Когда я вернулась на практику, чуть позже обеда, половина одноклассников уже довольно разошлась по домам. Вся работа была выполнена, дни зачтены на несколько вперед, пришла пора расслабиться и насладиться теплыми деньками. Многие снова были мокрыми, шланги валялись как зря. Учительница сказала, что если я все приберу, то два дня работы зачтется и мне. Но... Сейчас работа отошла на второй план. Куда важнее было то, что творилось вокруг – Алены не было. Никиты не было. Никого из тех, кто относился ко мне хорошо.

Я обошла всю школу, обошла территорию и даже заглянула в подвал. Учитель сказала, что Женя еще работает, но где именно – неизвестно. Волнение комком подкатывало к горлу. А вдруг он не поверит мне? Надежда на то, что вероятность оправдаться есть, теплилась в сердце, но... Но это всего лишь надежда.

Он работал на втором этаже в школе, в левом крыле, помогал красить стены и плинтуса, как единственный парень из всех пришедших сегодня.

- Женя! – Громко окликнула я.

Голос эхом разнесся по длинному пустому крылу. Парень резко, испуганно обернулся и тут же зло посмотрел на меня, продолжая работать.

- Женя, это была не...

Голова сильно кружилась от едкого запаха краски. Перед глазами рябило, но я подошла к нему и коснулась плеча, поворачивая к себе.

- Неизвестно, кто позвонил в полицию тогда и подставил Алену. Но это не я. Не... Не я, честно. В тот момент я сама была в его ловушке. Он подставил меня...

Сбивчивый говор даже мне самой не внушал уверенности, не внушал невиновности. Женя непроницаемым, холодным взглядом смотрел прямо перед собой, и невозможно было понять, о чем он думает. Его вид говорил сам за себя... Уставший, обиженный и преданный, отчего-то болезненно бледный. Он попросту не захочет слушать и верить..

- Пожалуйста, Жень, хоть ты поверь мне. Ты же знаешь, ну... Пожалуйста. – С губ сорвался судорожный выдох. Легкие будто свело спазмом. – Он отнимает все, что у меня есть, все самое дорогое. Близких, друзей... Даже когда его нет рядом, пожалуйста, ты же знаешь...

Я чувствовала себя большим, просто невероятно громадным скоплением беспомощности и жалости. Жалости неизвестно к чему или к кому. В груди стремительно билось сердце и казалось, что оно вот-вот достигнет первой космической скорости.

- Отойди. – Сухо сказал Женя. – Иди домой. Поняла?

- Мне нечего делать дома.

Дома ждала озлобленная мать и равнодушный ко всему отчим вместе с бабушкой, которая волнуется больше всех вместе взятых. Дома ждали проблемы и ссоры, от которых хотелось бежать.

- Ты всегда говоришь, что виноват мой брат. Да, он идиот. Но я не верю, что он способен на такую подставу. Он не такое говно... Я не хочу в это верить. Понимаешь? Не смотря на то, что я в курсе... Кхм... Ситуации. Может ты просто захотела скинуть вину на него, думая, что раз он правда делал что-то нехорошее, то тебе обязательно поверят...

Не нашлось слов, чтобы ответить ему сейчас. Прожигающий, испепеляющий, но такой отчужденно холодный взгляд Жени убивал меня.

- Иди домой. Я не хочу тебя больше видеть. Алена тоже.

- Пожалуйста... Почему я, черт возьми, должна умолять тебя?

Он развернулся и опустился на колени, продолжая красить школьный плинтус. Я обессилено, опустошенно спустилась на первый этаж, вышла из школы и будто пропала. Куда идти, где пропадать до самого вечера, чтобы потом придти домой и молча завалиться спать? Наверное, далеко.

Неизвестно, как тянулось время – быстро или медленно. Его не было. Я просто-напросто потерялась, праздно шатаясь по пришкольным улицам с потерянным видом. Много частных, старых-престарых домов, оказались позади. Лесные тропинки, проселочные дороги, совсем скоро – дачи. Как я добралась до сюда, не помнила, помнила лишь красный указательный знак и вывеску с перечеркнутой надписью «Белый город». От нашей школы до границы города было рукой подать, как оказалось.

Малиново-желтый закат, похожий на мягкий ванильный зефир с приторно-сладким запахом, приковал мой бездумный, пустой взгляд. Я сидела за чьим-то полузаброшенным дачным домиком, на иссохшем червивом бревне. Муравьи ползали по рукам и ногам, неприятно щекотали, но это не было важным.

