pyrokinesis — звёзды все принадлежат богам.

jimin — like crazy.

I.

Мунбёль удивляется, когда Хосок зовет ее в клуб. Он, вроде, прекрасно знает, что она — точно не фанатка таких мест. Шумно, грязно — и речь не о чистоте помещения и о том, как персонал справляются со своей работой — вульгарно и пошло, одним словом дерьмово. Мунбёль, стоит отметить, в целом не любит публичные места, где больше одного человека, предпочитая часами сидеть в хосоковской квартире за очередным холстом.

Со так же удивляется, когда Хосок говорит, что там будут и его друзья, с которыми Мунбёль посчастливилось познакомиться. Она думает, что друзьям его не нравится — особенно после того ее психа, но Хоби заверяет, что это не так, мол, ты, Мунбёль, понравилась им, несмотря ни на что они рады видеть тебя будут. Со верится в это с огромным трудом, она даже шутит, будто бы для друзей Хосока она просто забавная зверушка, за которой весело наблюдать, но Чон уверяет, что это не так. За исключением, возможно, только Сокджина. И в целом, это правда похоже на правду.

Всё-таки, спешит себе напомнить Мунбёль, друзья у Хосока разношёрстные, так что, возможно, она — не самая странная из них. Не сказать, что Со хочет проводить время с друзьями Хоби: дело не в них, дело в ней, что очевидно. Мунбёль компании не любит, клубы не любит, людей не любит, себя тоже не особо-то и любит. А Хосока любит. По-своему правда, где-то очень глубоко в душе, но любит. И отказать не может.

Особенно, когда Чон говорит, что это будет что-то в стиле очередной андеграунд тусовки, которые он всем сердцем своим большим любил — они с Намджуном в этот вечер развлекают толпу. Мунбёль думает, что просто не может упустить возможность посмотреть на друга в естественной для него среде, потому что Хосок на сцене и Хосок в обычное время — это совершенно разные люди. Мунбёль просто не представляла, как Хосок мог так разительно отличаться в своём образе охуенного рэпера от того Хосока, которого она знает бессчётное количество лет. Так что она быстро соглашается, хотя и не может не признать того, что очень скоро пожалеет об этом.

— До сих пор не верю, что твои друзья сказали, будто бы я им нравлюсь, — скептически фыркает Мунбёль, прикуривая и пряча зажигалку в карман длинного кожаного плаща, расстёгнутого и открывающего вид на кожаные брюки и черную футболку, сверху на которой в тусклом свете переливается серебром кулончик с полумесяцем.

Если присмотреться, у нее большая любовь к луне проглядывается во внешнем виде. Татуированные фазы луны на спине, кулон на шее с луной, серьги с лунами и проколотый хрящ тоже с украшением-луной. И кольцо с луной, то, которое Хосок подарил. И волосы, всё еще окрашенные в черный и белый, на две стороны луны похожи.

Мунбёль и сама на луну похожа. Внешне холодная, одинокая, неживая совершенно, и черт знает, что там, на тёмной стороне. Какие желания скрываются? Какие мысли? Страхи? Все это на темной стороне, скрытой от чужих любопытных взглядов, чтобы не быть простой загадкой для всех.

— Я тоже, — искренне улыбается Хосок, терпеливо ожидая, пока подруга докурит. — Но я знаю, что ты хорошая. Они тоже хорошие. Хорошие люди чувствуют друг друга.

— Чепуха, — усмехается Со, задумчиво кусая большой палец и немного морщась от того, что сигаретный дым попадал в глаза из-за близости к лицу. Разочаровано трёт глаз, который тут же начинает слезиться. — Твой друг, Чонгук, будет?

Чон добродушно улыбается:

— Да, он впервые тут. Видела бы этот щенячий восторг, когда я сказал ему об этом. Настоящий Бэмби! Ты не злись на него так, он как я — слишком тактильный и активный.

Девушка хмыкает. Ну, да, Чонгук по ее мнению тот еще олень.

Да, Чонгук, судя по всему, слишком активный, как и Хосок. Только у Хосока преимущество в том, что его Мунбёль ценит.

— Ты ко мне не лезешь, — возражает Мунбёль, пожимая плечами. Она оборачивается спиной к невысокому заборчику, опираясь на него локтями. — А он лезет. Я ему ясно даю понять, что мне не хочется с ним контактировать, что я далеко не самый общительный человек, что мне хочется быть просто сторонним наблюдателем в компании. Но он настойчиво продолжает чего-то добиваться, уже месяц наведываясь ко мне за цветами, а после... То на перекур зовет, то еще что-то.

— Мунбёль, — с тенью снисхождения тянет Хосок. — Я тебя прекрасно знаю, ты задушила его своим молчанием или снисхождением, вот и все. Это не то.

— Если у него есть хотя бы капелька самоуважения, то он и молчание поймет правильно и расценит, как реакцию на его надоедливое поведение, — закатывает глаза Мунбёль.

— Он просто хочет, ну, подружиться. Ты ему интересна. Как и многим, но ты постоянно всех отвергаешь. Да и потом, это банальное дружелюбие.

Хотя и хочешь, чтобы тебя любили, хочет добавить Хосок, но молчит.

— А он мне не интересен. Как и многие вокруг. Все, кроме тебя, вообще-то. И дружелюбие такое я в гробу видела, честное слово. Он как муха, раздражает, особенно с дружелюбностью этой своей паршивой, — фыркает Мунбёль, кидает бычок, не докурив часть сигареты, и придавливает его подошвой высоких ботинок со шнуровкой. — Пойдем в этот плесневелый гадюшник, который только на твоих плечах и держится, — смеётся она, пряча руки в карманы брюк и спешит за Хосоком.

Как только заходят в клуб, их встречает громкая музыка и чёрная кожа кресел и диванчиков. Здесь практически никто не танцует, но Мунбёль думает, что это только в этот вечер. Площадка для танцев совсем скоро наполнится ценителями музыки Намджуна и Хосока, которые будут с жадностью хватать их каждое зачитанное слово. Сейчас же, в ожидании их выступления, на сцене идет совсем другое шоу — то, что вытворяли девушки на пилоне, было искусством, не меньше. Обычным стриптизом назвать это просто язык не поворачивается.

