Этот чертов вечер перевернул все в моей голове с ног на голову. Я лежала на своей кровати, смотрела в открытое окно и думала, что же это было, а главное — что будет потом? Есть всего несколько вариантов, и все они меня не устраивали. При новой встрече он меня засмеет, а еще хуже — расскажет об этом Егору или Роме, а может и Саше. И тогда они начнут нападать на меня где бы то ни было, достанут везде. Первый вариант. Второй чуть более мягкий, но от этого отнюдь не самый приятный. Максим будет смотреть на меня, везде таранить взглядом, шушукаться за спиной, а я буду из-за этого дергаться и переживать, ведь он способный. Может распространить и слухи. То, что это было порывом искренности — третий вариант, но, если честно, насчет него возникало больше сомнений, чем на счет какого-то другого. Есть еще и четвертый вариант, конечно... Но он слишком невероятный, невозможный, и я не уверена, что мною желанный. Хоть он, по крайней мере, не несет в себе никакой угрозы.

Мама все так же пыталась наладить со мной контакт. Стоило мне спуститься вниз — окружила подозрительной заботой. Позвала позавтракать в кругу семьи, чтобы приобщиться к ним, рассказала о том, что у нее появилось больше возможности сидеть дома и проводить время со мной. Предложила смотаться за одеждой, поболтать и поесть мороженого в какой-то кафешке. Я сказала, что мы сходим обязательно, но позже. Потому что к покупкам с мамой я не была готова — они обязательно превратятся в «Настя, смотри, какое замечательное нежное платье!». А сейчас у меня попросту не было сил, ни моральных, ни физических, чтобы ей противостоять. Чтобы вообще противостоять кому-либо и чему-либо.

Я зашла в школу вымокшая практически насквозь. Уже, черт возьми, май. И пусть самое его начало — дожди совсем не в радость. Уже хочется тепла. Такого летнего, мягкого, желанного тепла. Как, например, от любимой маленькой батареи. Я вздохнула и, проходя в класс через гардероб в подвале, слегка поморщилась. На лестницах, у стен кабинетов, в коридорах стояли банки с краской, а что самое странное и, наверное, противное — открытые. Везде воняло этой проклятой краской, причем настолько сильно, что у меня закружилась голова.

Споткнувшись о банку перед самым своим кабинетом, я на секунду остановилась и прислушалась: внутри было подозрительно шумно. Кто-то что-то обсуждал, выносили предположения, смеялись. Предчувствие подсказывало, что это явно нехорошо. Я слегка помедлила и...

На плечо легла чья-то тяжелая рука.

— Заходи, тебе понравится. — Произнес знакомый, довольный голос, чей обладатель наверняка улыбался.

Свободной рукой Саша, так неожиданно подкравшийся со спины, подтолкнул меня в кабинет. Я осмотрелась, пытаясь понять, что именно стало причиной такого бурного обсуждения. На доске, прямо в центре, висела цифра «8». Это значило, что осталось всего восемь дней до финального, самого важного матча в сезоне, который решит будущее нашей команды и отдельных ее членов. Но, приглядевшись, я заметила больше. Вокруг этой цифры висели распечатанные фотографии в половину альбомного листа. Те, что выложили в интернете после «Сундука». В дополнение к ним были прикреплены «смешные» комментарии, написанные маркером на листе А4, и... И еще одна новая порция фотографий, взявшаяся совершенно из неоткуда. То, как я шла к Максиму, буквально недавно. С надписями вроде «Несчастная нашла себе работку по душе».

— Кто это повесил?

Я встала у доски, чувствуя, как внутри закипает обида, приправленная внушительной долей злости.

— Кто?

По классу покатился смешок, который вывел меня из себя. Все фотографии, даже то самое отсчетное число, были сорваны в одно мгновение и выкинуты в мусорное ведро. На доске и руках остались обрывки скотча с белыми приклеенными бумажками.

— А тебе какая разница? Что ты сделаешь?

