Do you feel safe out in the light or is this the place where monsters hide? You're not such an easy target. Who are you?

Если тебе постоянно желают смерти, бывает сложно понять, когда это всего лишь чёрная шутка, за которую нужно в морду прописать, а когда - искреннее пожелание. У Чуи всегда были проблемы с распознанием истинного смысла того или иного «пожелания», потому что порой и пожелания скорейшего выздоровления звучали завуалированным «надеюсь, ты помрёшь в мучениях», но всё когда-нибудь случается впервые. Вот и он оказался в такой ситуации, когда понять чужой посыл превратно не получилось - не было возможности изначально. Так странно. Когда-то Накахара мечтал научиться читать чужие души, а теперь совсем не знает, что ему делать со свалившимся на голову откровением. Хотя нет, оно даже не свалилось, было выплеснуто ему в лицо. Почти пощёчина, жгучая и хлёсткая. Даже хуже. Хотя куда уж, если дорогой тебе человек говорит подобное в принципе и говорит искренне, от души.Мысли в голове путаются из-за алкогольного дурмана. Может, поэтому прийти к какому-то выводу, решению или принятию никак не получается. Взгляд прослеживает очередную рубиновую каплю, сорвавшуюся с кромки бокала и упавшую на белоснежный ковёр. Кажется, что это кровь капает и не из бокала вовсе, едва держащегося в пальцах свешенной с дивана руки Чуи, а из его сердца. Многие считают, что именно этого органа в грудной клетке Накахары нет. Может, и так. Чуя думал, что так. Но почему тогда так больно? Откуда вообще эта боль? Он всегда был таким закрытым эмоционально в плане личных отношений, так какого же чёрта? Какого, мать его, чёрта?Не то чтобы Чуя рассчитывал на что-то серьёзное, долгоиграющее. Он вообще ни на что не рассчитывал. Дазай никогда не казался ему человеком, подвластным чувствам, страстям. Сам Накахара тоже не сразу понял, что увяз в этом опасном болоте. Как люди вообще распознают любовь? Спроси любого, и начнётся сопливый бред про бабочек в животе и звёзды в глазах. У Чуи ничего такого не было. Хотя нет, звёзды в глазах бывали. От хорошего, крепкого удара в скулу, если пропускал. Они ведь с Дазаем собачились, дрались и пытались подставить друг друга постоянно. С первой встречи невзлюбили друг друга: две противоположности. Внутри Накахары было слишком много эмоций. Внутри Дазая всегда была одна лишь пустота. Всепоглощающая, вечно голодная тварь, она пожирала всё на своём пути. Изжирала изнутри собственного хозяина.У Дазая было много масок, и никогда Чуя не видел на его лице проблеск настоящих эмоций. За исключением, быть может, жажды крови или довольного оскала, когда очередной план преемника Мори воплощался на их глазах в жизнь в мельчайших подробностях. Дазай всегда предусматривал всё. Но почему-то смерть своего обожаемого Оды предугадать не смог, как и предотвратить. И столько эмоций было по этому поводу: подлинных, искренних, бурлящих, что увидевшему было впору захлебнуться. Чуя и захлебнулся. Только не сразу это произошло. Постепенно.- Неудачник, - звучит хрипло, зло, насмешливо.Бокал летит в стену. Разбивается вдребезги. На кремовых обоях остаются яркие алые потёки. Плевать.Чуя никогда не понимал этой странной привязанности. Сакуноске ему не нравился. Весь такой светлый, правильный. Чёртов чистоплюй. Работал в Портовой мафии, а все речи только и были о том, как остаться незапятнанным и выбраться из-под контроля Мори. Чуя не доверял этому человеку и старался присматривать за ним. Предать может любой и в любой момент. Это Накахара хорошо уяснил, когда ему всадили смазанный ядом нож между рёбер. И кто? Человек, которого он считал и называл другом. Которого защищал. Ради которого, возможно, мог бы и жизнь отдать. Не сложилось.Поэтому он старался быть в курсе всех событий, в которых оказывался замешан Ода, и по мере возможностей мешал его встречам с Дазаем. Тот если и понимал, видел его манипуляции, вида не подавал. Накахара всё ждал, когда же тот сорвётся и поинтересуется, какого чёрта происходит. Строил планы, как развеять чужие подозрения, да не больно-то выходило. С напарником ссориться не хотелось, но после того, как Чую вызвал к себе Мори и завуалировано попросил проследить за тем, чтобы его подопечный поменьше контактировал с «вольнодумцем», жить стало чуточку легче. Чуе было проще преследовать собственные эгоистичные цели, когда все причины и мотивы он мог свалить на босса, скрывая таким образом своё, личное. Правда, то, что это «личное» вообще имеется, цветёт пышным цветом, Чуя понял лишь в тот момент, когда вернувшийся с миссии Акутагава сообщил, что Дазай сбежал. И если у шестёрок, когда информация расползлась, ещё были сомнения в побеге одного из Глав Исполнительного комитета - ещё бы, это ведь сам Дазай Осаму, тёмная легенда Портовой мафии - то у верхушки власти никаких сомнений даже не возникло. Мори собрал тогда всех Главных, чтобы передать информацию. На Акутагаву смотрел так, будто раздумывал, не стоит ли вновь ввести моду на казнь гонцов с плохими вестями. Накахара в тот вечер напился вдрызг. Хлестал дорогущее вино словно воду, а в голове крутилось... Нет, не имя Дазая и не проклятия в его сторону. Ненавидел Накахара чёртового Оду Сакуноске.Командир команды зачистки, отправившийся на место событий, где столкнулись двое одарённых, наделённых одной и той же способностью, поведал в своём отчёте, что противник Оды подох быстро и почти безболезненно. Пуля в сердце, и готово. Славно. Вот только...- Что ж ты-то, сука, не захлебнулся сразу своей кровью, - шипел в пустоту своей огромной пустой квартиры Накахара, всё проклиная и проклиная того, кто навешал-таки Дазаю лапши на уши, как они с боссом и опасались.Вот тогда-то Чуя и осознал, как, оказывается, был зависим от своего напарника, и что зависимость эта заключалась не только в их дуэте в роли «Двойного Чёрного». И не было никаких идиотских бабочек, не было звёзд перед глазами. Чуя понял, что скучает по ругани. По дракам. По подлым ударам. По мерзким ухмылкам. По специфическому запаху бинтов, пороха и крови, пропитавшему Дазая насквозь. Не хватало взаимных оскорблений, сбитых костяшек и постоянных гнусных насмешек. Не хватало произнесённого хриплым голосом Акутагавы: «Накахара-сан, Дазай-сан, Мори-доно вызывает вас к себе». Не хватало инструктажей, перепалок и нотаций босса по этому поводу. Не хватало... Дазая.Они встретились спустя четыре года, и едва ли удачно. Накахара за прошедшее время не перебесился. Дазай, как оказалось, не остыл тоже. Место встречи изменить нельзя. Так говорят. Чуя прочувствовал всю иронию, когда по воле судьбы забрёл во время своей небольшой выходной прогулки на кладбище. Он что-то слышал от Хироцу-сана о том, где захоронили Сакуноске, но никогда не был на его могиле лично. Ещё бы, зачем ему это? Он мог бы, конечно, раздробить надгробие и усыпать землю его крошкой со словами «вот так, сволочь, ты разрушил мою жизнь», но это было бы слишком мелодраматично и позорно. Глава Исполнительного комитета занимается вандализмом и надругательством над мёртвыми? Не в этой жизни. Накахара и свою бы репутацию марать не стал, и на репутацию Мори не посмел бы бросить тень.Дазай был удивлён, когда увидел его. Только заметил, отреагировал не сразу. Сидел в тени зеленеющих деревьев и любовался безоблачным небом, опираясь спиной и затылком о надгробную плиту. Руки в карманах лёгкого кофейного цвета пальто, так похожего на плащ Оды. На губах - лёгкая, почти мечтательная улыбка. Наверное, именно она и вывела Чую из себя. Всё это время он, сам того не желая, переживал и волновался о судьбе своего напарника. Он знал, что Мори не пустил по следу Дазая ищеек и не назначил награду за его голову, но что-то ему подсказывало, это лишь вопрос времени. И что если Мори решится-таки убрать бывшего преемника с шахматной доски своих планов, отправят за чужой головой его, Чую. Кто как не он смог бы просчитать все шаги и действия того, кого когда-то понимал с одного вздоха?