Хосок тянет Мунбёль наверх, туда, где как она думает, их уже ждут. На втором этаже в таких местах, как правило, располагались вип-помещения, и Со даже не удивляется тому, что Хосок и друзья ждут там. Владельцы клубов, в которых Чон давал выступления, обычно чуть ли не задницу ему целовали, потому что такие, как он, были их золотой жилой. Вся эта андеграундная тусовка как будто снова набирает такую же популярность, что и в годы молодости Со.

Он пропускает Мунбёль в отдельную комнатку, где она тут же видит уже знакомые ей лица. Со вдруг понимает, что это первый раз, когда она будет наблюдать за выступлением Чона в компании его друзей, в не в гордом одиночестве, как было всегда. Она с хосоковскими друзьями часто бывала в на выступлениях таких, но всегда держалась поодаль, не желая присоединиться к толпе.

— Мунбёль! — дружелюбно восклицает уже изрядно подвыпивший Чимин, поднимаясь. Мунбёль уж было начинает думать, что сейчас он непременно набросится на нее с объятиями, как обычно бывало с такими, как Пак, когда они выпьют, но юноша удивляет ее. Только кланяется, приветствуя Со, пусть и криво, но на этом все.

Поразительная вещь, друзья у Хосока правда хорошие и понимающие. Мунбёль снова начинает себя среди них вороной белой чувствовать.

— Чимин, — в привычной манере для себя тянет Мунбёль, так же поклонившись. Ей приятно. Смотрит в сторону, замечая Намджуна, и сдержанно кивает ему. Следом смотрит дальше. — Сокджин, верно?

— Да, точно, — улыбается Ким. — Как меня можно было не запомнить!

— Очень даже просто, — Со смотрит дальше, пока Ким тянет что-то вроде «О, нет, моё сердце разбито!», что даже искренне забавляет Мунбёль.

Замечает Тэхёна и только кивает ему, а рядом с ним, к своему сожалению, обнаруживает Чонгука, который во все глаза смотрит на нее. Мунбёль вздыхает, понимая, что от компании Чона младшего ей никуда не деться, а после с самым невозмутимым видом садится рядом с Хосоком, с самого края, чтобы с другой стороны от нее никто более даже не думал сесть. Ну, если только на пол, хотя, она знает достаточно о друзьях Хосока, чтобы знать: те могут и на пол рядом с ней сесть, если только захотят того.

— Честно говоря, мы думали, что ты не придёшь, — весело тянет Чимин, опрокидывая какой-то шот.

— Мы думали, что не понравились тебе, — смеется Джин с заметным подтекстом: Со понимает, что он над ней подшучивает. К своему удивлению, она даже не раздражается. Это звучит беззлобно и как-то даже по-дружески, хотя и такой прыти Со явно не оценивает.

У Джина удивительная аура спокойствия — на него, честно говоря, даже злиться толком не хочется. Просто принять, как есть, да и чёрт с ним. Чёрт с ними со всеми, они слишком дружелюбные, но это не кажется чем-то надоедливым и раздражающим. Ну, если, конечно, закрыть глаза на Чонгука.

Он в этой разношёрстной компании кажется кем-то вроде белой вороны, как и Мунбёль. И, хотя его не назовёшь недружелюбным — всё как раз наоборот, а от того он и надоедливым становится — но он всё равно не сливается с друзьями Хосока. У него вместе с дружелюбием, в степень возведенным, есть что-то еще, что-то мрачное, что-то такое, что есть и у Мунбёль. Ей его гораздо тяжелее воспринимать, чем других.

— Так и есть, — соглашается Мунбёль, а после, вслед за Хосоком, обращается к подошедшей официантке в ужасно откровенном наряде. Со не удивлена: что-то такое от этого места она и ожидала, это всего-лишь бизнес, да попытки срубить большую выручку. — Мартини, пожалуйста.

— Черт, кажется, мое сердце разбито снова! — продолжает Джин. Он выглядел как отец своих сынишек: в белой футболке, клетчатой рубашке и черных джинсах он похож на заботливого родителя, который пришел забирать пьяных отпрысков из клуба. Девушка даже не удивляется, что думает так о нём: Джин кажется ужасно надёжным парнем, а от того и такая параллель.

У Мунбёль отец ровным счётом такой же. Веселый — даже слишком для своих лет — и не типичный папаша, который не интересуется своим собственным ребёнком. Отец её по всем меркам — хороший.

— А я говорил, Бёль та еще похитительница сердец! — подает голос Хосок, закидывая руку на спинку диванчика позади подруги, но даже не думает касаться ее, чувствуя, что та на подобного рода контакты не настроена в этот вечер.

— Вы знаете, что у вас достаточно сомнительные представления о компаниях, в которых вы желаете проводить время, — деланно замечает Мунбёль, иронично, с некоторой насмешкой вскидывая бровь.

— Мы просто давно хотели познакомиться, а тут такая возможность! — смеётся Чимин. — Ничего личного, просто интерес.

— Интерес по определению является чем-то личным, идиот, — фыркает Тэхён, картинно и с излишним драматизмом глаза закатывая. Последнее говорит на французском, вызывая этим у Пака очевидную заминку.

Он сначала долго смотрит на Тэхёна, пытаясь вспомнить, что это может значить, но мозг под действием достаточно крепкого алкоголя не то, чтобы и хочет соображать. А после, потерпев поражение с крахом, обращается к Мунбёль:

— Он обозвал меня, да? — деланно дуется парень.

Со хмыкает:

— Не-а. Это кое-что очень...- она сдерживает усмешку. — Очень милое.

— Понятно, — заключает Чимин. — За дурака меня оба держите, я понял.

— Что ты такое говоришь! — притворно ужасается Тэхён. — Хотя, кому я вру? — вновь на французском обращается он к Мунбёль.

Та предельно серьёзно тянет:

— Говорит, что ты его любимчик, — выступает в роли плохого переводчика, коверкает значение сказанных слов, и это сразу понятно всем становится. — Делай так чаще, — обращается она к Тэхёну, радуясь, что может практиковаться во французском хоть как-нибудь, пусть даже настолько скудно и ничтожно мало.

— Так же, как и обычно? — голос Тэхёна звучит как-то совсем удивительно с французской речью.

— Как мудила? — вдруг грубо, как после злой шутки, смеётся Мунбёль, что, конечно же, не ускользает от чужих взглядов. — Не осуждаю, понимаю. Я про французский. Говори со мной по возможности на нём. Мне не хватает практики.