Из небольшой кучки одноклассников вышел Ромка, высокий и плечистый. Он скрестил на груди руки и подошел ко мне вплотную, глядя сверху вниз с некой усмешкой.

— Ты ничего не сможешь сделать.

— Тебе не кажется, что вы перебарщиваете? — Я зло посмотрела на него.

За этим конфликтом наблюдали все, но вмешиваться никто не решался. Даже Саша, немного удивленный таким развитием событий, стоял чуть поодаль.

— С чем же?

— Эти унижения не сделают вас лучше!

Он смотрел на меня так, что где-то глубоко внутри становилось стыдно за свое поведение. Что вот так вот взбрыкнулась, ведь здесь я — жертва, и я просто должна страдать, терпеть все, что выпадает на мою участь. Как правило. Но, мне кажется, что этого уже хватило. Обращаться к учителям в десятом классе было бы верхом позора, к родителям — себе же хуже. Надо справляться самой.

— Зато можно посмеяться над тобой. Разве не весело? Посмотри.

По классу прошелся очередной смешок.

— Ты теперь имеешь новую репутацию. Смотри, какая она крутая! Тебе могут даже заплатить, если ты придешь к ним так же, как и к Ярцеву. Раньше нам никто не верил, но теперь это подтверждено фактами, которые лежат в мусорке.

Рома потер шею и громко, довольно рассмеялся, отходя чуть назад. Максима в классе не было, и хотелось всей душой верить, что он здесь совершенно не причем. Но, естественно, в этом возникали сомнения...

С каждой секундой, пока Рома смеялся и что-то еще говорил, я колебалась все меньше и меньше. Злость в конце концов взяла верх над здравыми мыслями, рассудком, и, неожиданно шагнув вперед, я замахнулась и ударила его по лицу. По-настоящему ударила, кулаком. Тот распахнул глаза, захлопал ими и ошалело отступил назад, потирая ушибленное место. На самом деле, это не было так мощно и круто, как хотелось. Хуже было мне — кости тут же дали о себе знать резкой болью, между костяшками появились темные пятна, а сами они заметно покраснели. Я тихо зашипела, растирая руку. И хоть Роме было не так больно, это возымело должный эффект. Правда, я совсем не подумала о последствиях.

— Ты с дубу рухнула?!

Он угрожающе шагнул вперед и цепко схватился за плечо, сжимая его и пытаясь вывернуть, но тут между нами стал парнишка, который когда-то получил рыбкой в глаз.

— А ну прекратите. Хотите, чтобы училка вошла и вам люлей наваляла? Родителей вызвала? Оно вам надо, идиоты?

— Да она...! Ник, ты же сам видел!

Я отступила к доске, мысленно запоминая, как его зовут — Никита.

— Видел, — он нахмурился и кинул на меня взгляд, — но ты сам до этого довел. Кто просил тебя все это делать? Вроде взрослый уже парень, а ведешь себя, как малолетка.

Рома, Саша, Егор, да что там, все, включая меня, пораженно уставились на него. Часто Никита был не самым активным, весьма тихим и не влезающим в какие-то конфликты парнем. А тут, на тебе, чего выдал! Да еще и пошел против шайки Максима, практически как таран, бесстрашно при этом говоря такие слова.

— Спасибо.

Как только прозвенел звонок, я отошла от доски к своему месту и благодарно на него посмотрела. Никита в ответ лишь только хмыкнул, посмотрел на новый классный аквариум, и сел на свое место. Странный человек.

В класс вошла учительница, поздоровалась с нами, взглянула на мусорное ведро, возмутилась количеству бумажек и начала занятие, на котором меня мысленно не было. Я все кружила и кружила вокруг того случая, пытаясь понять, кто, что сделал, а главное — почему и когда.

