В этот день Ариадна ясно поняла — её жизнь не должна быть такой, какой она есть сейчас.

Всё началось с простого, знакомого: в её комнату вошла, скрипнув дверью, Ксанта, старая служанка. Она принесла с собой запах завтрака — свежего хлеба с мёдом, козьего сыра, йогурта. Лишь почуяв его, Ариадна завозилась и приподнялась, глянув в сторону приоткрытых ставен окна. Ещё тусклый свет едва пробивался сквозь них, и луч его был настолько слабым, что даже не достигал кровати.

— Что-то ты сегодня рановато, Ксанта, — зевнула девушка, спустив ноги с кровати и поморщившись от холода, едва её пальцы коснулись каменного пола. — Вроде же ничего с утра быть не должно.

— Извините, принцесса, — поклонилась ей Ксанта. — Ваш отец попросил разбудить вас.

Ариадна сразу же отогнала от себя остатки сонливости и вскочила на ноги. Ночной хитон задрался почти до колен, но девушка не удосужилась даже отдернуть его, а вместо этого по привычке направилась к окну — открыть ставни и впустить в комнату свежий воздух. Если отец вызывает, значит, задерживаться не стоит. Даже если хочется поспать ещё.

С тихим стуком Ариадна открыла ставни. Прохладный утренний ветер, пахнущий солью и морем, сразу же зарылся в её волосы и заставил чуть вздрогнуть. Но вид из окна стоил того: в этот час море накатывало на прибрежные скалы, почти полностью поглощая их, а у самой воды мелькали белые силуэты чаек, ныряющих в воду за рыбой и с клекотом взмывающих к серому небу, еще подернутому дымкой облаков. Глубоко вдохнув, Ариадна повернулась. Тусклый свет пробрался в её комнату, осветив лёгкий беспорядок в ней — из сундука выглядывал смятый пеплос, на столике у кровати стояла тарелка с засохшими остатками йогурта, а у стенной ниши лежали свитки, которые она не убрала после прочтения. Ариадна сморщилась.

— Ксанта, после завтра пригласи, пожалуйста, Лину и Доротею прибраться, — попросила она. — Постель и свитки пусть не трогают, с ними я разберусь сама.

— Конечно, принцесса, — кивнула Ксанта.

Ариадна к тому моменту уже вышла в главную комнату покоев. Ксанта открыла ставни здесь, но услужливо прикрыла их занавесями, надеясь, наверное, что те хоть немного сдержат сквозняк. Впрочем, Ариадна на холод и вовсе не обратила внимание — только села за стол и приступила к завтраку.

— Отец сказал, зачем он желает видеть меня? — спросила девушка, обмакнув ещё горячий хлеб в жидкий мёд и откусив.

— Нет, принцесса, просто попросил подготовить вас к важной встрече, — ответила Ксанта, остановившись напротив Ариадны.

— Это в его духе... — закатила глаза девушка. — Садись, Ксанта, не мельтеши перед глазами, прошу. Ты же знаешь, в эти покои никто не войдёт, пока я не приглашу.

— Я знаю, принцесса. Но всё равно не смею нарушать дворцового этикета, — улыбнулась женщина, сложив руки на полах пеплоса. — Даже ради вас.

Ариадна на это лишь небрежно махнула рукой. Пусть так. Из всех служанок Ксанта всегда была самой старомодной и чтящей традиции дворца. Именно поэтому отец не отослал её после смерти матери Ариадны, царицы Пасифаи, которой та прислуживала до этого, а поручил заботиться о дочери. Надеялся, что она, пугливая и осторожная, будет докладывать, что Ариадна делает, и ограничивать её в соответствиями с желаниями отца. Но вместо этого Ксанта прониклась к девушке любовью и стала давать ей чуть больше свободы, чем в Феоде было положено. Правда, сама она правилам всё так же следовала. В отличии от прочих служанок Ариадны, которых та давно уже научила относиться к себе как к подруге.

В конце концов, других подруг у принцессы Феоды быть не могло. Трудно найти себе друзей, если с мужчинами женщине общаться было не дозволительно, а другие женщины в большинстве своём сидели по домам, под покровительством отцов и мужей. То, что к принцессе приставили целых четыре служанки, а не одну, как-то было положено, и так уже выделяло её даже среди аристократок. О большем не стоило и мечтать.

