POV: Эшли.

Хорошо, когда у человека есть приятные воспоминания. Это как сверхусовершенствованный лифт, который может перенести в определённое время к определённым эмоциям. В последнее время я часто стала вспоминать Марти и его назойливую маму. Нет ни того, ни другого, а вот кнопки на лифте всё ещё в хорошем состоянии. Я помню его волосы почти по плечи. Помню рельефное тело с татуировками. Помню глаза, улыбку, пусть и была она иногда фальшивой. Помню его холодный тон, его руку, вечно лежащую у меня на коленях. Ему так долго удавалось водить меня вокруг пальца, но в итоге он сам запутался в лабиринтах своей лжи. Перед глазами всё ещё то видео, где Мёрфи спрашивал у него: «Что будет, если я принесу голову твоей возлюбленной?», а Марти искренно умолял не убивать МЕНЯ. Меня... Ошибку всей его жизни. Говорят, на ошибках мы учимся. Раз так, то Марти оказался плохим учеником.

Воспоминания спасают именно в такие моменты, как этот. Мы с Крисом трусливо поглядываем в окно и приоткрытую дверь на пожарных, которые пытаются угомонить пламя. Некоторые бегают по соседским домам, узнавая, остался ли кто-то.
— Дом напротив! — воскликнула я слишком громко, из-за чего парень влепил мне подзатыльник.
— Шёпотом и на «Вы», — шипит он, после чего локтём облокачивается о полку со всяким хламом и заваливает её к чертям, создав много шума.
— Они уже его проверили, а соседи давно съехали. Можем пока отсидеться там и запереть его где-то, — я перевожу взгляд на Мёрфи, которого мы удосужились только уложить на диван. Веки его нервно подрагивались — плохой признак. Если очухается, то влетит нам обоим.
— Связывания не сработают. Мы с ним проверяли, — Крис безобидно шмыгнул носом и, поставив руки по бокам, кажется, совершенно не замечал мой ошарашенный взгляд. Да кажется, его вообще ничего сейчас не смущало. Ни горящий по соседству дом, ни друг, которого он вырубил какой-то палкой, ни то, что мы никак не можем решить, что делать дальше.

Парень вдруг качнул головой, задумчиво нахмурился и вытянул шею, переведя на меня взгляд.
— Насколько странно это сейчас звучало? — Мог бы даже не спрашивать.
От жеста рука-лицо очень скоро я набью шишки у себя на лбу. Сколько ещё времени мы потратим на этот бессмысленный разговор?

— Так... Вы же друзья. Просто...
— Нет, нет, нет, — категорично отмахнулся парень. — Мой батя и так думает, что я педик. Не хватало ещё этого чуда, — он указал в сторону дивана и отрицательно покачал головой.
Как раз в этот момент кто-то из пожарных заглянул к нам в гости через окно, а потом встал в дверном проёме с ошарашенным видом.
— Вы что, самоубийцы? Рядом дом горит! — голос был довольно молодой. Темноволосый парень в каске вдруг бросил взгляд на Мёрфи и хотел было рвануть на помощь, но Крис остановил его, выставив руку вперёд, как шлагбаум.

— Слушай... Войди в положение, — русоволосый вдруг сделал такое серьёзное лицо, что на секунду я и сама не могла понять, что происходит. — Эта шкура мне изменила с этим уродом, — Крис указал сначала на меня, потом — на Тейлора, а мне еле удалось сдержать брови, которые так рвались подняться вверх от удивления. Нужно отдать парню должное. Он постоянно находит способ выкрутиться.
— Это моя работа! — возмутился пожарный.
— Твоя работа — спасать людей. Знаю. Но скоро придётся спасать меня, если я не разберусь с этим.

Парень в красной каске перевёл взгляд на меня, а я притворно-стыдливо опустила глаза в пол, шмыгая носом и выдавливая из себя слёзы, которые несколько минут назад сами лились ручьём.
— Это не то, что ты подумал... — мой голос дрогнул. Актриса из меня так себе, но вот тело не подвело.
— Заткнись, — прорычал Крис. — Я устал теперь твои вечные выходки, твои гулянки, твоих подружек, — с каждым словом он повышал голос, из-за чего я даже невольно вздрогнула, как и бедный пожарник. — Накувыркалась?! — вдруг закричал он и в притворной злости ударил кулаком по тумбочке.
— Ладно, ребята... Давайте вы будете выяснять отношения на улице, а не здесь, хорошо? — рабочий спасательной службы успокаивающе выставил руки вперёд, умоляя Криса успокоиться, и тот очень быстро вышел из роли, наконец вспомнив про черноволосого друга.
— Да, вы правы.

На этом и закончился странный разговор. Пожарник «вошёл в положение», позволил нам уйти, дабы не участвовать в разбирательствах в виде свидетеля. И всё-таки ничего лучше, чем отвести Мёрфи к Крису, мы не придумали.

*****

Много мыслей крутилось в моей голове. Они брали в свои воображаемые руки автоматы — расстреливали друг друга, сваливаясь безжизненными трупами на одну кучу и сдавливая своим весом мой мозг. Сотни мёртвых мыслей... И мне приходилось разгребать эту кучу, чтобы найти лишь ту, что хоть немного грела сердце. Лора жива. Разве может быть что-то важнее? Думаю, может. Её местоположение. Где же она? В безопасности ли?

Сент-Пол больше не будет прежним. Никогда. Никогда сюда не вернутся люди, потерявшие здесь близких. Никогда имя Жнеца больше не коснётся уст людей, что раньше им восхищались. Больше ничего святого. Ни в нас, ни в нём. Больше ничего святого. Я с тяжёлым сердцем смотрю на запотевшее окно в своей комнате.

Сначала в своё, потом в его...

