было. Могла бы, например, уже окончить университет, найти друзей, парня — с этим она вроде бы и так справилась — да и жила бы припеваючи. Сталкивалась бы с проблемами обычных людей, страдала бы от человеческих неприятностей и всё на этом.

В какой-то момент жизни Тэян даже начала думать о том, чтобы… Чтобы банально не возвращать магию. И, наверное, она бы точно опустила руки, если бы её не преследовала перспектива быть убитой собственным ковеном.

— Есть такое, — Тэян тут же спешит добавить. — В перспективе, конечно, но это пока что. Если быть совсем честной, то убийство стоит едва ли не на первой строчке в моем списке дел на ближайшее время. Первое занятие, впрочем, это захват мира, но я решила начать с меньшего. Я поэтому, собственно говоря, и здесь.

— Я не буду помогать тебе прятать труп, — заранее предупреждает Чимин таким тоном, будто бы прямо сейчас готов на девчонку полицию как минимум вызвать. Впрочем, Пак уверена, что он этого не сделает.

— Ах, вот как! — картинно фыркает и хватается за сердце. — И это после всего, что между нами было, да?

— Между нами что-то было? — иронизирует Чимин, иронично выгибая бровь.

— А как же литры выпитого алкоголя! Ты очень натурально разбил мне сердце сейчас, спасибо.

— Закрой дверь изнутри и садись, я тебя внимательно слушаю, — сдается парень, понимая, что от Тэян не отделаться.

Девушка радостно хлопает в ладоши, быстро идёт к двери, проворачивая замок. Тем временем Чимин, закатав рукава рубашки, ставит на стойку два стакана и начатую бутылку коньяка, который особенно нравится Тэян. Та возвращается, садится на барный стул, закидывая ногу на ногу, и откидывает волосы на спину.

— Итак, в чём дело? — деловито интересуется Чимин, разливая алкоголь по стаканам.

— Может, я просто хотела выпить?

— Ты шутишь?

— Ну, ты знаешь, внезапно я поняла, что безумно хочу выпить с колдуном, живущим за счёт какой-то поразительной магии уже пять веков, — бросает, как данность, и складывает руки на стойке, обхватывая ладонями собственные локти.

Чимин замирает, так и не поставив бутылку, смотрит на неё исподлобья и выглядит так, словно она только что раскрыла тайну, которую он бережно охранял многие века. Тэян же, наоборот, выглядит так невозмутимо, словно говорит о погоде. Улыбается сладко-сладко, не дожидаясь Чимина, берёт стакан и делает небольшой глоток, как бы на пробу.

— Ты знаешь, — констатирует Чимин и по его тону слышно, что он не особо-то и рад данному факту. Как будто он как можно дольше старался скрывать это ото всех.

— Ага-а, — бесстыдно тянет, лишь пожимая плечами, и улыбается своей лучшей улыбкой. Ей когда-то говорили, что из-за такой улыбки в сочетании с самым невинным хлопаньем глазками ей могут простить абсолютно всё. — Птичка одна напела.

— Дай угадаю, — Чимин, наконец, ставит бутылку на стойку, снова упирается руками о деревянную поверхность и предельно серьёзно смотрит на девушку. — Эта птичка — одна противная вампирша, с которой просто невозможно разговаривать, потому что, стоит ей открыть рот, как всё её очарование превращается в комок ядовитой, жгучей ненависти ко всему живому, да?

Ну, думает Пак, Чимин явно тоже не особо жалует Шухуа. Обоюдное презрение — вот что приятно. Поразительная вещь, но все те, кого она встречала за время жизни в Тэгу, могли иметь абсолютно разные взгляды на жизнь, но все они единогласно считали, что Шухуа — настоящая грубиянка.

Тэян усмехается:

— Всё так, друг мой, всё так. Но, впрочем, это не то, о чем я хотела поговорить. Даже твои шаманские приколы, из-за которых ты живёшь кучу лет, меня не интересуют, представляешь?

— Ой, ли?

Тэян закатывает глаза. Конечно, её это интересует — а кого, черт возьми, не будет интересовать возможность оставаться при магии и вместе с этим жить много-много лет? Не стареть, оставаться молодым и прекрасным, и вместе с этим иметь возможность колдовать? Тэян уверена — однажды она точно выяснит все секреты Чимина, чтобы, как и он, иметь возможность жить дольше.

— Ладно, быть может, интересуют, но! — Пак с очень убедительным видом поднимает указательный пальчик, словно то, что она скажет дальше, имеет гораздо большее значение. — Не так сильно. Пока что. Мне нужно что-то вроде консультации, знаешь? У меня есть одна дилеммка, которую я не могу решить без посторонней помощи. И, думаю, пятивековой колдун, который мастерски всё это время притворялся человеком, точно может мне помочь.

— Какая мне от этого выгода? — Чимин переходит на заговорческий шёпот.

Вот она — колдовская натура. Не согласишься на помощь, не узнав, какие плюсы от этого будут. Тэян даже не ведёт бровью, потом что она сама ничем не лучше — она бы не согласилась никому помочь, если бы знала, что в этом не будет никакой практической пользы для неё самой. А смысл? Зачем тратить на кого-то своё время, если от этого не будет никакой выгоды?

Время, как известно, на вес золота, так что Тэян даже не шевельнула бы пальцем ради бесполезной помощи кому-то. Она не видит в этом никакого смысла, да и бескорыстность никогда не была её сильной стороной. Честно говоря, у Тэян, если подумать, сильных сторон вообще нет.

Если бы за алчность давали какие-то награды, ведьмы и колдуны всегда выигрывали бы, уж точно.

— Моя компания — лучшая награда для любого! — театрально дуется Пак, как будто сам вопрос мог стать для неё чем-то вроде личного оскорбления.

— Какая ты самоуверенная, неведьма, — с такой же наигранностью, как и она, фыркает парень.

— Так ты знаешь, — пришла очередь Тэян удивляться осведомленностью Чимина в этом вопросе.

Хотя, тут же думает Пак, конечно, он знает. Наверняка, с самого начала. Даже если у неё нет магии, почувствовать то, что она ей когда-то обладала, проще простого — особенно для Чимина, судя по всему.