Обошлось. Или нет. Как посмотреть.Потому что на кладбище они чуть не устроили драку. Как оказалось, Дазай продолжал трепетно беречь память о своём чистоплюе-дружке. Всего пара слов понадобилась, чтобы его взгляд потемнел, а губы сжались в тонкую нить. Чуя уже и сам не помнит, что наговорил тогда. Наверное, много яда вылил на Осаму. Как только не захлебнулся, пока всё это копилось внутри него? Зато Накахара помнит, как цепкие костлявые пальцы впились в ткань его жилета, дёргая на себя, и как прижалось к горлу лезвие складного ножа. Помнит, как смотрел в потемневшие почти до черноты глаза Дазая и вжимал дуло снятого с предохранителя пистолета чуть ниже чужого сердца под углом вверх, чтобы пуля в случае выстрела пробила его по диагонали насквозь.- Не смей марать его имя своим поганым языком, а то ведь я и вырезать его могу, - прошипел тогда Дазай ему в лицо, нависая всем собой, подавляя своей тенью.- Боже-боже, - оскалился насмешливо в ответ Чуя, плотнее прижимая дуло к его груди. - А твои дружки из агентства в курсе, какие нехорошие вещи ты умеешь делать? Ах да, они и понятия не имеют. Верно? Мори-доно сказал, кто-то хорошо подчистил твоё личное дело. Ты теперь весь такой образцовый гражданин с чистыми ручками. Просто копия своего сдохшего дружка. Только душок остался прежним, Дазай. Ты провонял кровью, пропитался ею и никогда от неё не отмоешься.Он тогда ударил бывшего напарника под рёбра, заставляя отшатнуться, развернулся на каблуках и ушёл первым, не оглядываясь. Кто бы что ни говорил, а чувство меры было Чуе известно. Убить друг друга на могиле того сдохшего лицемера? Увольте. Чуя предпочёл месть. Дазай разрушил его жизнь, когда ушёл из Портовой мафии. Накахара решил отомстить и разрушить его жизнь в ответ.Это было не так уж и сложно. Осаму так трясся за шкуру Ацуши, что было сущим удовольствием координировать действия Акутагавы, который, к тому же, испытывал личную неприязнь к оборотню. Может, на этой почве они с Рюноске в итоге и сблизились, став если не друзьями, то хотя бы приятелями. Потому что уход Дазая им обоим костью в горле встал, как и его переход на «светлую сторону». Это был лишь вопрос времени, когда же новоявленный детектив допустит ошибку, промах. Наблюдая за ним, Чуя презрительно кривился. Рождённый гением, Дазай явно растерял половину своих драгоценных мозгов из-за всех тех суицидов, которые устраивал себе десятками. Как можно было так подставиться? Как можно было одним махом создать вокруг себя столько рычагов давления?- Наверно, это сдохший дружок его заразил своей тупостью, - ухмылялся Чуя, расплываясь по барной стойке и смотря мутными глазами на сидящего рядом Акутагаву. - Тот тоже весь такой за честь и справедливость был, паршивая овца в волчьей шкуре, а как детишек поджарило, так и забыл разом про все свои принципы. Это было так просто. Так чертовски просто: заставить его действовать. Как конфету у ребёнка отобрать.- Если бы у меня в детстве кто-то попытался отобрать конфету, я бы оторвал этому человеку руку, - негромко ответил Акутагава, катая вишнёвый сок в своём стакане.Чуе тогда так смешно стало, что он свалился бы со стула в приступе пьяного хохота, не подхвати его за пояс и плечи чёрная лента расёмона.А на следующий день было уже не до смеха, и дело совсем не в похмелье. Дело было в свалившейся им всем на головы Гильдии, из-за которой пришлось на время позабыть о своих обидах. Мафия и детективы заключили альянс. Пришлось работать вместе, заталкивая межличностные склоки на самые дальние полки. И не сказать, что так уж плохо получилось. Что, вероятно, бесило всех мафиози - не только Чую - ещё больше.Столкнувшись с Дазаем на поле боя, Чуя впервые за долгое время ощутил безграничную свободу и затопившую его лёгкость. Он никому никогда не говорил, но порой «Порча» пугала его. Он не хотел умирать в огне собственной способности, а без контроля со стороны пользоваться ею было невозможно. Чуя невольно чувствовал себя в клетке. Ему никогда не нравились ограничения, но из-за ухода Дазая он был вынужден прекратить использовать «Порчу», хотя порой она была бы весьма и весьма кстати. Оттого так сладко было вновь отдаться туманящей разум силе, одновременно ласкающей и разрывающей тело изнутри на куски. Оттого так горько было прийти в себя в штабе, увидеть белый безразличный к страданию его измученного тела потолок и понять, что ничего не изменилось. Даже стало хуже, ведь Дазай в который раз напомнил, как было когда-то и могло быть в настоящем, но никогда уже не будет.А потом случилось то, что совсем выбило почву из-под ног Накахары. Это произошло через месяц после победы над Гильдией. Однажды ранним утром Дазай заявился в штаб Портовой мафии и, спокойно пройдя мимо всех постов охреневшей от такого поворота дел охраны, зашёл в лифт, который вёл только в одно место: кабинет босса. Оттуда Дазай вышел спустя полтора часа. На плечах его вновь красовался чёрный плащ. Чуя не знает, какое у него лицо было в тот момент, когда Озаки-сан передавала остальным эту информацию, но непробиваемый Акутагава отшатнулся от него с таким видом, будто готов в любой момент отпустить на волю расёмон ради защиты себя и остальных членов Исполнительного комитета.- Я пройдусь, - прорычал Чуя, едва не снося к чертям двери конференц-зала.А спустя сорок минут он чуть не разнёс в пыль кладбище, куда приехал, ведомый инстинктом, и где у заросшего травой надгробия увидел сгорбленную фигуру в чёрном. Дазай что-то шептал беззвучно губами, пустым взглядом сверля надпись - имя своего дружка - на сером камне. Чуя эти губы в кровь разбил, без слов налетая на бывшего напарника и сбивая его с ног. Они тогда много следов оставили на телах друг друга. Гематомы цвели пышным цветом. У Чуи оказалась разодрана в мясо скула. Дазаю он сломал запястье.- «Двойной Чёрный» снова вместе. Ну разве это не прекрасная новость?Мори смотрел внимательно, цепко. В самую душу. И смотрел не на Дазая, красующегося гипсом - забавно, это почти стало его фишкой - а на Накахару. Будто тот подвёл его, провинился в чём-то, расстроил. Хотелось огрызнуться. Хотелось спросить, что случилось с паранойей босса, если он принял предателя обратно, да ещё и на прежнюю должность. Но такой дерзости Чуя себе и на эмоциях не позволил бы. Огай Мори был для него личным божеством, примером для подражания, нерушимым авторитетом, и в его глазах не хотелось становиться вновь тем вспыльчивым наглым подростком с ветром в голове, каким он когда-то попал в Портовую мафию, считая себя всесильным лишь из-за своей природы. Грош ей цена, если не пользоваться мозгами. Это Мори объяснил ему в первую очередь, и урок Чуя запомнил навсегда.- Прекрасная, - криво улыбнулся Чуя. - Восхитительная. Великолепная. Я вот-вот умру от счастья, босс.Дазай покосился на него, но ничего не сказал. Мори прищурился, но что-то такое, видимо, прочёл в его глазах, потому что проигнорировал эту шпильку и отдал им папку с первым совместным заданием.И началась «эра великого молчания», как это с тихими смешками называла Коё за его спиной. Потому что Чуя молчал в присутствии Дазая, игнорируя его. Всегда. Невзирая на какие бы то ни было обстоятельства за исключением моментов во время миссий или совместной работы, когда нужно было передать координаты или сообщить какую-либо информацию. Дазай координировал его через наушник или шёл с ним лично, и ведя за собой, и прикрывая спину, но если тема не касалась работы, Чуя игнорировал все его вопросы, не отвечал. Дазай вскоре и спрашивать перестал. Возможно, после того случая, когда поинтересовался насмешливо, что такого с Чуей случилось, пока его не было, из-за чего «коротышка в шляпке так изменился», а Накахара без лишних слов заехал ему по рёбрам. Три из них треснуло. Вот и поговорили.