billie eilish - l love you.
лампабикт, Элли на маковом поле - немерено.

I.

Чонгук, честно говоря, всей своей душой терпеть не может традиционные Рождественские приёмы, которые устраивает отец, чтобы наглядно продемонстрировать всей стране то, как они, чёрт побери, богаты. Слишком много лоска, фальши и света — Чон старается  минимизировать своё нахождение на подобного рода вечерах, чтобы лишний раз не марать руки о высокосветское дерьмо, но некоторые приёмы пропускать нельзя — и рождественский один из них.

Парень мрачной тенью стоит вдалеке ото всех, уставившись на тёмный гранатовый сок в бокале. К алкоголю притрагиваться не хочется совершенно, потому что на пьяные глаза выносить весь этот показной лоск ещё сложнее, чем на трезвые. Время тянется бесконечно долго, и Чон чувствует только невозможное раздражение, которое нарастает в груди с каждой минутой, что он находится здесь, а не по дороге домой.

А дома сейчас хочется оказаться больше всего. Как говорят? Родные стены лечат? Чонгук знает, что дело совершенно не в стенах, а в том человеке — кажется, самом важном — который ждет его дома. Мунбёль, будучи еще меньшей фанаткой таких пафосных мероприятий, наотрез отказалась сопровождать Чонгука, как бы он не старался её уговорить.

Хотя, Чонгук не особо-то и старался — он решения Мунбёль уважал, а в этом вопросе и вовсе разделял, потому, будь его воля, он и сам бы даже носа на рождественском приёме не показал. Так что, наверное, правильнее будет сказать, что он искренне завидует Мунбёль, которая в преддверии праздника осталась дома. И которая предложила провести это самое Рождество вместе, вдвоём, в их квартире.

Конечно, изначальный план состоял в том, чтобы уехать на праздник к её родителям, но те внезапно решили, что заснеженное Рождество их совершенно не устраивает, а потому ни с того, ни с сего сорвались на жаркий курорт, пообещав, что повеселятся ещё и за Чонгука с Мунбёль, которые — бедные! — останутся дома.

Но Чонгука, впрочем, радовала и перспектива побыть со своей девушкой наедине. Ему в радость было то, что ни её, ни его семья не имела традиции отмечать Рождество вместе, иначе могло произойти множество накладок и неловких ситуаций. Однако Чон наивно полагал, что Рождество — это отличный повод устроить Мунбёль один из миллиона романтических свиданий.

Что Мунбёль, впрочем, не приняла за хорошую идею, парировав тем, что нет ничего лучше, чем вечер вдвоем в квартире с вкусной едой, некрепким алкоголем и глупыми ромкомами. И жаркий рождественский секс, по её мнению, прекрасно бы закончил весь праздник.

Мунбёль не нужна была большая романтика и широкие жесты, а Чонгуку нужна была только Мунбёль.

Которая, если бы всё было идеально, сделала самые последние пакости — она серьёзно заявила, что в мире нет ничего слаще рождественских шалостей — съела бы парочку детишек на ужин, а после, дождавшись Чонгука и доставку из их любимого ресторанчика, на мгновение стала бы самой хорошей девочкой в списке Санты.

Примерно на… Пару минут.

Ну, а уж потом Со просто вернула бы себе абсолютно противоположный статус и продолжила грешить до следующего Рождества.

Но Чонгук сильно ошибся в этом уравнении, потому что… Это же Мунбёль! С ней редко всё идет по плану.

И теперь Чонгук сильно сомневался в том, что для него имеет смысл поездка домой. Мунбёль зла, а он разочарован — они не ссорились практически полгода, чтобы разругаться в пух и прах прямо в преддверии Рождества.

Из-за чего началась ссора, он даже не понимает. Нет, правда, совершенно не понимает, словно все это началось буквально на ровном месте. Ссоры в их доме гость редкий, крайне редкий, вообще-то, но настолько меткий, что хочется выть. Чонгуку после некоторых их ссор кажется, что он слишком переоценил свои возможности. Но потом кто-то идёт навстречу — чаще всего, конечно, сам Чон — и ссора сходит на нет, а Чонгук мысленно называет себя придурком, потому что Мунбёль, его Мунбёль, точно стоит этого.

Особенно когда просто очаровательно прячет нос где-то в его груди, искренне извиняется — если ссору начинает она — и ластится, как крохотный котёнок.

Конечно, факт редкости ссор до сих пор удивляет Чонгука. Его Мунбёль — настоящая грубиянка, за три года отношений ничего, пожалуй, не изменилось. Она злится, матерится и смолит, как паровоз — в отличие от бросившего эту дрянь Чонгука — и может послать нахуй прям текстом, да ещё и кинуть что-нибудь тяжелое. Никогда, правда, не попадает, и не потому, что Чону удается увернуться — Мунбёль даже не целится, она кидает, чтобы кинуть, не более.

Надо сказать, что Чонгук изначально думал, что добиться идиллии в этих отношениях будет сложно, однако…

Ошибся. Первое время он и правда не узнавал Мунбёль, потому что, несмотря на постоянные злые шутки, она больше не звучала так, будто хочет убить его. Что вообще уму не постижимо, ведь Мунбёль по умолчанию ненавидит весь мир.

