Он вернулся.
Но...такого, чёрт возьми, не бывает. Он не мог вернуться с того света. Что ещё за Зомби-ленд?

Я забился в угол, как крыса в безвыходном положении. В квартире стоит тишина, оттого стук сердца такой громкий. В который раз щипаю себя за руку, пытаясь убедиться, что это не сон, точнее, я хочу, чтобы это оказалось сном. Господи, пожалуйста, пусть это будет всего лишь сон. Страшный, реалистичный сон.

Луна пробивается сквозь незадёрнутые шторы, окрашивая мертвеца в серебряный цвет, чётко прорисовывая каждую деталь, уродливо искажая до состояния гротеска.

Мне...плохо...я...не...могу...дышать...

Всё началось, когда мне было девять лет. От нас ушёл отец, и мать нашла Его. В первый же день нашего знакомства с Роем, моим новым папой, он прописал мне порцию смачных ударов ремнём. Ему что-то не понравилось в моём взгляде.

С тех пор он бил меня каждый день. Регулярно. Без выходных. Частенько даже без повода. Один раз он со всей силы швырнул меня к стене, потому что ему нужно было пройти на кухню, а я стоял на пути. Я ударился о косяк головой и потерял сознание. Очнулся я уже в больнице. Первое, что увидели мои глаза –– мамины губы, которые шептали: "Если кому-нибудь скажешь, что это Рой, тебе конец". Я не сдал Роя. Сказал, что сам ударился об косяк. Никто не стал допытываться деталей: сам, так сам, оно и к лучшему, –– разбираться не придётся. После этого случая я ещё не раз терял сознание при помощи Роя. Особенно он был жесток, когда трезвый. Моё счастье, что это бывало крайне редко.

У меня не было друзей. Со мной никто не хотел дружить из-за Роя. Ребята нашего двора побаивались его. Но я и не жаждал дружбы. Я был замкнутым. Жил в каком-то своём мирке, что сам выдумал, где не было насилия, где не было Роя. У меня было потаённое место, моё секретное убежище, и это мой мозг. За пять лет жизни с Роем я научился полностью отключаться от реальности, когда он подвергал меня экзекуциям. В такие моменты я почти не чувствовал боли, физической, разумеется. На эмоциональном уровне всё было куда сложнее. Я чувствовал несправедливость. Космогоническую несправедливость. И это выворачивало меня наизнанку. Чем старше я становился, тем более унизительный характер приобретали избиения отчимом. Когда-нибудь это должно было произойти, я взорвался бы рано или поздно. Рой словно чувствовал это, с каждым днём становясь всё более агрессивным. Он, не переставая, пил, избивал теперь не только меня, но и мать. Я никогда не лез в их разборки, считая это вполне справедливым, ибо она в свою очередь никогда не защищала меня от своего сумасшедшего муженька. Напротив, она очень часто принимала его сторону, скандируя: "Так ему, Рой, бей сильнее, будет знать, как раскидывать свои грёбаные игрушки по всей комнате!" Иногда Рой бил мать при мне. В такие моменты она смотрела на меня, как на бога, как на спасителя, глазами молила защитить её. Я лишь улыбался уголками губ. Пошла ты нахер, поняла? –– вот что она могла прочесть на моём лице. Я ненавидел их обоих. Роя за поломанные кости и психику, мать за её слабость и раболепие перед этим жирным мудаком. А Рой действительно был жирным, как бегемот. Я, откровенно говоря, не понимал, что мать в нём нашла. Сама она не была страшной, но и красавицей, конечно, не была, обычная среднестатистическая женщина. Рой был не просто жирным мудаком, он был плешивым жирным мудаком. Ржавые кучерявые волосы местами торчали на его тупой башке. Да, я ненавидел их обоих, а они ненавидели меня. 

К шестнадцати годам я по-прежнему оставался один. Друзья у меня так и не появились, но теперь не по вине Роя, а по моей собственной. Меня боялись. Я был жесток и непредсказуем. Временами вёл себя тише воды ниже травы, а иногда переворачивал всё вокруг. Никто не мог предугадать моё настроение и тем более адаптироваться  к нему. Даже я сам.