Ко второму уроку пришла опоздавшая, запыхавшаяся Алена, которая, отчего-то, была совсем не веселой. Она села рядом, а когда раздался звонок на перемену, мы отошли поговорить. То, что с ней приключилось за это время, казалось кем-то определенно подстроенным и слишком слаженным. Сначала она приболела, а потом, когда вернулась, во всех ларьках ей отказали в продаже сигарет, хотя раньше такого не было. Особо Алена не дымила, не увлекалась, да и не любила это занятие, но, по ее словам, иногда чертовски хотелось. Когда ей пришлось иди на соседнюю остановку, к маленькому ларьку за пачкой, она обнаружила, что ее телефона нет в кармане — испарился! И с тех пор не появился. Позднее, на следующий день, к ней в дом постучался участковый этого района и, на основе найденного на месте преступления мобильного и недавних записей с видеокамер, предъявил обвинения в ограблении придорожного ларька. Пришлось ехать в отделение полиции и давать показания по этому вопросу. Естественно, мать Алены узнала, что та покуривает, а еще, что она — воровка. Позднее телефон вернули, а когда Алена осталась наедине с участковым, то спросила — как нашли ее дом по мобильному? Ведь там не было ни адреса, ни какого-то намека. Да и кроме того, он был качественно заблокирован. Мужчина ответил, что им позвонили и анонимно дали показания о том, что это совершила обучающаяся 10 «А» класса ближайшей окружной школы. Назвали имя и фамилию. Так же он добавил, что сам докладывающий не сказал, кто он, но сказал «одноклассница», а еще, что видел ее там за пятнадцать минут до совершенного преступления. Алена — девочка не глупая, и сразу поняла, что ее подставили, и что это был кто-то из одноклассниц.

Я попросила ее телефон и проверила отправленные сообщения, но те были пусты. Как и журналы звонков. Она объяснила это тем, что телефон ей вернули подчищенный. В голове сложился пазл — именно об этом говорили мне в «Сундуке».

Кто-то взял ее телефон и обернул ситуацию так, что, будто бы, это я ее подставила и позвонила в полицию. Объясняться с ней сейчас толку не было — всех подозревающая, Алена не поверит в правдивость моих слов. Нужно было не допустить того, чтобы ей повесили лапшу на уши, чтобы не обманули и не заставили поверить в мое несуществующее предательство.

Максим говорил, что я обязательно пойму. И что мне нужно пойти на матч, чтобы никто ничего не узнал. Он так старался, чтобы я пошла на этот матч, чтобы побывала там, но уж точно не для любований на него. Внутри крылась уверенность, что все продумано слишком четко, все отлажено и что это — одна большая ловушка.

Успокоив Алену и уверив в том, что правду рано или поздно раскроют, мы вернулись на занятия, а в последствие весь день провели в догадках — кому это было нужно и зачем. Когда она рассказала, на что именно направлены ее переживания, в сердце въелся небольшой червячок сомнения. Ее заставили согласиться с подпиской о невыезде из города до выяснения обстоятельств, ведь была украдена действительно не малая сумма денег, пусть это всего лишь и маленький ларек. Если с делом не разберутся до тридцать первого мая, то ей не дадут уехать в семейный отпуск вместе со своими родителями, а такой отпуск они планируют раз в два года. Билеты уже куплены, но никто никуда не поедет без нее. Пропадут деньги.

Часть занятий отменили, потому что нужные кабинеты находились в левой части школы, где шел ремонт. С двух последних уроков их отпустили и тогда мы решили прогуляться. Честно? Лучше занятия после учебы, чем праздное шатание по самым интересным местам этого города, сугубо по нашему мнению, мы не нашли. Да и это было интересно. В таких местах можно было прочувствовать дух нового поколения, совсем не потерянного, как говорят многие. Слушая музыку и наслаждаясь каждым звуком, пропуская эти мелодии через самого себя, призму своей души и своего восприятия, смотря на такие разные, но по-настоящему красивые, искусные граффити и рисунки на стенах, в подъездах, на крышах домов и в переходах — смотря на современное искусство нашего поколения, можно было понять, что мы не такие уж и необразованные. Просто имеем немного другие ценности, вкусы. Дети по-прежнему восхищаются красотой, которую видят вокруг себя, как и подростки, юноши и девушки. Никто не безразличен к тому, что чувствует, а ведь искусство окружает их везде и, конечно, вызывает массу, волну новых впечатлений, эмоций и мыслей. В какой-то степени, безразличие к искусству значило безразличие к самому себе.