Вновь сближаться они начали как-то незаметно для Чуи. Совсем незаметно, если говорить честно. Просто в какой-то момент мафиози понял, что они сидят вместе в баре, и он смеётся над шуткой Дазая. Смеётся негромко, но искренне, заливисто. И списать бы всё на алкоголь, да только это был его первый бокал вина, а с одной порции его никогда не уносило. Даже паника какая-то странная накатила. Накахара вдруг чётко увидел всю картину прошедших дней и понял, что за целый год после стычки с Гильдией они с Дазаем невольно пришли к тому, с чего начинали когда-то. Закончилась «эра великого молчания», будь неладна сестрица Коё. Совместные задания вновь начали приносить свой комфорт и удовольствие. Постепенно наладилось личное общение.«Довериться или нет?» - всё раздумывал Чуя, пристально следя за своим напарником.Он видел и лживые улыбки, и новые маски, и тонкие нити манипуляций, раскинувшиеся во все стороны от Дазая, будто тот был пауком в человеческой шкуре. Дазай... Не изменился почти с того времени, как ушёл. Он был всё таким же тёмным, прогнившим насквозь. Он пах всё так же: бинтами, кровью и порохом. В отношении Чуи тоже ничего не изменилось. Дазай всё так же подкалывал, пытался задеть, выводил на эмоции и не убегал от драк, принимая удары Накахары как будто даже с радостью. И Чуя если не доверился, то начал постепенно чуть ослаблять свою защиту, подпускать немного ближе. Они ведь напарники, верно? «Двойной Чёрный» снова в деле и всё такое. Почему нет?Ответ на этот вопрос Чуя нашёл в тот день, когда у них была запланирована миссия по зачистке, а Дазай вдруг не вышел на связь. На телефон он не отвечал. Никаких сообщений Чуе через третьих лиц не передавал. Это означало, что что-то случилось. Но что? Чуя отмёл все возникшие в голове варианты как несостоятельные и как раз раздумывал, пойти слить прокол бинтованной морды боссу, чтоб неповадно было, найти Дазая и набить ему эту самую бинтованную морду или просто отправиться на миссию одному и выпустить там пар, как в конференц-зал вплыла Озаки. Отметив его убийственную ауру, Коё со смешком заметила, что Чуя выглядит, как в тот день, когда узнал, что Дазай покинул мафию, и поинтересовалось, что же его так успело разозлить с утра пораньше. Эти слова запустили в Накахаре цепочку ассоциаций, и его взгляд тут же впился в календарь, пришпиленный к стене одним из ножей Гин. Ну, конечно же, и как он мог забыть?На чёртово кладбище Чуя мчался на новеньком чёрно-оранжевом байке с целью найти Осаму среди могил и навсегда оставить его там. Годовщина. Чёртова годовщина смерти дружка Дазая, на могиле которого тот чуть ли не целыми сутками сопли разводил. Как же это бесило. Как сильно бесило! Чуе было наплевать, что Дазай продолжает таскаться на кладбище - лучше так, чем постоянно вылавливать его из реки - но его до красной пелены перед глазами вывел из себя тот факт, что Дазай посмел проигнорировать их миссию. Зачистку, приказ о которой отдал сам Мори-доно. Это просто немыслимо!- Ты совсем охренел, мумия? - прорычал он, подлетая к сидящему возле надгробия Дазаю и с ходу отвешивая его затрещину.И как-то растерялся даже, когда Осаму завалился на бок от силы удара, никак не отреагировав. Присел перед ним на корточки и за волосы дёрнул голову вверх, пытаясь понять, дрыхнет его напарник, что ли, или просто делает вид, чтобы вывести Накахару из себя. Вот только бледное лицо, посиневшие губы и едва-едва уловимое дыхание, как и выпавший из разжавшихся пальцев Осаму пустой блистер, дали Чуе понять, что ни о каком сне и речи быть не может. Только если о коме, в которую свалилась Белоснежка, нажравшись отравленного яблока. Чуя никогда не думал, что узнает, каково ощущать пальцами горло Дазая изнутри в попытках вызвать рвоту, и как сложно гонять на байке, пытаясь при этом удержать сидящую перед тобой безвольную шпалу, которая своей тупой лохматой башкой закрывает весь обзор.На зачистку он в тот день отправился один. Дазая сумели откачать. Врачи промыли желудок. Мори - мозги. О чём эти двое разговаривали, так никто и не узнал, но Осаму вышел из больницы помятым и каким-то тусклым. Что не остановило Чую, который встретил его в холле и приказал следовать за ним. Вместе они отправились в один из усиленных тренировочных залов для одарённых. Вместе их оттуда и вынесла спустя три часа бригада медиков под руководством Озаки, которая только и делала, что вздыхала тяжело, смотрела печально и нежно поглаживала Чую по голове, не обращая ни малейшего внимания на то, что рыжие волосы мокрые от пота и крови. У Накахары даже сломанные рёбра меньше болеть стали. Было приятно, что спустя годы Коё всё ещё на его стороне, понимает без лишних слов все его метания и не собирается читать нотации, потому что прекрасно осознаёт, как Чуе тяжело с таким отбитым на голову напарником, абсолютно не понимающим человеческой речи.- Ты чертовски вспыльчивый, Чу-у-уя. Тебе стоит походить на терапию. Управление гневом и всё такое. Ты стал даже более диким, чем раньше. Тебе слова не скажи, тут же рычишь и бросаешься, словно неразумное животное.Никто в здравом уме не устроил бы их не то что в одной палате, а даже на одном этаже. Не то чтобы это помешало Дазаю прискакать к нему с гипсом на ноге и костылём подмышкой, усесться на стул для посетителей и начать отсвечивать своей разбитой мордой с заплывшим правым глазом. Отделали они друг друга знатно. Чуя едва мог дышать из-за фиксатора на рёбрах. Да и сломанный нос мешал. В таком состоянии о миссиях придётся позабыть на какое-то время. Накахара бы почувствовал укол совести, если бы не знал, что его ожидает бумажная волокита. Отчётов и прочих документов накопилось за время предыдущих миссий столько, что и за время на больничной койке не разобрать. Отделаться бы только для начала от Дазая, чтобы не мешался и не отвлекал.- Свали, - хрипло потребовал он.- Почему ты спас меня? - спросил вдруг непривычно серьёзно Дазай.Тишина в палате повисла звенящая. Чуя знал, что одной просьбы убраться куда подальше не хватит, но и подумать не мог, что Осаму вдруг решит поговорить на душещипательные темы. И на какие? Сначала он посмотрел на Дазая с недоумением. После - с раздражением. Следом - со злостью. И, вероятно, злость эта была достаточно красноречива, потому что Дазай пусть и не отодвинулся, но напрягся так, чтобы в любой момент быть готовым увернуться от летящей в голову ноги или тумбы - как карты лягут.- Серьёзно? - только и смог выдавить из себя Чуя, в раздражении вскидывая брови.Потому что вопрос этот был... Не тупым, нет. Бессмысленным. Дазай, умеющий читать людей, видящий их насквозь, спрашивал у него, почему Чуя его спас? Это же очевидно. Потому что Дазай забил на приказ босса. Потому что Дазай подставил его, Чую. Потому что Чуя хотел ему морду за всё это разбить, что и сделал, как только придурок оклемался. Потому что, несмотря на всю свою тупость, этот парень - чёртов гений и имеет свою цену в глазах Мори-доно. Накахара не мог позволить ему умереть, не мог так подставить своего босса лишь из-за личной неприязни. К тому же, вся неприязнь Чуи до сих пор была по большей части направлена на Оду, и это тоже было причиной спасения. Позволить этому ублюдку сдохнуть на могиле дружка и где-то там пересечься в Аду? Ну уж нет. Не в смену Накахары.