Она не злится, охотно идет навстречу, если в отношениях возникают какие-то проблемы, не закрывается, а помогает эти самые проблемы решать, приходить к какому-то компромиссу. Отношения с ней не оказываются такой жуткой проблемой, как он думал с самого начала. Не то, чтобы для Чонгука это имеет значение, он любит Мунбёль любой — со сложностями или нет, она в его глазах прекрасна. Не идеальна до зубного скрипа, но каждый её недостаток он любит искренней любовью так же, как и каждый её плюс. Недостатков у Мунбёль мало, но Чонгук не собирается делать вид, что их нет; ей, конечно, о своих недостатках знать не надо и уж тем более Чон никогда не ткнет её в них носом, как котёнка, но тем не менее.

И не сделает этого не потому, что она тогда точно начнет целиться, а вместо круглой статуэтки, которой можно максимум в боулинг сыграть, но уж точно не покалечить; она как возьмет в руки ножницы. Дело абсолютно не в этом.

Да, его Мунбёль злобная, вредная и местами очень противная, но он всё ещё жутко ее любит. Это не изменилось и вряд ли изменится.

Не изменилось и то, что Чон на протяжении всего этого времени частенько, читай «всегда» находит её грубость просто потрясающей — особенно, когда Мунбёль волком рычит на его отца, который до сих пор не может принять выбор сына. Кажется, Уён искренне надеется, что рано или поздно сын бросит противную девчонку.

В планы Чонгука это не входит. В планы Мунбёль — Чон хочет на это надеяться — тоже.

Чонгук Мунбёль любит до одури и, честно говоря, начинает любить сильнее с каждым днём. Влюбляется в неё снова и снова и ничто этого изменить не может. Да и Чонгук менять ничего не хочет. Его Мунбёль пусть и жуткая грубиянка и язва, но она — его грубиянка и язва. И это, пожалуй, перечеркивает все её недостатки.

Даже сейчас, помня, каким матом она выгоняла его из квартиры, Чонгук не чувствует злости или обиды — он просто разочарован, что эта ссора вообще произошла. Как говорят? Милые бранятся, только тешатся, но дело в том, что Чонгуку совершенно не нравится браниться с Мунбёль.

И, если верить её тихому и осторожному признанию, Мунбёль тоже не фанат их ссор.

Но скандал произошел, забыть его просто невозможно, как и сделать вид, что ничего не было, а Чонгук не уверен, что его злая цветочница достаточно отошла и успокоилась, чтобы они могли пойти на контакт.

Всё, что Чону остается, это тупо пялиться в свой бокал с соком, ожидая, что Рождественское чудо, о котором чесал языком служитель церкви, притащенный Уёном на приём, случится. Чонгук в чудеса не верит, но сейчас готов поверить, лишь бы от ссоры с Мунбёль н осталось и следа.

Лишь быть с ней, а не на этом сборище ряженых клоунов.

И к чёрту эти ссоры и скандалы, он даже на диван готов уйти, лишь бы она на него больше не рычала. Или на балкон. Или в ванную. Куда угодно, одним словом, лишь бы дома.

Рядом, как по волшебству — уж точно Рождественское чудо — появляется Сола просто в изумительном белом платье. Ослепляет своей идеальностью, и Чонгук уверенно готов заявить — мачеха занимает вторую строчку в его личном списке. Первое, безусловно, за Мунбёль, так что Чон совершенно не сомневается в том, что Сола не обидится на него за вторую позицию.

— Ты что тут забыл? — удивленно бубнит Сола, склонясь к Чонгуку, и смотрит на него таким взглядом, словно он должен быть где угодно, но точно не здесь. Словно он вообще призрак, а она сама видит никого иного, как покойника.

Она явно думала, что след его уже давно простыл.

— Это же обязательная акция, — жмёт плечами Чонгук, пригубив сока, и смотрит куда угодно, кроме самой Солы, потому что прекрасно понимает — она поймёт всё по одному его взгляду.

В лучшем случае, утешит, в худшем — даст по шее, потому что за последний год Сола как-то совершенно непонятно оказалась на стороне Мунбёль, а не Чонгука, так что тот периодически стал получать от мачехи, ибо "Нечего мне невестку обижать!"

И кто кого вообще обижает! Главный деспот в этих отношениях далеко не Чонгук и жаловаться должен именно он!

Впрочем, он прекрасно знает, что Сола на это скажет только что-то в стиле «ты сам выбрал это чудовище, красавчик».

Чонгук понимает. Как понимает и то, что ему грех жаловаться.

— Да, но твой отец ничего не говорил по поводу длительности этого мероприятия, ты мог уйти спустя десять минут после того, как мы сделали семейное фото! Вообще-то, я думала, что ты так и сделаешь!

Чонгук просто жмет плечами:

— Не знаю, мне так этот бред нравится, даже не хочу уходить.

— Ты меня за дуру не держи, — фыркает Сола.

Она наманикюренным пальчиком приподнимает подбородок парня, заставляя того смотреть исключительно на себя. Чонгук колеблется, не спеша поднять на женщину взгляд, а после сдается.

— Во-первых, я никогда не поверю в то, что нахождение здесь, — она указательным пальцем второй руки указывает на обстановку вокруг себя. — Тебе нравится. Нет, я готова поверить в это только в том случае, если здесь где-то будет бегать Мунбёль и …О! Гляди-ка, и правда здесь!