Но Ариадна мечтала. Отламывая ещё ломоть хлеба и кладя на него кусочек козьего сыра, она смотрела в окно, на далёкое море, и представляла себе другую жизнь. Такую, в которой могла бы отправиться куда ей угодно, не испрашивая дозволения отца часами, если не днями. Такую, в которой могла бы иметь подруг и друзей, с которыми обсуждала бы новые лиорийские пьесы, свитки феодских философов и арфийскую архитектуру. Наконец, такую, в которой могла бы быть просто Ариадной, а не Ариадной Тессеидой — принцессой, вынужденной томиться в женском крыле до тех пор, пока отцу не понадобится представить её лицо придворным... Или очередным потенциальным женихам.

Ариадана надеялась, что сегодня у отца просто был ранний приём. Не хотелось бы ей с рассвета выдумывать причины, почему она не может выйти за очередного отцовского друга прямо сейчас. Её целомудрие и скромность впечатляли всех лет до четырнадцати, а после с каждым годом раздражали все больше. Сейчас, когда Ариадне исполнилось семнадцать, отец становился всё настойчивее в навязывании ей скорейшего брака, и действующих отговорок становилось день ото дня меньше.

Но ведь всё ближе становился и Призыв, а значит, всё меньше внимания отец успевал уделять ей — всего лишь дочери, которую лучше было сбыть с рук поскорее. Она ведь не Икар и не Натранил, не сын. Так что могло отвлечь отца от поиска достойного кандидата на испытания, от которых зависело, насколько хорошо будет жить Феода следующие десять лет, и перевести внимание на дочь?

Ариадна отложила почти доеденный хлеб и остановила взгляд на Ксанте, все еще недвижно стоящей напротив.

— Ксанта, скажи, отец пригласил к себе Селину?

— Да, моя принцесса, ваша мачеха тоже будет присутствовать, — ответила Ксанта, позволив себе лукавую улыбку.

Конечно, она ждала, что Ариадна догадается. Отец не позволял служанке говорить о планах прямо, опасаясь, что дочь найдет отговорку не приходить, если узнает, но Ксанта не была дурой. С раннего детства она учила Ариадну задавать наводящие вопросы и думать. Для женщин Феоды вот уже как сто лет это был самый действенный способ хотя бы в общих чертах узнавать информацию, которую отцы, братья и мужья считали не их ума делом.

— А Полинор сегодня принесет новую коралловую пудру? — продолжила допрос Ариадна, поднявшись из-за стола и направившись к туалетному столику.

— Нет, моя принцесса. Царь приказал не допускать во дворец посторонних мужчин, — ответила Ксанта, последовав за ней.

Едва принцесса опустилась на табурет, как служанка подхватила со столика под зеркалом гребень и принялась расчесывать ее длинный волосы. Ариадна вытянулась, стараясь не шевелиться. Только взгляд ее ловил плавные движения гребня в узловатых пальцах Ксанты. Сделанный из оливкового дерева, по цвету он почти сливался с ее волосами, и только остатки кораллового напыления не позволяли ему совсем затеряться среди густых вихрей прядок. Ариадне бы заменить этот гребень, как советовала Доротея, но... Нет, пожалуй, не сейчас. Пока из него не выпадут все зубцы, Ариадна ни за что не откажется от этого гребня — последнего напоминания о матери, которой она не знала.

Что ж, чужих мужчин во дворец не допустят. Раз так, значит, прием все же связан с Призывом. Только дело подобной важности могло заставить отца закрыть дворец. Но зачем тогда присутствие дочери?

Пожалуй, этого Ариадне знать уже не хотелось. Пригласили — и ладно. Все лучше, чем очередной прием, на котором большинство гостей — друзья отца, а ей нельзя даже сдвинуться с трона по левую руку от братьев или со скамьи за общим столом, смотря насколько важных гостей отец созвал. На этом приеме она хотя бы сможет посмотреть, кого выбрали трибутом этого десятилетия.