Я не мог преводить себя в нормальное состояние теми средствами, что были задействованы в среде моих сверстников: алкоголь, никотин, девушки, всё это было не то, что мне нужно, не помогало выйти из состояния дестроя, а лишь наоборот усугубляло положение. Чтобы справиться с внутренним  желанием разрушать, нужно было выпустить его наружу. И я разрушал. Себя. Разбивал в кровь кулаки, боксируя о стены, и это самобичевание на время выводило меня из состояния пороховой бочки. Всё кончилось, когда я перестал чувствовать боль. Кулаки были покрыты корочками запёкшейся крови, я сдирал их, снова расшибал об стены, оставляя на светлых обоях пятна. Но ничего не происходило. Я не успокаивался. Способ перестал действовать. Когда я это понял, то перевернул всю комнату вверх дном, сломал пополам стол, раскидал по полу листы бумаги, обезумев, я вырывал из книг страницы за страницами. Но и это не помогло. Тогда я увидел в окно, как мимо проходит один лошара –– толстяк Сэм. Я пулей выскочил из квартиры, спустился по лестнице вниз и выбежал из подъезда, чтобы догнать жирдяя.

Я шёл за ним следом метров двести, пока он не свернул в пустующий переулок, сам определив свою судьбу.

- Эй, Сэмми!- позвал его я. Он повернулся на зов и, завидев меня, бросился бежать. Я рванул с места, и спустя несколько секунд Сэм был прижат к стене. В его увеличенных от окуляров глазах был страх. Он смотрел на меня, как жертва на хищника. Я не сдержал улыбки, и, судя по лицу Сэмми, она получилась жуткой. Мне хотелось с ним поиграть, как кошки играют с испуганной мышкой, прежде чем съесть её. Сначала они острыми клыками прокусывают тельце мышки, а потом дают ей шанс убежать. Мнимый шанс, естественно. В этом плане мне нравятся кошки, потому что они хитрые и жестокие сволочи.

- Куда идёшь, Сэмми?- по-прежнему улыбаясь, спросил я. Толстяк попытался вырваться, но я плотнее вжал его в стену, пару раз хорошенько двинув ему в живот. Кулак отпружинил от жира этого слона,- Веди себя, как хороший мальчик, Сэмми. Ты же хороший мальчик?

- Что тебе от меня нужно?- взвыл он. Я чувствовал, что его тело трясётся, как студень. Испытывал ли я тогда жалость к нему? –– Нет.

- Не отвечай мне вопросом на вопрос, жирная гнида,- после этих слов я ещё раз побоксировал на нём, а потом ударил по ногам. Сэм повалился на землю мгновенно. Я, честно говоря, ожидал, что его сложно будет завалить.

- Мэттью, пожалуйста, отстать от меня!- взмолился Сэмми. Сука. Он произнёс моё имя именно так, как я ненавижу. МЭ-ТТЬ-Ю. Для меня это словно красная тряпка для быка. Сигнал к нападению. Именно так меня называл Рой, когда бил. "Мэттью, паршивый говнюк, иди сюда, папочка Рой будет тебя воспитывать", "Меттью, мальчик мой, если ты сейчас же не заткнёшся, я вырву тебе язык и засуну его тебе в жопу, понял?".

Меня тогда охватила ярость, как священный костёр инквизиции. Это было моим первым мощным аутодафе. В глазах всё померкло, и на короткий миг мне показалось, что передо мной не Сэм, а Рой. Но этого мгновения вполне хватило, чтобы у меня перекрыло все клапаны в мозгах. Я остервенело начал месить ногами Сэма, думая, что мешу Роя.

- Ах ты, грёбаный ублюдок,- рычал я, погружая носки ботинок в мягкое тело Сэма. Наверное, он кричал в тот момент, но я его не слышал,- Как тебе, нравится, сука, такой тотальный разъёб? Лично мне очень нравится.

Ещё и ещё. Удар за ударом. Мне всё казалось мало. Нужно больше боли, больше страха, больше справедливости. Этот сукин сын обязан получить по заслугам. За все те пытки, что он проводил надо мной. За каждый удар, за каждый синяк, за выбитые зубы и сломаные рёбра, за то, что сделал меня таким... А потом нужно будет навестить мамашу. Она тоже виновата. Я восстановлю справедливость.

- Пожалуйста,- под ногами кто-то жалобно кряхтел. Я пришёл в себя и увидел Сэма. Видимо, я пару раз попал ему по лицу, потому что у него вся харя была в кровище. Жалкий ублюдок.

- Целуй ботинки,- проговорил я, сплёвывая.

- Тогда ты оставишь меня в покое?- с трудом выговорил Сэмми. На его лицо страшно было смотреть: маска из крови, соплей и грязи.

- Да.

Он подполз ко мне, подобно червяку, хотя он и был червяком. Ничтожным червём. Покорным. Когда он уже реально собрался целовать мне ботинки, я вдруг резко передумал и со всего размаха врезал ему ногой по зубам. Сэмми взвыл от боли. А вообще-то он мог бы меня поблагодарить, я, можно сказать, не позволил ему опуститься ниже того дна, где он находился. Краем глаза я заметил его очки, валявшиеся около меня. Я поставил на них ногу, сильно надавил. Послышался треск ломающегося стекла. То, что осталось от очков, я швырнул Сэмму, который прижался к стене, руками закрывая лицо.