Чонгук резко оборачивается, смотря туда же, куда обращен взгляд Солы, и разочарованно вздыхает. Он и правда видит Мунбёль, но абсолютно не свою Мунбёль, а коллегу Солы. Последняя же явно довольна тем, что смогла провести пасынка вокруг пальца.

— Что стряслось? Ты весь декабрь ходил такой довольный, словно получил в подарок целую страну, и трепался о том, как счастлив будешь провести Рождество со своей злой цветочницей, а в итоге стоишь здесь, как в воду опущенный. Хотя, нет, ты напоминаешь мне Луну, когда она была еще котёнком и не могла нормально лакать что-либо. Вот у неё тоже всегда мордашка была грустная и в молоке, как у тебя прямо.

— У меня нет молока на лице, — бурчит Чонгук, закатив глаза. Он определенно любит то, как Сола в любой непонятной ситуации приводит в пример свою обожаемую кошку.

— Да? Надо же, а я не заметила, — цокает Сола, всем свои видом показывая, что младшему от разговора уж точно не отделаться. — Ты обидел Мунбёль?

— Скорее, это она меня обидит, чем я её.

— По статистике, так говорят парни, которые своих девушек как раз и обижают.

— Мой отец — исключение, — жмёт плечами Чонгук, не удержавшись от колкости.

— Ауч. Ты этих шуток от Мунбёль нахватался, да? — картинно возмущается Сола, наигранно замахнувшись на парня.

— Хороший пример заразителен. Особенно, если это касается Мунбёль, — усмехается Чонгук, а после, понимая, что нет никакого смысла ходить вокруг да около, продолжает. — Мы поссорились. И я не уверен, что есть смысл возвращаться сегодня домой.

Сола задумчиво щурится, барабаня ноготочками по поверхности небольшого столика, на который Чонгук опирается локтем. Женщина как будто что-то мысленно прикидывает, размышляет, заставляя Чона сомневаться, правильно ли он вообще поступил, озвучив свою дилемму. Надо сказать, что Сола просто без ума от Мунбёль и, наверное, если бы узнала, что Со Чонгука, к примеру, лупит чем только можно и нельзя, только заявила бы, мол, а так тебе и надо, пацан!

Нет, надо сказать, Чонгук безумно рад тому, что самые важные женщины в его жизни нашли общий язык, потому что иного бы он не пережил. Вражда отца и Мунбёль — абсолютно обычное дело, которое никак не трогало парня с самого начала. Для Чона мнение Уёна в этом вопросе как не было авторитетным, так и осталось, и единственное, что Чонгуку не нравилось, так это то, что отец старался переделать Мунбёль под стандарты высшего общества и сделать из неё то, чем Со абсолютно не хочет быть.

А вот если бы Сола приняла сторону Уёна и так же негативно относилась к Мунбёль, Чон бы в петлю, конечно, не полез, но разочаровался бы сильно. Это вполне себе могло бы стать ударом. Так что Чонгук всецело был готов смириться с тем, что его любимые женщины держатся друг друга и, в случае чего, готовы отравить Чонгука, Уёна и вообще кого угодно.

— У тебя десять минут, чтобы скрыться с глаз моих долой. Увижу здесь, уговорю отца женить тебя на Манволь. Уж поверь, он все ещё хочет это сделать.

Чон цокает. Да Уён готов женить его на ком угодно, лишь бы Мунбёль больше рядом не мельтешила.

— Предлагаешь мне ночевать на улице?

— Предлагаю тебе поехать домой к своей девушке. Раз уж на твои плечи пала такая сложная задача, как сглаживание углов в ваших отношениях, ты просто не имеешь права давать заднюю. Если бы до Рождества не осталось…- Сола выразительно смотрит на наручные часы. — Два часа, я бы тебе ничего не сказала, но сейчас ты не можешь куковать здесь, пока Мунбёль там одна. Даже если вы в ссоре. Оставлять свою девушку злой дома в канун Рождества — плохая идея. До следующего года она останется такой же злой. Ты же знаешь, я люблю Мунбёль, но она — зло во плоти моментами, так что ты просто не можешь обречь мир на такого монстра, как она.

Чонгук улыбается. Да, его Мунбёль — монстр во плоти. Но она его монстр, и он за неё будет драться. Буквально или фигурально — не так важно. Чонгук готов об этом кричать на весь мир, чтобы все знали.

— Блин, да вы же прямо как красавец и чудовище.

— Только чудовище гораздо привлекательнее красавца, так что…

— Так что тебе повезло, что чудовище выбрало тебя!

Да, ему жутко повезло.

Чон задумчиво молчит, чувствуя, что Сола просто не сводит с него взгляда, настойчиво говоря, чтобы тот уезжал как можно скорее.

Чонгук сомневается. А если Мунбёль не захочет его видеть? Если он таким образом испортит ей Рождество? Это было бы крайне нежелательно.

Но… Мунбёль ведь хотела провести с ним праздник. Хотела, чтобы были только он и она. И не хотела быть одной. Чонгук видел это в тот момент, когда неделю назад говорил ей, что будет вынужден оставить ее под Рождество. Она была расстроена этим.