Но по ту сторону стекла больше нет ни белого подоконника, на котором так любила петь сгоревшая гитара, ни комнаты, в которой были уничтожены десятки неспетых песен. Там только чёрные обугленные доски, украденная огнём душа этого дома и слабый силуэт соседа где-то воспоминаниях. Больше ничто из этого не будет касаться ни моих ушей, ни глаз, ни шеи.
Шея...
Она всё ещё помнит его холодные дрожащие руки и губы, жадно исследующие каждый сантиметр кожи. Я невольно тянусь к тому месту, которого не могла коснуться пару часов назад. Дотрагиваюсь и шиплю сквозь зубы. От малейшего нажатия по всему телу пробегаются мерзкие мурашки и ноющая боль. Я больше не хочу смотреть в зеркало. Яркие, почти фиолетовые засосы украсили собой всю левую сторону, а в некоторых местах и вовсе остались следы от зубов. Он сошёл с ума... Окончательно. Бесповоротно.

«Это уже не в голове».

Что это значит? Он перестал контролировать тело? Потерял связь мозга с конечностями? Что это, чёрт возьми, значит?

За окном я вижу какое-то движение. Всё тело сжимается, челюсть сама собой напрягается, а руки впиваются в оконную раму. Мне кажется, любой человек в подозрительной тёмной одежде теперь будет вызывать трепет моего сердца. Но нет. Мне хватает всего пары секунд, чтобы на эмоциях сорваться с места и, перепрыгивая ступеньки лестницы, выбежать в прихожую, где в дверь уже раздался стук. Рывком руки открываю её, застываю на месте, напрочь вырубив из головы желание обнять Лору. Она держит глаза опущенными, дрожит, как осиновый лист, и бормочет что-то потустороннее для моих ушей. Она выглядит хуже, чем в самый первый день после психбольницы.
— Он... убил их всех, — бормочет она и поднимает на меня бездонные глаза. — Всех.
— Мама...
— Он так долго смотрел на меня...
Я медленно подхожу к ней и кладу её голову на своё плечо, обнимая её исхудалое дрожащее тело.
— Всё прошло, ма. Ты в безопасности, — я проклинаю себя за эти слова. Нет больше никакой безопасности. Нет надежды на неё. Единственное наше спасение — побег из города, но с таким состоянием, как у Лоры, мы выжить вдвоём не сможем. Да и поодиночке тоже.

Я почти силой заталкиваю Миссис Спроус в дом, когда на углу улицы появляются несколько патрульных. Полиция стала очень частно обхаживать кварталы. Больше нет в участке тех зевак, которые иногда даже отключают телефоны, чтобы никто не мог дозвониться. Обычно они так делали по праздникам, чтобы самим спокойно провести вечер, но теперь здесь праздников не будет. Страх поглотил каждое сердце, подчиняя его себе.

Все мои попытки вызвать скорую заканчивались тем, что Лора агрессивно отбирала у меня трубку и твердила, что в больнице она уже была и ничто, кроме дома, ей помочь не сможет. Мне осталось только взять на себя ответственность за её душ и крепкий сон. Все мы пережили сегодня столько событий, что проще броситься под одеяло и вскрыться простыней. Мой покойный кот часто любил спать со мной в одной кровати. Лора ругалась из-за этого, но потом поняла, что Арнольд — мой ночной защитник. С ним никогда мне не снились кошмары. Теперь я вижу их постоянно. Вернее, один и тот же.

Логово змей.

После сотни повторений это звучит банально и предсказуемо. Что плохого в змеях, кроме мерзкой чешуи и острых клыков? Ничего? Почему тогда именно так называют мерзких характером людей?

Грустно, что раньше я любила подобные загадки, а теперь они только вгоняли меня в тоску по прошлому. Но есть загадки, которые даже разгадывать не хочется. Космос. Самое непостижимое, неизвестно и чарующее оставалось и останется в нём. Все любят звёзды, ведь так? Создаётся впечатление, что наш мир настолько огромен и прекрасен, что даже мы сами не можем сравниться с его красотой. Все любят звёзды... Но не все знают, что мы сами в буквальном смысле — частички космоса. Звучит поэтично. Но каждый атом в нашем теле — частичка взорвавшихся звёзд. Не одной, а разных. Может, какая-то часть наших глаз берёт начало из погибшей звёзды, а, например, левая рука — из другой звезды в миллиарде световых лет от первой. Мы — космос. Мы — погибшие звёзды. Мы падаем в чёрные дыры, которые сами же и образовали. Мы умираем в неизвестности, пока другие видят, как мы навечно остаёмся в невесомости, так и не долетев до горизонта событий.

Слишком большие мысли разрывают слишком маленького человека. Я всего лишь человек. Далеко мне до звёзд. Мой космос — моя комната. Моё небо — потолок. Я бы хотела построить ракету и улететь отсюда подальше, вырваться на улицу и верить, что мне хватит воздуха, но...

Но...

Я просто лежу на кровати, укрываясь тёплым одеялом. Мои глаза прикованы к окну. Ощущение, что ещё немного, и они покроются солёной пеленой, образовав влажные пятна. Тяжело на душе. Всё слишком слишком. Страшно просыпаться, поэтому я не могу уснуть. Смотрю в окно... Комната заливается тёмно-бирюзовым цветом, как на эстетичных картинках в Инстаграме. Давно я не зависала в социальных сетях. А какой смысл, если там всё не лучше реальности? Какой вообще смысл?

Тихо здесь. Нет ни часов, ни булькающей батареи. Окно приоткрыто. Летний вечер приглашён на ужин. Прохладный воздух щекочет душу.
Хорошо...

Я лишь на секунду закрываю глаза и снова открываю, чтобы смотреть на небо. Все так красиво рассказывают о том, как падают звёзды, а я ни разу не видела этого. А не выдумка ли?
Мои крылатые качели рушатся под огромным весом сомнений. Моё прекрасное далёко напрасно и жестоко. Моя сладкая вата стала горькой и тошнотворной. Мы больше не дети. Мы ещё не взрослые.