— Я живу больше пяти веков, Тэян, ты правда думаешь, что я не понял бы? Серьёзно? Ты уверена, что оцениваешь мои навыки осознанно, а не по каким-то своим параметрам?

— Справедливости ради, я не знаю, на что ты способен, — жмет плечами Пак. — Только подумать, а я, как дура, в нашу первую встречу пыталась очеловечить свою проблему! Мог бы, ну не знаю, намекнуть, что мне не нужно хрень полную придумывать.

— Как ты себе это представляешь?

— Не знаю, это ты живешь пятьсот лет, у тебя ума и мудрости больше.

— Поразительно, ты ещё и меня виноватым сделала! — ужасается вполне себе искренне Пак.

— В общем, я устала ходить вокруг да около, — Тэян залпом осушает стакан и с грохотом ставит его на стойку, ловя неодобрительный взгляд Чимина, потому что посуда, нынче, дорогая до жути.

Тем временем Чимин выходит из-за стойки, вальяжной походкой направляется к Пак и падает на барный стул напротив неё, закинув ногу на ногу. Выглядит так, словно Тэян буквально приползла к нему и стала просить стать кем-то вроде магического наставника, чтобы он научил её чему-нибудь. Пак картинно закатывает глаза, как бы показывая, что её совершенно не радует такого рода отношение.

— Эй, мальчик, если тебе пятьсот лет, это не значит, что ты должен вести себя, как напыщенный идиот! — закатывает глаза Пак снова. Ещё немного и она точно сможет увидеть собственные мозги.

— Я страше тебя примерно на пять столетий! Поимей уважение, — фыркает Чимин.

Тэян хмыкает — уважение она итак имеет, но явно не в том смысле, как подразумевает Пак.

— Короче, — Тэян сама подливает себе немного алкоголя. — Моя проблема в том, что много лет назад я потеряла свою магию и всеми силами пытаюсь её вернуть. И сейчас мне очень везёт, потому что Мина… Ну, ведьма, которая мне помогает с этим всем, нашла заклинание, способное вернуть мне магию.

И, вдруг думает Тэян, Чимин и это понял ещё в их первую встречу — наверняка почувствовал, что она ведьма, лишившаяся магии, а потому и сочувствовал вполне себе искренне. А она-то думала, что он просто добродушный бармен, а всё вон как получилось. Просто поразительная вещь.

— Та-ак.

— Но есть проблема.

Ну, конечно, есть проблема, если бы её не было, Тэян точно бы не начинала этот разговор. Пак мысленно закатила глаза, ходит вокруг, как сопливая девчонка.

— Нужна жертва? — Тэян кивает. — И поэтому ты говорила о потенциальном убийстве.

Чимин, судя по его лицу, активно размышляет, сосредоточенно хмуря брови.

— Ага. И вот я думаю, могу ли я под шумок угробить какую-нибудь ведьму Тэгу и не оказаться привязанной к городу и его предкам-ведьмам? В смысле, Мина сказала, что жертва нужна для того, чтобы я забрала её магию или что-то в этом духе? Я думаю, что в этом случае я стану своего рода частью ведьм этого города? Мне бы не хотелось. И если это все-таки так работает, разве мне не нужно будет найти ведьму без ковена и клана, чтобы я не была привязана к каким-либо территориям? Потому что вне этих территорий я буду слаба, а какой вообще смысл возвращать магию в этом случае?

Чимин задумчиво крутит стакан в руке, наблюдая, как алкоголь переливается на стенках. Тэян не может понять, что у него в голове, да и вряд ли поймет, потому что чимин для неё — загадка за семью замками, которую ей точно не получится разгадать.

— Ты хочешь, чтобы я подтвердил свою теорию? Ты, должно быть, не уверена в ней, да?

— Да, не уверена, — фыркает Тэян. — Я похожа на параноика, знаю, но я просто не могу так просто относиться к этой ситуации, понимаешь? От этого зависит моя жизнь и моя магия! Я не хочу быть привязана к какой-то территории, предкам или ещё кому-то, — тяжело вздыхает Пак. — Я знаю много всякой магической бредятины, но… Я не практиковалась уже долгие годы.

— Я не знаю, какое там заклинание нашла эта ведьма, но, если суть в том, что ты заберешь чужую магию, то да, ты будешь привязана к месту, к которому привязана эта ведьма. Так что выбирать ведьму Тэгу вообще не вариант.

— Потому Полоз планирует уничтожить каждую ведьму, я понимаю, — вздыхает Тэян. — Из-за твоей сестры.

— Ты и об этом знаешь? — едва ли не давится словами парень, выгибая бровь. — Что ты ещё знаешь? Давай, расскажи, чтобы я дураком себя не чувствовал!

— Я о многом знаю, друг мой, — с излишним пафосом улыбается Пак, весело играя бровями.

Ничерта она не знает, на самом-то деле. Вообще ничерта. Долбится в закрытую дверь, чтобы узнать что-то — сама не знает, что — а всё без результата. Чувствует себя глупой неудачницей, потому что по-другому как это можно объяснить?

— Юнги рассказал? — догадывается Чимин, поджимая губы.

Тэян вдруг замирает.

Кинжал.

Кинжал в её верховную в воспоминании кинул Чимин. Она всё утро ломала голову, пытаясь вспомнить лицо того человека, но ничего не получалось. Она же даже не могла вспомнить, был ли это парень или девушка, что уж говорить о лице? Все, что она понимала прекрасно, так это то, что она знала этого человека. Не понимала, откуда, но знала.

Не помня лица и имени, точно была уверена, что знала.

А сейчас, глядя на Чимина, поняла, что это был он.

Парень хлопает перед ее лицом в ладоши, возвращая в реальность, и Тэян, качнув головой, наконец отвечает, не совсем понимая, сколько он вообще ждал ответа от нее:

— Что-то он, что-то Шухуа. Они, знаешь, кто-то вроде моих справочников по истории. Противных, конечно, справочников, но все мы неидеальны.

— Только не говори, что ты послушала мой совет про интрижку!