А ещё Чуя спас его, потому что эгоистичная сволочь. Однажды он уже потерял Дазая. Тот ушёл, перечеркнув всю его жизнь, и Чуя не собирался допустить это вновь. Он не собирался привязывать Дазая к себе или искать способы привязать его к мафиозной семье, раз уж даже у Мори-доно не вышло в своё время. Вместо этого он хотел взять от вновь вернувшегося к ним Дазая всё, что смог бы: с грубой силой и без. И не сказать, что у него не получалось. Они с Дазаем вновь были коллегами, напарниками, приятелями. Они вместе гуляли по городу, сидели в барах, ходили на миссии, пинались под столом в конференц-зале во время совещаний и стояли плечом к плечу пред очами своего босса, выслушивая очередной инструктаж для секретной вылазки к чёрту на рога. И всё было бы отлично, просто великолепно, если бы только призрак дружка Дазая не маячил между ними, не продолжал тянуть к Дазаю свои цепкие лапы.- Он сдох, - вместо ответа проронил в повисшую тишину Чуя, пристально, серьёзно глядя в глаза Дазая, что мгновенно понял, о ком речь, заледенел взглядом. - Сдох, потому что должен был это сделать. Неважно, какие там у него были личные мотивы и причины, взгляды на жизнь и цели. Он сам впутался в мафию, его никто за руку не тянул. Он сам принёс Мори-доно клятву, вверил свою шкуру в его полное распоряжение. Жизнь людей в мафии принадлежит не им, а боссу. Если Мори-доно скажет умереть, значит, мы умрём. Это и есть доверие и преданность, вера в своего лидера. Если отдан приказ, значит, так нужно, так важно, так выгодно и должно быть исполнено. На этом строится иерархия. Твой дружок был идиотом. Пытался усидеть на двух стульях разом, влезть на сосну и задницу себе не ободрать. Его жизнь за лицензию, одна жизнь за благо для всей организации - приемлемая цена. Разумная цена. Потому что это был план нашего босса. Мори-доно сказал мне однажды: «Лидер развивает своих подчинённых и находит им достойное применение. А при необходимости использует их и избавляется от них. Ради организации лидер с радостью пойдёт на любое варварство». Именно так босс и поступил, чтобы получить желаемое. Ты должен принять это, понять. Не можешь понять - в чём я сильно сомневаюсь - тогда смирись.- И что? - холодно усмехнулся Дазай, глядя на него так, как обычно смотрел на своих жертв перед тем, как приступить к пыткам. - Если босс прикажет сдохнуть тебе, ты послушаешься?- Если таков будет приказ Мори-доно, - в тон ответил Чуя, пристально глядя в потемневшие глаза, так похожие своим цветом на запёкшуюся кровь.Дазай после полученного ответа резко поднялся и покинул его палату. Больше он не заходил. Они не виделись неделю. После к Чуе пришёл врач, найденный Мори где-то в Германии и завербованный в мафию, перевезённый в Японию, способность которого заключалась в том, чтобы залечивать все не смертельные «средней» и «слабой» тяжести повреждения. Этакая противоположность той полоумной садистки из агентства. Из больницы Чуя вышел как новенький. В штабе ему тут же выдали три папки с миссиями и обозначенный сокращённый срок выполнения: ответные меры босса, которому Чуя на пару с Дазаем успел достаточно потрепать нервы. Накахара справился, разумеется. Не мог не справиться, ведь это было в его же интересах. Не хотелось разочаровывать босса и хотелось загладить свою вину за все те выходки, что были устроены в порыве эмоций. Отчитавшись лично боссу и почувствовав изрядное облегчение от едва заметной одобрительной улыбки, скользнувшей по тонким губам Мори, Накахара с чистой совестью отправился домой. Чтобы на диване своей гостиной обнаружить пьяного Дазая и открытую бутылку дорогого вина, стащенного из запасов Чуи.Тогда-то они впервые и переспали.Это произошло спонтанно. Уставший как собака Чуя решил не устраивать очередную потасовку. Отмокнув и чуть успокоившись в горячем душе, он переоделся в простые домашние штаны и чёрную футболку и выполз обратно в гостиную. Дазай окинул его пристальным взглядом с проблесками пьяного веселья и заявил, что Накахара похож на заёбанного выпускными экзаменами школьника. Накахара без лишних излияний показал ему средний палец и упал в огромное мягкое трепетно обожаемое им кресло, прихватив с собой открытую Дазаем бутылку, в которой осталось ровно столько, чтобы его развело на голодный желудок и уставшую голову. И стоило этому произойти, Дазай вдруг оказался слишком близко. Непозволительно близко.Чувствуя чужие губы на своих губах, Чуя не анализировал происходящее, не пытался найти двойное дно и то, чего нет и не могло быть в этих прикосновениях. Он знал, что это очередная игра Дазая, понятия не имел, подыгрывает ему или нет, отвечая на поцелуи, но в целом ему было наплевать. Происходящее не укладывалось в голове, конечно, и Чуя никогда не спал с мужчинами, даже не задумывался об этом, но едва ли его это остановило, когда он спихнул Дазая со своих колен, поднялся из кресла и потянул незваного гостя в спальню. Он ведь хотел, собирался взять от Дазая всё, что тот предложит ему, позволит взять, и если Осаму решил вдруг позволить урвать кусок и с этой стороны, Накахара не собирался отказываться.Секс с Дазаем оказался... Странным. Непривычным. Немного неловким. Болезненным. Дазай то притихал, то срывался на вздохи и стоны. То обмякал под прикосновениями, то цеплялся судорожно за плечи, тянул на себя, льнул всем телом. Иногда они встречались взглядами, и в глазах Дазая Чуе мерещилась хищная тьма. Иногда, перехватывая взгляд мутных глаз, Накахара обнаруживал в них лишь привычную пожирающую своего хозяина пустоту. Он и сам разрывался меж двух огней. С одной стороны, ему хотелось отыграться и сделать Дазаю больно. Тот ненавидел физическую боль, и Чуя мог бы заставить его кричать, так уязвим был пьяный дезориентированный напарник в его руках. Но стоило снять с его тела бинты, увидеть шрамы, и вдруг захотелось не боль причинить, а зализать каждый. Как животное, что проявляет так свою заботу и ласку. Из-за этого Чую штормило и ломало. Он был пьян и не поспевал за своими мыслями. То кусал больно за ключицы, то целовал мягко шрамы от ножевых на рёбрах. То впивался пальцами в бёдра, оставляя свои отпечатки, что под утро расцветут тёмно-фиолетовым и синим, то скользил подушечками пальцев по тазовым костям так нежно, что Дазай переставал дышать.- Давай же, - сипло прошептал Осаму, когда стало совсем невыносимо.Он не был возбуждён полностью. Чуя тоже. И дело совсем не в алкоголе или проблемах с потенцией. Просто хотели они друг друга не так, как хотят обычные люди, и дело не в половой принадлежности или сексуальном восприятии. Накахара взял его, конечно: медленно, болезненно для обоих, осторожно. После неловкой долгой растяжки. Насухую, потому что, разумеется, никакой смазки у них не было. Проталкивался в горячее нутро медленно, миллиметр за миллиметром, и тесно было на грани с болью, и Дазай вгрызался ему в ключицы, и жаркая испарина прошибала из-за охватившего напряжения, не позволяющего даже нормально вдохнуть. Но всё это было не то. Простой физический контакт не вёл к какому-то откровению или святому озарению. Лишь простая физиология и животная природа людей, заложенность к спариванию ради воспроизведения потомства.Чуя занимался сексом, конечно, но лишь ради того, чтобы сбросить лишнее напряжение, перенаправить свою энергию ради разнообразия в иное русло. Никогда это не приносило ему какого-то удовольствия за исключением физического. Было и было. У всех есть и у него тоже. Ничего особенного. Чуя не понимал, зачем Дазай довёл до этого, что хотел проверить, и понял лишь в тот момент, когда осторожно повёл бёдрами, делая пробный первый толчок. Дазай тогда широко распахнул глаза, посмотрел на Чую с неожиданной для пьяного человека осознанностью. И жадная голодная тьма, вспыхнувшая на дне коньячно-карих глаз, набросилась на Чую диким зверем.Он узнал эту тьму. От неё бросило в дрожь. Так смотрел на него Мори в их первую встречу, когда Накахара находился в его кабинете на правах пленного. Во взгляде босса Портовой мафии горел интерес и жадность, желание присвоить себе столь сильного одарённого. И эта же тьма, эта же вязкая голодная тьма вспыхнула во взгляде Дазая, когда он обхватил Чую руками за шею и притянул к себе для очередного кусачего поцелуя.