Максим крепко сжал мое запястье и, широко улыбаясь, так довольно, будто давно хотел именно этого, повел меня обратно в клуб, пританцовывая и в голос подпевая играющей песне. Я не заметила, как с плеч упал рюкзак, как он вообще куда-то испарился. В голове была невообразимая легкость и завораживающая пустота. Никаких тревожных мыслей и гнетущего беспокойства... Хотелось без конца смеяться и покорять высочайшие горы, хотелось быть еще легче, чем воздух, чтобы взлететь.

Играющую в клубе музыку я ощущала совсем не как все. Видела цвет этой песни — ярко-желтый, видела, как это желтоватое мановение таинственным флером плывет в воздухе, видела, как он смешивается с полупрозрачным дымом. Каждый бит, каждый такт отдавался мурашками по телу, будто бы кто-то прикасался в этот момент и делал что-то... Либо невероятно приятное, либо до искр из глаз болезненное. Виски пульсировали.

Я даже не заметила, как Максим взял меня за руку, как его ладони ловко переместились на талию, крепко ее обвивая и прижимая расслабленное тело к себе. Его вопросы, его слова... Все смешалось в непонятную кашу. Казалось, что я — синестет. Касания рук, горячие выдохи в шею... Они словно отдавались звуком в голове, таким, словно я — музыкальный инструмент. Эти мысли заставляли смеяться, потому что это правда весело.

Мы не ритмично кружились по площадке, смотря друг на друга и пытаясь, наверное, разглядеть в глазах что-то удивительно неповторимое. И каждому из нас — мне и ему — это удалось. Я смотрела в его глаза и не то чтобы проваливалась в бездну... Просто забывалась, не в силах отвести взгляда; улыбка лезла на губы невольно, и я крепче прижималась к нему.

Правильное лицо Максима приобрело смутные очертания, а затем и вообще расплылось, сливаясь с окружающим миром. Он во мгновение ока стал прозрачным, и мне показалось, что я касаюсь не его тела, а какого-то воздушного ватного облака, которое пахнет его одеколоном. Тихий шепоток и забавный смех на ухо затмили кричащую музыку. На танцевальной площадке остались только мы, медленно, ветвисто кружась и танцуя, растворяясь в воздухе...

Ничего не осталось вокруг, даже нас самих.

Мне нравится эта пустота.

Я открыла глаза и резко, глубоко вдохнула так, будто кто-то не давал мне дышать все это время. В моей руке крепко сжата бутылка с дешевым энергетиком, в волосах заправлен синевато-белый цветок. Футболка помята и частично заправлена за пояс джинсов, на ее рукаве маркером была нарисована какая-то картинка, которая продолжалась на руке, огибая локоть и до самой кисти. В лицо ударяли морские волны, но кожа почему-то оставалась сухой. Морская Луна, далеко-далеко, на дне, приветливо махала ладонью и манила к себе. Я так и норовила шагнуть, но чьи-то крепкие руки намертво прижимали к себе.

Раздался громкий смех, похожий на металлический хохот робота. Повернув голову, удалось увидеть смутные очертания человека рядом — Сашка. Он что-то пил, пел песню, постоянно на меня оглядывался. Или не на меня?

Я повернула голову и увидела, как Максим стоит за мной, не отпуская от себя ни на шаг. Впереди было небо, сзади тоже небо, вверху — небо, и мы, наверное, на небе. По ровной воздушной глади шла морская рябь, будто во время штиля кто-то бросил в воду камешек. Легкая, с ароматом кофе и мускатного ореха, нежная мелодия доносилась до нас.

Я крепко зажмурилась и пошатнулась, чуть мотнула головой и снова посмотрела вниз. Дыхание сперло от удивления. Я стояла на крыше Плазы, на самом краю. Рядом был Сашка, а сзади, будто подплывая на лодках, тихо доносились веселые голоса.

— Прыгай! Прыгай! — Кричали они.

С морского неба на меня полились мелкие капельки воды. Небо или море — что это? — будто бы плакало от смеха и радовалось вместе с нами.

— Не бойся, вперед!

Я широко улыбнулась и ощутила, как по губам прошлись горячие пальцы. Меня слегка подтолкнули вперед, а затем резко развернули к краю спиной. Будто бы собирались казнить, заставить пройтись по доске и утонуть... В чем? В земле? Земля же поразительно твердая.

— Не бойся, не бойся, — практически беззвучно прошептал Максим, уговаривая меня. — Я же рядом, ничего не случится... Я обязательно последую за тобой. Закрой глаза...

Я закрыла глаза, и он толкнул меня. Три секунды, десять секунд, двадцать, минута... Момент свободного падения растянулся до целой вечности, но при этом времени хватило лишь на то, чтобы сделать судорожный вдох. Холодное и нечто густое окутало все тело, погрузило в свои объятия, не давая ни секунды на размышления. Я будто бы находилась в невесомости, и эта невесомость заливалась в уши, в нос, в рот, в глаза. Она мешала дышать, но от этого мне не было хуже...