Внутри словно ничего не осталось, кроме гадкого, разъедающего, будто какой-то токсический отход, противного сердцу чувства. Подавляющего одиночества, которое своей чернотой медленно, но так мучительно и крепко, впивалось в меня, одолевало с концами.

Как можно было вот так в один момент потерять все? Дружеские, если хотя бы не теплые, семейные отношения. Двух единственных, но верных друзей, которые теперь считают меня хуже крысы подзаборной и уж точно не хотят говорить. Которые... Смотрят с таким отвращением и отстранением, будто это не мы месяц назад бегали по ручьям и редким мелководным речкам, сидели на трубах и пели песни под гитару теплыми вечерами. А если копнуть глубже, я потеряла своего лучшего друга детства, бесповоротно и окончательно, при этом недавно с ним целовалась, нарушая все возможные правила и принципы. Я, кажется, потеряла изначальные желания, цели и... Свое собственное достоинство, свою гордость.

В ненавистный дом, разбитая и подавленная, я вернулась поздним вечером, около одиннадцати. Мать встретила меня злым, недовольным и требовательным взглядом, усадила за стол и попыталась накормить. Кусок не лез в горло, я была полностью поглощена собой и своим внутренним миром, который так нежданно превратился в убивающую черную дыру без единого вдоха кислорода.

Прошла ночь. Прошел день. Еще одна ночь. Еще один день. И по кругу, по злосчастному, надоедающему своим однообразием кругу. Я не ходила на практику, лежала в кровати, под домашним арестом матери, пыталась читать книги и, может быть, рисовать. Сконцентрироваться на чем-то было крайне сложно. Практически нереально.

Ее воспитательные беседы, мягкие разговоры взволнованной бабушки, коротенькие фразочки отчима, а затем его же признания «Меня мама попросила. Будь добрее к нам, ладно? Пойми, мы не хотим тебе зла, мы хотим помочь» - это все ни к чему не привело. Никаких выводов я не сделала и не собиралась делать. Они просили быть добрее, просили понять их, принять их помощь. Но это, черт возьми, никакая не помощь. Когда мне нужна была поддержка, они продолжали давить на меня. И теперь они просят понимания и ласки, хотя сами даже не пытались понять.

Да, я девочка. Да, я взрослая девочка. Да, я подросток. Но я имею право на нормальную жизнь.

Невыносимая, словно ядовитая, обида засела внутри и не отпускала. Чувство ярко выраженной несправедливости по отношению ко мне преследовало и не давало уснуть. Это заставляло сломиться, разбиться на кусочки без возможности собрать себя воедино.

Я не знала, сколько прошло дней и ночей в таком состоянии, когда не хочется ничего. Наверное, действительно много или наоборот мало. Это было неважно – лето позволяло дать небольшую возможность забыться и потеряться в проклятом течении секунд, минут, часов. Я слышала голоса. По глубоким ночам мама выбиралась на кухню, и они вместе с дядей Владом разговаривали. В наполненной, как аквариум водой, тишиной квартире, голоса звучали особенно отчетливо.

- Что мне делать?

- Не знаю...

Я тоже не знала. Ничего уже не знала. Постепенно их разговоры о деньгах, угасающих чувствах, о тяжком свалившемся бремени и кризисе, о «никто же не знал, что на нашу голову свалится такое испытание в виде взрослой Насти...», переросли в громкие эмоциональные обсуждения, а позднее – в полноценные ссоры.

Наша и так некрепкая семья трещала по швам, словно изношенная и потрепанная ткань. Они ссорились из-за меня. Из-за того, что вместо ребенка в их семье выродок, которого приходится содержать и воспитывать. Из-за того, что нет образованной женственной девушки, есть я, которая проклинает себя за это.

Такие слова заставляли меня плакать – осознание того, что по факту моей семьи больше нет и не будет, что именно я разрушила ее своим поведением, тяжелым камнем вины свалилось сверху. От бессилия опускались руки. Я решила, что пора начать делать хоть что-то, хотя бы вид, что у меня все так же хорошо, как и в Санкт-Петербурге. Для начала, вернуться на последний день практики и... Попытаться снова объяснить истинное положение вещей.

Восстановив страничку в социальных сетях, я пожалела об этом сразу же. Кто-то ее взломал, а потом администраторы заморозили ее из-за «подозрительной активности». Куча, нет, даже целая волна порно-материалов была разослана с моего имени. На аватарке стояла голая Меган Фокс.