А еще Чон видел, как довольно загорелись её глаза, когда он сказал, то обязательно вернется за пару часов до Рождества. Он обещал.

Чонгук матерится себе под нос.

Он, черт побери, обещал своей девушке, что вернется до двенадцати часов, а в итоге…в итоге не собирается ехать домой.

Идиот. Чон Чонгук просто идиот, если дело касается Мунбёль.

— Сола! — восклицает Чон, поставив свой бокал на стол. — Я тебя обожаю!

— Да, я знаю, — хохочет женщина. — Надеюсь, это значит, что ты прямо сейчас уедешь отсюда, пока я не затолкала тебя в машину силой?

— Не надо силой, я слаб перед властными женщинами, — парирует со смехом Чон, а после бегло целует мачеху в щёку. — Я уехал! Скажи отцу, что меня дома ждет любимая женщина и, выбирая между ним и ней, я выберу Луну.

— Кошку мою не трогай.

— Да я… Ай, ну тебя.

Чонгук хочет уже направиться быстрым шагом к выходу, но Сола внезапно крепко берет его за руку выше локтя и смотрит очень серьёзно. Настолько серьёзно, что Чон даже теряется, не понимая, что стало причиной смены её настроения.

— Всего один вопрос, дорогой. Не хочу сильно тебя задерживать, — Чонгук кивает, как бы говоря, что для этой женщины и её вопросов у него всегда будет время. — Твоё теплое отношение ко мне только из-за того, что я — жена твоего отца?

Чонгук хмурится, не понимая причины вопроса. Спрашивать такое — глупо. Потому что, быть может, в начале Сола и правда была для него только женой отца, но со временем она стала кем-то большим. Е заменила ему мать, и Чонгук просто не видит своей жизни без поддерживающего материнского плеча рядом. Сола — вторая любимая женщина Чонгука, и он искренне желает ей всего хорошего.

И если это хорошее — это брак с его отцом, Чон готов смириться.

— Сола, что за вопросы? Я люблю тебя. Если бы не ты, я бы пропал еще много лет назад, — Чон разворачивается к ней и смотрит так же серьёзно. — Более того, я считаю, что мой отец тебя просто не заслуживает, но…он — твой выбор, пусть и откровенно плохой. И, если бы ты не была такой вредной, я бы открыто обращался к тебе не «Сола», а «ма» как минимум, и…

— Господи, не смей! — искренне ужасается женщина, прикладывая ладонь к груди, будто бы у нее заболело сердце.

— Вот видишь, — Чонгук улыбается свой самой нежной улыбкой. Одной из тех, что он дарит только Мунбёль или Соле. — С чего такие вопросы?

— Просто…- Сола неловко чешет кончик идеальной брови. — Я бы хотела, чтобы ты остался в моей жизни, если вдруг… Вдруг «нас» с твоим отцом не станет.

Чонгук хмурится, а после. будто бы все поняв, опускает взгляд на руку Солы, лежащую выше его локтя. И обручального кольца на её пальце совершенно не замечает. Смотрит на женщину, вскинув бровь, как будто задавая молчаливый вопрос. А она, в свою очередь, понимает все без слов, медленно кивая.

И шепотом, практически неслышно, говорит:

— Я…я встретила мужчину, который показал мне, какого отношения я заслуживаю. Твой отец и правда не заслуживает меня.

Чонгук искренне улыбается, а после притягивает женщину в свои объятия. Он гораздо выше женщины, так что той придется подняться на носочки, чтобы опустить подбородок на его плечо.

— А я тебе говорил! А ты — не слушала, — бормочет он совершенно беззлобно. Обнимает крепко, показывая, что она — родной для него человек. И вовсе не из-за брака с Чон Уёном. Просто потому, что Сола — это Сола.

— Спасибо, дорогой. Я искренне боялась, что ты не поймешь меня.

— Чушь! — возражает таким тоном, словно это самая оскорбительная вещь, которую он только слышал. — Но ты меня с этим мужчиной познакомишь, я должен понимать, в чьи руки отдаю свою…

— Не смей, — предупреждающе шипит Сола.

— …Мать.

И тут же отпускает женщину из объятий, отходя от неё на шаг назад.

— Поганец! — возмущается она в ответ, шутливо замахнувшись на парня, но достать до него у неё не получается.

Чонгук весело смеется, а после, вновь попрощавшись, практически убегает, чтобы его вторая любимая женщина не переломала ему парочку костей. Мунбёль явно будет возмущена, потому что…потому что это только её прерогатива.

Чон прыгает в машину к их семейному водителю, решив, что не будет ждать такси, да и отец особо не будет возмущаться по этому поводу. Просит как можно скорее подбросить его до дома, а сам в то время достает телефон из кармана брюк.

Чувствует, что ему просто необходимо прощупать почву и понять, насколько Мунбёль зла на него, чтобы знать, как себя лучше вести, переступив порог квартиры. Если Со практически отошла, то можно просто начать подлизываться — она не устоит и окончательно сменит гнев на милость. Если отошла на половину — нужно будет заехать и купить её любимые вкусовые изощрения — брокколи, например, которые для Чонгука и правда максимальная вкусовая издевка — и тогда шансы на то, что Мунбёль перестанет злиться, увеличатся.