Ксанта не только уложила ей волосы, но и нанесла на лицо коралловую пудру — одно из самых видных изобретений Феоды. Белоснежная и легкая, она хорошо ложилась на лицо и позволяла скрыть его неровности. Конечно, потом кожа ужасно зудела, но чего не сделаешь ради красоты. Особенно в случае Ариадны, лицо которой усеивала россыпь темных веснушек — таких же, как у отца, но в ее случае совершенно безобразных. Лицо женщины должно было быть похожим на Луну — таким же круглым и белым. Ариадна же пошла в отца. Ей передались не только его веснушки, но и резкие линии подбородка и скул, высокий лоб и острый нос. Все это подобало мужчине, подчеркивало его решительность и смелость, его ум. Женщине не подобало обладать ничем из этого. Поэтому каждый прием для Ариадны начинался с пудры. Иначе отец мог и рассвирепеть... Уж лучше раздражение на коже, чем след от пощечины на щеке.

Ксанта умела делать ее красивой. Ничто не могло скрыть острого носа Ариадны и ее подбородка, но хотя бы скулы и лоб воспитанницы Ксанта научилась делать не такими заметными. Когда ее пальцы в последний раз взметнули темные кудри, рассыпав их по узким плечам девушки, Ариадна поднялась, не взглянув в зеркало. Там отражалась не она, а Ариадна Тессеида — послушная дочь, будущая жена, молчаливая тень.

Понимая чувства Ариадны, Ксанта поспешила зайти в ее спальню и вернуться оттуда с новым хитоном и пеплосом. Девушка не стала спорить и замерла посреди комнаты, позволив служанке облачить себя сначала в белоснежные нижние одежды, а затем и в верхние, выкрашенные в нежно-голубой — цвет морского государства Феоды.

— Угх... Не затягивай пояс так тесно, я прошу тебя, — выдохнула Ариадна, когда Ксанта принялась подвязывать пеплос.

— Моя принцесса, если я не затяну пояс, одежды свалятся с вас, — мягко улыбнулась Ксанта. — Вы слишком... Тонкая.

— Раз так, могли бы позволить носить мне рубаху и брюки, — фыркнула Ариадна. — Все равно ничем оскорбить мужской взор я не сумею.

Ксанта одарила ее хмурым взглядом. Спасибо хоть не стала читать лекцию о том, как развращают женщин брюки, не скрывающие изгибы их бедер, и как тревожат мужчин рубахи, открывающие женские ключицы и впадинку груди. Как будто непорядочному человеку только это и было нужно, чтобы совершить преступление. В любом случае, ни того, ни другого Ариадна не имела. Здесь она тоже пошла в отца — была не только высокой, но и совершенно лишенной присущей женщинам мягкости. Длинные ноги с большими стопами, резких изгиб талии, узкие бедра — вся она состояла из грубых черт, словно девочка, еще не начавшая расти. Ариадна не жаловалась.

Только благодаря этой своей особенности она иногда облачалась в залихватские рубаху и брюки — новомодную одежду городских щеголей, привезенную из богатой всякими товарами Арфии, — и сбегала из дворца. Спасибо незаинтересованности отца и покровительству мачехи.

Однако сегодня ее одеждой стали хитон и пеплос. Неудобно, но куда деваться? Ариадна умела смиряться, когда того требовала ситуация. Смирилась и сейчас.

Вместе с Ксантой они вышли в коридор — служанка первой, её госпожа следом. В этом коридоре редко бывал хоть кто-то кроме слуг и женщин, но перестраховаться никогда не бывало лишним. В этот раз это даже имело значение, потому что Ксанта первой приняла на себя удар внезапной встречи.

— Добрый день, моя госпожа, — произнесла она внезапно, склонившись в низком поклоне.

Ариадна тут же повторила за ней, но поклон её был быстрее и небрежнее. Она имела право — в конце концов, перед ней стояла не просто госпожа, а её дражайшая мачеха, царица Селина.

— Добрый день, Ксанта, — кивнула женщина, мягко улыбнувшись. — Добрый день и тебе, Ариадна. Сегодня твоя красота сияет, словно солнце.

— Спасибо, матушка. Вы тоже сегодня выглядите восхитительно, — ответила Ариадна, даже не сморщившись.

