arcade — duncan laurence

I.

— Я сделала кое-что плохое.

Тэян говорит тихо, сбивчиво, смотрит на Юнги так, словно нуждается сейчас больше всего в поддержке и боится, что он осудит её. Словно он не делал никогда ничего плохого, словно Полоз — главный святоша, который… Который не примет то, что она сделала.

Этот страх настолько глупый, настолько… иррациональный, что Пак хочет во весь голос окрестить себя дурой, вызвать санитаров и поехать лечить голову.

Сидящий напротив змей лишь вскидывает бровь, как бы говоря, мол, милая, что бы ты не сделала, это никогда не сравнится с моим послужным списком, так что тебе не стоит даже переживать по этому поводу. И правда, глупость, она, может быть, и делала ужасные вещи, но ей никогда не догнать того, с кем делит постель.

Да и разве можно считать месть, да притом во многом заслуженную, плохим поступком — какой бы жестокой эта месть не была.

— Но это было слишком приятно, — тут же добавляет Тэян.

Плечом ведьма опирается на дверной косяк своеобразного кабинета змея, в котором, обычно, решаются вопросы едва ли не стратегической важности. Здесь же иногда мужчина и прячется, когда, что говорится, нужно подумать, потому что думать с Тэян под боком просто невозможно — она отвлекает. Чаще всего, конечно, не нарочно, сама того не зная.

Просто Тэян приковывает к себе его взгляд каждый раз, когда находится рядом, и о важных делах Юнги тотчас забывает.

Как и сейчас.

Все вопросы отходят на второй план, а мужчина концентрирует внимание исключительно на девушке.

— Что бы ты не сделала, я буду на твоей стороне, — бросает Юнги, явно отвечая на её сомневающийся взгляд.

В любое другое время Тэян и думать о таком не стала бы, но сейчас… Она сбита с толку, вот и лезут в голову всякие крамольные и бесполезные мысли, от которых становится только хуже. И ей, и Юнги, которому приходится объяснять простые истины их отношений.

— И принесешь головы тех, кто меня осудит, я помню, — кивает Пак.

— Тогда что за взгляд? — подозрительно щурится мужчина, вальяжно скрестив руки на груди. он снова выглядит максимально спокойно, словно момент, которого он ждал так давно, не наступит вот-вот. Словно это не он грезил о мести, которая совсем скоро свершится.

Тэян неуверенно перекатывается с пятки на носок, чешет бровь и смотрит куда-то в сторону:

— Я сбита с толку, вот и придумываю всякое. Говорю же, я сделала кое-что плохое.

Юнги наклоняет голову к плечу, глядя на неё с лёгким прищуром. Взглядом убеждается, что Тэян в порядке, что не случилось что-то, что ей навредило. Двигается взглядом по голым ногам выше к короткой юбке и легкой рубашке, к сложенным на грудт рукаи и лицу с сомневающимся выражением, с поджатым губам.

— Иди сюда, любовь, — завет, не терпяще возражений, хотя и понимает, что Тэян точно не станет спорить. Не сейчас.

Ведьма тихой поступлю идет ближе, практически на носочках, потому пол наверняка холодит голые ступни. Двигается практически бесшумно, подстать ему самому, и Юнги этим более чем доволен. В жестоком мире хищников это — огромное преимущество. Никто не тронет тебя, если не услышит, как ты двигаешься.

Врагов же можно застать врасплох.

За исключением, конечно, некоторых случаев. Так сам Юнги, например, практически никогда нн может оказаться рядом с Тэян незаметно — если она не задумывается о чем-то — потому что Пак сразу чувствует его приближение. Как и Юнги её. Хотя, если быть до конца честными, ни Юнги, ни сама ведьма и не скрывают своего присутствия и приближения.

Кажется, когда Тэян сказала, что в их мире это можно считать доверием.

Пак останавливается между столом юнги и креслом, в котором сидит мужчина, и опирается бедрами на столешницу. Скрещивает руки на груди, глядя куда-то сквозь змея, и выглядит так, словно её привели на расстрел.

Так выглядит люди, когда их терзает совесть.

Что в высшей степени странно, потому что совесть и Тэян — два совершенно разных понятия, которые никогда не пересекаются в одном пространстве. Наверное, Юнги даже предположить не мог, что его ведьма может испытывать что-то, похожее на угрызения совести.

Мужчина привычным жестом берет её за руки, переплетая пальцы, и придвигается ближе, глядя на ведьму снизу вверх.

— Итак, — начинает деловито, прекрасно видя, что Пак пришла именно для того, чтобы поговорить о том, что случилось. — Что ты сделала?

Тэян хмыкает, наконец, сконцентрировав взгляд на Юнги, и выглядит более чем иронично:

— Ты прекрасно знаешь, что я сделала. Твои змеи не могли не сообщить.

— И уверяю, тело никто не найдет.

Да, Юнги знает. Змеи, ставшие своеобразной охраной для Пак в те моменты, когда она покидала дом, сообщили. И Тэян это прекрасно понимает. Кажется. это тот момент, когда ей нужно начать ссору, но ведьма не видит смысла — она еще слаба, чтобы обеспечить свою безопасность, поэтому это всецело прерогатива змея. Единственное место. в котором Пак может прекрасно защитить себя, это Карно, и то только потому, что в лавке жесткие ограничения для любой магии, кроме той, что принадлежит Пак.

Тэян просто не видит смысла — пусть к ней и приставили конвой, который, впрочем, никак не докучает и не проявляет себя, это позволяет ей чувствовать себя в безопасности. Никто ника кне ограничивает свободу Пак, а потому ей просто наплевать на то, кто за ней таскается хвостиком.

Хвостиком, надо сказать, практически незаметным.

— Вот уж спасибо! — цокает Тэян, нахмурившись. — Я убила собственную сестру.