Замираю. Замирает дыхание. Дверь в мою комнату слегка приоткрывается, и по полу расползается свет от лампы в коридоре. Он бежит от двери до окна и исчезает, не добежав до стекла. Исчезает, не добравшись до неба. Глупый свет... На глазах опять наворачиваются слёзы. Я не знаю, от чего. Сердце начинает биться быстрее, уши улавливают звук приближающихся шагов. Я уже знаю, кто это.
Я знаю... Чувствую. Слышу.

Он подходит медленно, будто снова верит, что я сплю. Я робко сжимаю в руках одеяло и затыкаю им свой рот, чтобы не издавать звуков. В комнате всё так же темно, но теперь ещё и... Нет. Нет, не страшно. Это не страх. Я не знаю, что это. Мне просто хочется плакать, рыдать, биться в судорожных конвульсиях. Хочется пробить головой деревянные доски на потолке и, забравшись на крышу, прыгнуть в небо. Я на выдохе закрываю глаза, когда чувствую, как прогнулась кровать за моей спиной.
А в комнате всё так же.
Темно.

Он долго так сидел, не проронив ни слова. Мне кажется, Тейлору всегда есть, что сказать, но сейчас... Сейчас он другой. Не такой пустой. Послышалось лёгкое шуршание, и появилось ощущение чужого взгляда. Тяжело было спокойно дышать. Его взгляд сдавил именно лёгкие. Появилось чувство, будто снова его руки соединились на моей шее и перекрывали воздух.

— Я знала, что придёшь, — еле-еле слышно. Мой шёпот сорвался с губ как-то невольно, и я уверена, что он даже не услышал.
Первая солёная капля уже оставила свой след на подушке. Я сжала губы и зажмурила глаза. Он лёг рядом, вплотную ко мне, пробравшись под мягкое одеяло. Его руки опустились на мою талию, а потом вовсе присвоили себе, заключив в слишком уверенных и крепких объятиях.
Тонуть в космосе... Тонуть и отгонять от себя всё, что пытается спасти. Просто тонуть.

По сценарию он носом зарылся в моих волосах и выдохнул так тяжело, что по спине пробежались мурашки. Он был слишком близко. Это было слишком запретно. Чувствовать это, ощущать его руки, мирно покоящиеся на талии, губы, случайно коснувшиеся шеи. Отчего-то эмоции были не в той стороне. Лишь слёзы активнее бежали по щеке, пачкая подушку. Я вздрогнула от всхлипа, который не смогла в себе сдержать, и почувствовала, как его руки теснее прижали меня к себе. Что-то было в этом жесте, отдалённо напоминающее заботу. Я потянулась к своей рубашке, чтобы чуть поднять ткань и закрыть, возможно, слишком большой вырез на груди. Мёрфи убрал руку, позволив сделать это, и вновь перекрыл мне воздух своим прикосновением к моей талии.

Что с тобой не так? Почему ты такой непостоянный? Пару часов назад ты пытался убить меня, а теперь делаешь вид, что это нормально — так резко сломать между нами стену и так по-хозяйски касаться тела. Впрочем... А разве нормально эти прикосновения позволять? Разве нормально разрешать это? Я не знаю. Я вообще мало в чём уверена после сегодняшних событий. Что, если так проявляется его благодарность за спасение?

— У меня... больше нет сил, — он говорит тихо, но в такой мёртвой тишине его шёпот кажется криком. — Я так хочу убить тебя, Мотылёк... — произнеся эти слова, крепче прижимает к себе и выдыхает как-то нервно. С дрожью. В голову прокладываются воспоминания той вечеринки. — Зачем ты подпускаешь меня к себе? Мне невыносимо слышать, как ты дышишь.

А мне невыносимо слышать то, что ты говоришь. Мне так хотелось сделать хоть что-то... Спасти твою душу, стремящуюся к смерти. Спасти хоть часть твоего сердца. Слишком много боли скопилось в твоём теле. Все эти раны, эти шрамы... Мне невыносимо тяжело понимать, что всё так завершается. Ощущение, будто уже скоро всё закончится. Всё. Либо для тебя, либо для меня. Либо для всех. Мы перевернём эту страницу, лбами уткнёмся в слово «конец» и пойдём обратно. За спичками и бензином. Сожжём всю историю двух окон, выходящих друг на друга. Сожжём все сгоревшие песни. Сожжём все взгляды.

Он легонько тянет меня за плечо, укладывая на спину и нависая сверху. Теперь мои глаза не спасает ни подушка, ни одеяло. Теперь мои слёзы увидят небеса.

Он внимательно изучает моё лицо, заостряя внимание на каждой детали, каждой морщинке и ямочке, а потом останавливается на глазах. Каряя радужка, чёрная обводка... Он жадно отбирает у меня возможность отвернуться. Из-за темноты я вижу только часть его лица, но мне хватает, чтобы увидеть твёрдый испытывающий взгляд и красноту в глазах, которая за день даже не уменьшилась. Шрам не видно. Именно эта часть лица и покрыта тьмой. Поэтично...
— Мне очень тяжело сдерживать себя, Эшли, — говорит вполголоса и, коснувшись рукой моей щеки, большим пальцем стирает слезу на ней. — Только молчи, ладно? Просто молчи.
Я наивно и глупо качаю головой в знак отрицания, плотно сжимая губы, чтобы не вырвался всхлип.

— Почему ты хотел убить себя? — глупый вопрос сквозь глупые слёзы. Я просто хочу услышать это. Просто понять! Наверняка, не смогу, но я попытаюсь.
— Почему ты смотришь на мои губы, когда спрашиваешь это? — он улыбается самодовольной, но грустной улыбкой. Сегодня он не такой, как всегда.

Слишком. Близко.

Наклоняется ниже, чтобы наши губы почти соприкасались, но только почти. Дышит медленно и томно, будто дразнит.
— А какой смысл? — его шёпот смешивается с дыханием. Он снова улыбается. Фальшиво. Натянуто. Между нами пропасть, созданная его несказанными словами. Он не признается. Он не доверяет мне.
— Он всегда есть.
Мёрфи отстраняется, смотрит на меня, как на существо, впервые попавшее на землю. Чуть прищуриваясь, он наклоняет голову на бок и тяжело вздыхает.
— Что, если я прямо сейчас расстёгну твою рубашку, начну целовать ключицы и буду опускаться ниже, пока ты не назовёшь хоть одну причину, по которой я должен жить? Что тогда ты сделаешь?