Мунбёль звучит так, словно даже не просит, а банально ставит перед фактом. Не спрашивает, хочет ли Тэхён этого и есть ли у него желание разговаривать с ней, тем более на французском — Со помнит всё ещё хорошо, что он не особо-то и общительный — а просто ставит в известность о своём странном, мимолётном и сомнительном желании. Давая таким образом понять, что он, вообще-то, и сам может решать, что ему делать, но подобную перспективу Тэхёну лучше банально не упускать.

Мунбёль чувствует на себе чей-то тяжёлый, но внимательный взгляд. Она знает, кому он принадлежит, а Чонгук даже не думает скрываться и шифроваться: он всем своим видом показывает свой интерес к ней, что Со раздражает до ужаса. Она закатывает глаза, поднимая на него взгляд, словно давая таким образом понять, что она не только чувствует, как он пялится на нее, но и явно недовольна этим фактом. Однако Чонгук на это даже никак не реагирует, лишь дёргает бровью и салютует ей стаканом с виски. Тэхён, сидящий рядом, замечает кислое выражение Мунбёль и тыкает Чона локтем под ребро, давая тому намёк на то, чтобы он, черт возьми, прекратил.

А Чонгук...Чонгук в полной заднице. По уши в дерьме, потому что Мунбёль...Нет, у него нет ни единого слова для того, чтобы описать то, насколько она, черт возьми, великолепна. Когда Со скидывает плащ, оставаясь в футболке, которая вовсе не скрывает ее татуировки, а следом закидывает одну ногу на другую, из-за чего кожа ее брюк приятно скрипит, Чон просто... Просто всё, кончился, нет его. Чонгука точно ведет, потому что она, черт возьми, невероятная.

У него желания коснуться, желания каждую ее татуировку подушечками пальцев обвести хоть отбавляй, а возможности нет вовсе — вся уверенность и спесь спадают, а Чон чувствует себя мальцом, который и девушку то впервые перед собой видит. И у мальца этого в перспективах только эротические фантазии в душе, и всё. Он не уверен, что сможет даже шаг сделать первый — даже не потому, что не знает, на какой козе к ней подъехать — он себя с ней дураком форменным считает, который слова с трудом-то связывает.

Она просто...Красивая такая, ужасно красивая. Спокойная, пусть и холодная, как ледышка. Крошечная на фоне Чонгука. Мунбёль ему просто так нравится. Шутки ее ужасные и жестокие нравятся. Нравится, как она улыбается, когда букеты собирает. Он готов признать, что влюбился в нее с первого взгляда. Готов признать, что идиот полный, раз влюбился в нее, ведь, как ему кажется, Мунбёль не из тех людей, которые любят в ответ. Они позволяют в себя влюбляться, но сами свое сердце для кого-то не открывают.

Но Чонгуку, честно говоря, плевать. Она так быстро в ему в самую душу забралась, что он в ужасе просто, как подросток прыщавый, ни разу не видевшей девушку, ведет себя. Он хочет на свидания ее водить. Хочет устраивать романтические ужины и пикники где-нибудь в нелюдимых частях города, хочет быть причиной ее улыбки. Черт, да Чонгук даже готов залезть в костюм ёбаной ромашки, если это заставит ее улыбнуться. Это, наверное, их пятая встреча, а он уже чувствует, что просто потерян.

Мунбёль не разговаривает, как и Тэхён, впрочем. Слушает только внимательно, интереса не показывая, и неспешно пьёт мартини, оставляя на идеально чистом стекле след от своей алой помады, с которой выглядит невероятно соблазнительно и эффектно. Чонгуку на стену лезть хочется.

Смотреть на нее не хочется и хочется одновременно, а Чонгук уже жалеет о том, что вообще согласился прийти сюда, зная, что предмет его воздыханий будет здесь этим вечером. Он, конечно, хотел бы увидеть, как хёны заряжают толпу невероятной энергией, но, честно говоря, Чонгук бы пережил, если бы не увидел это. А вот встречу с Мунбёль он вряд ли переживет.

Он ослеплен. Ослеплен ее холодом и невероятным сиянием, ослеплен алым цветом ее губ, ослеплен Мунбёль, а от того ведет себя глупо и опрометчиво. Это очень похоже на адреналин, очень похоже на то чувство, которое вызывает у него опасность. Мунбёль — как самая опасная полоса гоночная.

— Никто не будет против, если я закурю? — внезапно интересуется Мунбёль, отвлекая всех от разговора, в котором она не участвовала.

— О, а я думал, что тебе все равно, — беззлобно смеётся Джин.

— Все равно. Я даже не буду делать вида, что мне жаль, когда прикурю, — бубнит Со, сжимая между губ сигарету и рыская по карманам плаща в поисках зажигалки. Тэхён, прерывая ее поиски, просто кинул ей через всю комнату свою зажигалку, как бы выражая общее разрешение. — Я предупреждала.

— Как ты заботишься о здоровье своих новых друзей! — продолжает Сокджин. Все сразу замечают, как он открыт к Мунбёль, так что теория Хосока о том, что она станет любимицей старшего, подтверждается.

Они все слишком быстро принимают ее, что Со удивляет, но виду она не подаёт. Мунбёль понимает, что все друзья Хосока со своими закидонами, так что к ее мрачности больше не относятся с пренебрежением. Ей даже в какой-то степени риятно их искренность слышать, ее так давно в компаниях не встречали.

— Эй! — возмущается шутливо Хосок. — Какие друзья? Нет-нет, Со Мунбёль только мой друг.

— Ты мне тоже не друг, — невозмутимо ведёт бровью девушка, прикуривая, наконец, а после кидает зажигалку Тэхёну, который внезапно поддерживает ее и закуривает сам.

— Она шутит, — все тем же тоном тянет Чон, наигранно смеясь. — Шутит.

— Не-а.

— Шутишь.

— Продолжай обманываться, — тянет Со, выпуская пухлыми губами дым.

Чонгук с трудом смотрит в сторону. Он, конечно, и раньше видел, как она курила, но только сейчас был готов признать, что у него, кажется, появился новый, абсолютно отвратительный фетиш — курящая Со Мунбёль. Он вообще из-за нее внезапно понимает, что имеют ввиду девушки, когда говорят о своём желании, чтобы их любимый айдол банально наступил на них. Он бы был не против, если бы она сейчас наступила бы на него в своих огромных ботинках.

(Хотя, возможно, дело только в том, что у Чонгука теперь в целом один большой фетиш на Мунбёль, кто знает?)