«Не может быть», - только и промелькнуло тогда в голове под воспоминания о том, каким острым и ледяным стал взгляд Дазая в больнице, когда Чуя спокойно признался, что если Мори прикажет умереть, он без раздумий это сделает. - «Этого, мать вашу, просто не может быть».Утром он проснулся в одиночестве. Простыни давно остыли. Подтянувшись на локтях, Чуя достал из верхнего ящика прикроватной тумбы сигареты и зажигалку. Курил долго, задумчиво смотря сквозь скомканное на коленях одеяло, и всё пытался понять, зачем Дазай устроил всё это. Зачем строил из себя пьяного. Зачем полез с поцелуями. Почему лёг под него, и что породило ту жадную тьму в обычно бездушных глазах.Проявленное собственничество ошарашило, показалось чем-то невозможным, но, тем не менее, существующим. Когда Дазай начал испытывать к нему нечто подобное? Уж точно не когда они были подростками. И не когда им было по восемнадцать, потому что в то время Дазай увивался вокруг своего драгоценного Оды. Дальше они и вовсе разошлись. Четыре года не виделись, а потом ещё год притирались с трудом после возвращения Дазая под крыло Мори. Дазай ведь всегда знал, что Чуя предан боссу безоговорочно. Накахара не скрывал этого. Так почему именно сейчас Осаму вдруг начало выводить это из себя? Что случилось такого, что он решил попробовать привязать Чую к себе через физическую близость? Звучит невероятно тупо, но иначе интерпретировать случившееся было просто невозможно. Голова начала неприятно ныть в затылке.- Я подумаю об этом позже, - выдохнул последнюю порцию дыма Чуя и затушил остатки сигареты о пристроенную на бедро приятно холодящую кожу пепельницу.«Позже» превратилось в «никогда», потому что отношения с Дазаем нисколько не изменились в целом. При встрече они и словом не обмолвились о том, что произошло. Драки, ругань, упрёки, миссии, издевательства, встречи в барах. Эта ночь между ними ничего не поменяла, и Чуя решил спустить всё на тормозах. Тараканы в голове Дазая явно разрослись и мутировали за прошедшие годы, и разбираться с ними не было никакого желания. Как и с причинами, по которым Дазай периодически, пару раз в месяц, обнаруживался «пьяным» на его диване. Как и с причинами, по которым Чуя, напиваясь на самом деле, позволял увлечь себя в постель, где раз за разом оставлял на податливом теле новые метки и пытался стереть своими прикосновениями старые. Он не пытался забыться и не надеялся, что алкоголь смажет его память. Он просто привычно расслаблялся после работы посредством любимого напитка, а тот факт, что Дазай зачем-то лез под руку, всегда первым забираясь на его колени и прижимаясь к сухим губам, пахнущим терпким вином... Что ж, Осаму сам этого хотел. Чуя не отказывался, потому что хотел тоже. Незачем было лгать об этом.Они постепенно втянулись в процесс. И это Чуя тоже заметил, понял не сразу. Просто в какой-то момент осознал, что Дазай в его постели уже пятый раз за месяц, а прелюдия растянулась почти на час. Что Осаму откровенно тащится от его сухих поверхностных поцелуев в губы и от того, как они прижимаются лбами друг к другу, деля один воздух на двоих. Что между ними до сих пор нет никаких преград, и под преградами подразумеваются презервативы и смазка. Без последней особенно муторно, болезненно, долго, и Чуя неожиданно для себя осознал, что причина, по которой Дазай не озаботился комфортом своей задницы - Накахара принципиально не собирался брать это на себя - заключается в том, что без смазки всё не только сложнее, но и дольше. Дальше растяжка, дольше их близость и больше порождённых ею прикосновений, соприкосновений кожи с кожей, разделённого на двоих тепла.- Придурок, - прошептал он едва слышно, почти одними губами Дазаю за ухо, вжимаясь ими в солёную от испарины кожу.Если задуматься, это было первым и единственным, что прозвучало во время их секса, потому что они оба всегда предпочитали молчать, показывая свою странную привязанность прикосновениями, доказывая её действиями, поступками, решениями. Дазай тогда замер на мгновение, а после - в отместку, не иначе - впился зубами в его шею. След остался жутковатый. Сестрица Коё, к которой Чуя пришёл, чтобы замаскировать это безобразие, не стала насмешничать лишь потому, что не хотела погрома в своих покоях. А Чуя бы обязательно этот погром устроил. Вроде бы молодой мужчина уже, повзрослеть пора, научиться сдержанности, а всё такой же вспыльчивый мальчишка, каким она приняла его под своё крыло.Время текло неспешно, размеренно. Прошёл ещё год. Затем второй. Чуя и Дазай всё так же работали вместе. Всё так же на словах ненавидели друг друга, подставить пытались, насмешничали и издевались друг над другом. Дазай продолжал задерживать дезактивацию «Порчи», скотина. Чуя в отместку оставлял трещины на его рёбрах и гематомы на скулах. Они продолжали гулять вместе по закоулкам города, вместе выпивали в барах и на пару порой творили глупости, чтобы немного встряхнуть детективное агентство, в котором один только Ацуши всё никак не мог поверить и принять то, что Дазай вернулся в Портовую мафию.Скучно не было. С Дазаем вообще никогда скучно не было. Может, именно поэтому Чуя предпочёл закрыть глаза на то, что Дазай появляется у него всё чаще и всё реже уходит поутру после совместных бессонных ночей. Было даже что-то приятное, умиротворяющее в том, чтобы в тишине раннего утра стоять у окна, пить несладкий кофе со сливками и знать, что за столом с кружкой горячего чёрного чая, терпко пахнущего кардамоном, сидит Дазай. Сидит в одних только брюках, не пытаясь скрыть многочисленные шрамы под бинтами: своеобразное доверие. От этого становилось по-странному спокойно на душе.А потом всё полетело к чертям. Полетело предсказуемо, но всё равно неожиданно. Это случилось две недели назад. На календаре - очередная годовщина смерти Сакуноске, а у вернувшегося в собственную квартиру Чуи - Дазай, заливающий кафельную плитку ванной кровью из свежих порезов на запястьях. Дазай со складным ножом в руках, каким когда-то грозился вырезать Накахаре язык, шальным блеском в мутных глазах и наигранно жизнерадостным «а вот и Чибикко-кун вернулся!». Дазай, который явно не ожидал его так рано, ведь Чуя должен был вернуться только после полуночи из-за дел в штабе, которые неожиданно разрешились и без его непосредственного участия.Ярость. Вот что затопило Чую при виде изрезанных запястий, бледных пересохших губ, тёмных теней под глазами и померкшей, матовой радужки прикрытых глаз с тяжёлыми веками. И ярость эта была настолько крепкой, хорошо выдержанной, что он даже с места сдвинуться не смог. Только смотрел на Дазая потемневшими до синевы глазами и сжимал и разжимал кулаки, отчаянно желая врезать по чужому лицу и не находя, совсем не находя для этого никаких сил. Его будто придавило к земле. Смешно. Просто смешно.Всё ведь так хорошо было. Великолепно. Превосходно. Просто восхитительно. Чуя никогда не думал о том, что у них с Дазаем. Не пытался придумать какие-то трепетные чувства, присвоить происходящему определённый ярлык. Он просто знал, что почему-то стал важен, почти жизненно необходим Дазаю, как знал и о том, что в глубине души всегда, с самого детства нуждался в нём сам. В пустоте Осаму, которая уравновешивала его хаос, изжирала то, что грозилось уничтожить самого Накахару. Они были как инь и ян и всё в этом духе. Дазай набегался, набунтовался. Стал взрослее, сознательнее, и вернулся в мафию. Они вновь стали дуэтом, гармония которого неожиданно распространилась и на личную жизнь. Дазай почти поселился у него в квартире. Чуя почти с этим смирился. Всё устаканилось, вошло в свою колею. Детство осталось позади, они оказались во взрослой жизни, и Накахара думал, их обоих всё устраивает. Думал, прошлое осталось в прошлом, освобождая дорогу для настоящего и будущего. Как глупо было ослаблять бдительность. Как глупо было позволять себе надеяться.