Умру от передозировки Мёрфия. Моего личного обезболивающего наркотического средства.

Я молчу, отвожу взгляд к окну и сжимаю губы, мечтая вырваться из оков в виде собственного тела. Он ждёт. Ждёт и смотрит.
— Что ты сделаешь? — повторяет требовательно и чётко, медленно разрушая спокойную атмосферу.
— Назову сотню причин.

Он отшатнулся, будто от пощёчины. Явно не это он ожидал услышать. Явно не этой реакции ожидала я. И только Мёрфи собирался сказать мне что-то резкое и колкое, как вдруг его внимание привлекло что-то со стороны двери. Он настороженно повернулся в ту сторону и замер, будто прислушиваясь, но ни он, ни я ничего подозрительного больше не заметили.
Не знаю, что такого он увидел в этой проклятой двери, но поднялся, позволив мне спокойно вздохнуть, и направился к выходу. Он медленно и беззвучно вышел из комнаты и заглянул вниз, на первый этаж, будто боясь прикоснуться к перилам лестницы.

Либо это в комнате было так душно, либо мой организм напрочь отказывался выполнять все свои функции. Мне действительно нечем было дышать. Может, это просто отговорки. Может, это не из-за воздуха я поднялась с кровати и, укутавшись в халат, подошла к окну. Неправильно всё это.

— Котов ты больше не заводила, верно? — парень снова зашёл в комнату, но в этот раз оставил дверь приоткрытой, за что я мысленно его поблагодарила.
— Лора, наверное, на кухню вышла, — говорю без малейшей эмоции на лице и отворачиваюсь к окну.
Луны там нет. Только звёзды. Маленькие огоньки — заложники темноты. Смотрят на меня с сожалением, но смеются. Звонко так смеются. Опасаясь их насмешек, я опускаю глаза на собственные руки, слушая мелодию приближающихся ко мне шагов.

— Чернила цвета облаков, — бормочу себе под нос и крепче сжимаю пальцами воротник халата. — Что это значит?
— Подумай. Ты ведь любишь рисовать, — хмыкнул он, оставаясь у меня за спиной.

Загадки, загадки, загадки... Но главной тайной этой ночи остаётся то, что творится у Мерфи в голове.
— Как ты там говорил? Больше ничего святого? — я оборачиваюсь и смотрю ему в глаза, моментально осознав, какую совершила ошибку. — В школе много слухов было. Из-за той видеозаписи, — я специально сделала паузу, чтобы понаблюдать за его реакцией, но ни одна эмоция не коснулась его лица. — Девочка... Ты отвёл камеру перед тем, как выстрелить.
— Мне следовало вынести ей мозг на глазах всего Сент-Пола? — говорит так спокойно и равнодушно, что у меня появляется отвращение и еле удаётся контролировать мимику.
— Ты убил её, — не вопрос, а утверждение.
— Ты разочарована? — убирает руки в карманы джинс и смотрит исподлобья. В этот момент я была рада, что он стоял не рядом, а в нескольких метрах от меня.
Молчу. Отвожу взгляд.
— Не на все вопросы следует искать ответ, да? — уголки его губ дёрнулись в попытке улыбнуться. Он наклоняет голову на бок и подходит ко мне, сокращая расстояние до минимума. Сокращая расстояние... Но только физическое.
— Что теперь скажешь? — с насмешкой в глазах он наклоняется, чтобы наши глаза были на одном уровне. — У меня всё ещё есть причины жить?

Удивительно, как быстро меняется суть разговора. Как быстро меняются эмоции. Слёзы на наивные порывы чувств. Чувства на отторжение. Всё крутится, как в стиральной машинке, вот только грязь на душах порошком не отмыть.

На первом этаже раздаётся грохот, а через несколько секунд мой телефон начинает разрываться он назойливого звонка. Покоясь где-то под подушкой и жалобно вибрируя, он взывает ко мне, словно что-то произошло. Или произойдет. Что-то не очень хорошее. Стоит мне только сделать шаг, как Мёрфи уже держит в руках мой мобильник. Сложно понять, что в этот момент пронеслось у него в голове. Он не сказал ни слова, не посмотрел в мою сторону. Он просто отбросил мой телефон на одеяло и быстрым шагом удалился из комнаты. Палитра эмоций из яркой радуги превратилась в зебру. Чёрное-белое, чёрное-белое. И сейчас настала именно тёмная полоса. Имя, отобразившееся на экране, вызвало у меня не отвращение, как обычно. Оно вызвало страх.

«Гленн». Всего каких-то пять букв, а сколько от них мороки. Услышав повторный ещё более громкий грохот на первом этаже, я рванула вниз, перепрыгивая ступеньки лестницы.

У нас в доме прихожая соединена с кухней. «Ой, как удобно, — подумал бы кто угодно. — Пришёл с улицы уставший и сразу идёшь к холодильнику или раковине. Всё близко, всё под рукой». Да... Всё близко. В этом и беда. Именно так я подумала, когда увидела в этой самой соединённой комнате двух парней, полностью готовых разорвать друг друга на части. Мёрфи стоял ко мне спиной, агрессивно разминая кулак правой руки. Повезло, что я не видела его лица, иначе бы так и застыла на лестнице, не имея смелости даже сделать шаг. По ту сторону зрительного ринга был Гленн. Измученный, избитый, он стоял возле шкафчиков со столовыми приборами и сжимал в руке нож, а второй рукой прижимал, видимо, только что пострадавшее место на скуле. Их разделял стол и ещё несколько метров. Клянусь, это напряжение передавалось через запах, через вибрацию на полу.

