Так и прошли эти четыре дня - днём мы гуляли по городу, Мишка водил меня по достопримечательным местам, а ночь напролёт трахались, как кролики в брачный период. Во время прогулок ели в недорогих кафешках, а ночью в перерывах между «заездами» - лапшу быстрого приготовления или то, что готовится на скорую руку. Бегали по дому голыми и ржали, сёрбая ту самую лапшу. Засыпали обычно под утро - на часа три-четыре.
Я не знаю, решил ли он, правда, меня затрахать до смерти, не давая возможности даже нормально поспать или готовился к апокалипсису - так сказать, наебаться перед смертью - но я устал за эти дни. Я ехал домой с пульсирующей задницей, как растревоженной раной, и мне казалось, если я захочу срать, и поблизости не окажется туалета - выпадать будет само по себе уже через пять минут.
Знаете, есть люди, которые очень привязываются к месту, в то время как к людям почти не испытывают тяги. И их не держат отношения - ни дружеские, ни родственные, ни любовные. В случае переезда, к примеру, они скучают только по дому - именно как по объекту недвижимости. Таких людей я называю «котами». Потому что коты очень редко следуют за хозяином. Если им дать волю выбора - они предпочтут, скорее всего, остаться в помещении, которое считают своим домом. И если собака может быстро привыкнуть к человеку, который её кормит и лелеет, то с котами дело обстоит намного сложнее. Я не отношу себя к категории людей-котов. Но что-то такое, постоянно тянущее к родным стенам, во мне всё же есть.
Прощание с Мишей выдалось тяжелым. Нет, не для меня - домой я хотел. Я соскучился по дому.
Для него.
Я видел, как ему плохо и тяжело отпускать меня. Я видел, что глаза у него больные - просящие не уезжать, оставляя его снова одного. Я чувствовал его дрожь по телу, пусть мы и не прикасались друг другу. Я думал, это озноб больной души - одинокой и израненной.
- Я буду звонить, Миш, - сказал я и приобнял его на прощание.
- Хорошо.
- Не расстраивайся только. Всё будет, - сказал я твёрдо.
Тогда мне казалось, что он мне нужен. Как человек. Как друг. Как любовник. И можно было бы назвать это отношениями, связью, даже любовью. Но язык не поворачивался почему-то.
И что «будет»?
Всё будет хорошо у него? Я уехал, оставил одного - как дал глоток чистой воды из колодца жаждущему и тут же отобрал, даже не позволив распробовать всю её сладость. Тогда уж лучше вообще не ехал бы.
Всё будет хорошо у нас? Ещё бы! Семьсот километров расстояния это даже не те злосчастные 150 - 10 часов «тряски» в поезде я уже не выдержу каждые выходные. Да и на зарплату мою не особо наездишься.
Опять была куча вопросов и ни одного ответа.
Уже в поезде мне стало гадко - что Мишке плохо, что это «плохо» сделал я. Было гадко, что снова вот эти поездки - перевозка своей жопы кому-то на поебаться. Было гадко, что вились мысли в голове о том, что я изменил Ему. И себе самому за компанию. И тут же думал, что не пошёл бы Он на хер - пора начать думать о себе и устраивать свою жизнь. И что надо просто поддержать Мишу сейчас, не дать ему забиться в свою скорлупу, и всё наладится - заживём мы счастливой гомо-семьёй. И тут же становилось смешно - ну с чего я взял, что будет у нас семья? Может, я ему надоем через месяц-другой? Или он сам решит, что такие отношения ему не нужны - на расстоянии. Жить вместе - это не периодические встречи. Это большой труд - принимать человека в быту. Плюс еще люди - подозрительные твари - подозревают всех и во всем. Там уже особый уровень маскировки нужен.
Странным было, что Она теперь почти не появлялась. Я даже забыл, как Она выглядит. Неужели, и правда, это просто ограждение от Него? И она чувствует, что я нашел хорошего человека, и не лезет со своими советами и ЦУ? Как бы оно не было - это было хорошо, что она исчезла. Ибо тут я в Её помощи не нуждался. Всё ведь было хорошо, правда?
Мы созванивались с Мишей каждый день, а то и по несколько раз на дню. Говорили обо всём на свете. Он жаловался, что скучает. Да и я тоже - за страстным Мишкой сложно было не соскучиться.
В конце июня он приехал - его команда участвовала в соревнованиях в нашем городе. Возможности долго побыть вдвоём у нас не было - три дня, плюс тренировки, да ещё и отель - у всех на глазах, можно сказать.
Под видом хорошего друга я всё-таки проник к нему в номер, и тогда уже мы оторвались.
- Подожди, подожди. Я сейчас в штаны накончаю, - шептал я ему на ухо, когда он, зацеловывая, начал раздевать меня.
Руки у него дрожали как у деда-паркинсонщика, пока он срывал с меня штаны и трусы. Он то целовал, то кусал - было необычно, возбуждало ещё больше, хотя и за укусы посильнее рефлекторно хотелось заехать в лоб. И дрочил мне, глядя на мои губы глазами укурыша, только что словившего приход.
У меня снесло крышу - когда я кончил ему в руку, он стал слизывать мою сперму, смотря на меня своими затуманенными глазами. Это было похоже на абсурдный сон - мы вдвоём, как коты от валерьянки, тащились от лобзаний его обкончаной руки, единственное, что только истерически не мяукали. У меня подкашивались ноги, и бросало в жар, когда я обсасывал его пальцы, как будто это маленькие члены, нуждающиеся в ласке. На вкус сперма была горькой и терпкой, похожей на недозревшую хурму. Мне казалось, что я сейчас потеряю сознание - голова кружилась, как после центрифуги. Вот её засунули в стиральную машину и, прогнав пару кругов, сразу же прицепили на место. И Мишина жопа была тугой и теплой внутри - я вбивался в неё до колик в кончиках пальцев под его стоны и периодическое «ещё».
Наш секс тогда напоминал сношения двух сумасшедших, делавших какие-то непонятные, невообразимые вещи под лозунгом: «Резче, быстрее, сильнее». Но нам было кайфово от этого - и мы кайфовали друг от друга.
Прощаясь, мы договорились, что в сентябре я приеду к нему - как раз смогу взять отпуск.
- Спасибо, что ты есть, - сказал он мне тогда, и я понял, что очень много для него значу.