Признаться, Селина всегда была такой. Отец знал толк в женской красоте, и, как царь, имел возможность взять в жены даже такую красавицу, как Селина, благословленную идеально круглым лицом без единой острой черточки, светлой кожей без изъянов, густыми чёрными волосами и широкими бёдрами. Даже возраст пощадил её, оставив такой же прекрасной, как в тот день, когда она впервые пришла во дворец восемнадцатилетней девочкой. На её фоне Ариадна чувствовала себя ещё более неказистой.

Но Селина никогда не выделяла её неподобающей внешности. Не стала и сегодня. Вместо этого царица подошла к падчерице и быстрым движением заправила непослушную прядку ее чёлки за ухо. Ариадна смущённо надула губы.

— Ну, не дуйся, дорогая, — хохотнула Селина, прикрыв рот рукой. — Улыбка красит тебя даже больше, чем эта причёска.

— Спасибо, матушка, — выдохнула Ариадна.

Она до сих пор не могла внятно ответить, почему мачеха была так добра с ней. Когда отец взял Селина в жену, они обе были слишком юными — восемнадцатилетняя девушка и младенец. Однако вместо того, чтобы отдать чужого ребёнка на откуп нянькам, Селина нет-нет, да приложила руку к её воспитанию.

Возможно, потому, что своего ребёнка у неё так и не родилось. Впрочем, для женщин Феоды это было скорее правилом, чем исключением из него. У каждой страны континента, Ильсии, было своё проклятие — наказание царя всех царей, Властителя Желаний, за древний грех, которое они искупали, отдавая ему в жертву трибутов на так называемом Призыве. Проклятием Феоды были проблемы с рождением детей. Редкая женщина здесь могла забеременеть без особых проблем, и ещё меньше могли пережить роды. Мать Ариадны не смогла. И матери Икара и Натранила тоже. Никто из них, трёх детей великого царя, не видел матерей, потому что они умерли сразу же или чуть после того, как дали жизнь детям. И так происходило со многими женщинами Феоды. Со слишком многими, стоит сказать. Иные всё же умудрялись забеременеть и родить, но после еще долгое время мучились различными болезнями. Ну, а Селина относилась к третьему типу — несмотря на все старания царя, она так и не понесла. Наверное, поэтому и привязалась к самой младшей из трёх приёмных детей — Ариадне. Икара и Натранила она тоже по своему любила и пыталась опекать, но те были значительно старше, когда Селина пришла во дворец, и её заботу принимали неохотно. Впрочем, юношам Феоды в целом не пристало расти с матерями — едва они становились достаточно взрослыми, как их передавали на воспитание учителям-мужчинам. Чтобы не привязывались.

Матери, сестры, дочери — все они рано или поздно уходили. Матери умирали, сестры и дочери выходили замуж и уезжали к мужьям. Оставались только мужчины.

Они и были основой общества Феоды. Но у женщин были другие женщины. И иногда их всё же приглашали на мужские встречи.

Вместе с Селиной Ариадна и направилась в тронный зал. Пока они шли, мачеха ненавязчиво опрашивала девушку о том, как прошёл её вечер. Думала наверное, что это был один из тех дней, когда Ариадна сбежала на прогулку к морю. Но сегодня вечером та вела себя как самая почтительная дочь — сразу после ужина, который ей принесла в комнату Лина, ушла в спальню, почитала какой-то совершенно пустой свиток про женское здоровье и домохозяйство и легла спать. Не потому что так уж этого хотела, а потому, что после прошлой прогулки у отца возникли серьёзные вопросы насчёт поведения Ариадны. Он почти раскусил её маскировку. После этого удара оставалось только не привлекать внимание и быть тихой.

За такими разговорами — спокойными, сплошь состоящими из наводящих вопросов и пустых ответов, — они и добрались до тронного зала.

Отец и братья уже ожидали их там. Великий царь Феоды восседал на центральном троне, самом высоком, выструганном из цельного куска мрамора и украшенном коралловым венцом. Его сыновья сидели слева — сначала старший Икар, такой же темноволосый, высокий и пугающий на вид, как отец, а потом Натранил, пошедший в свою светловолосую, мягкую мать. Самый маленький трон слева и небольшой справа пустовали. И отец не постеснялся обратить на это внимание. Сплюнув косточку от оливки в глиняную миску, он мазнул взглядом по женщинам. Ксанта поспешила поклониться и уйти, чтобы не вызывать в царе ещё большего гнева. Не получилось.