Спиной я коснулась чего-то твердого, а затем какая-то странная сила вытолкнула меня из объятий невесомости. Легкие наполнились воздухом, взгляд закрыла темная фиолетовая пелена. Я не тонула, я просто зависла.

— Живая? — Громко крикнул Саша, а затем всмотрелся в темную грязную воду. — Живая...

Рядом послышался громкий всплеск воды. Волной меня отнесло в сторону, я закрыла глаза и снова ощутила, как реальность теряет свой вес, и я исчезаю.

Ничего нет вокруг, и меня нет. Это завораживало.

Никто не поверит, если я это расскажу, но... Живой водопад, среднего роста, увитый странными травами, сидел на мокром до ниточки из-за его воды диване. Стол перед водопадом был мокрым, но это не мешало странной материи — официанту — уставить его бокалами и бутылками, постоянно их наполнять. Не мешало нам мешать. Яркого цвета водные потоки с самой вершины скатывались по белым склонами и выступам, падая на темно-темно синие валуны. Фиолетовые листья прилегали к скале в самом верху, и никому не хотелось их убрать...

Этим водопадом была я. Саша накинул на мокрые плечи какой-то плед, укрыл и Максима, а сам развалился на трех составленных в ряд стульях. Он смеялся и ел пиццу. Рома, сидящий сбоку от нас, фотографировал абсолютно все, снимал каждое мгновение. Я не понимала, зачем.

— Вам понравилось прыгать в бассейн, а? — С забавным хохотом спросил он и поставил камеру на стол, направляя на всех нас. — Я и это тоже заснял. Вы как всегда на высоте, уж в этом-то я не сомневался, а знаете еще...

— Ром, помолчи, мать твою... — Измученно выстонал Максим и зажмурился, снова заливаясь крепким, разбавленным колой, виски. — Голова трещит.

— Естественно трещит, ты употребил, а теперь еще и зали...

— Не нуди, ты мне не мать. — Шикнул Максим.

— Да тебе и мать не нудит, никто не нудит. Никого ты не слушаешь.

Я откинула голову на спинку дивана и тихо выдохнула, пытаясь сообразить, где я, что со мной происходит и почему внезапно холодные объятия сменились безграничной теплотой. Рома, видимо, был самым соображающим из нас сейчас.

— А разве круто кого-то слушать? — Сашка открыл один глаз, встревая в разговор.

— Нет коне-е-е-ечно...

Максим рассмеялся и, в точности как я, запрокинул голову.

— Поэтому с самого детства я делаю, что хочу.

Мне хотелось сказать ему кое-что, но почему-то просто не открывался рот. Прозрачные щупальца витиеватого ароматного дыма заползали в уши и щекотали, они будто бы огибали реальность и проходили сквозь меня. Снова хотелось смеяться.

— Делаешь, а толку?

Я не поняла, кто это сказал. Веки стали тяжелыми, точно они — платформы, на которых стоят слоны.

— Хэй, Леха!

Музыку перебил надрывный, с хрипотцой, крик Егора, поднявшегося откуда-то из-за дивана.

— Иди к нам, тебя не хватает!

Сидящий за барной стойкой парень оглянулся на нас и махнул рукой, мол, подходите сами.

— Нет! Бздуй к нам, красавчик! И принеси трику, ла-а-адно?

Егор засмеялся и перевалился через спинку дивана, усаживаясь с нами. В глазах немного прояснилось. Я повернула голову и, сощурившись, посмотрела на Максима. Он словно почувствовал это и так же взглянул на меня, едва-едва улыбаясь. Я слышала, как бьется его сердце, и это казалось мне чем-то более невероятным и возвышенным, нежели самая прекрасная на свете мелодия.

— Нравится? — Его голос будто бы фонарем светил, зазывая вслед за собой.

— Я не понимаю, что происходит... — Растерянно ответила я. — Что... Что такое трика?

— Спроси у Лешки.

Горячая, как раскаленная лава, ладонь Максима прошлась по щекам и вискам. Я на секунду закрыла глаза, а когда открыла — увидела, как недовольно, в развалку, Леша и вправду идет к нам.

Сложно было не заметить его тяжелого взгляда, скользнувшего по нашей компании. Какое-то разочарование, но одновременно с этим и странное успокоение слились в нем. Он сел на край стола и кинул в центр коробочку, в которой что-то звякнуло. Кажется, там были какие-то баночки, канвалюты и пакетики. Белая, испачканная поверхность носила на себе надпись «К.К.К.».

— М-м-м...

Привстав, я сфокусировала взгляд на Леше и облизнула и без того влажные губы.

— Я думал, ты не попадешься.