Она задумчиво смотрит на сизый дым, поднимающийся от тлеющей сигареты, а после тянется вперед, стряхивая пепел в пепельницу из темного стекла, и затягивается, возвращаясь обратно, и слушает разговор. Мунбёль, как и Тэхён, молчаливые слушатели, в то время, как вся остальная часть присутствующих, включая Чонгука, участвует в разговоре. Последнему это даётся слишком сложно — Чон то и дело отвлекается на Мунбёль.

Когда она поднимается, шепчет что-то Хосоку на ухо, после чего тот только кивает, одними губами шепча, что все в порядке, и уходит, Чонгук старается не смотреть ей в след. Получается.

(Хотя и получается очень сомнительно. Да и успехом это не назовешь, потому что Мунбёль так и манит — ужасная девушка, ему пора это просто-напросто признать и больше не страдать — а он безудержно на нее смотреть хочет, потому что, ну, а как вообще не смотреть?)

II.

Мунбёль спускается вниз, к стойке, заказывая себе еще один бокал мартини. Ей жизненно необходимо побыть отдельно ото всех, потому что социальная батарея резко садиться. Пусть она и не разговаривает, не участвует в общей беседе и практически никак не контактирует с друзьями Хосока, она находится с ними в одном закрытом пространстве, из которого только один выход, что заставляет ее тратить немного больше сил на то, чтобы оставаться более или менее спокойной, а не биться в огромном желании убежать и спрятаться ото всех под подушкой.

Она закидывает ногу на ногу, устало опуская голову на стойку. Мунбёль утомилась, хотя, казалось бы, контактировала с людьми не больше, чем обычно. Она не жалеет о том, что пришла, но очень хочет уже уйти. В который раз проклинает то, что Хосок всегда выступает после полуночи, а в клуб приходит за несколько часов до.

Перед ней появляется треугольный бокал с мартини, за который она тут же кидает пару купюр на стол — Хосок заверил, что заплатит за весь выпитый ей алкоголь, но садиться на шею не хочется — и лениво откидывается на спинку барного стула назад, без интереса рассматривая стойку.

Она иногда завидует Хосоку. Завидует его способности быть таким открытым к людям, заводить друзей многочисленных и весёлых. Когда-то Мунбёль умела так же. Сейчас ей сложно даже с Хосоком поддерживать отношения. Она запуталась, как чертов провод, и распутаться сама, без посторонней помощи, не может. Да только помощь чужую принимать точно не собирается. Мунбёль такая, какая есть — хреновая самостоятельность, возведения в абсолют. Только самостоятельность эта бесполезная и разрушающая.

Ей понять сложно, что просить помощи чужой не так уж и плохо. Не значит это, что она слабачка или что-то в этом духе. Хосок это до Мунбёль пытается донести уже несколько лет, а Со, уперевшись рогами в стену, ведёт себя глупо, по-бараньи.

— Эй, куколка, чего одна сидишь? — рядом словно из-под земли появляется паренёк со смазливой внешностью и закидывает руку на плечо Со.

Мунбёль, окинув его снисходительным взглядом, игнорирует, отпивая мартини, а после лениво делает вид, что никто к ней и не обращается вовсе, скинув чужую ладонь с плеча. Надеется, что этого будет достаточно, чтобы эта пьяная задница поняла, что она не настроена на общение с ним. У нее нет желания даже с Хосоком в этот момент в одном пространстве находиться, что уж говорить о каком-то левом, не внушающем никакого доверия ей, придурке?

— Да ладно тебе, не строй из себя недотрогу, я же вижу, что ты не такая, — настойчиво продолжает молодой человек. У Мунбёль под кожей горит желание разбить ему об голову стакан, не меньше. В голове набатом стучит поток нецензурной брани, который ей так и хочется вылить на него.

Смотрит на него слишком пренебрежительно — думал бы он головой, точно бы понял, что смотрят на него, как на отвратительного таракана — бегло окидывая внешний вид своего горе-ухажёра. Смазливая мордашка, уложенные огромным количеством геля волосы и наряд, пестрящий брендами, их видно глазом невооруженным — все в нём выдаёт как минимум придурка, а как максимум пустышку, которая живет на деньги папаши.

Мунбёль никогда не переживает из-за того, что получает не самую высокую зарплату на своей работе — хотя, этого и хватает, чтобы жить как минимум неплохо — потому что, в конце концов, это её деньги, которые она честно заработала. Она не сидит на шее у отца, который вполне себе мог позволить содержать дочурку, а добивается всего сама, пусть и достижений всё же не так много. Со бы просто не позволила сидеть себе на чьей-то шее.

Ей из-за этого в первое время, что она жила у Хосока, было просто невыносимо тошно от самой себя.

— Послушай, мальчик, — цедит Со, глядя на него свысока, хотя это он возвышается над ней. У нее взгляд холодный, практически ледяной, стреляющий острыми глыбами льда, что практически смертельно. — Не моего ты поля ягода, иди отсюда, лады? Я не хочу портить вечер и тебе, и себе.

— Ты такая горячая, я в восторге!

— Ты из какого клишированного романа вылез, родной? — фыркает Со, закатывая глаза, и смотрит все с тем же снисхождением. Словно он самое жалкое существо, которое Мунбёль только видела, но ей его так жаль, что она готова потратить пару секунд на него. — Дай-ка угадаю, косплеишь кого-то, да? Смотри, а если не присматриваться, то очень даже похож на кого-нибудь, — хамовито улыбается она, лениво склоняя голову на бок.

— Ты, наверное, не знаешь, кто я, — смеётся парень, хотя и в его голосе слышится угроза.

Ага, думается Мунбёль, эго оказалось слишком хрупким. Отказ вывел из равновесия, хотя и до этого парень банально даже не воспринимал её всерьёз, наверняка видя очередную дурочку, готовую повестись на большой кошелёк.

Мунбёль вообще иногда удивляется глупости парней, нацепивших на голову огромную корону: думать о девушках, которых за их счёт с гордо поднятой головой шагают по миру, ни в чем себе не отказывая, глупыми — это верх недальновидности. Верх недальновидности тех, кто дальше своего носа ничего не видит.

Она таких девушек считает наоборот лишком умными и хитрыми: не каждая так жить сможет. Она бы, например, точно не смогла — дурочкой казаться другим не любит, хотя и обожает носить самые искусные маски на публике.

— О, мальчик, пожалуйста, не нужно хвастаться деньгами своего отца, — все тем же тоном смеётся она, отпивая с невозмутимым видом мартини. — Если бы они были мне нужны, я бы подкатила к твоему папочке, а не тратила бы свое время на тебя. Ничего личного, просто смазливые щеночки не в моем вкусе.