Ну, а уж если она все еще зла — то тут только с порога начинать извинятся. К тому же, Чонгук прекрасно знает, что в этот раз он тоже виноват в ссоре, так что просто обязан извинится.

Он быстро открывает чат с девушкой. Была в сети девять минут назад. Уже неплохо. Значит, не легла спать злая, что определённо хорошо. Если Мунбёль ложится спать злая, то ей снятся плохие сны, после которых Со сутками ходит, как в воду опущенная. И Чонгук это совсем не любит. Не любит, когда ей грустно. Особенно, когда косвенная причина этого — он.

Мунбёль.
вопрос стратегического характера.
что отличает птицу от летучей мыши?

Мунбёль читает сообщения сразу, и Чон не хочет тешить себя мыслью о том, что она могла ждать, пока он напишет. Иконка «в сети» сменяется на «печатает», и Чонгук нетерпеливо закусывает колечко на губе. Если она прочитала, все не так плохо. Если ответит — все очень даже неплохо. Если ответит даже не агрессивно — то все практически прекрасно!

безупречная луна:
я говорила.

Чонгук не может сдержать улыбки. Мунбёль ответила! Значит, не все потерянно!

скажи еще раз.
я хочу понять.
правильно ли помню.

безупречная луна:
ты — глупость в высшей инстанции, ты не можешь правильно что-то понимать.

Мунбёль ((((((

безупречная луна:
что?

ответь!!!

безупречная луна:
мальчик, сходи нахрен.

да только после того как ты ответишь.

безупречная луна:
это метафора на восприятие смерти. все люди воспринимают смерть по-разному: я считаю, что люди подчинены и принадлежат смерти, ты — наоборот.
что, если смерть — существо? существо, которое выше бога и религии, выше сильных мира сего? существо, которое подчиняет и властвует.
по твоей же логике, смерть — ничто. незначительная помеха на радаре. как будто, если ты умрешь, ничего не изменится.

я слишком маленькая сошка если я умру и правда ничего не изменится.

безупречная луна:
ты, как и многие люди, забываешь о своей важности. не в рамках страны, мира, вселенной, а в рамках какого-то узкого круга, в котором ты — важен. для мира, может быть, ничего не изменится, а для меня или кого-то из твоего окружения — да. если что-то может влиять хотя бы на одного человека, это имеет слишком большую власть. и, если бы смерть была человеком, то она имела бы эту власть. именно поэтому я считаю, что мы принадлежим смерти. если бы было наоборот, мой мир остался бы прежним, если бы по тебе, вдруг, проехал грузовик. но мой мир пошатнется, а мой мир — огромен, и если смерть может на эту огромную субстанцию повлиять, она имеет надо мной власть.

а ты имеешь власть надо мной Мунбёль.

безупречная луна:
надеюсь, если я перееду тебя на грузовике, твой мир пошатнется.

я люблю тебя.

Мунбёль читает сразу, но долго не отвечает. Настолько долго, что Чонгук успевает доехать до дома.

Парень прощается с водителем, поздравив его с Рождеством, а после топчется на площадке перед входом в подъезд, думая и гадая, стоит ли ему заходить или нет. С неба крупными хлопьями падает снег. Оседает на волосах Чонгука и его пальто, совершенно не зимнем, а потому Чон чувствует, что начинает замерзать.

безупречная луна:
ты правда поехал в осеннем пальто?
придурок.

Чонгук хмурится. Он брал пальто из шкафа, так что Со просто не могла понять этого. Если только, заметив, что его зимняя куртка осталась дома, решила проверить, но Чонгук прекрасно знает, что Мунбёль не полезет в его шкаф — у них был общий шкаф для той одежды, которая использовалась чаще, чем раз в год, а вот для сезонной пространства хранения были разными. И именно эти пространства служили отличным местом для того, чтобы прятать подарки или что-то в этом духе. а потому оба не пересекали эту границу.

Чон поднимает голову вверх. На лицо тут же падают снежинки, тая на коже. Однако это совсем не мешает Чонгуку увидеть, что окно, ведущее в их гостиную, открыто. И в нем он отчетливо видит Мунбёль, несмотря на то, что их квартира располагается на одном из последних этажей. Замечает, что в одной руке она сжимает сигарету, а в другой телефон.

На Чонгука не смотрит, взгляд Со направлен исключительно на экран телефона.

Смартфон в руке Чона издает звук, оповещающий о пришедшем сообщении. И он прекрасно знает, что отправитель — Мунбёль, а потому спешит прочитать как можно скорее.

безупречная луна:
пожалуйста, зайди в квартиру. мне холодно на тебя смотреть.

А после Со выходит из сети. Чонгук наблюдает за ней, положив телефон в карман пальто. Девушка выбрасывает бычок, а после, даже не взглянув на Чона, закрывает окно, скрываясь где-то в квартире.

Чонгук улыбается. Все точно хорошо.

II.

Мунбёль, закрыв окно, зябко ежится, а после возвращается на диван, залезая на него с ногами. Обнимает колени, опустив на них голову, и смотрит вперед. По телевизору крутят какую-то дебильную комедию, а думать Со может только о том, что Чонгук с минуты на минуту окажется дома.