Озвучивает ведьма с огромной опаской, словно ей даже противно произносить это вслух.

— И? — Юнги выгибает бровь. — Она убила бы тебя. Так что это простая математика, Тэян — либо тебя, либо ты её. Ну, или змеи на твоей охране. Если бы вы встретились не в Карно, её убили бы змеи. Какая разница?

В мире Юнги всё до смешного просто — убей, да не убит будешь. В мире Тэян до появления Суран все было ровным счетом так же.

— Она моя сестра, — возражает Тэян неуверенно.

Она не может объяснить, откуда в груди это саднящее чувство — ведь, по сути, это то, о чем она мечтала. Она, наконец, близка к мести за то, что с ней сделали, но почему-то собственноручное убийство сестры не приносит никакой радости.

Только в груди свербит что-то неприятное, темное, Тэян словно разочаровывается в себе.

Она как будто предала часть себя, хотя эта самая часть поступила точно так же несколько лет назад, и явно сильно не переживала из-за этого.

Так почему саму Пак это трогает? Почему это вызывает какие-либо эмоции, кроме радости, ведь Суран в большей степени заслужила мести?

кровные связи всегда гораздо сильнее, чем кажется на первый взгляд.

— Это не помешало ей забрать то, что принадлежит тебе. Я, может быть, ошибаюсь, но статус верховной в обществе ведьм — это не просто плевок, не безделушка. И ты была рождена, чтобы этот статус стал твоим. И я, с высоты прожитых лет и скверного характера, приправленного жаждой крови, считаю, что твоя сестра это заслужила. Чего она не заслужила, так это того, чтобы ты, после её смерти…

— Убийства, — поправляет Тэян. — И достаточно… изощренного.

— Это было бы изощренным убийством, если бы она подольше мучилась, но, на мой взгляд, Суран умерла достаточно быстро. А жаль. Хотя, надо признать, это было слишком красиво — что может быть прекраснее тела, в котором застрял весь мечевой арсенал Карно? — возражает мужчина таким тоном, что Пак сразу понимает: будь он там, Суран не умерла бы так быстро. — И она абсолютно не заслужила, чтобы после её убийства ты скорбела хотя бы пару минут.

— Но… Виновата ведь не только она, — выдыхает Пак, освободив одну ладонь, и трет нос. Это случается каждый раз, когда ведьма переживает о чем-то. — Никто и никогда не заставлял меня использовать темную магию. И Суран не имеет никакого отношения к тому, что я нарушила запрет. Что, если мое наказание было… не таким страшным, как должно было быть? И что, если.

Тэян затыкается, когда видит направленный в её сторону недовольный взгляд.

Юнги резко поднимается, а после, для большего удобства, сажает Пак на стол перед собой. Сжимает столешницу так сильно, что кажется, будто бы дерево просто треснет от такого натиски, и ведьма настораживается.

Не пугается, нет, потому что знает, что змей не причинит ей вреда, но настораживается. К такому Юнги просто невозможно не относиться без какой-либо настороженности.

— Что, если? Если ты тоже должна была умереть? Или что? — щурится мужчина, говоря таким стальным тоном, каким не говорил с ней никогда. Больная рана, хочется усмехнуться ведьме, но та сдерживает свое ехидство. — Отчаянные времена толкают на отчаянные поступки, знаешь? Когда теряешь то, что принадлежит тебе, отчаяние — главный, пусть и не приятный, спутник. Никто и никогда не заставлял меня заключать сделку с ведьмами на позорных и унизительных условиях, чтобы иметь возможность снова хотя бы раз увидеть улыбку на этот восхитительном лице. Но я сделал это, потому что мной двигало отчаяние. Ты лишилась своего права стать во клаве ковена, права, которое принадлежало исключительно тебе, и это породило отчаяние, которое подтолкнуло к использованию темной магии. и твое наказание за это было более, чем жестоким — лишить ведьму магии, тоже самое, что лишить человека возможности дышать. Твоя сестра же не понесла никакого наказания за то, что подтолкнула тебя к этому, и, была бы моя воля, её смерть не была такой милосердной. Но это исключительно твоя месть, так что я не имею права вмешиваться, даже если очень хочется. Каждая ведьма твоего клана виновата в том, что с тобой стало, и с твоей стороны просто бессовестно обесценивать последние годы, которые ты провела в скитаниях и поисках способа вернуть хотя бы магию.

Тэян сбивчиво качает головой:

— Не сравнивай нас. Наши ситуации не схожи, ты не был виноват в том что потерял меня, я же технически виновата в том, что потеряла магию. Да и если подумать, наши потери так же не равноценны — смерть человека нельзя сравнить с потерей огромной части себя.

Лицо напротив озаряется жестокой усмешкой, пропитанной болью.

— Знаешь, в чем я не виноват? В получении шрама, в том, что ведьмы Тэгу ополчились против змей, в том, что… Не знаю, трава не достаточно зеленая, а небо — голубое. В чем я виноват, это в твоей смерти, потому что не смог защитить. и ты сильно ошибаешься, думая, что потери — не равносильны. Ты потеряла магию, часть себя, а я потерял тебя — часть самого себя. Ты можешь спорить и не соглашаться сколько угодно, но, Тэян, потерять тебя для меня — все равно, что потеря магии для ведьмы и потеря возможности дышать для человека.

— Но…

— Не знаю, откуда у тебя такое чувство вины перед Суран, поскольку она этого абсолютно не заслуживает, — перебивает Юнги, взглядом прося дать ему право закончить. — Но оно явно заставляет тебя придумывать какие-то глупости, которые становятся причиной твоего отвратительного настроения. Кажется, ты расстроена настолько, что я могу резать этот негатив ножом, — ведьма хмыкает, потому что ей кажется, что так все и есть. — На самом деле совершенно не важно, потеря чего или кого привела к отчаянию, толкнувшему на глупые поступки. Важно, что переменные одинаковые, если разобрать ситуацию. Что мы имеем? Потеря чего-то или кого-то важного, что приводит к отчаянным поступкам и решениям, чтобы вернуть потерянное. У меня это сделка с ведьмами, у тебя — использование темной магии. В конечном итоге, начальная цель будет достигнута, так или иначе.

