зовёшь меня призывом вьюг,
вколачиваешь в шпалы костили,
вколачиваешь на восход луны
напрасно, ты — не друг,
ты — спрут, в глазах иных, позор,
клеймо,
играющее с ракурсами, как зеркала трюмо;
играющее душами, ты — зло.

***

луна кровавая, и вязкая, как мумиё
(постойте, это... не моё!),
стеная песнью, застилает взор;
от пыли, говорят, глаза протри,
ошибки норовят уж перейти на крик:
смотри!
смотрю и недоумеваю, — вздор...
распятие подписано, — сотри!
я умоляю, я кляну за факсимиле —
слов всемирный заговор!
несправедливо,
как восьмая миля,
— ну, и каково оно?..
— убийственно и нище.
опасно ты страницей ницше
так полоснул по нервам;
обратная синергия:
я протестую, отрицаю, отнекиваюсь,
но как и прежде на исходе энергия,
и перед взором новоявленный триптих,
как разорванный блицкриг,
пленит покорных и тихих,
вскрывает вены, и схрон интриг
опечатывает под груды плит;
давно уже потух тот блик
надежды, его украл ужасный бес:
он очень зол, он очень строг,
он как и я такой же псих,
засыпал в глотку ядовитый асбест
мне, лишь охладелый острог,
оставив, и больше нет уютных мест,
где правит жезлов паж,
нет, словно треклятый пассаж
бес намечает на карте крест;
и всё же в глазах не меркнет,
костей пока не слышен треск;
и спину не жжёт плетью;
чёрт, словно берет в расчёт стаж
в салках со смертью.