Раньше люди восхищались цитатами известных писателей, философов и мыслителей эпохи Возрождения, Серебряного века, да и не только. А сейчас все думают, что этого нет, и что молодежь просто погрязла в своем самолюбии. Но если присмотреться, то в словах, да на тех же стенах, лавочках, подъездах и ларьках можно найти то, что важно и истинно именно сейчас. То, что могло бы помочь людям. И пусть не всякому это понятно, пусть взрослые не вдумаются и сочтут это лишь вандализмом и порчей городского имущества, те, кто еще не выросли, те, кто еще не ожесточен и не принижен будничными взрослыми проблемами, счетами, деньгами и прочим, могут заметить и найти в этом потайной смысл, узнать что-то действительно важное.

Теперь на моем телефоне было несколько новых снимков как раз из разряда метких слов. Хоть выкладывать уже было некуда, я фотографировала и оставляла снимки для себя, как важное воспоминание.

«Нужно быть немного добрее»

«Быть в теме или быть во тьме системы?»

«Мы смотрели друг на друга так, будто хотели поцеловаться»

«Творчество покоится у сточных с порочными, в „высокое искусство" можно пробиться деньгами даже с бездарностью»

«Ты дальше, чем звезды на небе, хоть я могу коснуться тебя»

«Дни тают на наших глазах. Что мы успели сделать?»

«Задай себе вопрос»

И это все всего лишь за несколько часов прогулки. А ведь если вдуматься, в этом действительно есть смысл. Эти слова заставляют задуматься о чем-то более важном, чем домашнее задание по русскому. А мысли нравственно воспитывают человека, дают толчок к развитию. Так что, спрашивается, поможет мне больше в жизни? Склонение числительных или умение думать и понимать?

Мы — свободные. Мы хотим быть свободными. И я тоже.

Постепенно на улице становилось прохладнее и темнее. Людей вокруг все меньше, в основном лишь трудяги, идущие с работы домой. В общем потоке, вместе с Аленой, мы шли по главной улице нашего города, восхищаясь песней Канцлера Ги и понимая, что время уже немного позднее. Оставалось лишь дойти до остановки и сесть на автобус, чтобы доехать до дома, как сзади послышался незнакомый свист. Я обернулась и заметила, как за нами, с мороженым в руках, шел Никита.

— Привет, а ты чего тут делаешь? — С легким подозрением спросила Алена и скрестила на груди руки.

— Просто шел с тренировки, а тут на тебе. — Он беспечно хохотнул, а затем скинул с плеча рюкзак и достал из него дневник, протягивая его мне. — Держи, ты у классухи забыла.

— О... Спасибо. — Вот это новость. Я убрала дневник в небольшой черный рюкзак и задумалась над тем, какая стала рассеянная. — А ты откуда?

Мы вместе направились к остановке, но с главной улицы свернули, решив срезать путь дворами.

— Я же сказал, с тренировки.

— Ну, в смысле, чем ты занимаешься?

Я неловко на него посмотрела и потерла шею. Мы столько знакомы, но я практически ничего о нем не знаю.

— О, Никитка у нас будущий чемпион мира по плаванию!

— Это точно.

Парень смущенно улыбнулся и взглянул на Алену. Если честно, я впервые видела его таким. Не хмурым, беззаботным и расслабленным.

— А давно занимаешься?

— Да, достаточно. С четвертого класса.

— Есть какой-нибудь разряд?

— Есть, конечно. Но какой — не скажу. Попробуй догадаться.

Никита усмехнулся, а затем свернул меж домов, за каким-то большим продуктовым магазином. Идти оставалось совсем ничего, но внезапно он остановился.

— Тихо...