— Мне казалось, мы условились, что ваши женские штучки не работают для важных мероприятий, — сурово произнёс отец, прищурившись и сделавшись ещё более пугающим. — Ещё немного, и вы бы опоздали.

— Но не опоздали же, мой царь, — улыбнулась Селина, склонив голову к плечу. — Красота требует времени. И мы с Ариадной постарались уложиться в то малое, что было отведено нам.

— Всё твои отговорки, — проворчал отец, всё же сменив гнев на милость. — Проходите и садитесь быстрее, гость почти здесь.

Ариадна позволила себе тихо выдохнуть. Как же она завидовала умению Селины смирять отцовский гнев! Той стоило улыбнуться, мило склонить голову к плечу, состроить жеманную дурочку — и отец всё ей прощал. С Ариадной такое не работало. Она всё делала неправильно, проявляла характер, и в итоге получала неправильный результат — еще большую злость вместо благосклонного «пусть так».

Хорошо, что не ей пришлось разговаривать с отцом сегодня. Селина всё решила, а Ариадне осталось только скользнуть на свой трон — маленький, неказистый, находящийся чуть позади трона Натранила. Как и подобает незамужней девушке, она не должна была бросаться в глаза. Впрочем, хотя бы это было к лучшему — таким образом Ариадне удавалось избегать многих оценивающих взглядов на важных приёмах.

Каждый хотел жениться на принцессе. Даже если принцесса — такая, как она. Слишком уж лакомый это был кусочек — власть, которую открывало родство с царём, пусть даже настолько незначительное.

Едва Ариадна села, как Икар фыркнул «ну как обычно, бабы без опозданий не могут». За что тут же получил локтем в бок от Натранила и его тихое:

— А сам-то быстро пришёл? Не позорь себя. И ничего они не опоздали.

Ариадна подарила брату благодарный взгляд, на который тот даже внимания не обратил. Ну конечно. Натранил не то чтобы хорошо относился к сестре, просто считал, что всё должно было быть по справедливости. Впрочем, и это было хорошо. Жаль только, что следующим царём должен был стать не он, а вздорный и шумный Икар. Если, конечно, отец не передумает, а Властитель Желаний его преемника одобрит.

Кстати о Властителе Желаний...

— Отец, извините мне моё невежество, — тихо произнесла Ариадна, повернув голову к отцу, но со своего места так и не рассмотрев его лица, — однако мне так и не сообщили, по какому поводу нас всех сегодня собрали в тронном зале.

— Подожди — и узнаешь, — небрежно бросил отец. — В конце концов, осталось недолго.

Вот тут он оказался прав — за дверью тронного зала раздались шаги и голоса, которые не смогли перекрыть даже крики чаек с открытого балкона, выходящего на море. Ариадна поспешила выпрямиться и притихнуть. Каким бы гость ни был, она должна была встретить его так, как подобает принцессе — скромно и с достоинством.

Наконец двери распахнулись. Первыми в тронный зал ступили два стража, облачённые в серебряные доспехи, поверх которых были накинуты голубые хламиды с морскими узорами, подколотые коралловыми пряжками. Идеальные представители феодской стражи — строгие и одетые в цвета царства. А следом за ними в зал вошёл, часто оглядываясь, мужчина... Хотя скорее юноша: долговязый, с виду немного нелепый, как утёнок. По его белому хитону и коралловой диадеме Ариадна сразу признала в юноше философа, причём, судя по украшениям в виде золотых листьев, из авиценаитов. Видная школа, даже в Феоде, славящейся своими философами, но всё же... Достаточно ли хороший это был выбор? Разве юноша с таким неказистым телом — длинными и тонкими руками и ногами, узкими плечами, водянистыми глазами навыкате — мог представлять Феоду на Призыве?

Едва ли Ариадна смела о таком задумываться, конечно. Поэтому поспешила опустить голову и прикусить губу, чтобы даже шёпотом не выдать чего не нужно.