Она, как дура, весь вечер бегала до окна в надежде увидеть, что он, несмотря на ссору, все равно успеет приехать. Как и обещал. Но чем ближе было к полуночи, тем меньше на это была надежда.

Конечно, Мунбёль знает, что виновата сам. Она начала эту ссору, хотя и Чонгук ее подхватил и продолжил, но… Совсем непривычно было из-за того, что Чон, который обычно во всех конфликтах выступал в роли ингибитора¹, в этот раз, наоборот, отлично отыграл партию катализатора². Надо сказать, что впервые за четыре — без пары-тройки месяцев — лет с первой встречи.

Годы идут, а ничего не меняется — Со Мунбёль настоящая дура.

И она правда не понимает, почему Чонгук все еще с ней. Она бы бросила себя еще после первой годовщины. Правда бросила, не думая ни о чем, потому что тогда в моменты ссоры Со — по собственному замечанию — вела себя как настоящая свинья.

В последние два года, правда, всё стало гораздо лучше — спасибо терапии, на которую Со таки осмелилась, решив, что ей отношение к людям и миру — неправильное. Вернее, оно, быть может, правильное, но только по отношению к незнакомым. В какой-то момент Мунбёль начала искренне ненавидеть то, как относится к близким.

А вместе с тем Мунбёль искренне боялась, что после терапии потеряет важную часть себя. Перестанет быть тем, кем была. А потому какое-то время просто держала в заметках номер специалиста, не решаясь им воспользоваться.

Вскоре, правда, поняла, что это мудаческое поведение — далеко не лучшая её черта. Которую не нужно так ревностно оберегать. Хотя бы тогда, когда это касается отношений с близкими. Мунбёль в какой-то момент просто устала причинять боль любимым людям — Хосок и Чонгук, обычно, страдали больше всех.

После первого сеанса Со прорыдала три часа на плече Чонгука.

Который следующие дни выглядел очень подавленно, потому что видел Мунбёль такой впервые. Даже заявил, что он её и такой — злобной и вредной — любит, лишь бы она во так не рыдала на его плече.

Со заявила, что делает это для себя. А после не явилась на следующий прием, испугавшись. Надо сказать, что её страх стал причиной того, что терапия длилась гораздо дольше, чем планировалось заранее.

Но, по прошествию полутора лет, Мунбёль отчетливо почувствовала — ей стало легче. Она перестала вести себя, как полное дерьмо с Хосоком и Чонгуком, в какой-то степени смягчилась по отношению с их компании, в которой стала бывать немного чаще, покинув клуб нелюдимых придурков и оставив Юнги и Тэхёна в нем за главных, а в остальном её отношение к другим, впрочем, не изменилось.

Мунбёль всё так же презирала отца Чонгука, всё так же была не дружелюбна на работе, всё так же разбрасывалась злыми шутками, но… Чувствовала себя гораздо легче с менее жуткой концентрацией ненависти и презрения в крови.

И жить стало как-то легче, как ей кажется.

Дверь громко хлопает, оповещая о приходе Чонгука. Со не спешит выходить к нему, но нетерпеливо кусает губу, желая, чтобы он как можно скорее пришел к ней.

Чонгук не включает свет в прихожей, немного шумит, зная, что Со не спит, а поэтому ему не нужно как можно тише двигаться по квартире. А после, наконец, двигается в сторону гостиной. Мунбёль по его шагам понимает, что парню так же не терпится оказаться радом, и это вызывает улыбку.

Надо сказать, первую за вечер.

Чон проходит в гостиную, а после осторожно садится рядом с Мунбёль, не говоря ни слова. Со так же не двигается, не решаясь сделать первый шаг.

Оба молчат, но, несмотря на недавнюю ссору, их молчание не кажется тяжелым. Просто оба боятся сделать первый шаг, все испортив.

Мунбёль внезапно думает, что ей совершенно не привыкать все портить. А потому она, опираясь на сидушку, двигается к Чонгуку первая, прилипая к его боку. Опускает голову на грудь, чувствуя щекой холод его рубашки, обнимает поперёк торса и привычно закидывает ногу парню на колени.

Чон же очень быстро реагирует. Тут же оплетает ее тело руками, тянет на себя, усаживая на колени, но так же не говорит и слова. Мунбёль совершенно не против их положения. Она устраивается поудобнее и теперь прячет лицо в изгибе его шеи, проведя кончиком носа по коже, которая тут же покрывается едва заметными мурашками.

Поглаживая спину Со сквозь ткань его собственного свитера, Чонгук чувствует, как желание завалить её на этот диван и зацеловать так, как хочется, становится сильнее и сильнее. И он правда близок к тому, чтобы сделать это.

Ни Чонгук, ни Мунбёль точно не могут сказать, сколько сидят вот так, в полной тишине и практически темноте. Оба словно наслаждаются этим спокойствием, которое наступает в присутствии друг друга, и никакая ссора не может этого изменить.

Но Чон прекрасно понимает, что сидеть вот так в тишине — просто неправильно. они должны поговорить, а он — извиниться. Потому что, если не сделает это, точно перестанет себя уважать.

— Мне нравится то, что ты подразумеваешь под ответом на этот вопрос, — тихо начинает, и Мунбёль, как ему кажется сначала, совершенно не реагирует.