И, поведя плечом, невозмутимо встаёт, собираясь уйти обратно к Хосоку. Уж лучше шумная компания, чем компания пьяного идиота, который, как бы горько не было признавать это, мог уложить её одно только рукой.

Однако тот имеет абсолютно другие планы и, не давая ей и шагу сделать, парень вдруг резко обхватывает ее руку немного выше локтя.

— Руку убери, — предельно спокойно говорит Со, наклоняя голову на бок. Она ненавидит, когда её трогают, ненавидит, когда в ее личное пространство суют свой противный нос.

— А что, если нет? — нахально, абсолютно клишированно тянет парень в ответ, грозно — вернее, он так думает, для Мунбёль это же выглядит просто жалко, не более — нависая над ней.

— Я затолкаю тебе этот стакан в задницу. Хотя, тебе, наверное, не привыкать к такому, — ехидно тянет она, а после, особо не раздумывая, выплёскивает остаток мартини на его рубашку, улыбаясь.

Парень смотрит на нее со смесью недоверия и злости, переводя изредка взгляд на свою рубашку, залитую алкоголем. Мунбёль с огромной досадой понимает, что влага попала и на её собственную футболку, от чего ткань теперь самым ужасным образом прилипала к коже живота.

Со хмурится, когда замечает странную перемену в его поведении. Жалеет, что на них никто не обращает внимания, потому что, очевидно, ситуация несколько выходит из-под контроля. Понимает она это только в тот момент, когда видит занесённую над ней руку и уже даже готовится отойти в нужный момент в сторону, не теряя самообладания, когда не происходит ровным счетом ничего из того, что она уже успела напридумывать в своей голове.

Вместо этого Со всё с тем же безразличием к ситуации замечает, как чужое запястье крепко удерживает мужская рука с уже знакомыми татуировками. Сам Чонгук — принесла же его нелёгкая — смотрит на парня, сжавшегося перед видом Чона, с очевидной, еще более ужасающей угрозой, чем та, что исходила от самой Со. Получается показательно и многозначительно.

Чонгук теперь смотрит на Мунбёль, вскидывая бровь с пирсингом, как будто спрашивает, что происходит, на что она только неразборчиво ведет плечами, как бы говоря, что ничего. Нет, она не испугалась. Не потому, что ей было плевать или что-то в этом духе, а просто потому, что понимала: этот парень ей особо и не сделает ничего. Она трезвее него, меньше, а значит сейчас имеет больше возможностей для маневра — увернуться и скрыться в толпе было бы буквально проще простого.

(Хотя, к чему же весь этот бравый, наигранный героизм, а, Мунбёль? Слабой снова быть не хочется?)

Чон только качает головой, поражаясь до невозможности — и относительной глупости — этой девушки, а потом просто отпускает парня, взглядом указывая тому уйти. Мунбёль голову склоняет: она не видит перед собой шутливого, дружелюбного мальчишку, а парня, серьёзного и собранного — ему-то, как она думает, и принадлежит вся эта тяжесть восприятия — готовый и правда прийти на помощь, если нужно, а не бросить всё на половине дела.

Аура у Чонгука тяжелая и мрачная, но вовсе не отталкивающая. Наоборот, именно это у Мунбёль и вызывает интерес неподдельный.

От того она даже и не сопротивляется, когда за руку ее берет уже Чонгук. Причем, он именно берет — держит осторожно, не сильно, и практически не тянет, давая возможность банально уйти, хотя и Мунбёль, к его глубочайшему удивлению, даже не сопротивляется. Пустой стакан, который она до этого всё время держала в руках, Со ставит на столик ближайший, встречая удивленные взгляды сидевших за ним людей, и терпеливо следует за парнем, не скрывая своего интереса глядя ему между лопаток. Рост её позволяет ей смотреть только туда, хотя это и не страшно.

Когда Чонгук достаточно резко на фоне всех его предыдущих жестов заталкивает ее в мужской туалет, Мунбёль тоже не пугается. Она не видит в нем угрозы вовсе, знает заранее, что он ее и пальцем не тронет. Из-за Хосока, из-за чего-то еще — не важно, просто знает. На уровне интуиции чувствует, отпуская ситуацию из-под своего контроля. Черт бы с ним, с этим Чонгуком, пусть делает, что угодно. Он даже ее не раздражает в это мгновение.

Мунбёль просто спокойно. Спокойно и легко.

Отпустив Мунбёль, Чон становится перед ней, и на секунду ей даже кажется, что бежать некуда, но нет, так только кажется — Чонгук стоит на расстоянии, равному примерно целому предплечью, и только тянется за ее спину, отрывая небрежным жестом бумажные полотенца с крепления сзади. Мунбёль при желание без проблем бы нырнула под его рукой и ушла бы, пятками сверкая, но она стоит в ожидании.

В глупом ожидании смотрит на него с огромной заинтересованностью, впервые за долгое время чувствуя что-то такое. Ее интерес сложно вызвать, Мунбёль и сама порой поражается тому, насколько она безразличной бывает о всему, что ее окружало — у нее хотя бы минимальный интерес вызывали цветы и...всё?

И, теперь, к цветам присоединился и Чонгук. Короткого мгновения, совсем незначительного достаточно, чтобы этот интерес появился. У нее искреннее любопытство в заднице подгорает после того, как Со увидела, как он удивительным образом сочетает в себе не только какую-то мягкость, дурашливость и назойливость с холодной, мрачной собранностью, от которой опасностью за версту несёт. Мунбёль своего интереса не скрывает да и скрывать тоже не собирается, потому что...Потому что нет в этом ничего зазорного и постыдного, нет ничего, что нужно было бы скрывать от кого-то и на что нужно было бы глаза закрывать.

— Это было глупо, — фыркает показательно Чонгук, зачем-то самостоятельно начиная вытирать ее влажную футболку бумажными полотенцами. В действиях его сквозит небрежность и какая-то ленивость.

Мунбёль хмыкает. Ее то, что он делает, к удивлению, вовсе даже не напрягает. Добровольно пускает его в свое личное пространство, готовясь к очередному эксперименту. Ее жизнь итак сплошной эксперимент, в котором она вовсе не подопытный, а самый настоящий сумасшедший учёный, готовый на все, только бы опыт удался.