-  Хорошо мы провели время, однако,- улыбаясь, сказал я,- Полагаю, нам нужно чаще видеться. До встречи, Сэмми.

С Сэмом мы действительно стали чаще видеться. Когда мне было не лень, я дожидался около школы, пока у него закончатся все долбаные факультативы, а потом избивал его, до того момента когда мысли не приходили в порядок. Занятая терапия.

Спустя месяц он стал мне надоедать. И я забил на него. У меня началась новая фаза депрессии и неоправданной агрессии. Мне почти стукнуло семнадцать. Старшая школа вызывала во мне тошноту, я ненавидел каждого в ней, начиная учителями и заканчивая поварами в столовой. Поэтому оное заведения я почти не посещал.

Один раз я прогуливал школу и проходил мимо каких-то облезлых трущоб. В принципе, это характерная архитектура нашего района. Ближе к центру города дома, конечно же, становились поцивильней, и такой атмосферы безнадёги там не было. В центре суета, жизнь бьёт ключом, что, в общем-то, тоже утомляет. На окраинах люди не думают о том, какой фильм им посмотреть в кинотеатре, они больше думают над тем, что пожрать и как  продержаться до конца месяца с парой долларов в кармане. Здесь больше пьют, воруют, насилуют, убивают и кончают жизнь самоубийством. Социальное благополучие и девиантное поведение напрямую зависят друг от друга, это всем известно. Поэтому я не понимаю властей, что пытаются бороться с преступностью методом террора, –– это как минимум тупо. Нужно бороться с первопричиной проблемы, так сказать, с её корнем, а не ветками. И если бы верхи хотели стабильной обстановки, они бы её добились. Я, конечно же, не поверю в то, что, имея финансовых аналитиков и прочий прочий фуфлыжно-советческий сброд, власти не понимают, что нужно увеличивать заработную плату, пособия и пенсии. Всё это гонево, конечно. Если даже такой дибил, как я это понимает, то те прошаренные типы тем более должны рубить фишку. И они её рубят. Только проблема в чём-то другом.

- Меттью!

Твою ж мать! Какого чёрта?!

- Эй, сынок, топай сюда!- Рой махнул мне рукой. Он стоял с двумя какими-то типами. Я их раньше никогда не видел. Вообще я никогда не видел друзей Роя, или как это правильней назвать, собутыльников, короче. Я думал, что другие люди просто не могут находиться рядом с Роем.

Я медленно подошёл к кучке алкашни. У меня от их запаха немного потемнело в глазах.

Худой и длинный, как жердь, алкаш, смачно рыгнул и протянул мне руку, больше похожую на палку.

- Том,- произнёл он.

Я с нескрываемым отвращением пожал его потную руку и сразу же обтёр свою ладонь об штаны.

Второй мужик решил воздержаться от рукопожатий. Он даже не представился, на что мне было наплевать.

- Ты чего здесь околачиваешься?- спросил меня Рой.

- Да просто,- я пожал плечами,- Гуляю.

Какая тебе нахрен разница до того, почему я здесь хожу? Решил включить заботливого папашу?

- Пошли с нами, если заняться нечем,- предложил Рой.

В принципе, почему бы и не? Всё равно скучно. Свой район я обходил вдоль и поперёк, смотреть мне здесь больше нечего.

- Окей, пошли,- согласился я.

Следуя за гориллой-мистером Неизвестным, я поднялся на второй этаж. Мы зашли в незапертую квартиру. В хате воняло в миллионы раз хуже, чем от алкашей. В первые секунды нахождения там, я думал, что сдохну. И, кстати, я удивлён, что не сдох.

Дизайн квартиры: аля-бункер хануриков.

Мы прошли на кухню. Человек-жердь по имени Том смахнул со стола пустые бутылки. Парочка из них разбилась об кафельный пол.

Они разлили по стаканам бухло и начали трапезу. Я выступал лишь наблюдателем, глазами сверля Роя. Может, эта гнида напьётся до смерти. Было бы круто.

Два мужика быстро отключились и, уткнувшись мордой в  стол, пускали слюни и храпели. Зрелище тошнотворное, конечно.

В живых остались мы с Роем. Я сидел напротив него. Мы молчали.

- Выпьешь со мной,- безэмоций сказал он. Взяв стакан Тома, он начал наливать мне какую-то бадью.

- Не, спасибо, я пас.