К счастью, юноша, похоже, был слишком взволнован, и на взгляд Ариадны внимания не обратил. Да и зачем? Она принцесса, дочь царя. Не пристало простому философу оскорблять взглядом чужую женщину. К тому же, сам царь был рядом и явно собирался многое обсудить с юношей.

— Д-добрый день, ваше величество, — первым поклонился философ, едва не клюнув носом землю. — Для меня большая честь быть приглашённым в Коралловый дворец!

— Не стоит, юноша. Таким талантливым юным философам всегда рады здесь, — спокойно ответил заученную фразу отец. — Кроме этого, я сам пригласил вас, Барнабас Касароус. Могу поздравить, после долгого рассмотрения кандидатур я выбрал именно вас для того, чтобы представлять Феоду на Призыве.

И всё же Ариадна угадала. Торжество было совершенно неуместным, а потому коротким. Девушка быстро собралась с мыслями и остановила взгляд на юноше, Барнабасе. Кажется, пару раз она слышала о нём и его философских изречениях в тавернах Феоды, куда иногда забредала в мужском облике. Этого стоило ожидать — только настолько известный и в то же время неважный человек мог попасть на отбор для Призыва. Никто толком не знал, как Властитель оценивал трибутов, а потому перестраховывались — избирали только тех, кто мог похвалиться образованностью и знатностью. Чаще всего ещё и силой, конечно, но Феода всегда делала упор на ум.

Юноша тем временем горделиво расправил плечи. Наверное, постарался выглядеть внушительнее. Не вышло, хотя его грубое лицо с острыми чертами вполне могло бы впечатлять, перестань юноша часто-часто моргать.

— Мой царь, это огромная честь для меня! Я рад буду представить Феоду перед лицом Властителя и сделаю всё, чтобы принести ей победу, — отчеканил он, снова поклонившись.

Ариадна не сомневалась в том, что юноша постарается. Сомневалась только, что сумеет. А от того, насколько хорошо трибут представит страну на Испытаниях, вообще-то, зависела не только его жизнь, но и всех жителей Феоды!

По условиям древнего договора с Властителем, тот, кто пройдёт испытания его дворца в Аловии, получит шанс загадать желание. Но, что ещё важнее, ослабит проклятие своей страны до следующего Призыва — на десять лет. Ещё десять трибутов останутся служить в Аловии в личной страже Властителя — Десятине, а их страны ничего не получат. Тот же, кто проиграет, будет незамедлительно за это наказан. Смертью. Все жители его страны при этом познают гнев Властителя, который проявится в усилении проклятия. Феоде, к счастью, никогда не доводилось становиться худшей страной в испытании... Но благословение очень не помешало бы.

Может, тогда женщины станут рожать больше, и давлеющее над ними беспокойство отцов и мужей ослабнет... Может, Селина сможет родить отцу другую принцессу. Может, тогда Ариадна сможет... Стать свободной. Например, уехать в Арфию и заняться торговлей. Или перебрался в Тирру, царство женщин, и вступить в Охотничью Рать. Только не выходить замуж за очередного вдовца, надеющегося, что принцесса сможет подарить ему ребёнка перед своей смертью. Ариадна не была так уж против замужества... Но только если у неё в нём был шанс выжить.

На счастье Ариадны, отец не стал затягивать встречу с трибутом и поднялся с трона. Он вообще не особо любил беседовать с молодыми. Считал это совершенно им неинтересным. Хотя юноша, судя по виду, был бы совсем не против побеседовать с царём — хотя бы ради того, чтобы потом этим хвастаться в тавернах.

— Уважаемый Касароус, прошу, подойдите ко мне, — произнёс отец, достав из складок хитона свиток.

Юноша подчинился. Да так быстро, что едва не запнулся о складки своих одежд. Как бы он не убился на Испытаниях ещё до того, как вступит в настоящую борьбу... Отец, кажется, тоже об этом подумал, но говорить ничего не стал, только нахмурился. И всё же он сошёл с пьедестала, на котором стоял трон, и подошёл к юноше. Икар недовольно фыркнул, когда отец коснулся плеча Барнабаса в мимолетном жесте, а затем осенил взмахом той же руки, от которого светлые волосы юноши забавно встопорщились.