У безумных учёных, к сожалению, исход уже заранее известен — окончательная потеря разума и последующая смерть. Мунбёль с самого начала к своему бесславному финалу готовится, как будто понимает заранее, что ее глупый, бездумный эксперимент под названием «Чон Чонгук» для нее станет фатальным. Тем самым, после которого даже близкие от сумасшедшего учёного отворачиваются. И ведь самая забава только в том, что Со заранее знает о крахе, но почему-то все равно даёт этому эксперименту шанс.

Как будто он того стоит, этот эксперимент. Как будто Чон Чонгук этого, чёрт возьми, стоит.

Мунбёль сейчас хочет даже расхохотаться в лучших традициях подобных фильмов.

— Я не беспомощная, — иронично хмыкает она, сдавая оружие добровольно и без боя особо. Опирается руками на столешницу с раковинами позади себя, криво усмехаясь, и немного склоняет голову на бок, задумчиво барабаня пальцами по гладкой поверхности.

— Я и не думал об этом, — тихо бубнит Чонгук.

Этот его порыв — странный до одури, ему ничего такого делать не хотелось совершенно. Он вообще обещал себе держаться от Мунбёль подальше в этот вечер. Хотя бы в этот вечер, потому что она выглядела большую его часть довольной, не злой и раздражённой, а, как ему верно казалось, спокойной. Чонгук ее такой лишь раз видел, но этот образ глубоко в голову ему засел, словно... Словно единственное, о чем он вообще должен думать.

— Какой ты джентльмен.

Чон поднимает на нее внимательный взгляд, глядя с некоторым недоверием, кусает нижнюю губу, а после вновь возвращается к прежнему занятию.

— Какая ты злобная. Я говорил, что ненависть тебе к лицу? — как будто между прочим интересуется Чонгук, качая головой.

— Что-то я такого не припомню.

— Ну, считай, что только что сказал, — хмыкает только, а в голосе его Мунбёль слышит смешинки.

Его все еще до ужаса поражает то, что Со, даже зная, что тот парень волне себе может ударить ее, вела себя все так же невозмутимо. Спокойно, словно они банально беседовали, а не ходили на волоске от не лучших последствий. Она либо настолько безразлична ко всему, либо... Либо просто глупая.

— В таких ситуациях обычно благодарят, знаешь?

— Много хочешь. Я не извиняю и не извиняюсь, не благодарю и не принимаю чужие благодарности. Мне, как бы помягче сказать, все равно, — невозмутимо бубнит Мунбёль, поднимая голову вверх, к ярким светильникам, от которых тут же глаза начинает ужасно резать.

— Или ты просто сука.

— Это по определению одно и то же. Только не говори, что это тебя ранит!

— В данный момент меня не ранит ровным счётом ничего. Сама подумай, девушка моей мечты прямо сейчас разговаривает со мной, пусть и как обычно в своей восхитительной нахальной манере, разрешает помочь ей, хотя и прекрасно справится сама. Ты знаешь, — Чонгук усмехается и смотрит на неё предельно серьёзно. — Я ведь сейчас просто ножкой готов от восторга дёргать.

Мунбёль недоверчиво вскидывает бровь:

— Сомнительные у тебя развлечения, мальчик. И мечты тоже хреновые, знаешь? Я просто в ужасе из-за этого.

— Правда? — оживляется Чон, выкидывая полотенца, а после шагает к выходу. — Хочешь, покажу кое-что? Я тут обнаружил выход на крышу, а сегодня... Сегодня небо чистое, можно увидеть много интересного.

— Ты хочешь показать мне звёзды? — уточняет Мунбёль, откровенно насмехаясь. — Что ж, это точно фиаско. Моя заинтересованность быстро исчезла, — делает жест, мол, я умываю руки.

Хотя и явно дает понять, что согласна на авантюру Чона. И дело не в выпитом алкоголе, они оба слишком трезвы, чтобы идти на поводу у градуса, просто...У Чонгука странное желание воспользоваться моментом, когда Мунбёль не настроена против него столь категорично, нежели всегда. Кто знает, как сильно ее замедлит завтра? Вдруг, Мунбёль снова будет делать вид, что ей безразлично все — а Чонгук теперь знает, что она в нем хотя.бы на крохотную секунду заинтересована — а он, как идиот, будет думать, а не показалось ли ему все это?

Мунбёль же ничего банально поделать со своим любопытством не может. Оно ее до добра никогда не доводит: появляется редко, метко и приносит несчетное множество проблем. Она знает, что в другой день в ней такой прыти уже не будет. Мунбёль себя банально жалеет, подаваясь на уговоры любопытства и заинтересованности.

Завтра она наверняка запрячет это все подальше, настолько глубоко, что никогда не больше не покажет ни интереса своего, ни чего-то еще.

— Слышишь это? Это стук моего сердца, кажется, это тахикардия.

Мунбёль хмыкнула:

— Медиков вызывать не буду.

— Будешь смотреть, как я умираю? — деланно ужасается Чонгук, идя в неизвестном направлении для Мунбёль, не оборачиваясь назад, потому что сейчас уверен: Со за ним идет точно и не собирается свою траекторию менять.

Он радуется. Как дурак настоящий радуется тому, что сейчас Мунбёль не убегает, не ведёт себя так, словно не желает даже находится рядом с ним и, пусть она всё ещё так же холодна, это похоже на настоящий прогресс.

— Нет, — усмехается Со. — Добью, чтобы не мучался.

— Как великодушно! Ты так заботишься обо мне, я чувствую, как наша связь укрепляется.

— Я чувствую, как из-за тебя укрепляется моя связь с желанием курить. Ты такой раздражающий, знал?

— А ты, как я уже говорил, просто сплошное совершенство.

Мунбёль с азартом смотрит на металлическую дверь с крупной надписью «Посторонним вход запрещен», ведущую на крышу. Усмехается криво, глядя, как Чонгук, бегло оглянувшись, открывает дверь, пропуская Мунбёль вперед, а после ныряет следом. Со слышит хлопок, но не оборачивается, шагая по крыше к ограждению по периметру. Жалеет тут же, что вышла без плаща, потому что в футболке сейчас тут же стало холодно. Ежится, опираясь локтями на ледяной металл, и смотрит внизу.

Чонгук становится рядом, но опирается на перила спиной, по сути, лицом к Мунбёль, а после, окинув ее взглядом, небрежными жестом снимает толстовку, лениво передавая ее девушке. Сам остаётся в одной только футболке, которую он тут же поправляет, но для Со не жалко. Но Мунбёль успевает заметить чернильные рисунки на его боках, которые так же вызывают у неё интерес.