— Было дело. А вот с твоей стороны было вообще не круто подталкивать меня к интрижке со змеем!

Чимин поднимает руки, как будто защищая себя:

— Я-то откуда знал, что ты послушаешь!

— Ты должен был предугадать это! — парирует Тэян, как будто правда обижается. Она подтягивает обратно на плечо коричневый кардиган, но тот снова скользит вниз, открывая вид на лямку черного топа.

— Я колдун, а не гадалка.

А было бы неплохо, вдруг думает Пак. Она бы не отказалась узнать, что ждет её впереди, потому что… Просто потому что. Ей кажется, что нет ничего плохого в том, что ты знаешь, как сложится твоя судьба. Конечно, изменить её не получится — судьба, как известно, настоящая сука, но… к каким-то отвратительным поворотам можно подготовиться морально, физически, ещё как-то. Чтобы в конце концов всё это было не так больно.

С другой стороны, конечно, жить в ожидании очередного удара от судьбы, о котором ты тоже прекрасно знаешь — не самое лучшее решение. Наверное, знай Тэян много лет назад о том, что она потеряет магию, натворила бы делов, желая изменить судьбу.

Она — настоящая сука, как и вселенная, потому что… Потому что стоит только начать пытаться изменить будущее, как все проигрывается по гораздо худшему сюжету.

— Да уж я вижу, что не гадалка. И вообще, ты, стало быть, всех к интрижкам с ним подталкиваешь? — Тэян подозрительно щурится.

— Я считаю, что секс без обязательств — лучшее лекарство от душевной боли.

Тэян, конечно, не может не согласиться. Секс без обязательств, а ещё лучше на одну ночь, заметно помогал расслабиться ей на протяжении всех этих лет. Впрочем, Тэян не уверена, что выпивка и бесконтрольные половые связи — это не путь в могилу. Пак думает, что это та дорога, которую она никому не советует.

Эффект не продолжительный, а проблемы в лице головной боли от похмелья и нежелательные ухажеры иногда слишком наседают и не дают жить. Некоторые мужчины, с которыми она вступала в отношения, подразумевающие секс и ничего более, несли только проблемы, начиная в какой-то момент хотеть изменить эти самые отношения.

— Ну, охуеть теперь, — пораженно выдыхает Пак. — А я, блин, и не поняла, что это были намеки на секс без обязательств, теперь он разобьет мне сердце!

— Почему? — хмурится Чимин. — Постой-ка, ты что, влюбилась?

Изумление в его голосе искреннее, и Пак закатывает глаза. Почему факты влюбленностей могут так удивлять? Разве это не что-то про неизбежность, нет?

— Как полная дура, — подтверждает девушка. — Шухуа меня за это просто линчует, она итак готова убить за то, что я со змеем якшаюсь.

— Да она всех за влюбленность в кого-то линчует, она отрицает само существование концепции любви. Сухарь она, вот кто. Иногда даже жаль Намджуна, в мире так много потрясающи женщин, которые ничем не хуже Шу, а он выбрал самую жуткую из них. Нет, не отрицаю, в ней есть что-то притягательное, когда я был моложе, лет на пятьсот я видел в ней идеал, но то, какой скрягой она стала… просто жутко.

— Знаешь, — задумчиво тянет Тэян, откидываясь назад на спинку, и скрещивает руки на груди. — Если бы мой близкий человек потерял жизнь из-за любви, я бы в неё тоже не верила. Как можно верить в концепцию добровольного причинения боли самим себе?

Тэян не уверена, что упоминать при Чимине его сестру — хорошее решение. Она не знает, насколько зарубцевалась эта его рана, а причинять боль совершенно не хочется по какой-то причине. Пак внезапно думает, что стала мягче к некоторым людям вокруг себя, раньше её это совершенно не интересовало.

Впрочем, парень даже не меняется в лице, глядя на неё так же улыбчиво. То ли упоминание сестры не причиняет ему боль, то ли он просто умело шифруется. Второй вариант не кажется каким-то нереальным — у Пака было по большей мере пять веков, чтобы научиться скрывать свои настоящие эмоции так умело, что никто и не почувствует подвоха.

— Ты, впрочем, тоже не выглядишь как человек, который предает большое значение любви, — как бы между прочим замечает Чимин, опирается локтем на стойку и опускает подбородок на руку.

— Я… У меня был неприятный опыт думала, больше в это говно не сунусь, но моё глупое, — фыркает картинно. — Сердце решило, что влюблённость в змея, который вполне себе годится в отцы поколению, с которого мой род начался, звучит, как очень хороший план. Я типа, знаешь, не особый фанат разницы в возрасте, ну, там, лет пять максимум, а не миллион столетий.

Чимин улыбается, сдерживая смех:

— Любви все возрасты покорны!

— Да, но не когда ему миллион, а мне чуть меньше тридцати! — она вдруг предельно серьёзно смотрит на парня. — Вот так живешь, встречаешься с парнем… Ладно, с солидным мужчиной, думаешь, что он не на много старше тебя, а потом бац! Оказывается, что он, блин, старше динозавров.

— Бедняжка, — с театральным сочувствием тянет Чимин. — В этом есть и плюс.

— Какой?

— У него было миллион лет, чтобы нажить состояние, которое ты можешь бессовестно тратить!

— Ну, охренеть теперь. Только я умру лет через пятьдесят, а он и дальше будет жить, а значит, будет и дальше наживать состояние, которое я уже не успею потратить. Где справедливость?

— Убей его, делов то.

— Обалдеть, дяденька, да у вас очень сексуальный мозг! Не думали продавать курсы для ведьм? Что-то в стиле «Как жить вечно, если ваш парень — бессмертный змей»?

— На моей памяти было только три ведьмы, которые встречались с бессмертными змеями, так что, честно говоря, не думаю, что курсы окупятся, — предельно серьёзно замечает колдун. — Ты, к слову, третья.

— Ты умрешь в бедности, согласна, — очень авторитетно заключает Тэян и громко смеётся, жмурясь. — Как жаль, что я была не первой! Обожаю быть первооткрывателем.

— Ты можешь стать первой ведьмой, которая не умерла или не стала вампиром, — резонно замечает Чимин.