Я вычищала это полчаса, после чего вернула странице первоначальный облик и написала Жене, который еще каким-то чудом не добавил меня в черный список. У Алены я уже давно, видимо, там была.

«Может мы поговорим?»

На самом деле, сделать этот шаг оказалось не так просто, как показалось изначально. И лучше бы я его не делала.

«Жень? Ответь мне. Ты же здесь» - сообщение не дошло до него.

«Ошибка. Вы добавлены в черный список данного пользователя».

В сердцах я кинула телефон в стенку, и тот, испустив дух и противно проскрежетав, разбился вдребезги. На это сразу прибежала бабушка, с раскрытым ртом рассматривая комнату и взволнованно спрашивая:

- Настенька! Что случилось?! Что такое?..

- М... Все хорошо, бабуль. - Едва сдержав приступ необоснованной агрессии на волнение бабушки, ответила я и поднялась, доставая из шкафа, что лежит поближе. – Я пойду на практику.

- Ох... Как хорошо. – На ее губах расплылась заботливая добрая улыбка.

Порой удивление доходило до крайности: откуда в человеке, прожившем многие годы и пробравшимся через самые трудные жизненные ситуации, столько доброты? Неподдельной доброты. Какую она знала истину? Почему не поделится со мной, чтобы мне жилось так же легко?

- Ты идешь на занятия?

- На практику, бабуль.

- А она разве не кончилась? Июнь подходит к концу...

- Правда? – Искренне поразилась я.

- Правда, внученька.

- О... Тогда я обязательно должна наверстать пропущенные дни.

Бабушка поверила моему оптимизму, дала денежку на сок и отправила «хорошо поработать», пообещав, что не скажет маме про временное отлучение. Впрочем, той, кажется, уже было все равно.

Я вышла из дома и направилась в сторону шоссе из города. Это не была попытка бежать, конечно, слишком опрометчиво и глупо с моей стороны. Скорее, меня с подозрительным мазохизмом и желанием окунуться в прошлое, чтобы проанализировать, может быть, в чем-то разобраться, тянуло... В поле. К той заброшенной больнице, в подвале которой я провела почти всю ночь. Планы о посещении практики отменились сами собой, да и толку никакого от них не было. Увидеть еще раз Максима, увидеть Женю, Алену, узнать о том, что Саше не стало лучше, получить втык от учителей и соврать о липовой болезни. Зачем этот цирк? На него у меня не было сил.

Разыгравшийся ветер развивал отросшие немного волосы, ласкал кожу и успокаивал, будто бы выветривая, точно едкий запах ацетона, дурные мысли из головы. Я остановилась ровно на половине пути. Справа была широкая, длинная дорога без конца, а слева бескрайнее блеклое поле. Оставалось еще минут сорок до больницы, но внезапно я задалась вопросом – зачем я туда иду? Что мне это даст? Скорее, снова сделает больно, напомнит о том, что в некоторых моментах я бессильна и не могу ничего сделать.

Это – один из таких моментов. Когда все действительно рушится, когда сходить с привычных мест и меняется. Наверное, нужно не опускать руки, а просто приспособиться? Научиться выживать в этом ведьминском вареве? Я запрокинула голову, прикрыла глаза и несколько раз глубоко вдохнула. Хотелось просто идти... Я шла и высвобождала себя, свои мысли, говоря с собой вслух, как ненормальная.

- Не верю... Не хочу! Не буду. Не со мной это все. Меня не... Не имеют права так обижать! Никто!

Но, признаться честно, от этого мне полегчало.

Я добралась до школы к шести часам вечера и объяснилась, все-таки, с учительницей, сказав, что чувствовала себя все это время отвратительно, отравилась, заболела и вообще, сгинула от проклятия. Со вздохом, она все-таки согласилась выставить мне половину пропущенных дней, а остальные засчитать как болезнь. Летняя практика была с горем пополам закрыта.

Я пошла в классный кабинет, намереваясь забрать пакет со спортивной формой, но, наткнувшись на стоящего у доски почета Никиту, с некоторым удивлением на него посмотрела и встала рядом, думая, в курсе ли он происшествия с Аленой или нет. Так вот, молча, пялясь на лица детей от мала до велика, мы стояли минут пять.

- Мне кажется, когда-то раньше здесь висела ты. Точнее, я тебя точно видел.

- Да, когда-то давно, когда еще была отличницей. Начальные классы.

- Почему тебя не было на практике?

Никита неожиданно повернулся ко мне и оперся спиной о холодную стену.

- Я болела.

- Ты же врешь, ну.

Он тяжело выдохнул и потер шею.