- Я тебя ненавижу, - едва слышно, но искренне сказал Чуя, глядя в мутные глаза.Дазай шало улыбнулся и склонил - почти уронил - голову к левому плечу.- Если бы можно было обменять твою жизнь на жизнь Одасаку, я бы это сделал.Пощёчина. Хлёсткая и звонкая, болезненная. Без всякого физического соприкосновения. Чуя не сдержался. Сжал косяк так, что тот треснул под его пальцами без всякой «Смутной печали». Развернувшись на каблуках, он покинул ванную, а после и собственную квартиру, по пути набирая номер Акутагавы и сообщая, что драгоценный семпай парня в двух шагах от смерти, и жизнь его в руках Рюноске. Тот находился на миссии на другом конце Йокогамы. Чуя прекрасно знал об этом, когда вешал трубку и садился за руль своей машины. Его это не волновало. Если Дазай так хочет умереть, пусть умрёт. Акутагава не успеет, ни за что не успеет, но Чуя его предупредил и таким образом очистил свою совесть перед мысленным полным укора взглядом босса. Что поделать, если любимчик Мори - суицидник? Не Накахары в том вина и в няньки он не нанимался.Смешно, но поехал он на кладбище, где и провёл время до самого захода солнца, стоя перед могилой Оды и пялясь на неё пустым взглядом. Мысли в голове были вязкие, бредовые, спутанные. Чуя пытался, всё ещё пытался понять, что такого особенного в этом парне. Вёл с ним мысленный монолог, угрожая, умоляя, требуя, чтобы тот оставил Дазая в покое, перестал терзать его душу, перестал являться в кошмарах. Срывался на него, в воображении разбивая лицо, ломая кости, раздавливая в пальцах ещё бьющееся сердце, пока Ода захлёбывался собственной кровью. С кривой усмешкой на губах обещал, что если Дазай откинется, Чуя из кожи вон вылезет, но добьётся, чтобы этого идиота похоронили где-нибудь на пустыре, где его кости будут вечность гнить в одиночестве. Никакой соседней могилы рядом с обожаемым дружком. Никаких цветов на годовщину и никаких случайных посетителей. Безымянная могила для великого, о которой будет знать только Чуя, что до конца своих дней будет приходить к ней раз в год и плевать на стылую землю.Настроен Чуя был довольно решительно. Но почему-то сломался, когда Акутагава позвонил ему на закате и сообщил, что попросил Хигучи разобраться, и Дазай теперь в больнице, а у Чуи в квартире выломана входная дверь, которую тот по привычке захлопнул во время ухода. Накахара даже не ответил ничего. Просто захлопнул чёрную раскладушку, убрал её в карман и побрёл в ближайший бар. А оттуда - в другой бар. А оттуда - в другой. К тому времени, как он приполз - почти буквально - в свою квартиру, там уже красовалась новая входная дверь. Задремавший на лестничной клетке шестёрка-посыльный, явно прождавший его несколько часов, протянул конверт с ключами и поспешил удалиться, став объектом раздражённого пьяного взгляда.Дома Чуя упал на диван в гостиной и вырубился. А утром пошёл к боссу и попросил одиночную миссию, чтобы мозги проветрить. То ли удача была на его стороне, то ли у Мори всегда были припасены миссии зачистки на случай, если кому-то из его подчинённых понадобится «психологическая помощь», но дело для Чуи нашлось. Вот только не помогло. Впервые в жизни не помогло. Чуя выполнил задание, а потом ещё парочку, и ещё. Две недели за работой пролетели незаметно, но его так и не отпустило. Стоило хоть на секунду перестать думать о работе, в голове эхом заевшей пластины начинало крутиться: «Если бы можно было обменять твою жизнь на жизнь Одасаку, я бы это сделал».А теперь Чуя лежит на диване в своей гостиной и сверлит взглядом темнеющее небо за окном. У него в голове полный штиль, тишина равнодушия. И почему всё в его жизни так легко ломается? Кажется каждый раз, что всё фундаментально, а потом оказывается, что фундамент - картон, а стены - рисовая бумага. Начинается дождь, и всё размывается, размывается, размывается.На календаре восемнадцатое число. До полуночи осталось тринадцать минут. Чуя переводит взгляд на телефон, лежащий на кофейном столике. Они с Дазаем не общались, даже не виделись с того инцидента в его ванной, отмытой до блеска к его возвращению. Умница Хигучи, спасибо большое за заботу о хрупком душевном равновесии. Но не поздравить с днём рождения своего напарника, друга, человека, ставшего семьей, наверное, весьма и весьма дерьмово. Даже если всё вот так вот сложилось.- Семья, - выдыхает Чуя и медленно садится прямо.Он пьян. Пьян безнадёжно. Настолько, что вот-вот отрубится. Всё перед глазами расплывается. Расплываются и мысли в голове, не позволяя создать единую цепочку. Семья? Когда это Дазай успел стать его семьей? Впрочем, к чему лукавить. Он стал ею в тот момент, когда появился «Двойной Чёрный». Чуя привязался, прикипел, открылся настолько, насколько мог. Дазай ответил взаимностью, и пусть отношения их были построены на желании испортить друг другу жизнь, они всё равно были друг у друга. Всегда. Если задуматься, даже тогда, когда Дазай сбежал из мафии, ведь в бою против парней из Гильдии он был рядом и прикрывал спину. Чуя доверил ему свою жизнь, решившись впервые за долгое время использовать «Порчу», и Дазай не подвёл. А потом он вернулся, и стало совсем хорошо. Стало как прежде. Стало ещё лучше. Всё сложилось так, как и должно было быть с самого начала, и да, Дазай был его семьёй. До того, как стал другом. До того, как стал любовником. До того, как Чуя осознал его важность для себя, ценность.Шальная мысль вдруг проскальзывает в голове. Интересно, почувствует ли Дазай хоть что-то, если Чуя умрёт? Вряд ли Осаму и того лицемерного барана в волчьей шкуре связывали такие уж тесные отношения. И всё равно Дазай из-за Оды много дел наворотил. Из-за него он оставил мафию. Из-за него он оставил его, Чую. Из-за него бросил Накахаре эти ядовитые слова в лицо. Поменять местами? Будь у Дазая выбор? Ценит ли Осаму вообще Чую? Испытывает ли к нему хоть какую-то привязанность? Чуе казалось, что это так, ведь Дазай был рядом. И не просто был, а пытался влезть под кожу, пытался забраться в душу. Они даже сексом всегда занимались лицом к лицу, потому что Дазаю нравилось смотреть в глаза Чуи, читать его эмоции. И свои эмоции Осаму тоже не скрывал. Они были жуткими, тёмными, но подлинными. В желании обладать Накахарой, присвоить себе без остатка, не было лжи и лицемерия, лишь грязная человеческая природа. Чуя думал, они понимают друг друга без слов. И вот как всё обернулось.Пистолеты и ножи в квартире припрятаны в самых неожиданных местах. Паранойя - издержка профессии. Только под подушкой у Накахары пули, а не оружие - спать на твёрдом неудобно. Зато в обивке дивана между мягкими вставками пистолет нисколько не мешается. Достав его и сняв с предохранителя, Чуя пялится какое-то время пустым взглядом на матовый чёрный металл, холодящий пальцы, а после тянется за телефоном. Он не уверен, что Дазай ответил бы и на обычный звонок, не то что на -видео, но всё равно запускает приложение. Удивительно, но чёрный экран вскоре загорается светом. Появляется вид на оживлённую улицу и яркие огни витрин, а после Чуя видит перед собой лицо Дазая. Тот выглядит... Хреново. Тени от недосыпа под глазами такие, что смотреть жутко. Будто кто-то взял и размазал чёрную тушь вокруг глаз. Наверное, у Дазая снова бессонница. Она частая гостья в его жизни. Поделом.- Выглядишь жалко, мумия, - заплетающимся языком выдаёт Накахара и сверкает насмешливо глазами. - Но тебе повезло, потому что у тебя есть я, чтобы поднять тебе настроение. До полуночи ещё несколько минут, конечно, но я решил преподнести тебе свой подарок сейчас. Чтобы в новый год своей жалкой никчёмной жизни ты вошёл с улыбкой на лице. Цени, скотина неблагодарная.