Он смотрел только на меня, и, почему-то, после этих слов стало не по себе. Даже немного... Стыдно. Но это чувство упорно заглушалось накатывающим чувством эйфории.

— Что... Такое трика?

— Трика? — Лешка удивленно вскинул брови.

— Да, именно это... Коробочка?

Я взяла ее в руки и потрясла, снова что-то звякнуло.

— Три буквы «К». Три Ка. — Он хмыкнул и опасливо кивнул.

— Что это значит?

— Кодеин. Кокаин. Кетамин.

— А...

— Отдай мне это. — Саша поднялся с места и, посмотрев на Лешку, вышел из-за ширмы вместе с этой коробкой.

— Но почему...

— Забудь. Пошли танцевать.

Обворожительный голос Максима отвлек меня от всего. Он был удивительно нежным и, взяв его руку, я пошла следом, даже не ведая, куда иду. Мы закружились в танце, и мне снова стало спокойно.

Прошло... Две? Три? Пять секунд?

Максим и Егор, сидя на барной стойке верхом, смешивали в стакане нечто неизвестное и не очень приятно пахнущее, хотя запах маскировался цветным дымом. Сознание немного прояснилось, и стало чуть проще осознавать себя и ориентироваться в пространстве. Я сидела за барной стойкой, на инопланетном стуле, держа в руках стопку с чистой водкой. О голову будто бы разбили вазу из толстого стекла — настолько сильно она болела. Живот скрутило, хотелось вырвать, но не удавалось, хоть и к горлу подкатывал противный ком. Странное опустошение поселилось где-то внутри меня, навевая из неоткуда взявшуюся тоску и даже... Безумную панику. Взгляд начал судорожно метаться по стенам клуба. Вскоре он зацепился за довольного Максима, который поднял вверх стакан с сероватой жидкостью — в нем определенно было намешано что-то не очень полезное.

— Итак, народ! Сейчас мы выберем человека, который покажет всю свою смелость и русский дух! Первым испробует нашу Б.З.Д.!

— А что такое Б.З.Д.?

Из толпы показалась голова веселой, явно выпившей, рыжей девчонки.

— Бомба Замедленного Действия! — Гордо возвестил Егор и вскочил на ноги, направляя свет прожекторов в центр.

— Итак, это будет... — Снова начал Максим, закрывая глаза и крутя пальцем по кричащей толпе. Палец указал сначала на кого-то в самой дали, но затем, когда он открыл глаза, то палец указал на меня. — Ну, храбрец, вперед!

Внутри я вся ощетинилась и напряглась, будто бы покрываясь неприятной, но спасающей защитной скорлупой. Меня передернуло и я, распахнув глаза, посмотрела на протянутый стакан с сероватой мутной жидкостью.

— Пей, я думаю, тебе понравится!

Делать этого не хотелось, но собственная воля была по-необыкновенному слаба и будто бы вовсе не моя. Потому рука сама сжала стакан и поднесла к губам, на которых своевольно расползлась опьяненная улыбка. Это была не я; ведь где-то глубоко внутри настоящая я билась в конвульсиях из-за обрушившегося страха, точно лавина или извержение вулкана.

Горькая, невероятно горькая жидкость с едва узнаваемой ноткой ванили и кислой сладости, как в конфетках в детстве. Минуту или две я пыталась это проглотить. Руки задрожали, стакан выскользнул из вялой хватки и звонко ударился о пол. В ушах резко появился нежданный шум, писк, треск. Перед глазами — черная пелена. Вестибулярный аппарат полетел к черту; казалось, что меня уже три часа кружат в диком мучительном танце. Сердце забилось так сильно, будто я бьюсь в агонии больше суток и схожу с ума. Все голоса растворились, и мое сознание словно обросло неживым коконом — все, что было снаружи, оставалось там. Значение имело то, что я вижу сейчас.

Внутри, в абсолютной темноте, я видела множество лиц, похожих на себя. Они смеялись, говорили со мной, подшучивали и делали мне больно, делали. Издевались, подходили поближе... Тело дрожало, и это невероятное слитие физической эйфории и глубокого шока с испугом заставляло потерять себя.

Я слезла со стула, едва держась за стойку, а спустя две минуты согнулась пополам, вырывая все, что съела и выпила в последнее время. Неприятный запах быстро потерялся в сладковатом аромате дыма, но отвратительная рвота, запачкавшая все вокруг, заставила народ отойти подальше.

— Вау, вот это бомба! И вправду, да, ребят?! — Задорно объявил Максим в микрофон.

Дышать было невообразимо тяжело. Создалось чувство, будто я рвалась не съеденным и выпитым, а осколками стекол и камнями. Раздирало горло.

Лешка сорвался с места и подошел ко мне, хмуро глядя и поднимая с колен. Он осмотрелся и, кинув официанту, чтобы тот прибрал, перекинул мою руку через плечо и повел в туалет.