— У тебя — да, я вернулась. У меня — ничего такого, я не стану Верховной, потому что ковен скоро и вовсе перестанет существовать.

Не то, чтобы Тэян хотела бы снова стать верховной. Уж точно не в своем ковене, да и не в каком другом, потому что…во-первых, слишком большая ответственность, а во-вторых…впрчоем, первого же аргумента Тэян будет достаточно, чтобы отказаться от верховенства в ковене.

— Так ли это на самом деле? Ты хотела стать Верховной?

— Я хотела вернуть силу в том объёме, в котором она была до того, как Суран забрала её большую часть.

— Вот именно. Сейчас, хотя я и могу ошибаться, ты вернула магию. Немного практики — и вот, прежнее мастерство снова в твоих руках. Да, возможно, пути получения немного отличаются от твоих планов.

— Ну, я совершенно не хотела терять магию полностью прежде, чем вернуть её, — язвительно цокает Тэян, закатив глаза, и Юнги только хмыкает, потому что сквозь фасад какой-то абсолютно непонятной ему скорби проклевывается прежняя Пак.

— Но это же не отменяет того, что ты вернула магию в полном объеме? как и хотела того, когда использовала темную магию? Так, стало быть, твоя цель тоже достигнута? — ведьма с заминкой кивает, потому что вынуждена согласиться. — Посмотри на это под другим углом. Ты использовала запретную магию, потому что тебе было все равно не плату, которую кто-то может потребовать за твое прежнее величие.

— Я была готова на все. Особенно, после того, как потеряла всю магию окончательно, — вздыхает Тэян, поджав губы.

Юнги кивает. Настроение ведьмы становится лучше, как и атмосфера вокруг. Становится легче дышать.

Он осторожно обхватывает её лицо ладонями, нежно убирая растрепанные волосы, упавшие вперед. Тэян на мгновение прикрывает глаза, прильнув к мужской ладони, и позволяет себе еще больше расслабиться.

— Так почему бы не считать убийство Суран — одним из испытаний на пути к желанному.

— Но я вернула магию, мне нет смысла убивать кого-то, чтобы достигнуть цели.

— Но ты не отомстила ковену. Или это не так важно?

— Важно, но…

Тэян замолкает, потому что у нее просто-напросто закончились аргументы.

— Разве убийство верховной — не один из шагов к мести?

— я ничего не смыслю в мести, если подумать, — вздыхает Пак, сжав ладошками руки мужчины в районе локтей.

— О, поверь, тебе абсолютно точно повезло, потому что я в мести разбираюсь прекрасно. Нет ничего приятнее, чем отрывать голову верхушке проблемы, а после наблюдать, как медленно, но верно вся система начинает ломаться без управления. это не как с гидрой, знаешь? Отрубишь голову, и все начнет разваливаться.

Тэян поджимает губы, начиная дергать ножкой в воздухе:

— Но эта верхушка — моя сестра.

— И мы добрались до сути проблемы, — довольно кидает Юнги, небрежно поцеловав ее в кончик носа. — Всего один вопрос — если бы ты могла отомстить ковену, не убивая Суран, как бы ты поступила?

Пак тупит взгляд, раздумывая. Змеё терпеливо ожидает от неё ответа, но не давит, не старается склонить к своей точке зрения, давая ведьме верме подумать и действительно понять, как бы она поступила в этой ситуации.

— Ничего не изменилось бы. Я бы… Да, я бы поступила так же, как и сейчас. Иначе она убила бы меня. Но… Мне кажется, что я переступила грань дозволенного. Я никогда не думала, каково это — убить собственную плоть и кровь ради мести.

Не то, чтобы Пак трогали убийства — нет. Жизнь в бегах заставила смириться с тем, что сохранить свою душу не получится — Тэян знает главное правило сверхъестественного, знает, что в их мире чаще всего убивают для выживания. Она запятнала свои руки в чужой крови, но… Почему-то ощущение крови кого-то близкого, родного ощущается совершенно по-другому.

И как будто бы Тэян просто не была готова к тому, что, убив сестру, начнет терзаться из-за внезапно проснувшейся совести.

Но…

Пак хмурит брови.

Сестра или нет, какая разница, если бы Суран поступила бы так же? Если бы Карно не охраняла хозяйку, на месте Суран оказалась бы Тэян. И младшая вряд ли бы так убивалась после убийства сестры.

Но Тэян всё же понимает, что переступила ту тонкую грань, которая не давала ей потерять человечность.

Убийство члена семьи неумолимо несет за собой наказание. И Тэян не хочет думать, сколько ей придется заплатить за то, что она сделала.

II.

— Чё кислые такие? — улыбается Сильби, глядя, как её сопровождение в лице Тэян, Юнги и Чонгука мрачно смотрит на ворота ведьмовского кладбища.

Луна слабо освещает пространство, вокруг царит обманчивая тишина. На кованых воротах сидят вороны, но и те молчат, жестокими глазами глядя на собравшихся, и явно знают больше, чем все остальные. Ждут, когда смогут налететь на тела, как падальщики, и обглодать кости, не обращая внимания на привкус гнили или магии у плоти. Тэян это не нравится совершенно.

Когда вороны собираются стаями и чего-то ждут, нужно готовится — в двери стучит смерть, и это нельзя назвать чем-то хорошим.