- Надо же, кто объявился, - усмехается Осаму, и глаза его будто оживают. А может, это лишь блики, отсветы огней витрин. - Коё-оне-сан мне все уши прожужжала о том, чтобы я держался от тебя подальше, потому что ты взглядом готов убивать, и она прекрасно знает, кто в этом замешан. А тут ты вдруг звонишь мне и говоришь о подарках. Когда ты вообще дарил мне подарки, Чуя?- Может, я всю жизнь ждал особого момента, - парирует Накахара и поднимается из-за стола. - Эй, Дазай. Ты ведь знаешь, я ненавижу тебя. Ненавижу так сильно, что порой хочу убить. Меня раздражает в тебе буквально всё, и если бы Мори-доно так не ценил твою потасканную шкуру, я бы давно тебя прикончил. Гравитацию ты обнулишь, конечно, но если уронить на тебя бетонную плиту, вряд ли твоя черепушка не расколется.- Очень мило, Чу-у-уя, - усмехается Дазай. - Такие сильные чувства. Ты будешь счастлив, если узнаешь, что я тебя ненавижу даже сильнее, чем ты меня?- Я уже знаю, - бросает Чуя, стерев улыбку с лица. И таким тоном, что и Дазай по ту сторону мгновенно подбирается, останавливается посреди улицы. - Ты ясно дал мне это понять, сволочь. Всё свою чёртову жизнь я просто хотел обрести хоть что-то своё. Всё свою чёртову жизнь я мечтал найти своё место в жизни. Хотел, чтобы и моя жизнь была кому-то нужна. Нужна сама по себе, а не потому, что я - сильный эспер, хороший боец, преданный подчинённый и важная фигура на шахматной доске. Говорят, мафиози ошибаются только раз. Почему-то повезло именно мне. Я на своих граблях сплясал уже трижды. Знаешь, почему? Потому что не стоит ставить на хромую кобылу в ожидании чуда. Я поставил на тебя в первый раз, и ты ушёл из мафии, разрушая к чертям всё, что у нас было. Я поставил на тебя второй раз, думая, что оправился после твоего ухода, а ты вернулся и вновь всё уничтожил. Третья ставка была последней, решающей, и как только я позволил себе мысли о том, что всё увенчается успехом, ты снова разрушил всё, уничтожил, растоптал. Жизнь за жизнь, Дазай? Отлично. Потому что мне настолько осточертело всё это дерьмо, что я уже не выдерживаю. Надеюсь, мой первый и последний подарок на твой день рождения порадует тебя. С днём рождения, Дазай. Желаю, чтобы в новом году жизни ни один твой суицид не удался.Без лишних драматичных пауз Чуя поднимает пистолет и приставляет к виску. Ему кажется, он слышит громкий окрик, слышит голос Дазая и непривычную панику в нём, но, вероятно, это лишь эхо его воспоминаний о голосе напарника, всплывшее в памяти в момент оглушающего выстрела. Едва ли Дазай не принимает всё это за пьяную шутку. Едва ли ему не всё равно, когда он слышит звук выстрела, и изображение смазывается.Всё вместе занимает доли секунды, а после тяжёлое тело падает на пол, снося кофейный столик, переворачивая его. Слышится звон бьющегося стекла. Пистолет с грохотом проскальзывает по полу в сторону коридора, ведущего к кухне. Телефон разбивается при падении: экран идёт трещинами, и блок питания вылетает. Вокруг головы Чуи растекается красное, отдающее в жёлтом свете бра золотом. Цвета последнего увиденного им заката. Цвета пламени и света первородного хаоса, таившегося у него внутри.Где-то на другом конце Йокогамы недовольные прохожие обходят высокого молодого мужчину, не реагирующего на ропот и ругань, требования отойти куда-нибудь в сторону и не мешаться под ногами. В его руках сжат до побеления костяшек раскрытый телефон с погасшим экраном. В его глазах, обращённых на него, таких живых секунду назад, всепожирающая мёртвая пустота.

***

Чуя приходит в себя медленно. Сознание затуманено. Голова раскалывается. Печёт в районе виска, будто там глубокая ссадина. Приоткрыв глаза, он сквозь ресницы смотрит на гладь воды, в которой находится его тело. Теперь понятно, откуда это приятное ощущение прохлады и невесомости. Мокрые волосы облепили лицо. А вот это уже не самое приятное ощущение. Поёжившись, Накахара выдыхает шумно. По поверхности воды бежит рябь. Из-за движения рёбер под водой подол домашней футболки колышется и оседает вновь на живот, собираясь крупными складками.- Очнулся?Чуть повернув голову, Чуя видит сидящего на полу возле ванны Дазая. Плащ сброшен на пол. Галстук ослаблен. Руки свешены поверх согнутых в коленях ног, и в одной из них - пистолет, из которого был сделан выстрел. Всё это Чуя видит в отражении зеркала, встроенного в дверцу узкого шкафа, внутри которого полотенца, халаты, банные принадлежности и мелкие хозяйственные запасы, аптечка. В этом же зеркале он видит взгляд Дазая, направленный на него: цепкий, немигающий, пристальный.- Что ты здесь забыл? - хрипло спрашивает он и медленно садится прямо, подтягивая одно колено к груди.Вода сбегает по шее вниз. Одежда неприятно липнет к телу, но у Чуи нет претензий. Он всё ещё ощущает пьяную дымку, которой подёрнул разум, но трезвость возвращается семимильными шагами, как и полный контроль над телом. Пальцы касаются виска. Там глубокий порез. Он зашит - понятно кем - осталось лишь наложить сверху ватную подкладку и залепить всё это пластырем, чтобы держалось. Накахара всматривается в швы зеркального отражения. Хмыкает. Выглядит так, будто у кого-то жутко тряслись руки.- Я испугался, - игнорирует вопрос Дазай. Кривит губы в разбитой улыбке. - Смешно, правда? Я. И испугался. Увидел, как ты выстрелил себе в голову, и мозги будто отключились.- Тебе вечно не угодишь. Вот так и готовь для тебя грандиозные подарки, - устало вздыхает Чуя и выбирается из ванной, не обращая внимания на текущую на пол воду. - Умер бы и не узнал даже, не смог бы разбить твою зажравшуюся морду.- Впервые в жизни мне отказала логика, - продолжает Дазай, будто и не слышит его. Только сверлит, сверлит, сверлит пристальным взглядом. - Ты ведь преданный пёсик босса. Ты бы ни за что не вышиб себе мозги без его приказа. А отдай босс такой приказ, обстоятельства были бы совсем другими. Поле боя или клетка министерства, а не твоя гостиная и порыв алкогольного опьянения. Хочешь узнать, что я почувствовал, верно? Когда вломился к тебе в квартиру и увидел красные разводы на стене, твоё тело, валяющееся изломанной куклой, и багровый ореол вокруг головы. Ты ведь ради этого всё и затеял. Сейчас я это понимаю. Ты всего-то и хотел, что узнать мою реакцию. Чувствую себя дураком.- Вино разлилось, да? - не спрашивает даже, уныло констатирует Чуя, игнорируя чужие слова.Чувствуя, как изнутри пробирает до костей холод апатии, стаскивает мокрую футболку и отбрасывает её на пол, будто это поможет. Снимает с крючка на стене полотенце.- Разлилось, - отвечает Дазай. Поднимается с пола как-то неуклюже, будто ноги отказываются держать. - Ты перевернул стол, когда упал. Бутылка разбилась. Стекло тебе висок рассекло. Пришлось зашивать.- Дерьмово вышло.- У меня руки тряслись.- Я заметил.- Чуя...Накахара замирает, когда со спины прижимается тёплое тело. Перестаёт дышать, когда Дазай вжимается лбом в его плечо, стискивает судорожно в своей хватке, будто хочет вдавить в себя, спрятать в клетке своих рёбер рядом с суматошно бьющимся сердцем. Этот барабанный бой Накахаре в спину дрожью отдаёт, прошибает насквозь, дрожью затаиваясь в пальцах. Полотенце чуть не рвётся в его руках, когда Дазай прижимается к плечу уже губами. Когда проводит ими до уха. Когда вжимается, сухими и горячими, в зашитый висок, перехватывая его взгляд в зеркале.- Если бы можно было обменять твою жизнь на жизнь Одасаку, я бы это сделал, - шепчет едва слышно. - Но это в прошлом. В том прошлом, где я тебя действительно терпеть не мог, знать не хотел. В том прошлом, где я был сущим идиотом, не видящим дальше собственного носа.- Занятно, что ты не сказал этого сразу, - с наигранным безразличием отзывается Чуя. Закрывает глаза, не в силах видеть, как Дазай ластится к нему щенком. - Мне пришлось застрелиться на твоих глазах, чтобы ты высунул язык из своей задницы, куда непонятно зачем его засунул, и нормально поговорил со мной.