— Барнабас Касароус, вместе с этим свитком я вручаю вам надежды Феоды, — произнёс царь, свободной рукой протянув юноше свиток. — Это приглашение подписано лично мною и скреплёно восковой печатью. Не вскрывайте его до прибытия в Аловию.

— Т-так точно, ваше величество, — выдохнул юноша, приняв свиток так, словно тот был отданной ему на хранение драгоценностью. — Обещаю, я принесу в Феоду победу.

Не задавался бы он... Но Ариадна не смела этого говорить. «Не задаваться» было положено только женщинам и крестьянам. Философы имели право на всё, в том числе и на громкие фразы, особенно если они обещали лучшее Феоде.

Отец в любом случае обрадовался, а большего было и не нужно.

На этом встреча с Барнабасом закончилась. Царь ещё раз благословил его на победу, передав юноше простенький коралловый браслет, который покажет его как трибута Феоды остальным людям, а затем отпустил. Стражи сразу же увели кланяющегося юношу и закрыли за собой двери.

В зале воцарилась тягостная тишина, которую не посмел нарушить никто, в том числе и Ариадна. Вместо этого она остановила взгляд на колоннах слева от неё. Тронный зал находился на самом краю уступа, где древние цари возвели Коралловый дворец, и стен в нём не было, только эти самые колонны из мрамора. Рассматривать узоры на них можно было часами, даже днями, настолько детальными они были. Но Ариадну не волновали узоры. Только узкая полоса берега, прорезанная серыми пиками скал, и воды Кораллового моря, накатывающие на песок и с шелестом разбивающиеся о камни... Быть бы ей морскою пеной, так похожей на облака, но вместо этого скользящей по волнам — унеслась бы отсюда не глядя.

Желание это стало лишь сильнее, когда отец повернулся к ним и произнёс, глядя на Ариадну:

— Что ж, сыновья мои, как вам потенциальный зять?

— Отец, — выдохнула Ариадна прежде братьев, нарушив все правила приличия. — Не слишком ли рано думать о породнении с этим юношей? Он философ, как я вижу, но философов в Феоде великое множество, и он среди них лишь ещё один. Он трибут, ты одарил его этой великой честью, но можем ли мы заранее говорить о его победе?

— Редкая умная мысль из уст женщины, — фыркнул Икар. — Отец, этот юноша не выглядит как достойный воин. Он немощен и ничтожен, а значит жалок. Едва ли он принесёт Феоде хоть что-то, кроме знания о новом воине Десятины.

Удивительно. Икар редко соглашался с Ариадной. Чтобы она ни говорила, он всегда выступал против. Видно, избранник очень уж ему не понравился... Не потому ли, что отец выбрал его представлять Феоду на Испытании, а не старшего сына? Икар давно уже состоял в обществе безумцев, верящих в возможность свержения Властителя. И опыт мятежного Родоса, стертого Властителем с лица земли, ничему его не учил. Впрочем, как и подобных ему.

Отец знал это. Но к взглядам сына, опасным и даже безумным, относился снисходительно. В отличии от взглядов дочери.

— Ариадна, я устал от твоих отговорок, — нахмурился он, поправив поддерживающий хитон пояс. В его складках таился любимый отцовский кнут. — Ни один из предлагаемых мною женихов тебя не устраивает. Я склоняюсь к тому, чтобы найти тебе мужа вне Феоды.

— Отец? — удивилась девушка. — Но разве не должна каждая девушка Феоды принести пользу родине?

— Должна. Но от таких непокорных женщин, как ты, одни проблемы. Так послужи же стране хоть как-то, — фыркнул отец. — К твоему сведению, я уже договорился с царём Кофто. Его сын как раз достиг брачного возраста. Свадьба состоится через два месяца, после первых результатов Испытаний, если Барнабас покажет себя плохо.

Ариадна беспомощно застыла, вцепившись к ручки трона. Ногти закрежетали по мрамору, боль обожгла пальцы, но девушка не обратила на это внимания. Брак на принце Кофто... Политически это было верным решением. Если она станет царицей Кофто, это повысит престиж Феоды и даст ей нового союзника. Но цари Кофто славились вздорным нравом и похотливостью... Со своими корнями Ариадна не переживёт этого. Тем более, что жили корфианцы в пещерах, словно ласточки-береговушки, и редко показывались на солнце из-за специфики своего проклятия.