Мы с Аленой переглянулись и всмотрелись в темноту. Впереди, у больших мусорных баков, стояло несколько силуэтов. Кажется, четыре человека. Опасно это — сталкиваться в темноте неизвестно с кем, потому мы поначалу решили найти другой путь, но...

— Эй, Насть, смотри. Это ли не Ромка?

— Я не знаю.

Сощурившись, я вгляделась вперед и заметила, как один крупный парень будто бы отсчитывает купюры, да причем, видимо, не мало. Тот, который стоит напротив, чешет затылок и принимает пачку. Еще один стоит безучастно, лишь пристально наблюдая за этим, а другой что-то набирает в телефоне.

Никита дернул меня за локоть и отвел в сторону, за каменное ограждение вокруг магазина. Мы слегка приподнялись, чтобы понять, что там происходит.

— Пошлите уже, не наше это дело. — Хмуро сказала Алена и сползла по ограждению вниз.

— Там Рома. И, кажется, Егор... Или нет? — Не отрывая взгляда, говорила я.

— И что? Это не наше дело. Идем!

Она дернула меня за ногу. Я увидела, как среднего роста парень поднимает с земли рюкзак, достает коробку и передает ее Ромке, а затем еще несколько небольших пакетиков.

— Это Леха. — Твердо и уверенно сказал Никита, щурясь и вглядываясь в незнакомца. — Я почти уверен. Он выпустился же недавно... Подрабатывает в этом районе.

— Лешка-кулак? — Я удивленно вскинула брови и нахмурилась, вспоминая, как он выглядел раньше, в далеком детстве. — Что они делают?

— Если честно, я не знаю. — Произнес Никита и облизнул губы, выкидывая палочку из-под мороженого. — Я слышал, но это всего лишь слухи, что он торгует наркотиками. Как хорошего качество, так и не очень.

— Наркотики? Это же серьезно...

— Как он до сих пор не попался? — Встряла Алена.

— Ну, по тем же слухам, — Никита пожал плечами и застегнул рюкзак, — у них слишком много людей, которые за этим следят, чтобы облажаться. Их никто не подставляет, конкурентов в городе нет.

— А ты откуда это знаешь? Я о таких слухах даже не знала, хотя уже должна была, по идее.

Я снова посмотрела за магазин. Егор, кажется, достал тетрадку, что-то записал, кивнул, и все четверо разошлись в разные стороны. Стало совсем-совсем тихо, если не учитывать проезжающих машин на ближайшей дороге.

— Тебе о них знать и не надо.

Он поднялся, закинул на спину рюкзак и сунул руки в карманы.

— Ты откуда знаешь об этом? — Повторила я, так и не дождавшись ответа на вопрос.

Алена поднялась, отряхнулась и поправила джинсы, недовольно цокая языком, видимо, в желании поскорее уйти отсюда.

— Мне есть откуда узнавать эти слухи. Я со многими общаюсь и нахожусь в доверительных отношениях. А такие отношения, знаешь ли, не стоит предавать.

— Это, знаешь ли, странно, Никит.Вызывает нехорошие подозрения. Это уже не шуточки с жвачками за пару рублей.

Я хмыкнула, он замолчал. Наверное, это действительно тайна, которую разглашать ему нельзя. Или он просто вредничает. А может просто напридумал этого, чтобы впечатлить кого-то из нас или испугать. Но во всяком случае увиденное остается увиденным. Оно действительно было, и можно лишь догадываться, что происходило за этим магазином.

Мы в угнетающем молчании дошли до остановки. Алена села на свой автобус, Никита сел с ней. Поглощенная мыслями, я даже не заметила, что в итоге осталась одна и едва не пропустила свой маршрут. Быстро запрыгнув в автобус, я заняла любимое переднее кресло, вспоминая, что удалось услышать из разговора тех людей, весьма эмоциональных, если вспомнить, людей. Четко донеслись слова «плохо» и «больше нельзя». Что это значило — неизвестно, но что-то подсказывало, что узнать об этом мне еще придется.

То, что связано с ними, так или иначе, связано и со мной.