Яркий свет ламп, как мне показалось, ослепил, и я зажмурилась, облокачиваясь о холодную кафельную стену.

— Так-так, давай, успокаивайся, сейчас тебе станет лучше. Я не знаю, что эти дебилы намешали, но я попробую помочь. Как ты себя чувствуешь? — В его голосе отчетливо слышалась паника. Леша метался из стороны в сторону, но, верно, не нашел ничего лучше, кроме как выплеснуть мне на лицо холодной воды.

— Мне плохо, — только и выдала я, сжимая мутную, грязную футболку.

— Что конкретно ты чувствуешь? Черт... Хорошо хоть сознание не теряешь и кровью не блюешь. Я этим...

— Леша, тише, пожалуйста. — Сбито попросив, я опустила голову и осела на холодный, влажный непонятно от чего, пол, обнимая свои колени и хмурясь. — Иди к ним, ладно? Я так хочу спать...

Парень оскалился, сжал ладони в кулаки, но молча ушел, перед этим закрывая дверь туалета и советуя подпереть ее изнутри. Я не стала этого делать, я слишком устала.

Прошла, наверное, целая вечность в холодном забытом туалете клуба.

Очередной пробел в голове заставил растеряться. Окон здесь не было — никак не узнать, сколько же времени я провела в этом клубе вообще, который час, разошлись ли все. Самоощущение было отвратное, легкие приступы паники постоянно накатывали и не давали соображать здраво. Я поморщилась и встала, остановившись напротив грязного потрескавшегося зеркала.

В грязно-зеленых разводах некогда белая футболка была вся смята, на плече висело подобие тины или чего-то еще. Джинсы местами все еще мокрые, в кедах можно разводить аквариум. Я не помнила, когда и где успела поплавать. Точнее... Помнила, но все очень смутно, но при этом довольно ярко, будто воспоминания были вспышками ненормальной фантазии или больного сна. В уголке губ осталась серая корочка, а сами они были искусаны и кое-где даже разбиты. На руках многочисленные синяки.

Мгновения прошедших... Дней? Ночей? Часов? Всплывали в памяти постепенно, и они пугали тем, что это все было невозможно. Я задавалась вопросом — как вообще это возможно увидеть? Что я приняла? Сама ли? Больше всего пугали белые пятна, непонятные пробелы в памяти. Неизвестно, что могло произойти во время моего отсутствия в реальной жизни.

Желудок ныл, дико хотелось есть. В горле пересохло, но пить воду из-под крана я не решилась. Вспомнив, что в рюкзаке была бутылка с водой я, пошатываясь, вышла из туалета. И, если честно, лучше бы этого не делала.

В Плазе повисла практически абсолютная темнота. Горели лишь два прожектора на барной стойке. Рвоту у ее подножия так и не убрали, зато вокруг появилось много разбитого стекла из-под дорогого алкоголя. Рядом были разбросаны канвалюты неизвестно каких лекарств. Музыки не было. Все ширмы закрыты, не видно, что происходит за VIP-столиками. В адекватном состоянии в клубе, видимо, мало кто находился. Многие лежали на полу, прямо так, и спали, свернувшись в калачики или улегшись в форме звезды. Нашелся и кто-то поумнее — диваны тоже были заполнены. Кажется, в туалете спала только я одна.

Рюкзак все так же валялся за закрытым ширмой столиком, потому ноги невольно потянули меня туда, но из-за барной стойки внезапно послышались странные шебуршания и какой-то говор. Я оглянулась и прищурилась, держась за стену.

— В общем! — Раздался оглушающий голос Сашки в колонках. Он неуверенно держал в руках микрофон. — Мы развлекались, как могли, и надебоширили знатно! Все маменькины сыночки побежали домой, поджав хвост, но остались самые стойкие ребята... Как насчет того, чтобы продолжить веселье?

Проснувшиеся, но еще совсем растерянные люди подняли свои головы. Максим влил в себя стакан воды — или водки? — а затем выхватил микрофон.

— Едем на дачу к Лехе! Машина скоро подъедет, все желающие продолжить собираются у разбитых дверей.

Он нагло усмехнулся прямо в микрофон, и на секунду мне показалось, что сам Лешка не хотел пускать их на свою территорию. Впрочем, я совсем не знала, что произошло... Моя попытка поговорить с ним провалилась в пух и прах. Мечты и святая наивность, как Титаник, затонули и ушли глубоко-глубоко на дно. Я тихо выдохнула и решила, что никуда не поеду. Нужно лишь только забрать вещи, но...

— Эй, ты, Мальвина, — крайне довольно и вполне уверенно, будто бы это не он бухал и делал непонятно что всю ночь, произнес Максим, — ты едешь со мной.

С поразительной легкостью он отнял даже мое право выбора.