Тэян успевает заметить, как дрогнула его улыбка. Понимает, что, несмотря на прошедшие пятьсот лет, эта рана всё ещё свежа для него. Но Чимин быстро возвращает себе прежнее невозмутимое выражение лица, так что Тэян делает вид, что ничего не заметила, и старается не зацикливаться на произошедшем.

— Кажется, у ведьм есть свой типаж в лице древних змеев, у которых, в свою очередь, фетиши на ведьм, которые умирают, становятся вампирами или бегут от своего ковена.

— Звучит, как причина для похода к психологу, — усмехается Чимин. — Интересно, у кого-нибудь в этом городе будет фетиш на пятисотлетнего колдуна, который делает самые потрясающие коктейли и может стать подушкой для слез?

— Знаешь, — очень серьёзно начинает Тэян, по-дружески сжимая плечо Чимина. — В таких, как ты, девушки видят очень хороших друзей, а потом бегут трахаться с плохими парнями.

— Я разочарован.

— Подставить плечо да слез? — Пак весело играет бровями.

— Подай стакан, я буду запивать свою боль.

— О, мальчик, да так и спиться очень легко!

— Мальчик? — искренне изумляется Чимин. — Я старше…

— …На пятьсот с лишним лет, я помню. Я морально старше!

— Ты наглая.

— Моё второе имя, ты прав.

III.

— В общем, вот такая проблема, — вздыхает Тэян, подтянув ноги на деревянный стул и обняв их руками. — Мне нужно найти ведьму без ковена, а таких практически… Практически не существует. Я не хочу быть привязанной к какой-то конкретной территории, хочу быть свободной в своей магии, куда бы не поехала, но, если я буду негласной частью какого-либо ковена, то не смогу получить желаемое. А времени совсем мало, у меня максимум неделя на поиск ведьмы.

На кухне горит только тусклая подсветка. Тяжелый взгляд Пак устремлен куда-то между лопаток Юнги, который хозяйничает у её плиты, будучи занятым варкой кофе — нормальный кофе и турку он принёс в те выходные, когда Тэян обещала приготовить свои фирменные кексы — и не может понять, как она вообще дожила до того, что древний змей готовит что-то на её кухне. И не просто что-то — он, блин, варит ей кофе на ночь глядя, потому что она захотела кофе.

Уму непостижимо.

Пак всё никак не может избавиться от ощущения, что он не вписывается в артхаусную обстановку её квартиры слишком выделяется в своих дорогущих костюмах, которые, наверняка, стоят так же, как стоит вся её жилплощадь. А вот сам Юнги чувствует себя здесь более, чем комфортно. Ну, или делает вид, потому что, как оказалось, комфорт Тэян для него превыше.

Пак в свою очередь банально отказалась переступать порог его дома без особой нужды, прозвав его «жутким». Тэян он и правда кажется жутким, её, стоит ступить на порог особняка Юнги, охватывает чувство тревоги, от которой иногда даже присутствие хозяина рядом не спасает.

— У Чимина нет никого на примете? — участливо интересуется Юнги. Тэян по-началу даже казалось, что он не особо-то и слушает её, но нет, слушает, да причем явно внимательно.

— Не знаю. Я не спрашивала. Мы тогда как-то очень спонтанно перешли на другую тему, а потом на ещё одну и ещё, и вообще обсуждали не понятно что, вместо моей изначальной проблемы. Не помню даже, что именно, — Тэян выпускает короткий смешок, натягивает рукава кардигана на ладони, потому что те, почему-то, ужасно мёрзнут, хотя в квартире достаточно тепло и окна все закрыты. — Я так накидалась тогда, не помню, чтобы так много пила со времён, наверное, старшей школы. Хотя, Чимин был пьянее. Не знаю, как у кого-то из нас хватило трезвости вызвать такси мне. И не знаю, как я вообще до квартиры доползла, представь, как было бы не классно спать на улице?

Вообще-то, Тэян думает, что это настоящее чудо — она добралась до дома вполне живой и здоровой, пусть и явно не трезвой. Если подумать, Пак даже не помнит, была ли вообще когда-то настолько пьяной, как после того вечера с Чимином.

Тэян замечает, как Юнги едва качает головой, прежде чем просто кинуть ей:

— Ты могла бы написать мне. Знаешь, — он на мгновение оборачивается к Пак и смотрит на неё с легкой улыбкой. — Мне казалось что это я — что-то доисторическое и древнее, из чего песок при ходьбе сыпется, а оказалось, что это ты не умеешь пользоваться благами современного мира, только подумать.

— Не издевайся! — шикает Пак, закатывая глаза, и прячет краснеющее лицо в коленках. — К тому же, я хоть и была пьяной до лампочки, но не беспомощной. А ещё, если бы я написала тебе и ты забрал бы меня, я точно начала бы к тебе приставать. Я и на трезвяк не всегда могу сдержать свои благородные порывы, а тут… Ты бы испугался такого покушения на свою честь и убежал бы. И все, конец сказки про змеиное чудовище и ведьму-алкоголичку.

— Красивая, с твоей стороны очень недальновидно думать, что я смогу убежать от тебя. Кто там говорил про верёвки? Боюсь, силёнок не хватит выбраться.

— Смешно тебе, да? — в ужасе бормочет Тэян, продолжая по какой-то причине краснеть.

— Ни в коем случае, милая, — неубедительно тянет Юнги, а по голосу слышно, что он старается скрыть смех. Тэян как можно тише опускает ноги на пол, а после встает, радуясь, что стул под ней впервые решил не скрипеть предательски. — В следующий раз просто позвони, пожалуйста, хорошо? Уж твои приставания я готов пережить, поверь.

Тэян не отвечает, понимая, что по звуку её голоса Юнги прекрасно поймет, что она находится ближе, и на носочках подкрадывается к нему, стараясь даже не дышать. Сможет ли она подобраться так близко, чтобы обнять неожиданно? Тэян сомневается, у Юнги слишком хорошая реакция.