Я решительно направилась в их сторону, после чего услышала угрожающее: «Стой, где стоишь». Но даже тогда я не остановилась, решив, что это могло предназначаться не мне, а Гленну. Но я ошиблась. Мёрфи обернулся в мою сторону с таким взглядом, будто одним только своим существованием я рушила все его планы. В этот раз я послушалась.
— Эшли... — на облегчённом выдохе выговорил писатель. — Слава создателю. Я боялся опоздать.
Я вопросительно нахмурились и, скрестив руки на груди, сжала воротник, закрывая вырез в зоне декольте. Гленн тем временем нервно пошатывался, словно не мог устоять на месте, но сдерживался от любых движений. Он будто специально игнорировал взгляд Мёрфи, который, напротив, не отрывал от него глаз.
Следил. Наблюдал. Запугивал.
— Он чёртов псих! — парень повысил голос и указал рукой, в которой держал нож, на Мёрфи. — Он убийца! Он бы прикончил меня, если бы не патрульные.

Эти слова буквально пригвоздили меня к полу. Моё удивление удалось скрыть благодаря моему лицу, которое при любой эмоции выглядит одинаково. Мне часто говорили, что я холодная, безэмоциональная, но... Это просто моё лицо. Глупо притворяться, что это был испуг за жизнь Гленна. Меня поразило совсем другое.
— Ты обещал мне, — тихо пробормотала я, взглядом прожигая спину Мёрфи.
— Видимо, я соврал, — он сказал это, как что-то само собой разумеещееся. Как что-то бытовое и банальное. Как будто это ничего не значило.
— Вы... Вы что, издеваетесь? — почти выкрикнул Гленн, привлекая к себе внимание нас обоих. — Эшли, ты всё знала? Знала и не сказала мне? Я думал, мы были друзьями.
— Я тоже так думала, — сказала я намного тише, чем хотела. Не из-за того, что горло горело. Не из-за того, что боялась чужих ушей. Просто голос дрогнул. — И прекрати кричать. Маму мою разбудишь, — конечно, это было враньё. Просто я вспомнила, как сильно Мёрфи «любит» орущих людей.

Гленн тяжело выдохнул и, с опаской глянув на Тейлора, обошёл стол, приближаясь ко мне.
— Я бы не советовал этого делать, — подметил брюнет и по-хозяйски облокотился спиной о край стола, скрестив руки на груди.
— Или? — вызывающе скорчил гримасу кучерявый. — Вынесешь меня отсюда ногами вперёд?
На эту фразу Мёрфи беззаботно пожал плечами. Я еле сдержала смех, прикрыв его «внезапным» кашлем.

— Послушай... — писатель проигнорировал его жест и снова обратился ко мне. — Я понимаю, ты злишься на меня, — в ответ на это я возмущённо подняла брови. — Ладно, да. Больше, чем злишься, но... Пойми, я просто хотел узнать, что между вами. Я не знал, что делать.
— Ой, даже не знаю. Может быть... спросить? — в его монолог влез Мерфи, из-за чего Гленн ненавистно перевёл на него взгляд. — Хотя, да. Бред какой-то. Ну ты продолжай.
— Может, ты помолчишь? — он сделал паузу. — Спасибо.
— Давай ты не будешь ломать комедию и просто уйдёшь? — не выдержала я и закатила глаза. — Из моей жизни желательно. Мне не нужны друзья, которые делают мне больно, чтобы узнать, какие у меня отношения с соседями.

Это всё уже было даже смешно. Сделав столько пакостей, забыв об угрозах «впихнуть в меня что-то поинтереснее», он так просто вламывается ко мне в дом и просит о... о чём?

Короткую паузу прерывает противный звук, и мы оба оборачиваемся к Мёрфи, который старательно пытается вилкой выцарапать что-то на столе. Я сдерживаю смех, а Гленн закатывает глаза и снова обращается ко мне.
— Ты ведь тоже хочешь вернуть всё назад, разве нет?

Хочу ли я?.. Мечтаю. Молюсь на это. Но вернуть я хочу далеко не дружеские отношения с Гленном. Я хочу вернуть детство. Моменты, в которых улыбка на моём лице шире, чем шрам Тейлора. Моменты, в которых глаза Лоры живее, чем цитаты из книг Гленна. Я хочу к папе... К миссис Спроус. Даже к Марти. Куда угодно, лишь бы не стоять сейчас здесь и не смотреть в глаза предателю. Что-то приятное и пушистое всё ещё теплится в груди. Какая-то маленькая надежда на светлое будущее, или как там говорят? Я молча опускаю взгляд на свои ноги, слушая тишину, прерывающуюся звуками царапающегося стола.

— На улице стоит джип. Я могу хоть сейчас забрать тебя с Лорой и отвезти на край света. Всё изменится. Мои родители помогут, — он говорит так искренно, что на секунду я закрываю глаза, чтобы представить, как было бы хорошо, будь всё это правдой. На секунду я слепну от этих чувств. Но только на секунду. — Мы перевернём этот мир, как и хотели, Эшли... — его голос смягчается и становится тише, тая в себе сладкую интригу. Парень приближается ко мне и тянет руку, чтобы прикоснуться.

— Так, всё, ты мне надоел, — голос Мёрфи обрывает всё. Абсолютно. Больше ни интриги, ни секундной слабости. В Гленна летит та самая долбанная вилка, и парень болезненно шипит, потирая затылок.
— Да ты больной!
— Проваливай отсюда. Я и так слишком много тебе позволил, — звучит, как минимум, странно. Это уже похоже на ревность. Тейлор насильно выталкивает Гленна из дома. Я не протестую, даже мысленно радуюсь. Ещё немного, и я бы поддалась, а Мёрфи вовремя остановил этот гипноз.
— Пусть она сама скажет, что я должен уйти! — почти кричит кучерявый и брыкается.
— Сказала бы. Потом. Я просто ускоряю процесс, — на этих словах мой бывший сосед захлопывает дверь перед лицом моего бывшего друга.
Все звуки умолкают, и дом погружается в гробовое молчание, прерванное моим тяжёлым вздохом.