- Разругалась с друзьями?

- Нечто вроде того, - слегка рассеянно ответила я.

- Расскажешь?

- Это очень долгая история, у которой нет начала и конца.

По стене я сползла на пол и положила голову на колени.

- У любой истории есть начало. Запомни это.

Почему-то, его улыбка, даже такая слабая, показалась чем-то вроде небольшого лучика света или, может быть, неожиданной руки помощи.

- Мне так тяжело об этом говорить.

- Знаешь, даже представить не могу.

Он усмехнулся так, будто бы действительно понимал всю суть, зарытую под толстым слоем прошедших лет, словно под плодородной землей.

- Вот и не представляй. Б-р-р-р.

- Не хочешь прогуляться?

- Докуда?

- До спартака. У меня там тренировка. Заодно поболтаем. У тебя много времени?

- На это, думаю, время будет...

Я кивнула и приняла руку, которую Никита мне по-настоящему подал. Мы вышли из школы и в неловком молчании добрались до проспекта. Он ждал рассказа. И я почему-то захотела ему рассказать чуть больше, чем знают все остальные: мама, отчим, бабушка, Женя, Алена.

- Ты же видел фотографии с «Сундука»?

- О да. – Весьма серьезно кивнул Никита и сунул руки в карманы. – Их мало кто не видел. Этот пост разлетелся по сети во мгновение ока, как и недавняя порнушка.

- Тогда... В общем, с самого детства у нас с Максимом идет война. Я уехала, и вот, вернулась по вынужденным обстоятельствам, и теперь он мне... Мстит? Добивается внимания? Черт знает, чего он там добивается. Неважно. Главное, жизнь он мне портит знатно.

- И ты с ним тоже воюешь?

- Я не хотела воевать. Я вообще не хотела с ним сталкиваться.

- Но?

- Но так получилось, что мы столкнулись сами по себе, и как-то... Вышло, что сталкиваемся до сих пор. После матча он вроде и не показывался на глаза, а мне все еще плохо.

- Вот как... - Никита задумчиво потер подбородок.

- Недавно, когда Алену и ее родителей заставили подписать соглашение о невыезде из-за скандала с ограблением ларька... В общем, те фотографии были сделаны в момент ограбления. Ее телефон был украден и подкинут на место преступления. А потом еще и кто-то позвонил, да сказал, кому он принадлежит. В полиции сказали, что это была девушка, которая хотела остаться анонимной. И знаешь что?

- Что?

Он удивленно перевел на меня взгляд.

- Максим всеми силами заставлял меня пойти на матч и шантажировал этой тайной, обещал подставить. Но при этом на матче не было ничего такого, кроме как...

- Мини-пьянка после и большие планы.

- Именно. – Кивнула я. – В общем, все ради того, чтобы планы исполнились. Скажи, бред?

- Бред. – Ухмыльнулся парень и пожал плечами. – Получается, он рассказал Алене?

- Получается, так. И теперь ни она, ни Женя не хотят со мной контактировать. Это обидно.

- Они в этом не виноваты. Задумайся. Будь ты на их месте, поступила бы так же.

- Ну...

- Так же, поверь мне. Все люди такие. Рано или поздно правда вскроется обязательно. И тебе удастся доказать свою правоту, не переживай.

На глаза навернулись слезы от его слов. Я насупилась и отвернулась, в то время как Никита весело растрепал мои волосы.

- Вот только когда?

- Когда долго мучаешься, что-нибудь уж точно получится. Помнишь? Так что, совсем скоро.

- Вот как... Почему ты так оптимистичен?

- Не знаю. – Он беззаботно пожал плечами. – Мне пора на тренировку. Кстати. Не думай, что все обернулось против тебя. Попробуй достучаться до кого-то из них снова, авось повезет?

Его широкая улыбка буквально озарила, сделала мой день куда лучше, чем он был до этого. На душе будто бы взошли подснежники, вырываясь из-под снежной корки. Надежда, такая непостоянная и капризная дама, снова посетила меня, заставляя подумать о чем-то лучшем и по-настоящему... Правильном? Наверное.

Я помахала рукой Никите, смотря за тем, как его силуэт медленно тает в мутных окнах, а затем с легким волнением достала из кармана телефон, создавая новый пост на стене и «упоминая» там Женю. Таким образом, ему придет оповещение, он непременно увидит это.

«Hi. Нам серьезно надо поговорить, Жень, это даже важнее, чем получение суперменом своей силы и ЕГЭ в конце одиннадцатого.»