Но после, немного погодя, она на грани слышимости подает голос:

— Какой вопрос?

— Что отличает птицу от летучей мыши.

— Этот вопрос не актуален лет пять уже, придумай что-то еще, — не сдерживает ехидности Со, но звучит она так беззлобно, что Чонгук не замечает этого.

— Мне нравится формулировка. И то, что, внезапно, я построил на этом собственную концепцию. Для тебя птица и летучая мышь — просто разные восприятия смерти. Я же думаю, что птица и мышь — это абсолютно разные на первый взгляд концепции.

Мунбёль кивает, говоря, что слушает его. По началу кажется, что нет никакого смысла в том, что он начинает это разговор сейчас, но… После Со понимает, что это так или иначе связано с их примирением.

— Я думаю, что под летучей мышью нужно понимать смерть, а под птицей — любовь. Ужасное и прекрасное.

— Что ужасного в летучих мышах? — шутливо возмущается Со, хотя в её голосе отчетливо слышна лёгкая улыбка.

— Они — жуткие, в отличие от птиц. Отличная персонификация смерти, как мне кажется. И уже упоминала эту мысль, мол, что, если смерть — это существо? Что, если любовь — это тоже существо? Два титана, которые борются друг с другом с начала времен за власть над людьми. Но что, если мне кажется, будто бы между ними нет никакой разницы? Казалось бы, диаметрально отличные друг от друга явления, существа, если мы допустим, что любовь и смерть — не нечто абстрактное, а что-то, что имеет оболочку и телесность? Вроде бы, полные противоположности явления, да? Любовь — что-то прекрасное. Любовь рождает жизнь, не только новую в лице мелких засранцев, но и жизнь в теле того, кто думает, что мертв — кто устал, отчаялся, перестал видеть смысл. Любовь в этом плане — начало, начало всего. Смерть же в прямом смысле конец, без какого-то второго дня и долгих логических цепочек. Но если предположить, что любовь — не только нечто прекрасное, но и кое-что опасное? Настолько опасное, что приводит вовсе не к жизни, а, наоборот, к смерти? ведь любви, если подумать, куда милее мертвецы, нежели живые, бьющиеся сердца. А смерть, в свою очередь, наоборот, всегда является чем-то новым. Простая логическая цепочка — ты умираешь, а потом становишься, грубо говоря, очень активной биологической добавкой, и даешь толчок новой жизни. формируя цикл и самоуничтожаясь, любой живой организм дает толчок новой жизни. Значит, смерть не так ужасна, как любовь?

Чонгук нежно обхватывает ладонью щеку Со, заведя большой палец под её подбородок, и заставляет её поднять голову, чтобы видеть любимое лицо. Мунбёль задумчива, она и правда размышляет над тем, что говорит парень, хотя, наверное, не до конца понимает, какое это отношение имеет к сложившейся ситуации.

— Выходит, если хорошо подумать, то прекрасная любовь и жуткая смерть, такие разные явления, по сути, никак друг от друга не отличаются, да? И любовь, и смерть, становятся началом новой жизни, и при этом становятся концом этой самой жизни. И ведь если поменять местами формулировки, прекрасная смерть и ужасная любовь, не многое изменится. Разница только в том, что смерть и любовь по-разному подходят к созданию жизни, не более того. Так быть может, межу птицей и летучей мышью нет никакой разницы? А смерть и любовь — это и вовсе одно и то же существо?

Мунбёль тихо смеется, жмурясь:

— Мне нравится, как ты перенял от меня желание говорить о смерти даже под Рождество.

Но Чонгук выглядит серьёзно, никак не реагируя на то, что она говорит. Он осторожно кончиками пальцев очерчивает её лицо, убирая упавшие пряди, и смотрит с такой нежностью, с которой на Мунбёль, кроме него, никто и никогда не смотрел. И её каждый раз поражает это.

Как и то, что за долгие годы отношений взгляд Чона не изменился совершенно. Он смотрит все с той же любовью и нежностью, от которых у нее до сих пор просто невозможно щемит сердце.

— Мунбёль, ты — моя любовь, создающая жизнь. Спасающая от одиночества, дающая призрачную поддержку так, как это можешь только ты. Без громких слов и пафосных речей, без показушничества, которое я терпеть не могу. Ты рядом, когда нужно, не даешь упасть, молчаливо идя следом, и это — лучшая поддержка и опора, которая мне нужна. И ты — моя смерть. Ты уничтожаешь меня своим умом, своим просто ужасным в хорошем смысле юмором, своей невозможной красотой. Во всем мире нет ни более ни одной девушке, которая могла быть красивее тебя. Которая могла быть хотя бы чуть-чуть лучше тебя. Ты — мои начало и конец. Все началось с тебя и закончится так же на тебе. Звезды не падают к ногам, Мунбёль, и как хорошо, что я вовсе не звезда, потому что я — у твоих ног.

Со поджимает губы, не в силах ответить. Ей не хватает чонгуковского красноречия, чтобы выразить то, что она чувствует к нему, не хватает опыта, чтобы говорить о своих чувствах и о том, как сильно она его любит. Мунбёль любит.

Любит так сильно, что это кажется одновременно началом всего, и концом. Её личным концом. Чонгук для Со опасен так же, как и прекрасен. Она несколько лет назад добровольно отдала ему свое сердце в надежде, что он будет оберегать его так же хорошо, как и она до этого.