— Только не говори, что ты ему поверила, — раздражённо спрашивает Тейлор, повернув на двери замок и игнорируя агрессивные удары по ней со стороны улицы.
— Нет.
Да...
— И о чём же ты тогда задумалась, когда он спросил про «вернуть всё назад»?
— Об отце, — честно ответила я и пожала плечами, заставляя себя перестать сутулиться. — А ты? Хотел бы что-то вернуть?
Парень вернулся на прежнее место и, облокотившись о стол, впился в меня серьёзным взглядом. Видимо, он надеялся, что я передумаю задавать этот вопрос.
— Ты и сама знаешь ответ.
Знаю...
Я сжимаю губы и смущённо перекладываю волосы на плечи, чтобы скрыть засосы, когда замечаю слишком пристальный взгляд парня, направленный на мою шею.
— Рейчел? — робко выговариваю я, и Мёрфи резко переводит взгляд на мои глаза.
Сложно сказать, что за эмоции выдаёт его лицо. Кажется, их вообще нет. Пустота и мрак. Тем не менее, отвечать он отказывается. Упорно молчит, упорно рассматривая меня. Шестерёнки в моей голове активно загудели, воспроизводя навязчивую мысль... А не зря ли?

Я ожидала чего-то плохого. Он должен был накричать, ударить или хотя бы разозлится, но... Он снова сделал то, чему я не смогла дать объяснение. Что-то странное происходит с ним этим вечером. Резкий порыв нежности? Он вообще знает значение этого слова? Может, он играет со мной? Проверяет. Смеётся.

Парень протянул мне руку, безмолвно приглашая подойти к нему ближе. Я недоверчиво нахмурилась, переводя взгляд то на его руку, то на какое-то заинтересованное и изучающее выражение лица. Его волосы под лунным светом отдавали синеватым оттенком. Нужно признать, такой цвет волос ему был бы к лицу. Шум за дверью утих, и послышался рёв двигателя джипа. Гленн оставил нас наедине. Впрочем, даже если бы он сейчас находился к этой комнате, я бы всё равно не ощущала его присутствия. Уже более требовательный взгляд бывшего соседа заполнил собой всё пространство в моей голове. Кажется, ничего в этой комнате больше не осталось, кроме его змеиных глаз. Очертания кухни расплывались, утопая в темноте ночи. Даже доски подо мной перестали скрипеть.

Я сделала шаг только тогда, когда заметила, как напряглась его челюсть и голова чуть наклонилась на бок. Сердце вдруг участило ритм. Кровь бежала по телу с такой скоростью, что щёки быстро залились румянцем, а всё тело сгорало от температуры. Я подошла... Сначала мне показалось, что его рука тянется к моей талии, но он выбрал моё запястье и, обвив его пальцами, аккуратно притянул ближе к себе. Я стояла перед ним, как провинившийся ребёнок. Благодаря тому, что парень облокотился о стол, я была с ним одного роста, оттого ещё меньше хотелось смотреть в глаза.

Он рассматривал меня. Не знаю, какой ему от этого толк, но что-то явно двигало им, когда его взгляд внимательно пробегался по всем частям моего тела. Волосы, щёки, губы, подбородок, шея... Грудь... Талия... Ноги. Всё это было изучено им детально и неторопливо. При этом он даже не думал отпускать мою руку, заставляя стоять между его колен.
— Чего бы ты сейчас хотела?

Я чувствую, как ноги прирастают к земле. Я не хочу ни двигаться, ни стоять на месте. Не хочу смотреть ему в глаза, но не хочу видеть ничего, кроме них. Я не хочу быть так близко. Судя по тому, как он смотрит на моё тело, я догадываюсь, что он имеет ввиду. Это всё... неправильно. Это всё не так. Меня напрягают его намёки и взгляды. Напрягает и его поведение. Слишком человечный. После таких моментов всегда случается что-то плохое.

— Не нужно делать то, о чём потом мы оба будем жалеть. Особенно я, — нахожу в себе силы посмотреть в сторону и краем глаза замечаю, как парень хмурит брови.
— Особенно ты? Что это значит?
Это значит, что я слишком слабая, чтобы ещё хоть минуту провести здесь, с тобой. Это значит, что скоро всё снова скатится к чёрту, вернув нас обоих на полосу старта. На границу ненависти с безразличием. Это значит, что я не хочу сожалеть об этой ночи, когда ты снова приставишь нож к моему горлу.

Я разворачиваюсь в намерениях подняться в свою комнату и закрыть дверь на замок, закрыть мысли на замок, но Мёрфи сильнее сжимает моё запястье и резко тянет на себя, заставляя обернуться к нему.
— Я настолько тебе противен? — его брови нахмурены, он напряжён, и его голос становится на тон выше. Кажется, моё молчание его злит. Медленно, но верно.
— Неподходящее слово, — а вот мне приходится говорить тише, чтобы моя правда окончательно не вывела его из себя.
— Скажи всё, — намного мягче, но всё так же требовательно. Парень перестаёт хмуриться и даже отпускает мою руку, позволяя мне двигаться, но его взгляд так и кричит о том, что мне лучше оставаться на месте и даже не шевелиться.

— Ты вызываешь у меня чувство... незащищённости. Словно вот-вот начнётся буря, а у меня нет даже зонтика, — не решаюсь смотреть ему в глаза. Он не перебивает, слушает внимательно и вдумчиво. Кажется, даже ждёт продолжения. — И бывают иногда какие-то наивные... наивные мысли, будто я супергерой, которому дали задание остановить эту бурю, — я улыбаюсь своим же словам и качаю головой, опустив взгляд на ноги.
Ещё больше угнетает то, что он молчит и даже не улыбается. Мне было бы проще, если бы он засмеялся, сказал какую-то колкость, но он просто молчал и слушал.
— И вот я словно стою, ветер срывает с меня волосы. Стою и смотрю на приближающуюся смерть и понимаю... — я замолкаю и медленно перевожу взгляд на его глаза. Карие глаза с чёрной обводкой вокруг радужки. Сердце тоже замолкает. Мы смотрим друг другу в глаза в полном молчании секунд десять, не меньше. Ветер волосы срывает... — И понимаю, что буря эта смертоносная только для себя самой.