Пак мысленно настраивается — ей придется использовать темную магию снова, чтобы помочь Сильби. Обычную магию пришлось бы тренировать, чтобы вернуть былое величие, но скверна…с ней все гораздо больше и, даже без должных тренировок, Тэян сможет использовать куда больше магии, чем до этого.

Можно ли назвать это плюсом? Определённо. Страшно ли Тэян использовать магию? Более, чем.

Конечно, она делала это уже после того, как узнала, что вся её магия по умолчанию считается темной, но…все равно толика страха присутствует. потому что больше всего Пак не хотелось бы снова потерять магию.

Тэян предвкушает, что совсем скоро все закончится. Закончится эта ночь, названная Ведьминой, и все успокоится — она сможет жить со своим мужчиной без оглядки на кого-то, ге бояться, что из-за угла выскочит кто-то, кто жаждет из смерти.

Мун сидит на на коленях, упираясь ладонями в землю. Ей пальцы едва заметно сияют, показывая, что девушка колдует. Вытянуть защитную магию из земли, что веками охранялась силой Предков, сложно, но для ведьмы жатвы, ставшей вместилищем для магии нескольких девушек, нет ничего невозможного.

Сила Сильби и правда поразительная, потому что, используя сложное заклинание, Мун выглядит так, словно в этот самый момент сидит где-то у бассейна и потягивает Маргариту. И Тэян могла бы списать это на то, что сила Мун — искусственная, созданная магией нескольких ведьм, но это далеко не так. Хотя бы для того, чтобы сдержать всё это величие, нужно быть достаточно сильной, а чтобы использовать — и подавно.

Стало быть, Сильби и до жатвы была достаточно сильной ведьмой, а потому для ритуала выбрали и её в том числе. Возможно, Мун — самая сильная ведьма из тех, что встречались Тэян за её жизнь.

— А есть повод для радости? — иронизирует Юнги, спрятав ладони в карманы брюк, и смеряет мун каким-то нечитаемым взглядом, который Тэян не может расшифровать.

Надо сказать, что Тэян так и не поняла, что скрывает от нее её мужчина, вступив в какой-то непонятный альянс с ведьмой. До поры, до времени секреты, которые объединяли этих двоих, Пак не смущали, но чем ближе был момент расплаты, тем меньше у неё получалось сдерживать подозрения и следовать прежнему достаточно пассивному подходу к ситуации.

Пак окидывает вторую ведьму и змея подозрительными взглядами, которые они, впрочем, не замечают или просто не реагируют, решив, что время не самое подходящее, чтобы говорить об этом.

Но когда будет время? Хочется громко закричать Пак.

Ей кажется жутко подозрительным то, что Сильби, которая сначала говорила, что и сама справится с уничтожением той стороны, решила попросить Тэян помочь и здесь. Как будто бы Мун нужно будет сохранить силы и энергию еще для чего-то.

Для чего?

Именно это в большей степени не нравится Пак.

Дурное предчувствие становится сильнее, и в сочетании с тайнами Сильби и Юнги это практически разрушающее состояние.

— Разве тебя не радует перспектива, что твоя месть свершится? — с явной насмешкой тянет сильби и косится на Тэян. Пак неторопливо курит, стараясь успокоить нервы, и все ждут только её. Тэян же на это. очевидно, абсолютно чхать хотелось бы. — Еще немного, и ты сможешь выдохнуть полной грудью и зажить со своей ведьмой спокойно, без угроз. Я бы радовалась. Может быть тогда я освобожусь от гнета древних задниц и буду жить для себя?

Тэян иронично хмыкает, но Сильби игнорирует её. Деловито сообщает, что защита с кладбища снята, шутит про красную ковровую дорожку, которую достоин король, но на это никто не отвечает. Ведьма поднимается, завязывая волосы в небрежную косу, чтобы не мешались.

— Освободиться от гнета? — возмущенно фыркает Чонгук, взглянув на ведьму так, как будто бы она только что разбила ему сердце.

Все прекрасно понимают, что Мун не покинет Тэгу, что останется здесь, останется ручной ведьмой Чон Чонгука, который, наконец, избавится от ведьмовского гнета, как и любая другая фракция, которая нашла себе пристанище в змеином городе.

Для Сильби помощь Чонгуку и Полозу — своего рода привычка и благодарность, что абсолютно очевидно и самой Мун, и Тэян, и вообще всем.

— Мы правда будем обсуждать это сейчас? — цокает Тэян, затоптав окурок носом ботинка.

Внезапно Пак задумывается, где Намджун. Она чувствует присутствие других вампиров, которые осмотрительно держатся в тени, но не чувствует и намека на нахождение Кима где-то в окресностях, что тоже странно.

Намджун, который, очевидно, идет в комплекте с Юнги, явно не здесь, и это вызывает вопросы. Неужели уехал вместе с Шухуа?

Тогда к чему был постскриптум в послании вампирши?

Но Пак быстро отмахивается от этой мысли, не до этого. Она подумает об этом немного позже, не на кладбище, где потенциально каждая живая душа хочет убить её и её спутников.

— Ну, а что нам еще делать, пока её величество курит? — парирует Сильби, закатив глаза. — Какое счастье, что ты закончила себя убивать, я, если честно, не хочу тратить на это слишком много своего времени, так что тебе лучше пошевелиться.

Тэян показательно жмет плечами. И, конечно, Мун плевать на то, что Пак закурила, пока её коллега по ремеслу колдовала — Сильби иногда ведет себя, как настоящая заноза в заднице, и Тэян даже не может понять, как её терпели на протяжении целого века.

На кладбище тихо, словно здесь и нет никого, но Пак понимает, что ведьмы ждут их. Она хочет идти впереди — как в лучших традициях тех пафосных фэнтези-саг. которые она смотрела — но Юнги осмотрительно двигает её к себе за спину. Приятная забота, надо сказать, но Тэян было бы спокойнее, если бы она шла рядом, плечо к плечу, потому что…

Потому что.