- Я тебя не спрашивал, сосунок,- Рой пододвинул ко мне стакан.

- И я тебя не просил мне наливать,- со злобы я сильно толкнул стакан в сторону Роя. Стакан упал, и алкоголь облил этого мудака. Жаль, что это не керосин, можно было чиркнуть спичкой и...

- Ах ты, засранец!- жирное тело Роя на удивление ловко вынырнуло из-за стола, и он кинулся ко мне с остервеневшими глазами, что излучали молнии.

Я потихоньку отходил назад, выводя своего противника из тесной кухни. Во мне играл триумф, предвкушение чего-то великого. Возможно, той самой справедливости, что я искал всю жизнь.

- Давай, жирный ублюдок!- я провоцировал Роя, маня за собой в более просторный холл.

- Не выводи меня, Меттью, ты прекрасно знаешь, чем это может кончиться.

Рой еле стоял на ногах. У меня были все шансы как следует наволять ему. И руки уже, признаться, нестерпимо чесались это сделать.

- Давай посмотрим, чем это может закончиться, кусок дерьма. Я тебя ненавижу, и я обещаю, что выбью из тебя всё, что можно.

Рой с криком кинулся в атаку и сразу же получил в табло. Несколько секунд он тупо пялился на меня, не веря, что я его ударил.

- Ах ты, гнида,- злобно проговорил он, словно выплёвывая каждое слово,- Гнусная личинка твоей паршивой мамаши. 

Я не помню, что было дальше. Вспышка. И темнота. Пробел в памяти. Чёрный лист. Всё.

Пришёл в себя я уже сидя на Рое. Обнаружил, что заткнул его подушкой. Вообще не помню, какие я тогда испытывал чувства. Наверное, страх. Ведь я не собирался его убивать. Выбить из него всё дерьмо –– да. Убивать –– нет.

Помню его посиневшее лицо, открытый рот с вытекающими из него слюнями. Глаза недвижимо упёрлись в потолок. Зрачок сужен до немой точки.

Он сдох. Рой сыграл в ящик. Чтобы это понять, не нужно быть доктором. Грёбаный мудак примерил деревянный макинтош на себя.

Я свалил оттуда незамедлительно. Собутыльники Роя даже не вспомнили, что был с ними какой-то там Меттью. Мне это сошло с рук. Как оказалось Рой был астматиком. Я бы ни за что не подумал, что у него астма, но тем не менее... Медэкспертиза установила, что он задохнулся, и это спихнули на его заболевание, хотя я помнил, что на  лице Роя остались багровые отпечатки от подушки, но всем было на это наплевать. Зачем копаться в деталях, проводить вскрытие, искать убийцу, когда всё так удачно совпало? Главное не то, как человек умер, а то, что напишут в заключении о его смерти.  Я вышел сухим из воды в тот раз.

Если это и была справедливость, то фачил я такую справедливость.

"Мертвецы не оживают"- твердил я, гляда на Роя, который, сука, как бы не оживает.

Прошёл год, кажется, со дня его кончины, к которой я приложил руки, вернее подушку.

За это время он успел изрядно подгнить. В принципе, от самого Роя мало что осталось: только скелет с кусками плоти и лохмотья, что прежде были костюмом.

Раньше Рой был плешивым жирным мудаком. Теперь он мёртвый мудак. Сука. Мёртвый, полуразложившийся мудак. Мне кажется, он так даже лучше стал выглядить.

Луна освещает правую сторону его черепа. Жуткое зрелище. Плоть свисает вниз, в глазнице пусто. Зияющая пустота. Смерть во мраке алькова.

Он делает шаг ко мне, в руках его спокойно раскачивается топор с блестящим лезвием.

Не могу сдержать смех. Истерически смеюсь над всей этой ситуацией, пока дохлый отчим подходит ближе.

- Тебя не существует,- тыча в него пальцем, произношу я. Его же не существует, да?

Трупак улыбается, обнажая гнилые зубы. Ближе подходит ко мне, с каждым шагом, с каждом движением из него выпадают трупные черви, опарыши шевелятся на полу, извиваются, хотят вернуться к своему пиру, но нет...

- Ты мёртв, Рой, твою мать, ты мёртв.

Но ему плевать. Топор весело покачивается в его полусгнившей руке. Из Роя вытекает какая-то жидкость, я не силён в трупологии, не знаю что это за дрянь. Но субстанция разносит по комнате жуткое зловоние.

И я понимаю...

Справедливость...

Вот где собака зарыта. Я поступил несправедливо, убив его, и это моё возмездие...

Топор с размаха рассекает воздух...

- Тебя не существует...