Взрыв. Вулкан. Наводнение. В его глазах пронеслась целая радуга чувств, но вместе с тем не поменялось ничего. Он даже отвёл взгляд и шумно вдохнул воздух. На секунду мне показалось, что я сказала что-то лишнее. Мёрфи встал в полный рост, расправив плечи и зачем-то закатив рукава своей кофты. Он посадил меня на своё место — на край стола, а сам подошёл к ящикам со столовыми приборами.
— Как там Лора? — как бы невзначай спросил парень, резко переводя тему, и взял что-то из шкафчика.
— Тебе лучше знать, — я ответила с лёгким раздражением. И ведь не грызёт его совесть за такой вопрос, а? — Это же твои ребята чуть не перерезали ей глотку.
— О чём ты? — он вновь подошёл ко мне, непонятливо хмурясь.
— О том видео. Оно было на всех экранах города, — на эти слова Мёрфи чуть прищурился, давая мне понять, что он даже не в курсе событий. Выходит, это была прямая трансляция. Выходит, там был не он. — Неважно.

Что-то заблестело в его руке. Я опустила глаза и увидела нож, но почему-то даже не удивилась. Наверняка он заметил, как пристально я стала изучать его лицо, чтобы понять, что им движет. Припадок? Не похоже. Глаза красные, но это с прошлого раза.
— Нет, я в норме, — ответил он на мой немой вопрос и покосил взгляд на мою шею. Опять.
Глупо всё это смотрелось. Наверное. Мне жутко неловко от всего, что он делает, но вместе с тем мне чертовски интересно, что будет дальше.
— Что ещё ты можешь мне сказать? — спросил он и заправил мои волосы на левой стороне за ухо.
— Что ты псих, — я пожала плечами, а Мёрфи ухмыльнулся и пальцами провёл по коже шеи, где только сегодня оставил кровавые засосы. У меня появилось ощущение, что он ими любовался. Ему нравилось то, что он сделал.

— Пообещаешь мне кое-что? — спросил он, и я почувствовала холодное лезвие, коснувшееся моей руки. Оно легонько касалось кожи возле запястье и медленно поднималось к локтю и обратно. Мурашки пробежались по всему телу, оставив мне маленькую надежду на то, что рука через минуту не будет заливаться моей же кровью.
— Для начала убери нож.
— Пообещай, что не дашь мне убить тебя.
Меня как молнией ударило. Действительно ли я слышу это? Есть ли предел этому безумию, которое он творит этим вечером? Я не слышу запах перегара, но он явно не трезв. Мысли, мельком пробегающие в голове, истошно кричат: «Не верь ему! Беги! Сейчас случится что-то ужасное!», но тело сопротивляется каждому слову. Я продолжаю стоять на месте и глупо моргать, впиваясь руками в стол, как в свою последнюю надежду. Как в дряхлую лодку посреди бескрайнего океана сомнений.

— Я в своей жизни, — продолжил он, — никогда не доводил ничего до конца. Мне никогда не удавалось перебороть себя. Пусть хоть это я закончу.
— Эксперимент... — догадалась я, прошептав это скорее для себя, чем для него. Мёрфи на это не ответил. Лишь сжал губы в знак подтверждения. — Но разве что-то от меня зависит?
— Сейчас — всё, — он ответил абсолютно серьёзно, и на мгновение мне показалось, что его глаза загорелись какой-то безумной идеей или мыслью.
Время тянулось как-то по-другому. Оно считалось не в секундами. Я не вижу ничего дальше его глаз. Не чувствую ничего, кроме его запаха.

Слишком. Близко.

Между нами не больше десяти сантиметров, но это только физически. Души уже сплелись между собой и медленно проедали друг в друге дыры.
Невыносимо... вот так просто стоять перед ним и смотреть в глаза.
Невыносимо... пытаться увидеть в его взгляде хоть что-то, кроме пустоты, и снова, и снова промахиваться.
Невыносимо... просто быть рядом.

Пульс стремительно учащается, когда моей правой руки касается рукоятка ножа. Парень медленно перекладывает его в мою ладонь, не произнося ни слова, ни звука...
— Что ты делаешь? — кажется, мой голос выдаёт все мои эмоции. Мне страшно. Я в панике. Я боюсь дышать.
— Что обычно чувствуют люди, когда избавляются от источника их страданий? — спросил он и крепче сжал мою руку, в которой теперь был нож.
— Я... Я не знаю, — голос предал меня. Чувства нахлынули волной. Волной слёз. Я даже не успела заметить, как они уже скатывались по щекам, проделывая дорожку от глаз (проводников души) к руке Мёрфи, лежащей на моей шее.
— Ты знаешь.

Мир не злой, просто люди считают хорошими только себя.
Океан не опасен, просто мы боимся всего, чего не видим.
Темнота не ужасна. Просто мы боимся того, что сами придумали.

— Счастье... — выдавливаю это из себя, как порой, бывало, приходилось выдавливать из себя эмоции. Сейчас их навалом, но хоть бы слово мне удалось нормально сказать.
— Теперь ты будешь счастлива?

Мёрфи улыбается краем губ, когда я пытаюсь выкинуть нож в сторону. Но он крепко держит мою руку. Крепко держит руку... Но если бы он был на краю пропасти, а всё, что его спасало — моя рука, то он бы отпустил. Мне казалось, всю свою жизнь я проживала в поиске смысла, но оказалось, что всю жизнь я училась жить. И только сейчас понимаю, что эта «учёба» была бессмысленной.

— Это не смешно, Тейлор, — но он не смеётся... — Пожалуйста, прекрати это, — но он не прекращает.
Мёрфи поворачивает мою руку так, что лезвие ножа направляется на него, а рукоятка опирается на мой живот. Вторая его рука легла на мою заплаканную щёку, заставляя меня не опускать взгляд.
— Смотри мне в глаза, хорошо? — на его лице растягивается слабая улыбка.