Они двигаются к центру кладбища, потому что в сердце ведьмовского убежища колдовать будет удобнее и эффективнее, когда Пак, наконец, удается поравняться с мужчиной, за что тот смеряет её многозначительным взглядом, но больше ничего не говорит и никак не реагирует, позволяя девушке идти рядом, хотя и видно, что он напрягается сильнее, чтобы в случае чего успеть среагировать. Тэян же чувствует себя гораздо спокойнее, когда идет рядом, а не видит перед собой только спину мужчины, так что такое положение её более чем устраивает.

Пак знает, что теперь каждая ведьма её собственного ковена из кожи вон вылезет, чтобы убить её. Одно дело — искать ведьму, запятнавшую репутацию ковена, другое — ведьму, убившую верховную. Если первое ей могут простить — что вряд ли, у её ковена жуткие принципы — то второе — никогда в жизни.

С каждым шагом дурное предчувствие становится всё сильнее, и Тэян чувствует, что хочет убежать — без оглядки и как можно скорее, чтобы не иметь никакого отношения к той трагедии, которая может произойти. А Тэян уверена, что что-то произойдет, ей не нужно быть ведьмой, чтобы это предчувствовать. Она оборачивается к Сильби и видит, как ведьма обхватывает себя руками, словно ей холодно. Тэян понимает, что не одну её охватывает ужасное предвкушение и ожидание чего-то плохого.

Пак резко тормозит, когда Юнги выставляет руку в сторону перед ней, останавливая таким образом, а после, как и несколькими минутами до этого, заводит к себе за спину. На главной площадке ведьмовского кладбища их явно ждут.

Тэян мрачным взглядом окидывает ожидающих ведьм, замечает знакомые лица своего ковена, и чувствует, как внутри разгорается злость — они должны заплатить за годы её бегства.

Глядя на напряженную спину мужчины, Тэян понимает, насколько серьёзно он настроен, в отличие от неё, готовой в случае чего оставить свою месть собственному ковену, Юнги явно не собирается делать и шага назад, целенаправленно двигаясь к своей последней, пока что не достигнутой цели.

Этой ночью всё закончится, и Тэян это прекрасно понимает. Ей остается надеяться, что дурное ощущение не указывает на чью-то смерть.

— Ваше величество! — с ироничной улыбкой верховная, как предполагает Пак, ковена Тэгу изображает до ужаса картинный и театральный поклон, не сводя взгляда с Юнги. Девушка чувствует ударившую в неё ненависть — они и правда желают уничтожить Полоза и всё, что с ним связано.

Женщина лет пятидесяти старается держать лицо, но Тэян видит, как верховная напряжена, как, впрочем, и каждая другая ведьма. К чему эта показная бравада? Пак не понимает, но знает, что на их месте вела себя так же.

В их мире ведь самое главное — это не показать, что тебе страшно перед кем-то, кто гораздо сильнее тебя. По крайне мере это именно то, чему Тэян учили с детства.

Надо сказать, что до недавнего времени она и не встречала никого из тех, кто сильнее неё, но… Встреча с Юнги перевернула с ног на ноги, да и разве считается Мин для неё, что говорится, сильным мира сего, если он единственный, кого Тэян не стоит опасаться?

— Короля нужно приветствовать глубокими поклонами! А лучше — на коленях, — тон Мун пропитан настоящей жестокостью и жаждой крови, и Пак опасливо косится на ведьму, потому что…Звучит та слишком жутко.

Чего, впрочем, можно ожидать от ведьмы, столкнувшейся с жестокостью в юном возрасте? Жатва — это то, что не должна проживать ни одна живая душа. Не удивительно, что Сильби в итоге стала именно такой.

Тэян не успевает среагировать, как Сильби большими шагами оказывается впереди, вскинув руку вверх, и сжимает ладонь в кулак.

Ведьмы, замеревшие на пьедестале, тоже медлят, не замечая махинаций мун. которая не так давно была частью ковена Квартала, а потому после с дикими криками, сливающимися в один, хватаются за головы. Тэян без труда понимает, что делает Сильби — буквально плавит чужие мозги, улыбаясь при этом такой жестокой улыбкой, что у самой Пак мурашки бегут по коже.

Сильби пусть и ведьма, но прекрасно вписывается в маленькую триаду Тэгу, состоящую из Юнги, Чонгука и самой Мун. Словно ведьма была рождена для того, чтобы держать в руках власть над каждой ведьмой города.

Но, если ковен вот-вот перестанет существовать, то над кем Мун Сильби будет властвовать?

Тэян понимает, что делает Сильби, и сама начинает колдовать. Пьедестал, на котором торжественно ожидают их ведьмы, вспыхивает, когда она, не долго думая, расчищает себе и Мун дорогу до центра кладбища, до самой его сердцевины, чтобы колдовство распространялось равномерно. Ведьмы, спасаясь от огня, вынуждены отойти, освободить пространство, и никак не могут помешать магии Тэян — обычное колдовство никогда не сможет противостоять тому, что создано запретной силой, скверной.

Пак коротко сжимает плечо Юнги — но не для того, чтобы успокоить его, нет, Тэян хочет успокоиться сама. И только так, чувствуя его рядом, Пак сможет успокоиться настолько, чтобы не облажаться. Змей не говорит ни слова, но Тэян явственно слышит обещание, что всё будет хорошо. Он чертовски сильно верит в неё, и это не изменит абсолютно ничего.

И Пак чувствует, что, пока за её спиной стоит кто-то, кто действительно настолько в неё верит, она может уничтожить оба ковена самостоятельно.

Ведьма давит улыбку прежде, чем уверенно шагнуть вперед. И, пока ведьмы ковена не приходят в себя, в след за Сильби заскакивает в горящий круг. Останавливается напротив Мун, снимая на ходу кожанку — огненный круг не сдержит надолго ведьм, Тэян и Сильби это понимают, а потому с большой настороженностью переглядываются. Кивают друг другу, общаясь без лишних слов.