Мунбёль наклоняется, чтобы поцеловать парня. Да, красноречие — не её конёк. Но Мунбёль привыкла показывать любовь действиями, а Чонгук привык улавливать эту самую любовь в самых незначительны жестах своей девушки.

— Я люблю тебя, — шепчет тихо, на грани слышимости, отодвигаясь на такое незначительно расстояние, что своими губами все еще касается чонгуковских.

— Я тоже. Я так сильно люблю тебя, Мунбёль. Боже, давай больше не ссорится под Рождество, потому что…

— Потому что, — заключает Со, улыбаясь.

Мунбёль больше не злится, да и, если хорошо подумать, Чонгук то, что она отошла, заметил, только переступив порог гостиной. Она выглядит мягко, и дело совершенно не в огромном свитере Чонгука, который Со надела. Это что-то иное, комфорт, который идет откуда-то изнутри, что бывает крайне редко.

Чонгук себя особенным чувствует, потому что он — единственный, кто видит Мунбёль такой, и есть в этом что-то совершенно приятное, такое, что определённо выделят его из серой толпы.

— Справедливо, — весело хмыкает парень, улыбаясь.

И, не удержавшись, бегло чмокает её в кончик носа, из-за чего Мунбёль забавно морщится.

— Возьмем щенка после рождества? — вдруг спрашивает Чон, осторожно заправляя волосы Со за уши.

— Ого, мы уже думаем о детях! — шутить Мунбёль, а Чонгук, закатив глаза, быстро просовывает руки под свитер, чтобы пробежать пальцами по её ребрам, щекоча.

Со громко смеется, пытаясь сползти с колен парня, но тот только сильнее прижимает её к себе.

— Мы думаем об этом все время, что встречаемся. Мне кажется, что если ты поднимешь меня ночью, я тебе расскажу без запинки, как ухаживать за доберманами и как их воспитывать. Как и ты!

— Справедливо, — соглашается Мунбёль. — Мы, вроде как, расставаться не собираемся, чтобы у бедной собаки был стресс, так что…

— Подожди-ка! — подозрительно щурится Чонгук. — Ты всё время откладывала, потому что думала. что мы расстанемся?

— Нет, — отрицательно качает головой девушка. — Я думала, что брошу тебя.

Чонгук хмурится. Тон Со звучит серьёзно, но, присмотревшись, он успокаивается, обнаружив в её глазах нотки веселья.

Иногда шутки у Мунбёль просто ужасные.

— Ты — чудовище!

— Вот как? А только что была твоей любовью и смертью! Какой ты непостоянный!

— Одно другому не мешает, — фыркает Чонгук. — Нет, я поражён, она и правда думала, что у нее получится меня бросить!

— Эй!

— Что «эй»? Я — Чонгук! Любовь всей твоей жизни!

— Эй, Чонгук, любовь всей моей жизни, — цокает Со. — Мне родители всегда говорили, что нельзя заводить детей вне брака.

— Хорошо, давай поженимся.

Мунбёль иронично выгибает бровь, смотрит на Чона, как на настоящего дурачка, разве что пальцем у виска не крутит.

— Я никогда не выйду за парня, который считает летучих мышей страшными!

Чон серьёзно щурится:

— Любимая, я считаю летучих мышей самыми привлекательными существами в мире!

— Поганец! — Мунбёль смеется и несильно толкает парня локтем в бок. — Сделаешь мне нормальное предложение, я еще подумаю, соглашаться или нет! А щенка возьмем. Назовем Юнги. Представляешь, будем гладить по головке и говорить «Ах, Юнги! Какой хороший мальчик!»

— Хён тебя убьет.

— Меня Юнги-младший защищать будет!

— И Чон-младший тоже!

— Вообще прекрасно!

— А предложение я сделаю, так и знай.

— Не угрожай мне, мальчик.

Со шутливо грозит пальцем. Чонгук хмурится, делает вид, что напуган, а после внезапно заваливает Мунбёль спиной на диван. Девушка громко смеется. Осветленные в очередной раз волосы ореолом раскидываются вокруг ее головы, делая Со похожей на сошедшее с картин божество.

У Чонгука щемит сердце, потому что она — совершенство.

Он, не в силах сдержаться, целует Мунбёль, завладевая всем её вниманием, уничтожая каждую мысль.

Зак окном снова начинает падать снег. Стрелка на часах медленно близится к полуночи, а Чонгук просто не может перестать целовать свою злую цветочницу. И, если подумать, он совершенно не против провести Рождественскую ночь, целуя Мунбёль.

— Почему мы вообще отмечаем Рождество, если ни ты, ни я не…

— Господи, Мунбёль!

— Так я про Господа и говорю, ты чего перебиваешь? — искренне возмущается Со, толкнув парня в плечо.

Чонгук беззвучно смеётся, пряча лицо в районе женской шеи.

Да, его Мунбёль — настоящее чудовище моментами. Но она его чудовище. Да притом — самое прекрасное.

¹ — ингибиторы — это вещества, которые замедляют скорость химической реакции.

² — катализаторы — это вещества, которые ускоряют химические реакции, активно участвуют в них, но сами в итоге не расходуются