Это несложно, Тейлор. Сейчас я вижу только их. Сейчас я слышу только твоё дыхание и абсолютно не слышу биение своего сердца. Если бы я только могла пробраться тебе в голову... Если бы я только могла повлиять хоть на что-то. Хоть на малость. Ты бы не стоял передо мной с этой болью в глазах. Ты бы не просил сделать то, чего я ужасно боюсь. Ты бы не хотел умереть, Тейлор... Ты бы не хотел!

Но ты хочешь.

— Какой же ты идиот... — проговариваю сквозь ужасную истерику, ломающую рёбра.
Мне больно. Я, чёрт возьми, не буду этого делать! Я не буду!
Я сильно наступаю ему на ногу, а второй рукой хочу ударить по лицу, навалившись всем телом, чтобы оттолкнуть... Чтобы спасти. Но он сильнее сдавливает мои руки и прижимает к столу, сократив расстояние до запретного.
— Пошёл ты! Я... Я не могу, — перехожу на истерический крик, и Мёрфи не выдерживает.
Он грубо поднимает меня с пола, укладывает на стол и нависает сверху, чтобы легче было меня удерживать.

Самый кончик лезвия ножа упирается ему в живот, и парень снова направляет моё лицо на себя.
— Просто смотри мне в глаза. Пожалуйста, — процеживает сквозь зубы, но не со злостью. Ему тяжело говорить. Возможно, так же больно, как и мне, но он терпит.
Истерика прекращается. Теперь я просто тяжело дышу и утопают в его глазах, сдавливая в себе дикое желание закричать от желания спасти если не весь мир, так хотя бы одного человека. Всего лишь одного.
— Хорошо... — шепчет он и проводит большим пальцем по моей щеке, стирая слёзы. — Только в глаза, ладно?

Моя нижняя губа нервно дёргается, как у маленького испуганного ребёнка, и парень проводит по ней пальцем, успокаивая.
Он хочет, чтобы я убила его. Закончила то, что прервала сегодня днём. Он хочет, и ему плевать на то, что хочу я. Я не знаю, в ком из нас больше эгоизма. В нём? Ведь это он плюет на то, что после этого вечера я могу сломаться. Во мне? Ведь это я допускаю такие мысли.

— Пожалуйста...
— Больше нет смысла, — прошептал он мне почти на самое ухо.

Мир почернел. Земля прогнила, а океаны отравились бензином, после чего воспламенились и уничтожили всех нас. Нас обоих.

Парень вздрогнул.

Глубоко вдохнул воздух.

Меня разорвала жуткая истерика, и слёзы ручьём полились по щекам. Мне удалось вырвать одну руку из его хватки, и она тут же вцепилась в его плечо, жадно сдавливая кожу пальцами. Словно так я могла отдать ему свою жизнь. Словно так могла облегчить его боль. Но это было ложью. Ему не было больно. Уж точно не в животе, куда он только вонзил нож моей рукой. Уж точно не там... Его кровь тёплым потоком скатилась по ножу и нашим рукам. Ощущать это было сродни собственной смерти.

Мёрфи отстранился... Его бледные губы стали ярче от кровавой дорожки, быстро стекающей от рта к подбородку и капающей на ладонь, которую он подставил.

Больше нет смысла...

Он отшатнулся от стола и, медленно вынимая нож из своего тела, но не из души, поднял на меня пустой отстранённый взгляд. Он умирал. Не сейчас. Давно уже. Он отцвёл, отыграл свою песню. Он перевернул шахматную доску, соорудив армию, во главе которой стояла пешка. Он изменил всё. И изменил самому себе. Теперь ему осталось только уйти, ведь я только что показала ему дорогу. Возможно, о нём никогда больше и не вспомнят, как о человеке, а не как об убийце. Все радостно побегут к площади восхвалять полицию, которая назовёт себя героем, расправившимся со злом. Вот только буря смертоносна только для себя самой... Вот только монстр сам отказался от победы. Когда его сердце остановится и коснётся «мига вечности», тогда всё и закончится.

Моё тело перестало меня слушать. Мои глаза перестали видеть. Мир крутился вокруг головы, я теряла равновесие, и только его рука вернула меня на землю. Мёрфи вновь коснулся моей шеи, но в этот раз нежно. Он вновь притянул меня к себе, но в этот раз не для того, чтобы сделать больно. Он вновь... перевернул всё.

Его окровавленные губы накрыли мои, заставляя прочувствовать вкус смерти. Его окровавленные руки пока ещё крепко держали мою талию, жадно притягивая к себе, как что-то ценное и очень-очень желанное. Мои руки обвили его шею, пачкая её его же кровью. Чёрт, как же много крови...
Помню, однажды я сказала, что Гленн целуется, как Бог. Нужно признать, что даже это Дьявол делает лучше.

Ноги подкосило. От волнения я встала на носочки, потянулась к нему, как Мотылёк к свету, но какой же тут свет?

Жадно, жадно, жадно, жадно! Он делал это чертовски жадно, словно это было единственным, что могло утолить его постоянный голод. Мне не хватало воздуха. То ли физически, то ли нет, я не знаю. Но я перестала дышать.

Я невольно сжала его волосы, и парень сильно укусил мою губу. Теперь наша кровь смешалась. Смешалось всё. Удовольствие и страх, удовлетворение и эгоизм. Последнего во мне было слишком много. Зачем же ты так растаяла, Эшли...? Зачем же позволила ему, возможно, последний свой вздох потратить на твои губы? Почему же ты не оттолкнула его, когда он опять и опять отстранялся, чтобы посмотреть на тебя?

Эгоистка, эгоистка...

Я утопаю. Растворяюсь. Исчезаю, как сахар в горячем кофе. Мне не выбраться. Я не хочу. Я не могу спасти ни его, ни себя. Я не могу оторваться.

Его руки постепенно слабнут, мои щёки, залитые слезами, терпят новый поток боли.
Мёрфи теряет сознание.