Со задумчиво смотрит на него, а следом берет кофту, тут же надевая ее. Мунбёль не возражает, не беспокоится о Чонгуке, потому что, ну, если он сам предложил, значит, хорошо подумал над своим решением. Да и Мунбёль отказываться не собирается, потому что...Комфорт собственный важнее.

— Не благодари, Мунбёль, для тебя не жалко, — смеётся Чонгук беззлобно, словно вспоминая ее прежние слова. — Дай, пожалуйста, пачку и зажигалку.

Со достаёт пачку, к своему удивлению обнаруживая, что это вовсе не ментоловые, а вишнёвые, те, которые она курит. Так что, мысленно что-то прикинув, Мунбёль открывает пачку, зубами вытягивая одну сигарету и тут же прикуривает, и только позже лениво тянет ее Чонгуку. Тот только усмехается, никак больше на ее наглость не реагируя, и закуривает сам, затем отдавая пачку обратно Мунбёль, чтобы та спрятала ее в карман толстовки.

Со смотрит на небо:

— Красиво. Звёзды яркие. Обычно в городе такое не увидишь.

— Свет мегаполиса мешает, — соглашается Чонгук, так же задумчиво поднимая голову. Луна красивая и яркая. Но Мунбёль рядом — само совершенство.

— И что ты хотел показать мне? — лениво интересуется Мунбёль, выпуская дым.

— А ничего. Просто придумал повод привести тебя сюда. Здесь спокойно и не шумно.

— Какой ты сопливый романтик. Еще скажи, что сейчас все звёзды к ногам моим бросишь, чтобы я окончательно поняла, что мой интерес к тебе — ошибка сплошная.

— Но я тебе хотя бы интересен! Это прогресс, ты не думаешь? Видимо, я все-таки не зря таскаюсь к тебе, на другой конец города, — улыбается Чонгук, явно довольный собой. А Мунбёль думает, что, если его сейчас ударить, то она будет такой же довольной. — А звёзды...Звёзды все принадлежат богам, их не поймать, не собрать, не подарить, они не падают к ногам.

— Веришь в Богов? — иронично хмыкает Мунбёль и, наконец, смотрит на него.

Замечает, что Чонгук все это время на нее смотрел, жадно хватая каждое мимическое изменение. Чувствует что-то странное, непривычное, но тёплое, что разливается в душе. Зависает на мгновение, попадая в плен тяжёлого, внимательного взгляда. Не может отделаться от ощущения, что, даже несмотря на мрачность, его взгляд касается ее нежно, осторожно, так, словно Чонгук боится спугнуть, боится разрушить какую-то удивительную магию этого момента. Какой-то трепет происходящего.

Мунбёль и сама не понимает, почему чувствует что-то такое. Абсолютно непонятное, лёгкое, правильное чувство, что Мунбёль против воли пугается.

— Нет. Отчасти. Формально. Этот мир принадлежит человеку. Мы считаем себя здесь главными, едва ли не богами, подчиняя все принципы и законы, существующие с тех времён, когда нас даже не существовало. Влияние человеческое — пагубное, разрушительное, и это видно сейчас. Повышение уровня моря, тающие ледники, ухудшение климата — виной тому человек. Хочется верить, что принадлежность звёзд богам оставит их нетронутыми. Что это остановит процесс безжалостно разрушения прекрасного. Если подумать, звёзды — единственные нетронутые человеком объекты во вселенной.

— Значит, звезды принадлежат богам? — заключает Со, чувствуя внезапно странный прилив восторга, который у нее в эту секунду вызвал Чон.

— Птице принадлежит небо, человеку — смерть, а Богам — звёзды.

— Смерть никому не принадлежит. Это пространство, а пространство...Пространство никому так же не принадлежит.

— Рано или поздно мы все умираем, а значит смерть все-таки принадлежит нам.

— Это мы принадлежим смерти, а не наоборот, — фыркает Мунбёль.

— Ты слишком много говоришь о смерти, — замечает Чонгук, смотря на неё как-то серьёзно, устало. — Хосок сказал, что тот вопрос твой — аллегория на смерть, но...Честно говоря, я долго ломал над эти голову, и пока совсем не понимаю, что скрыто здесь, — признается он, поджимая губы

Он правда думал об этом много, все эти недели, старался понять, но, к какому бы ответу не приходил, понимал, что всё это не то — у Мунбёль мышление иное, не такое, как у него, поэтому это кажется чем-то сложным, проблематичным.

— Ты слишком стараешься капнуть глубже. Думаешь, что в моих словах какой-то глубокий смысл, хотя по факту, если хорошо подумать, ответ у тебя под носом. Мы банально озвучили его только что, когда затронули смерть, — бубнит Мунбёль, чувствуя странное желание говорить с ним. Не просто существовать рядом, наслаждаясь тишиной, а говорить. — Проецируй мои слова на самого себя, вспомни, о чём мы только что говорили и окажется, что ответ все это время лежал на самой поверхности, а ты банально проходил мимо, похоже полагая, что я дохрена философ или символист.

Чонгук задумчиво хмыкнул — задачка, конечно, не из лёгких, особенно когда у тебя несколько иные взгляды на весь мир.

— Грубо говоря, я — птица, — ты — летучая мышь и... И что? Их друг от друга отличает буквально всё! Дело в том, кто сколько живёт?

— Если бы мы говорили о конкретном виде птиц, возможно, а так... Есть птицы, которые в среднем живут дольше летучих мышей, есть те, которые живут меньше. Сравнивать просто невозможно.

— Крылья?

— Тоже ерунда. Восприятие, Чонгук, восприятие.

Чонгук теряется на короткое мгновение. Она обратилась к нему по имени впервые за всё то время, что он ходит вокруг нее павлином. То, как имя его звучит в исполнении Мунбёль, практически смертельно, выстрелу подобно.

Чон хмурится, потушив бычок о бетонный пол и кинув его следом в небольшую металлическую банку, и сбрасывает ступор, который у него вызвало собственное имя.

— Восприятие? — бубнит он, щелкая пальцами, а следом в голове как будто загорается лампочка. Он так много раз думал об этом, но постоянно решал, что это слишком просто для кого-то вроде Мунбёль, а потому в какой-то момент даже перестал видеть в этой мысли правильный ответ. — По-разному пространство воспринимают, правильно? — девушка только хмыкает. — А если знать, что это аллегория на смерть, и проецировать на нас, то речь идет о восприятии смерти. Я считаю, что смерть принадлежит человеку, а ты — что это мы на самом деле принадлежим смерти.