Да и не хотела она замуж сейчас. Только не сейчас. Она ведь ещё ничего в мире не видела, ничего не знала! Не хотела Ариадна теряться в оковах брака по расчёту.

Видно, Селина заметила её растерянность, потому что поспешила обратиться к отцу:

— Дорогой муж, это так поспешно! Позволь Ариадне свыкнуться с этой мыслью. Дай ей узнать будущего мужа.

— Я и так проявил к ней невероятное терпение, — нахмурился отец. — Чем старше она становится, тем меньше её цена и важность. Пусть выходит замуж, пока совсем не увяла.

Ариадна сморщилась. Как она ненавидела, когда о ней говорили так... Словно о сорванное цветке. Неужели то, что она была женщиной, а значит женой и матерью, значило, что она не имела права хоть немного решать свою судьбу?

Девушка сжала кулаки. Как бы она хотела высказать это отцу! Как в детстве, когда ещё не понимала, что последует за грубостью. Сейчас понимала. Но сдержаться всё равно не смогла, просто пошла в другую сторону.

— Отец! — воскликнула она, стараясь держаться властно, а не истерично, чтобы её слова не были восприняты как типичный женский каприз. — Если же ты так желаешь, чтобы моя красота и юность послужили на благо страны, так почему не отправил на Призыв?

»... чтобы я, как ты и хотел, исчезла с пользой для страны», — не позволила сказать себе девушка. И все равно получилось слишком грубо, слишком вызывающе. Ариадна прикусила губу. Но сказанных слов воротить не смогла.

Отец остановил взгляд на ней снова. Прищурился. Ариадна вжала голову в плечи, пытаясь закрыться от отца, спрятаться от его гнева. Бесполезно — она уже вылезла. Упомянула себя рядом с тем, о чем не смела даже думать. Женщина и Призыв... Опасное сочетание. И эту мысль отец подтвердил, сказав:

— Даже не смей говорить о Призыве, Ариадна. Никогда, попомни моё слово, никогда женщина не представит Феоду перед лицом Властителя. А если представит, то всем нам определённо конец. Женщина не способна показать ничего, что мужчина не сможет сделать лучше.

Икар усмехнулся. Натранил и слова против не сказал. И даже Селина, всегда умеющая подобрать слова Селина, только опустила голову. Ариадне осталось смиренно кивнуть в попытке хотя бы избежать продолжения спора. Ведь таково проклятие Феоды: слишком ценна была каждая женщина как жена и мать, чтобы позволять ей быть кем-то большим.

К счастью, отец успокоился. Вздохнув, он оправил полы хитона, как бы стерев с себя этот разговор, и поставил точку в споре:

— Лучше думай о замужестве, Ариадна. С завтрашнего же дня служанки займутся твоей подготовкой. Не смей разочаровать меня. Если и этот брачный контракт сорвётся, пойдёшь замуж за Иремею.

Ариадна кивнула ещё раз. Говорить ничего не стала — понимала, что голос точно подведет её. В сущности, без разницы, кто возьмёт её замуж — молодой принц или старый купец Иремея. Второй, может, будет даже лучше, потому что сил на супружеские обязанности ему едва ли хватит. Но так или иначе она окажется взаперти. Снова в тени того, чего не могла определять — своего пола.

Но... Взгляд Ариадны скользнул к закрытым дверям. Что если?..

Мысль шилом пронзила паникующее сознание Ариадны.

Если она хотела другую судьбу, то должна была заслужить это. И не перед кем-то, а перед Властителем Желаний. Только он способен был изменить всё в случае Ариадны. Если она просто сбежит, то отец пошлёт за ней стражу. Её вернут домой раньше, чем она сумеет насладиться и крупицей свободы. Но если она сбежит на Призыв...

Женщина никогда не станет трибутом от Феоды? Что ж, тогда она и не будет женщиной. По крайней мере, с виду. Тогда никто не сможет остановить её, когда она предъявит свиток Призыва.

Отцу придётся увидеть в ней что-то большее, чем просто дочь. Когда она принесёт Феоде победу.