- Ты был пьян. Твоя рука могла дрогнуть, и пуля прошла бы через висок.- Я часто пьян. Если бы не умел контролировать свой дар в состоянии алкогольного опьянения, все бары Йокогамы давно были бы разрушены.- Ты отключился после выстрела.- Я отключился в момент выстрела. И, как видишь, всё равно получилось.Теперь замирает уже Дазай. Чуя склоняет голову к плечу, пристально наблюдая за тем, как Осаму отстраняется. За тем, как его глаза наполняются осмысленностью и пониманием прозвучавших слов. Дазай отшатывается. Отшатывается так, будто ему влепили пощёчину. Глаза его темнеют, и через секунду Чую хватают за плечи и резко разворачивают лицом к себе. Кажется, он смог удивить Осаму, ошарашить его. Кажется, Дазай не может поверить в то, что услышал: что даже при полном контроле ситуации и словах о том, что его жизнь принадлежит Мори, Чуя всё-таки отдал доли процентов на бессмысленный риск, поставив на госпожу удачу.«Сумасшедший! Ты - сумасшедший!» - так и кричит чужой взгляд.Странно видеть его, впервые направленным на себя. Вскинув голову, Накахара впервые без лишних эмоций наблюдает за чужими. Так непривычно. Они будто поменялись местами. Дазай совсем себя не контролирует - неужели на него так сильно повлияло случившееся? - а Чуя только и делает, что с холодным интересом прослеживает всё новые и новые грани его неожиданного эмоционального срыва. Это вот так чувствовал себя Дазай всё то время, когда выводил его самого и наблюдал за тем, как Чуя громит всё вокруг? Похоже на отрывание крыльев беззащитной бабочке, пришпиленной иглой к столу. Немного мерзко, но в то же время занятно. Чужая агония завораживает.- Я никогда не смогу объяснить тебе, - нарушает молчание, хрипло выдыхает Дазай, нависая над ним, накрывая своей тенью. - Это невозможно объяснить словами. Одасаку был моим другом. Мне наплевать, понимаешь ты или нет. Наплевать, понимают остальные или нет. Наплевать, что вы все о нём думаете. Он был моим другом. Моим, слышишь? Ты сказал, что всегда хотел найти кого-то, кто видел бы под всеми масками тебя, а не только твой образ или силу. Ода был для меня таким человеком. Да, он был наивным дураком с дурацкими принципами, которые свели его в могилу, но он был. А потом он умер. Потому что я не сделал ничего, чтобы остановить его. Потому что я не сделал ничего, чтобы помочь. Он умер, а я остался жить. Один. Совсем один. И смерть его на моих руках. И от крови его я никогда не смогу отмыться.- Остался один, - повторяет Чуя эхом. И усмехается. Во взгляде, направленном на Дазая, битое стекло. - А я? Кем, мать твою, всё это время был для тебя я?- Семьёй.Так просто. Без запинки. Без раздумий. Чуя ощущает себя так, будто ему со всей силы врезали под дых. Разве так можно? Можно раз за разом топтаться по больному? Осаму, бездушная ты сволочь. Когда же тебе надоест топтать чужие чувства?- Семьёй, - повторяет Дазай и встряхивает его для верности, будто знает, видит насквозь, чувствует все его сомнения. - Ты был моей семьёй. Но понял я это слишком поздно. Ты думаешь, почему я вернулся? Почему пытался восстановить то, что у нас было? Почему остался рядом с тобой?- Даже если и так, - передёргивает плечами Чуя, будто это поможет скинуть цепкие пальцы. - Семье не говорят подобных слов. Даже в те моменты, когда эта самая семья становится ненавистна до дрожи.- Не говорят, - Дазай склоняется, вжимается лбом в лоб. - У каждого есть ноша, которую нужно тащить в одиночку, которую нельзя перекладывать на других. Я не должен был срываться на тебя. Не должен был провоцировать этими словами. Только слепой не заметил бы, что ты ненавидишь Одасаку. Я думал, скажу всё это, задену тебя, и ты вспылишь, мы привычно подерёмся, и боль от твоих ударов вытравит боль вины. Мне было плохо, Чуя. Я хотел, чтобы кому-то другому тоже стало невыносимо. Чтобы кто-то другой разделил мою боль, которую не удалось заглушить порезами на запястьях. Не следовало этого делать. Я собирался... Собирался попросить прощение, когда ты остынешь. Когда ты позвонил, я решил, что приеду к тебе и первым делом извинюсь. Когда ты достал пистолет и выстрелил... Что ж, вероятно, я всё это заслужил...- Что бы ты сделал? - спрашивает Чуя, когда тишина начинает звенеть, а шея - неметь из-за неудобного положения.Дазай, всё это время пристально смотревший ему в глаза, смаргивает. Чуть пихается лбом в лоб.- Что?- Что бы ты сделал, если бы я действительно застрелился?Дазай отстраняется. Переводит взгляд на оставленный на полу возле ванны пистолет.- А это не очевидно? - улыбается криво и снова смотрит в холодные голубые глаза. - Мы ведь «Двойной Чёрный». Смерть и разрушения - два по цене одного. Где один, там и второй. Если бы ты застрелился, я бы отправился следом.- Почти двойной суицид. Как мило, - хмыкает Чуя.И впихивает в чужие руки полотенце, вновь поворачиваясь спиной. Дазай не понимает сначала, а после опускает белую махровую ткань на его голову и начинает вытирать мокрые волосы. Чуя стаскивает с себя мокрые штаны и нижнее бельё, отшвыривает их в сторону. Достаёт из шкафа халат и закутывается в него, думая о том, что ему бы не помешала кружка горячего кофе или чая. Почти задрёмывает, слегка покачиваясь, пока Дазай перебирает мокрые пряди, расчёсывает их пальцами и просушивает загривок.Это расслабляет. В голове вновь гулкая тишина. Она воцарилась сразу же, как только Чуя получил ответы на все свои вопросы. И ему не стыдно. Ни капли. И совесть не грызёт. Ни за то, что оставил Дазая умирать в своей ванной, переложив ответственность за его жизнь на плечи Акутагавы. Ни за свою выходку с пистолетом. Ни за эмоциональный срыв, устроенный Осаму. Ни за свою холодность. Врезать бы ещё Дазаю для верности за все его выходки, но это успеется. Слишком лениво двигаться. Тело будто ватное. Спать хочется. У него был долгий вечер, долгие две недели, долгие тяжёлые годы. Он так устал.- Эй, Чуя, - зовёт негромко Дазай, заглядывая через отражение в его осоловевшие глаза. - Уже ведь девятнадцатое. У меня день рождения.- Только тебе хватает наглости после всего случившегося ещё и подарок требовать, - фыркает Накахара и закрывает глаза. - Чего хочешь?- Я могу переехать к тебе?Чуя только на секунду перестаёт дышать, а после наигранно безразлично пожимает плечами. Когда-нибудь Дазай должен был спросить об этом. Накахара, если честно, ждал уже полгода, не меньше.- А ты ещё нет? Вся квартира бинтами завалена и увешана.Полотенце соскальзывает на пол. Вокруг плеч снова обвиваются бесконечно длинные руки. На этот раз Чуя позволяет себе расслабиться в их кольце. Откидывается на чужую грудную клетку, упирается затылком в крепкое плечо и опускает ладони поверх замка из пальцев на своём животе. Дазай трётся лбом и носом о его висок и скулу будто щенок, выпрашивающий ласку. Прижимается губами за ухом. Выдыхает теплом на кожу, отчего по ней разбегаются мурашки. Подцепляет пальцами лицо Чуи за подбородок и поворачивает к себе, прижимается к его губам своими.Три неудачные ставки не на того человека. И вот на кону четвёртая. Разорвав поверхностный поцелуй, больше похожий на подпись под клятвами, Чуя отворачивается от Дазая и смотрит в зеркало. Отражение Осаму всё ещё обвивается вокруг него, будто вокруг чего-то важного, ценного. В ушах всё ещё звенит эхо всех произнесённых слов и извинений, признаний.«Ладно», - думает Чуя и прикрывает глаза, ощутив лёгкий поцелуй в макушку. - «Ладно. Чёрт с ним. К дьяволу».Быть может, он делает огромную ошибку. Быть может, и четвёртая ставка обернётся грандиозным провалом. Время покажет. Как говорится, кто не рискует, тот не пьёт шампанского. Быть может, на этот раз Чуе повезёт. Быть может, на этот раз он сорвёт джекпот.

One minute I know you, then I don't. Your DNA... What's in your blood? Hello, who are you?

|End|