Сильби достает древний ритуальный кинжал, найденный в закромах Карно, и, не думая ни секунды, разрезает сначала одну ладонь, потому другую, да так глубоко, как может, после чего передает оружие Тэян. Пак чувствует, как ведьмы обоих ковенов стараются разрушить защитную магию огненного круга, пока не понимая, что имеют дело с темной силой.

Другая часть ведьм старается защитить себя от Полоза, Чонгука и вампиров, появившихся буквально из ниоткуда — благодаря Сильби любой вампир, змей или оборотень может ступить на территорию кладбища, не встретив никакого сопротивления, и это именно то, чего ведьмы точно не могли ожидать. Что с их стороны было абсолютно неразумно, но Тэян знает, чем объяснить подобное поведение.

Явно решили, что, раз на их стороне второй ковен и его предки, Сильби не справится с защитой. Тэян, впрчоем, думала так же, но, как оказалось, так же ошибалась.

Пак замечает, как Сильби хмурится, и осторожно выгибает бровь, как бы спрашивая, что не так. Так что Мун спешит пояснить:

— Я, наконец, поняла, — бубнит ведьма, указав взглядом Тэян на кинжал, как бы говоря, чтобы та не теряла время. И своё, и её. Пак кивает, немного морщится, проходясь лезвием по ладони, пока Сильби продолжает. — Я не могла понять, зачем им Чимин, но теперь всё сошлось. Они колдуют, — кивает в сторону второго защитного барьера, который пытаются безуспешно разрушить вампиры Чонгука.

Да, ведьмы не могут причинить вреда ни Полозу, ни Чону и его шестеркам, но защититься с помощью магии вполне себе могут. Чонгук и Юнги напряженно наблюдают со стороны, прекрасно понимая, что добраться до ведьм не смогут, пока Тэян и Сильби не начнут разрушать ту сторону.

— Они колдуют, но я этого не чувствую. Обычно, стоит какой-то ведьме на территории города начать колдовать, как я тут же это чувствую, сама знаешь, магия всегда чувствуется, и именно это помогало Чонгуку сдерживать их. Но сейчас…сейчас спокойно и тихо, словно никто и не использует магию. Что просто невозможно, потому что прямо сейчас эти стервы устроили аттракцион для вампиров под названием «Сожри плохую ведьму».

— Они используют магию Чимина, — понимает Тэян, кидая кинжал на землю. — Дряни.

Мун явно хочет сказать что-то еще, но, очевидно вспомнив, что Пак об этом не знает, прикусывает язык, сдерживая то ли иронию, то ли наставление, то ли ещё.

Сильби смеётся вызывающе, а после протягивает раненные ладони Тэян:

— Насколько глупо с их стороны было использовать в качестве источника брата змеиной королевы? — Мун крепко сжимает руки Тэян, смешивая кровь.

— Не знаю. Они всё равно все умрут, — Пак небрежно отмахивается и оглядывается на Юнги. Тот не сводит с неё взгляда, словно пытается запомнить каждую ей черту. — Другой вопрос, как он вообще попал в их лапы.

— Чимин колдун сильный, это правда, но… Возможно, его застали врасплох. Сама у него и спросишь потом, не хочу больше терять время на болтовню.

Стоить ведьмам начать бормотать заклинание, как поднимается сильный ветер, еще сильнее, чем тот, что поднялся, когда Тэян возвращала магию. Небо затягивается плотными тучами, скрывая лунный свет, и, если бы не огненный круг, кладбище окончательно погрузилось бы во мрак.

Тем временем огонь разгорается сильнее, а Тэян чувствует, как невидимая сила пытается разрушить кровавую связь между ней и Сильби, из-за чего приходится сжимать ладонь Мун так сильно, как только возможно. Тэян закрывает глаза, чтобы ни на что не отвлекаться, а после начинает чувствовать могильный холод.

Это ощущение не спутать ни с каким другим, так что Пак сразу понимает, что, пусть и телесные оболочки остались в реальном мире, ей с Сильби прямо сейчас предстоит встретиться уже не с простыми ведьмами, а предками, источниками силы.

Голос Мун звучит гораздо увереннее, чем Тэян, но Пак вовсе не думает об этом, сосредоточившись на заклинании. Глаза открывать не спешит, чувствуя, что вокруг них с Сильби так много предков обоих ковенов, что, открыв глаза Тэян точно почувствует, что теряет всякую концентрацию.

Однако у Пак нет ни единого сомнения в том, что они с Сильби справятся.

Тэян чувствует, как щеки начинают намокать, но теперь не пугается — чем сильнее темная магия, которую она использует, тем быстрее появляются кровавые слезы. Если бы несколько лет назад кто-то сказал Пак, что она будет использовать темную магию на постоянной основе, она бы не при каких обстоятельствах не поверила, потому что…

Потому что.

Как и в то, что её избранником станет древняя чертовщина, о существовании которой Пак даже не догадывалась. Мир и судьба странные вещи. Хотя, можно ли назвать это судьбой? Тэян не знает, потому что все это — проделки матери-Природы, а у той в свою очередь очень плохое чувство юмора.

Это нужно писать в каждом ведьмовском пособии, право слово. Что бы не случалось с ведьмой, это все исключительно проделки Природы, и, возможно, если в твоей жизни слишком много черных полос, стоит подумать, не обиделась ли Мать-Природа на что-то.

— Тэян! — знакомый голос отвлекает, но у Пак получается не потерять концентрацию.

Она лениво открывает глаза и смотрит на Суран, которая стоит совсем близко к колдовскому кругу. Да, ведьма не ошиблась, они с Сильби и правда на той стороне, в окружении предков, нещадно пытающихся разрушить круг и добраться до девушек, чтобы не дать им уничтожить мир покойников.