Но вот она стоит уже практически вплотную. Секунда, и Пак крепко обнимает его поперёк торса, щекой прижимаясь к его спине между лопаток, и обхватывает противоположные локти, желая сделать максимально крепкий захват. Стоит на носочках, чтобы казаться выше, и утопает в тепле тут же. Не знает, удалось ли ей и правда тихо подойти и он не заметил или Юнги просто позволил ей это сделать, да и думать об этом не хочет, если честно.

— Я подумаю, — капризно тянет Пак, оставляя короткий поцелуй на его лопатке сквозь ткань черной рубашки.

— Ты очень вредная, знала? — невозмутимо интересуется Юнги и накрывает одну её руку своей, большим пальцем поглаживая кожу.

— Могу себе позволить, ты меня всё равно любой принимаешь.

— Твоя правда, — соглашается так просто, словно в его словах нет ничего особенного. Он поворачивается в её объятиях, а после привычным жестом укладывает ладони на её талию. — Твой кофе готов.

Тэян переносит ладони на сгибы его локтей, не в силах удержать свое желание коснуться его кожи, что свободно может сделать из-за закатанных рукавов рубашки. Опускает взгляд, задумчиво обводя подушечками пальцев вены, которые хорошо видно из-за светлой кожи, и как будто не может оторваться от своего занятия.

— Поверить не могу, — тихо смеётся Тэян, наклоняя голову к плечу. — Я заставила древнего змея готовить мне кофе.

— Мне не сложно.

— Я знаю. Просто… Разве такие злобные парни, как ты, не должны подчинять и властвовать? Типа, унижать, заставлять бояться и трястись от страха всех, кто только попадает в поле зрения?

— Ты хочешь, чтобы я подчинял и властвовал? — низко посмеивается мужчина.

— Иногда. В те моменты, когда на мне нет одежды.

Юнги вскидывает брови:

— О, правда?

— Как будто ты не знаешь этого, — Тэян намеренно закатывает глаза. Ей приходится поднять голову, чтобы смотреть на него. — Я думала, несложно догадаться, что у меня куча дерьмовых фетишей и я натурально готова умереть от того, как ты очень горячо выглядишь, когда доминируешь и демонстрируешь силу, при этом каким-то чудом оставаясь невозможно осторожным. Я готова ножкой дёргать от восторга, когда ты делаешь что-то подобное.

— Катастрофа, ей правда нравится что-то такое, — беззлобно комментирует Юнги, а после, прежде чем Тэян успевает среагировать, одним ленивым движением подхватывает её под бёдра, заставляя испуганно ухватиться за его плечи, и привычным жестом сажает на столешницу. Говорить с ней, когда глаза Пак на уровне его собственных, гораздо легче, поэтому каждый раз, если имеется возможность компенсировать рост Тэян подобным образом, Юнги ей пользуется.

А Тэян от этого в настоящем восторге, если честно. Её рядом с Юнги окутывает чувство безопасности, которого ей давно не хватало. Кажется, что можно бросить все, перестать тащить все на самой себе, расслабиться и позволить кому-то другому решать её же проблемы.

Тэян фыркает:

— Как будто тебе не нравится возможность сделать что-то подобное, — пальцем указывает на их положение, а после скрещивает руки на груди, показательно демонстрия, что даже касаться его теперь не собирается. Так в добавок ещё и ноги немного шире разводит, чтобы коленками его не касаться. — И вот ведешь себя, как главный моралист, хотя святого в тебе нет ровным счетом ничего.

— С учётом того, как много раз ты упоминала Бога в постели со мной, я начинаю сомневаться в том, что во мне нет ничего святого. В любом случае, чл…

— Замолчи! — ужасается Тэян, когда понимает, что он хочет сказать, и отчаянно стонет, ладошкой закрывая Юнги рот. — Я разрешаю говорить всякие грязные вещи только… Повторюсь, только в постели или во время прелюдии или еще чего-то, но не в обычное время, понимаешь? Даже думать об этом не смей!

Юнги, опустив ладони ей на поясницу, резко тянет Тэян на себя, максимально сокращая расстояние — ему ничего не стоит сократить буквально пару сантиметров, чтобы коснуться ее носа своим.

Обычно, когда Пак сидит на более низких поверхностях, она смотрит на него снизу вверх своим самым невинным, осторожным взглядом, и при этом выглядит как самый настоящий грех и порок. Юнги перед такой — перед любой, на самом деле — совершенно голову теряет.

— Ты смущаешься, — констатирует очевидное. Едва касаясь, ведёт подушечками пальцев по ее плечу, обнаженному из-за упавшего с него кардигана. Тэян на мгновение просто перестаёт дышать. — А иногда и сама говоришь такие вещи, от которых смущаться должен уже я.

— Это от настроения зависит. И вообще, — Пак поджимает губы, не желая подавать виду, что плавится от его невесомых прикосновений. — Я не об этом.

— Хорошо, тогда о чем ты? — интересуется очевидно игривым тоном, наблюдая за Тэян с подозрительным огоньком в глазах, из-за которого у нее внутри всё сжимается от какого-то ожидания.

— О, как будто ты не понял. Мне, на самом деле, достаточно сложно как-то принять тот факт, что суровый мужчина может вот так просто по первой прихоти какой-то пигалицы бежать и готовить ей кофе.

— Ну, не «какой-то пигалицы», а пигалицы, которая мне далеко не безразлична. Да и не пигалица ты вовсе, глупости какие-то говоришь, правда. Для меня ты сплошное очарование, Тэян, — предельно серьёзно начинает Юнги. Он обхватывает ее лицо ладонями, привычным жестом опускает большие пальцы на линию челюсти и приподнимает ее подбородок. — И не волнуйся насчёт ведьмы, я позабочусь об этом.

Тэян выгибает бровь, как будто не до конца понимает смысл его слов:

— Ты серьёзно?

— Да, Тэян, серьёзно. Если тебе нужна ведьма без ковена, я найду для тебя ведьму без ковена, — а после Юнги с невозмутимым видом пихает в её руки кружку с кофе. — Остынет.

— Обалдеть, — выдыхает Пак, тут же делая глоток. — То есть ты сейчас спокойно говоришь о том, что решишь мою проблему? Типа, вот так просто.