— Бинго! — усмехается Со, чувствуя, как в груди появляется странное тепло, когда она видит, как глаза Чонгука ярко блестят радостью даже в темноте непроглядной.

— Серьёзно? Я правда думал, что тут смысл гораздо запутаннее! — искренне радуется Чонгук, и Мунбёль невольно вспоминает то, как Хосок сравнил его с Бэмби. Что ж, сравнение было верным.

— Почему это?

— Потому что у тебя, Мунбёль, просто не бывает. Это даже не мои слова, так хён говорил. Мол, привычка у тебя такая, до невозможного путать всё.

Со усмехается:

— Он, наверное, даже прав. Жить просто — не про меня. Как, впрочем, и просто жить.

— Я это заметил.

— И что, я всё ещё интересна тебе?

— Теперь — еще больше, — слишком довольно, как ей кажется, тянет Чон.

— А говорил, что вовсе не любишь усложнять, а сам вот так просто усложняешь собственную жизнь, — говорит так, как будто ловит его на каком-нибудь преступлении.

— Не люблю усложнять, потому что, честно говоря, в моей жизни достаточно сложностей, чтобы самостоятельно создавать себе новые, но... Знаешь, Мунбёль, мне кажется, что ты стоишь того. Сколько бы трудностей ты не создавала, я буду готов нести их на своих плечах, если это будет значить, что ты уделишь мне время, как сейчас.

— В какой книжке вычитал это дерьмо? — хмыкает Со, не собираясь так просто верить в чьи-то слова.

— В книжке с названием «Моё сердце»! — притворно обижается Чонгук.

— А кто автор? Хочу прочитать этот поток романтической хрени.

— Чон Чонгук! Писал о том, как ему сложно было добиться внимания девушки своей мечты. Но у него была удивительная черта характера, он был упёртым и, если хотел понравится девушке, то делал всё, что было в его силах.

— А если этого было недостаточно?

— Прыгал выше головы, чтобы показать, что его намерения серьёзны, — уверенно, не задумываясь особо, отвечает парень.

— Что ж, как только прыгнешь выше головы, то мы обязательно поговорим об этом. Только...Ты ведь сам сказал, что я люблю усложнять, так что не думай, что это будет легко сделать, — Мунбёль вдруг снимает его толстовку, из-за чего из кармана выпадает зажигалка.

Со отдает толстовку Чонгуку, поднимает зажигалку, но, вопреки его ожиданиям, забирает ее, пряча в карман брюк.

— Когда прыгнешь выше головы, тогда и отдам, а пока... Считай, что она на хранении, — следом Мунбёль смотрит на наручные часы. — Иди. Пару минут, и шоу начнётся, не советую что-то такое пропускать. Первый раз абсолютно незабываемый.

— А ты...

— А что я? Я тоже иду. Не хочу упускать ни единой секунды. Меня Хосок просто не простит, понимаешь?

Чонгук кивает. Хотя и не понимает, потому что хён не из обидчивых.

А Мунбёль понимает, что внезапно на парня этого посмотрела по-другому.

III.

Мунбёль собирает очередной букет, когда телефон за стойкой тихо вибрирует, оповещая о сообщении. Отмахивается мысленно, зная, что это Хосок, и не спешит ответить, решив обслужить клиента. Последний выбирает белые розы, и Со ничего не стоит собрать из них достойный букет потому что это буквально первое, чему она научилась. Сухо желает хорошего дня, а после падает в кресло, беря в руки телефон.

Сообщение, правда, приходит не от Хосока и, посмотрев на фото профиля, Со с досадой вспоминает, что накануне всё-таки дала Чонгуку номер, хотя он и не разгадал её задачку без посторонней помощи. Это было какое-то необъяснимое желание, о котором она, конечно, успела уже пожалеть, но что сделано, то сделано.

Она собирается заблокировать контакт — речь шла о том, что она просто даст ему свой номер, а о том, что будет делать после того, как он ей напишет, речи и не шло — но вместо этого внезапно добавляет номер в контакты. Зависает на секунду, не понимая, зачем сделала это.

прилипала:
я понял кого ты мне напоминаешь.

если я дала тебе свой номер, это не значит, что ты можешь написать мне.

прилипала:
именно это и значит красивая флористка.

ты принципиально не используешь запятые?

прилипала:
ага мне лень.

а я думала, дело в том, что ты дурак
что тебе надо, мальчик?

прилипала:
прекрати меня так называть.

радуйся, что я вообще отвечаю.

И, если подумать, Мунбёль правда не понимает, почему отвечает ему.

прилипала:
ты не поверишь я рад!!!!!!!

а я нет. ближе к делу, пока я не заблокировала тебя.

прилипала:
знаешьб на кого ты похожа???
знпешь.
да бля.

я тебя поняла.

прилипала:
так вот знаешь?

на ту, кто тебя ненавидит????

прилипала:
я уверен ты от меня в восторге.
но нет.

не хочу тебя расстраивать, но ты много на себя берёшь.

прилипала:
уверен ты искренне хочешь меня расстроить.

ты прав.

прилипала:
так вот.
хочу сказать.
что ты.
похожа.
на.........
манчкина.

ты?
идиот?????

тебе не говорили???что можно?
писать???
одним?
сообщением????

прилипала:
мне платят за количество сообщений.

теперь понятно, откуда у тебя столько денег. всегда знала, что фрилансеры — ленивые дятлы.

прилипала:
почему ты никак не реагируешь на то что я сказал о твоей схожести с манчкином??????????

знаешь, что сейчас в моей руке?

прилипала:
что????
опять уходишь от темы?

ножницы для обрезки орхидей. 
и я очень хочу врезать тебе ими.

прилипала:
это значит что я уже в твоих мыслях!

чон.

я заблокирую тебя. я не похожа на манчкина или ещё кого-то, я похожа только на себя. и я ненавижу, когда меня с кем-то сравнивают.

прилипала:
я шутил. (((((((((

особенно я ненавижу шуточные сравнения. не пиши мне, а? я чувствую, как моё настроение портится.

прилипала:
да брось это мило.
ты милая.
манчкины милые.
это прекрасное комбо!!!!!!

пошел нахер.

Фыркнув, Со убирает телефон. Она точно пожалеет о том, что дала ему свой номер.