Тэян беспощадно смотрит на сестру, не меняясь в лице.

— Остановись! Используя темную магию, ты вернёшься туда, с чего начала, — голос Суран обманчиво мягок, но Тэян не собирается вестись на эту провокацию.

Её младшая сестра оказалась жутким манипулятором, но реагировать на слова Суран Пак более не собирается. Прекрасно знает, для чего младшая это делает — чтобы отвлечь, чтобы помешать заклинанию. Время, когда Тэян безусловно верила в то, что суран — ангел во плоти, прошли.

Тэян не поверит ни единому лживому слову сестры.

Внезапно на плече начинает ощущаться чужая хватка, и Тэян резко смотрит в сторону, ожидая увидеть кого угодно, но не бабушку. Женщина улыбается своей фирменной улыбкой, затем смотрит на младшую из внучек, неодобрительно покачав головой, и опускает вторую ладонь на плечо Сильби, которая тут же крупно вздрагивает, испугавшись.

Следом Мун заметно расслабляется, чувствуя, что женщина, вопреки её предположениям, начинает помогать. Колдовать становится легче, поскольку пожилая ведьма оказывается гораздо сильнее, чем выглядит, сильно помогая и Тэян, и Сильби.

Тэян кивает на недоверчивый взгляд Мун, говоря, что все в порядке — она не сомневается в том, что бабушка на их стороне, а потому и не переживает.

Заклинание сложное, чертовски сложно, и Тэян чувствует, что на него уйдет практически вся её сила и энергия, но не спешит останавливаться. Наоборот, поглубже вдохнув, Пак начинает произносить слова громче, отчетливее, с жестоким превосходством, потому что знает — ведьмы умрут, а она будет жить дальше.

Отомстив за потерянные века с любимым мужчиной, за годы без магии, за абсолютно всё, и, наконец, станет счастливой, о чем мечтала так долго. Без оглядки на врагов, ковены или ещё что-то — только Тэян, змеиный король и город, который склонит перед ней голову. Ничего более и не нужно.

Тэян чувствует, как сторона предков начинает как будто бы трястись, свидетельствуя о…разрушении. Ведьма не может скрыть улыбки, потому что… Да, это определенно то, что приносит ей искреннюю радость.

Сильби смотри вкрадчиво, уверенно, показывая, что это тот момент, где Тэян начинает колдовать самостоятельно, потому что ей, Мун, необходимо магией удерживать и себя, и Пак в реальном мире. Если на момент разрушения стороны предков Тэян и Сильби окажутся здесь, среди мертвецов, то вернуться уже точно не смогут.

С этой задачей могла бы справиться и Тэян, но… Лучше, если магия, которой не смогут противостоять предки, будет использоваться на другой стороне, там, где риск встретить сопротивление гораздо больше.

Пак чувствует, что, после того, как Сильби начинает другое заклинание, она сама теряет много силы и уверенности в том, что всё получится, но останавливаться, впрочем, не собирается. Тэян знает, что бабушка рядом, что она поможет, а потому даже не волнуется.

Атмосфера сменяется, и Пак понимает, что Сильби вернула их в мир живых. Замечает, что защита ведьм слабеет, и это связано с тем, что предки так же начинают терять силу. Злорадство растет внутри, и Тэян не собирается его сдерживать — они заслужили всё, что их ждет. Ей бы очень хотелось рассмеяться ведьмам в лицо, с таким превосходством, с которым только может.

Отвлекаться Пак, впрочем, совершенно не хочет.

Ведьма чувствует, что кровь течет не только из глаз — под носом и в районе ушей ощущается влага, но Тэян старательно игнорирует это.

Замечает, как Сильби морщится, словно ей больно или тяжело, пошатывается, едва ли не упав, если бы Тэян сильнее не сжала её ладони. Упирается лбом в свой локоть, после чего голос Мун практически перестает звучать, что, впрочем, Тэян может только казаться из-за сильного ветра. Пак молчаливо гнёт бровь, когда Сильби выпрямляется спустя пару секунд, что она взяла себе на передышку. В ответ ведьма рвано качает головой, мол, под контролем.

Пак не верит, потому что Сильби бледнее на глазах, но виду не подает. Главное, чтобы заклинание сработало — Мун же ведьма сильная, точно справится.

Тэян отчетливо чувствует присутствие бабушки, которое чертовски сильно успокаивает.

Ветер усиливается, неприятно рвет волосы, и Пак жалеет, что никак не убрала их хотя бы как-то. Языки пламени разгораются настолько, что в некоторых местах огонь, поменявший свой цвет на темно-красный, практически алый возвышается над обеими девушками.

Ведьмы теряют магию. Их защитный барьер спадает, позволяя, наконец, вампирам приступить к трапезе. И не только им.

Тэян замечает, как на лице Юнги появляется то самое выражение, которое у него было, когда он спасал её в прошлой жизни от оборотней. Видит жестокость, искажающую любимые черты, и темное, мрачное ликование. Видит, как мягкий взгляд. который он дарит ей, сменяется таким, от которого кровь стынет в жилах. Тэян практчически сбивается, потому что то, что она видит…

Одновременно ужасно и прекрасно настолько, насколько это вообще возможно в ситуации, в которой древний змей собирается уничтожить два ковена в качестве мести. Из всех мужчин мира ей достался тот, кто выглядит до зубного скрежета убийственно. Ведет себя абсолютно так же.

Тэян улыбается. На языке тут же начинает ощущаться солоноватый привкус, потому что кровь затекает в рот, но об этом ведьма думает в последнюю очередь. Ей нужно закончить заклинание, а с ведьмами… С ними разберется тот, кто больше Пак смыслит в убийствах и мести.