— Типа, вот так просто, — закатывает глаза Юнги. — Я понимаю, ты самостоятельная.

— Иногда чересчур, — перебивает, усмехаясь.

— Иногда чересчур, — соглашается с легкой улыбкой. — Но почему бы просто не принять помощь того, кто действительно может помочь?

— Откуда такое рвение решать мои проблемы?

— Твои проблемы запросто могут стать моими проблемами, если ты позволишь. Мне не сложно помочь тебе, более того, я хочу помочь и имею возможность сделать это. Так почему бы мне не протянуть тебе, так скажем, руку помощи, если я имею все ресурсы для этого, правильно? — Юнги окидывает её предельно серьёзным взглядом. — Ты должна понять, что я вижу в тебе не только девушку, которая условно греет мою постель, Тэян. И если у тебя есть какие-то проблемы, которые мне по силам решить, то я сделаю это. Тебе не обязательно тащить всё на своих плечах.

— Я не беспомощная, — ворчит Тэян, закатив глаза.

— А я такого и не говорил. Нет ничего зазорного в том, чтобы принимать чужую помощь. Особенно, когда кто-то сам предлагает эту помощь, понимаешь?

— Я привыкла самостоятельно решать всё. Хотя, признаюсь, иногда и очень хочу перекинуть всю ответственность на кого-то еще. Не уверена, что у меня получится свободно заниматься своими делами, пока кто-то решает мои проблемы, потому что… Нет, ну а вообще, если ты хочешь сделать что-то хорошо, сделай это сам.

Тэян думает, что есть только один плюс в том, что она потеряла магию и была вынуждена бежать — пришлось учиться самостоятельности. Раньше, будучи частью ковена, Пак без зазрений совести скидывала все на других ведьм ковена, и жила, в ус не дуя, что говорится. И, оставшись одна, была вынуждена решать каждую свою проблему самостоятельно, потому что… Потому что никто другой более не мог решить её проблемы.

Рядом банально никого не было, чтобы иметь возможность на кого-то положиться.

Тэян, впрочем, думает, что, не став новой верховной ведьмой, сделала подарок в первую очередь себе — оставшись в ковене, она бы так и не научилась самостоятельности. Так же верила в кого-то другого, не в себя, скидывала всё на других, а сама бы к собственным проблемам даже не притрагивалась.

Это, как она думает сейчас, оглядываясь назад, прямой путь в могилу — Тэян понимает, что стала бы просто беспомощной верховной ведьмой. Даже огромные навыки и знания не заменили бы какую-никакую самостоятельность и способность брать на себя ответственность. Не только за себя, но и за весь ковен.

Только вот сейчас Пак совершенно не понимает, как ей снова научиться фрагментировать свои проблемы, не тащить их только на своих плечах, раз уж есть такая возможность.

— Ну так и сделай это. Никто тебя не осудит, если ты позволишь кому-то всё сделать за тебя. А если и осудит… Хочешь, я подарю тебе их головы?

Пак сдерживает смешок, опираясь лбом в плечо Юнги. Её плечи немного подрагивают.

— Думаешь, впишутся в интерьер?

— Дорогая, в этот артхаус, — разводит руки в стороны. — Впишется всё, что только твоей душе угодно. Даже чьё-нибудь мертвое тело. На входе, например.

— Главное, чтобы это было не мое тело, а там вообще без разницы. Ну, и хотелось бы, чтобы ко мне служители закона после такого не приходили. Тогда вообще все прекрасно будет, вот правда.

— Ты можешь закопать их где-нибудь, не вижу проблемы, — авторитетно замечает Юнги, словно делает что-то такое каждый день.

— Я не люблю рыться в земле. Слишком грязная работа.

— Хорошо, в случае чего, я пришлю Намджуна, он хорошо смотрится с лопатой.

— А сам что? Тоже не хочешь в земле рыться? — смеется Тэян. — А разговоров-то про помощь было!

— Моё особое умение — помогать кому-то чужими руками. Я хороший руководитель.

— Верю!

IV.

— Знаешь, я тут подумал кое о чём, — начинает Чимин, не отвлекаясь от протирания стакана. Тэян выгибает бровь, двигается ближе, локтями опираясь на стойку, и внимательно смотрит на парня. Бар пуст, а потому она и не боится, что их могут услышать. — Насколько целесообразно просить Мину проводить ритал?

— Не поняла? — хмурится Пак, склоняя голову к плечу.

— Ты же сама говорила, что не понимаешь, какие у неё мотивы, верно?

Пак кивает. Она не знает, как это вообще получилось у Чимина, потому что он буквально озвучил её мысли. Тэян перестала доверять Мине, когда в очередной раз, рассуждая обо всём, что происходит, не смогла понять мотивов ведьмы. Их банально как будто бы и не было даже. И выгоды для Мины за помощь ей тоже нет никакой ровным счетом никакой. Наоборот, с учетом действующего в городе запрета на ведьмовскую магию, один только вред — помощь Тэян может стоить Мине жизни, уж Чон Чонгук явно не спустит ей с рук нарушение закона. Тэян почему-то в этом уверена.

Она, на самом деле, более чем уверена в том, что Чонгук даже из-за Юнги не сделает поблажку для Мины, а потому вся эта ситуация Тэян не нравится абсолютно. Она ненавидит не понимать чужих мотивов, ненавидит не знать всей правды. А ещё ненавидит, когда её банально используют. А в случае с Миной теперь Тэян просто не может избавиться от ощущения, что её используют.

Но опять же, не может понять, для чего.

А Тэян не тешит себя ложными иллюзиями, она прекрасно понимает, что, не имей Мина для себя какой-то выгоды, не стала бы помогать в ущерб себе. Мина — ведьма, а они уж точно не добрые самаритянки, которые помогают всем и каждому за одно только «спасибо».

К тому же, Мина, почему-то, очень серьёзно настаивает на том, чтобы использовать в качестве жертвы ведьму Тэгу, а это для Пак вообще уму не постижимо. Она вдруг ловит себя на мысли, что Мина, по какой бы то ни было причине, хочет, чтобы Тэян оказалась привязана к Тэгу. Когда Пак советовалась с ведьмой насчет жертвы, Мина утверждала, что это совершенно не принципиально.