Девушка закрывает глаза, чтобы не смотреть, не видеть, как жизни лишаются все, кто попадаются Юнги на пути — нет разницы в принадлежности к ковену, Полоз вырывает сердца и сворачивает шеи каждой, алыми росчерками крови пачкая свою одежду и лицо.

Тэян не хочет смотреть, потому что знает — завлеченная опасной красотой этого мужчины она отвлечется, забудет, сделает ошибку. И это было бы нежелательно.

Но внезапно в груди появляется чувство жуткой тревоги, и Пак приходится открыть глаза. Она смотрит в сторону, куда-то за спину Юнги, ведомая предчувствие, и видит напряженное лицо знакомого ей змея. Тэхён двигается к своему королю целенаправленно, не видя никого на своём пути, но Тэян не чувствует ничего, что было бы похоже на радость.

Лишь дикую древнюю силу, источник которого Пак не видит — но ей кажется, что с каждым шагом Тэхёна этот источник всё ближе и ближе.

Ведьмовское чутье вопит, едва ли не орет, надрываясь в груди, а в голове мелькает лишь одна назойливая мысль: Тэхён не собирается помогать. Он здесь не на их стороне.

Пак прошибает холодом. Язык ворочается, как будто на автомате тянет заклинание, а сама Тэян хочет бросить все и сорваться с места. Она дергается в сторону, когда видит, как в руках змея Круга едва заметно в блестит сталь, отражая блики огня, но Сильби не даёт ступить из круга.

Мун видит то же, что видит Тэян, и крепко держит последнюю, не давая сделать и шага. Видит кинжал, заточивший в себе древнюю магию, которая искренне пугает ведьмовское нутро. И всё равно не отпускает.

— Тэян! — едва ли не рычит Сильби, вонзаясь длинными ногтями в ладонь Пак с тыльной стороны. — Я убью тебя.

Угроза кажется убедительной, но еще более убедительной угрозой выглядит Тэхён.

И мир для Тэян точно перестает существовать, когда змей одним резким ударом вгоняет кинжал в спину короля. Лезвие длинное, как успевает заметить Пак, наверняка достает до жестокого, покрытого гниющими ранами сердца.

Ведьма замирает. С её губ срывает то ли крик, то ли вздох, полный ужаса, когда, переведя взгляд на лицо Мина, Тэян видит, как оно искажает гримасой боли. Мужчина жмурится, тянется одной ладонью себе за спину, пытается как будто бы извлечь оружие, но терпит поражение. Скребет грудину, безвольно падая на колени, пока ведьмы и вампиры, замерев в ожидании, отходят на несколько шагов назад.

Змей упирается одной рукой в землю, другой безрезультатно пытается вытащить кинжал.

Тэхён же не двигается. Стоит над мужчиной, глядя на его лицо бесстрастно, так, словно не он вонзил кинжал в спину собственного короля. Даже в человеческих войнах и сражениях такой поступок — низкий, не заслуживающий чести, а уж в сверхъестественном мире… Самое подлое, что можно сделать.

Ударить в спину.

Ударить в спину кого-то, кто доверял тебе до последнего.

Забыв, как дышать, Тэян с огромным отчаянием смотрит, как на губах, на которых еще пару часов назад она оставляла влюбленные поцелуи, которые дарили ей самые нежные и трепетные прикосновения, появляется кровь, быстро пачкая подбородок и стекая на шею, из-за чего воротник белой рубашки тут же окрашивается красным.

Ведьма с трудом замечает, как Чонгук, первый отойдя от шока и ужаса, налетает на младшего змея, со всей своей вампирской силы впечатывая того в землю, и что-то рычит, но разобрать, что именно, Пак просто не может. Её внимание концентрируется только на Полозе.

Юнги быстро находит взглядом Тэян, глядя на неё сквозь пелену собственной боли, и у ведьмы перестаёт биться сердце. Полоз жадным взглядом цепляется за неё, смотрит, словно понимая, что видит её в последний раз, а потому… Потому хочет, чтобы именно она стала последней, кого он вообще увидит.

Пак приоткрывает рот в молчаливом стоне. У неё у самой грудную клетку ломает, ощущение, словно осколки ребер вонзятся в её сердце так же, как и острое лезвие вонзилось в змеиное сердце секундами ранее.

Она сильно сомневается, что это — просто ножевое ранение. Тэхён, один из змеев, точно не стал бы отвлекать всех шутки ради. Пак кажется, что древняя магия, запечатанная в кинжале, освобождается. Мертвецы орут, вопят громче, чем в доме Мина, и ведьме мерещатся, как множество тусклых и бледных силуэтов возникают вокруг поверженного Полоза.

Словно наблюдают за кончиной того, кто причинил им боль.

Снова дернувшись в сторону любимого мужчины, Тэян терпит поражение. Унизительно и беспомощное. Ей нужно продолжить заклинание, пока оно действует на остаточной магии, но язык змеиной королевы хозяйке не подчиняется. Как и разум, сердце и тело.

Сильби не отпускает, и, взглянув на неё сквозь упавшие на лицо волосы, Пак понимает кое-что практически очевидное. Взгляд у ведьмы загнанный, запуганный, словно на дикого зверя началась охота, и он не знает, где прятаться. Вместо превосходства — отчаяние, вместо нежности — боль в высшем её проявлении.

Но даже это не мешает Тэян понять.

Мун Сильби знала, что так будет. Знала и специально потребовала от Пак участия.

Знала.

Черт возьми, знала абсолютно всё!

Тэян пошатывается, глядя, как ведьма начинает бормотать что-то, что они даже не обговаривали. Не может понять что и переводит напуганный взгляд на змея, сплевывающего кровь. Падает на колени, словно пытается освободиться от хватки Сильби, но та настойчиво не отпускает её ладони.

И мир для Пак меркнет.

В этот раз, навсегда.