Но Тэян, несмотря ни на что, хочет верить своим ощущениям — даже если она — ну, и Чимин заодно — ошибаются, Пак хочет банально перестраховаться.

Именно в тот момент, когда Тэян решила, что доверие к Мине окончательно убито, она вдруг подумала, что было бы, наверное, неплохо попросить у Чимина помощи. Пак не знает, что может предложить ему за помощь, но полна решимости убедить его согласиться.

— А кто тогда, вместо Мины, будет проводить его? — хмурится Пак, как будто не понимает, к чему он клонит.

Поразительная вещь — их планы совпали.

— Кто-нибудь не из ковена, очевидно.

— Намекаешь на себя?

— Так очевидно? — усмехается Чимин.

— Немного. Просто я не встречала в этом городе других колдунов или ведьм, так что первый, о ком я думаю, когда речь заходит колдовстве, это ведьмы и ты, — просто жмет плечами Тэян, закидывая в рот последний орешек, чтобы Пак мог убрать тарелку со стойки и приблизиться к закрытию бара. — Я уже несколько часов ломаю голову над тем, что предложить тебе взамен на помощь, потому что доверия каждый поступок Мины мне не внушает. Особенно когда момент ритуала приближается.

— Почему? — Чимин тем временем выключает свет в баре, оставляя гореть лампы только над стойкой. — Выпьешь ещё?

— Нет, я пас. Стараюсь сократить потребление алкоголя, чтобы окончательно не спиться, — Тэян качает головой и толкает к парню по стойке свой стакан. — Мне кажется, что Мина хочет привязать меня к городу и здешнему ковену. Я говорила, что вполне могу казаться параноиком, но… Меня слишком сильно напрягает то, как она стремится уговорить меня убить ведьму из её же ковена.

— Ведьмы — настоящие дряни, — говорит таким тоном, словно это то, чего и следует ожидать.

— Эй! — шуточно возмущается Тэян. — Я тоже ведьма.

— Пока что ты не ведьма, а одно название. Как только ситуация изменится, я, возможно, сделаю для тебя исключение, — и с ядовитой улыбкой спешит добавить. — Возможно.

— Как великодушно, — показательно фыркает девушка. — Ведьмы, возможно, и являются самыми мерзкими созданиями во вселенной, но за свой клан, обычно, борются до конца.

— Твой хочет тебя убить, прекрасно зная, что ты лишена магии. Это похоже на избивание лежачего, ты знала?

— У всех бывают плохие дни.

— Этот клан убил мою сестру, ведьму, часть ковена, так просто, словно это ничего не значило, — Чимин в агрессивной манере ставит на стойку стакан. — Как думаешь, это можно назвать плохим днём? Ведьмы по своей природе — кусок дерьма, но в этом их особенное очарование, да и среди них есть огромное количество исключений, которые совершенно не похожи на канонных ведьм, но от этого очарования своего они не теряют. Ковен Тэгу же сгнил настолько, что от них могильным холодом за версту несёт. И думать, что в них есть что-то хорошее — глупо. Мина вполне себе может хотеть убить ведьму своего ковена просто так, — следом уже гораздо спокойнее добавляет. — Но, честно говоря, с чутьём у вас все слишком хорошо. Так что, если ты думаешь, что Мине лучше не доверять, более, чем уверен, что это обоснованно.

Тэян вздыхает. Чутье у нее и правда слишком хорошее. Иногда даже слишком. Ей хочется верить, что оно не подводит её — что она не зря доверяет тем, кого встретила в этом городе.

— А тебе я могу доверять? — интересуется слишком серьёзно.

Чимин усмехается, упирается в стойку, широко расставив руки, и смотрит на нее с очевидным вызовом:

— А что говорит твоё чутье?

А оно вопит, что может. Да так громко, что это практически оглушающе. Как будто воплем диким хочет перепонки разорвать, уничтожить.

— Что ты — идиот, — закатывает глаза Тэян, бессовестно показывая ему нелицеприятный жест, на что Чимин только довольно усмехается. — Если я попрошу тебя провести ритуал, что я буду должна тебе?

— Какой деловой настрой, с тобой очень приятно иметь дело! — Пак деловито хлопает в ладоши, а после просто, совершенно лениво, кидает: — Прекрати пить мой алкоголь и не платить, да и хороша будешь.

Тэян хмурится:

— В чем подвох? Мы только обсуждали то, что я не понимаю, почему Мина помогает мне за «спасибо», а тут ты со своей оплатой алкоголя. Мне начинает казаться, что моё чутьё меня подводит. Может, оно перестало работать от выпивки?

— Ты считаешь, что этого мало? — искренне изумляется Чимин. — Да на все те деньги, что ты мне не заплатила, я могу месяц не работать и жить припеваючи!

— Не своди всё к деньгам, ты же не мелочный дурак, — Пак картинно дует губы.

— Подвоха нет, я просто хочу в очередной раз утереть сучкам нос.

— Ты явно ненавидишь ведьм, — констатирует Тэян.

— Я ненавижу только здешних ведьм, все остальные вызывают у меня искреннее восхищение и не менее искреннее уважение. Нет никого прекраснее женщины, которая способна одним щелчком пальцев размазать мои мозги по стене моего же бара.

Тэян смеётся:

— Это будет первое, что я сделаю, когда верну свою магию.

— Только умоляю, соскреби мои мозги от стен, хорошо?

— У меня для этого есть один древний змей.

— Не представляю Юнги, оттирающим мои мозги от стен.

— Да вот я как-то тоже, но-о-о я-то это лично увижу. Как умру, найду тебя на том свете и тут же расскажу все в таких подробностях, что ты даже начнёшь думать, будто сам всё видел! Только расскажи, как жить пятьсот лет, окей?

Тэян поверить в это сложно, но Чимин соглашается. Бубнит что-то о том, что всегда мечтал, чтобы ведьма попросила его о помощи, на что Пак только деланно закатывает глаза. Благодарит искренне, потому что Чимину она свою жизнь готова доверить — почему, не знает, она и Чимина-то толком не знает, но Тэян не чувствует в нём кого-то, кто может быть для нее опасен. Хочет верить, что это не ошибка, и Чимин после не потребует от нее золотых гор за помощь.

Прощается быстро, как-то совсем небрежно и, накинув кожаный плащ и немного подтянув ботфорты выше колена, чуть ли не выбегает из бара. Топчется на пороге, глядя на идущий стеной дождь. Фары машины режут глаза, и Тэян прикладывает ладонь ко лбу ребром, чтобы накинуть своеобразную тень, хотя ей это и не нужно для того, чтобы понять, чей именно автомобиль так удачно ждал её.

И прежде, чем кто-то успевает выйти к неё с зонтом — а она знает, что это практически случается — Тэян сначала на проверку подставляет ладонь под капли дождя, а после, тихо усмехнувшись, выбегает и сама. Хлюпает по лужам, прикрывая ладонями голову и более или менее приличную укладку, и улыбается беззаботно, как будто проблем никаких не существует. Юнги, наблюдающий за ней из машины и сам не может сдержать своей улыбки, глядя на нее. А после заботливо приоткрывает перед ней дверь переднего пассажирского.

Тэян, посмеиваясь, со шкодливым видом прыгает на сиденье, стараясь не сильно хлопать дверью, и трясет головой, из-за чего прохладные капли воды срываются с кончиков волос на ноги. Пак морщится, когда капли попадают на промежуток между юбкой и ботфортами, холодя тёплую кожу бёдер.

Юнги тянется назад, к задним пассажирским сидениям, а после демонстрирует то, что она сразу идентифицирует как зонт:

— Знаешь, что это? — иронично вскидывает бровь и тут же включает в салоне печку, видя, как Пак немного зябко ежится.

Она похожа на мокрого котёнка, которого выкинули на улицу нерадивые хозяева. Впрочем, мокрая, с подрагивающей нижней губой, отпечатавшейся тушью на нижних веках она все равно выглядит, как долбанная мечта, честное слово.

— Ума не приложу, — сдерживая улыбку, вполне серьёзно говорит Тэян и смотрит на Юнги так невозмутимо, так особенно, что это просто невозможно. Он в миг забывает о том, что планировал зачитать ей лекцию, мол, бегать под холодным дождем, будучи простой ведьмой — идея так себе.

— Зонт, Тэян, это зонт, — Юнги только отмахивается, видя, как на ее губах цветёт довольная улыбка. Он откидывает зонт обратно на заднее сиденье. — Его обычно используют, чтобы не…

Пак не дает договорить. Обхватывает ладонями шею Юнги, холодными пальцами кожу ласкает и сама тянется вперед, нежно касаясь его губ своими. Невольно улыбается, когда чувствует, как Юнги сдаётся, привычно зарывается ей в волосы, подушечками пальцев надавливая на затылок, а вторую ладонь опускает на спину, меж лопаток.

— Все, старичок? — смеется Тэян, смазанно целуя его в уголок губ, и возвращается на прежнее место, выглядя более, чем довольно. — Больше не будешь бубнить, как мой дедуля? Ты учти, он был противным дядькой, я его не особо любила.

— Уверен, мне это не светит.

— Будешь бубнить, тебе вообще ничего не будет светить, — ехидно закатывает глаза Тэян, вальяжно упираясь локтем на дверь в районе окна. — Чимин, на мое удивление, согласился. Я думала, что он откажется.

— Я был уверен, что он согласится, — невозмутимо парирует Юнги, выезжая на главную дорогу.

— О, только посмотрите, он был уверен! — театрально корчит рожицу, закатывая глаза. — Ты очень противный молодой человек. Ах, точно, ты же далеко не молодой, прости, я забыла.

— Почему мой возраст кажется тебе отличной темой для шуток?

— А что, ты из-за этого впадаешь в экзистенциальный кризис? — стараясь сдерживать смех, издевается Тэян, наблюдая, как Юнги недовольно поджимает губы. — Такое бывает, когда ты старше своей девушки примерно на миллион лет.

— Тебе повезло, что что ты — большое исключение и тебе можно издеваться надо мной и моим возрастом.

— О, да ты, должно быть, безумно в меня влюблён!

— Сложно, наверное, зрить всегда в корень и понимать всё с полуслова, да? — со смешком интересуется мужчина, кидая на неё ленивый взгляд.

— Чего? — хмурится Пак, не понимая, что он имеет в виду. — Чего-чего?

— Чего? — посмеиваясь, видя её сбитое с толку выражение лица.

— Ты только что сказал, что влюблен в меня? — переспрашивает Тэян с опаской, как будто ей могло показаться.

— А на что это ещё похоже?

— Э, подожди-ка… Ты как-то очень непонятно это сказал. Кто так признается в любви?

— Мне казалось, что я очевиден.

— Нет? — с долей возмущения бубнит Тэян. — Нет, то есть я, конечно, понимаю, что не безразлична тебе, но… Типа, я думала, что…

— Тэян, — ласково перебивает её, находя её ладонь своей. Переплетает пальцы уже привычным жестом, а затем подносит её руку к губам и оставляет короткий поцелуй на тыльной стороне, поглаживая кожу большим пальцем.

Пак замирает, неотрывно глядя на Юнги. Тот, в свою очередь, не отрывается от дороги, будучи хорошим водителем. Тэян наблюдает, как на его лице причудливо играет свет фонарей, создавая какие-то поразительные узоры. Сердце почему-то пропускает удар, а потом ещё один и ещё.

Тэян думает, что она забывает, как дышать.

— Я не влюблен в тебя, — просто говорит Юнги и, когда Пак, фыркнув, собирается убрать руку из его ладони, не даёт сделать этого. Тэян чувствует, как внутри поднимается волна разочарования. — Вообще-то, я люблю тебя настолько, что готов сжечь весь город, если ты это попросишь.

Тэян кажется, что где-то звучит выстрел.

Её, внезапно, окутывает ощущение, словно он не должен был этого говорить. Словно последствие будет настолько неприятным, что город и правда сгорит. По венам как будто начинает циркулировать яд.

В такой дозировке, что Пак просто не переживет её.