Примечания:
Если бьющий набирает три страйка — это называется страйк-аут. И бьющий выбывает из игры.

— ...и-и-и это страйк-аут! — в голосе комментатора сквозило недоверие. — Ты можешь в это поверить, Рик?! Я — нет! Уверен, зрители тоже не понимают, что творится на поле!

— Да, Ларри, в это трудно поверить, но это происходит прямо на наших глазах! На моей памяти Ривая Аккермана впервые выводят в аут, когда он на бите при полных базах! Посмотри на раннеров, они тоже кажутся растерянными, и я их понимаю!

— Само собой! Ведь звезда Аккермана взошла именно благодаря его блистательным выступлениям в самые решающие моменты! Команда ставила на него все, и он приносил им очки.

— Но сегодня явно что-то не так, Ларри! Может, у него травма, о которой нам не сообщили. Или он может себя плохо чувствовать. В конце концов, он живой человек, такой же, как мы с вами!

— Аккерман давно доказал всему миру, что он не просто человек, Рик. Он — живая легенда! Ставлю сотню, мой друг, что если бы сейчас кто-нибудь из тех гениев-умников, на которых идут наши налоги, изобрел машину времени, и мы с тобой пронеслись бы сквозь десятилетия и оказались в Национальном зале славы, мы увидели бы увековеченную в гордой истории бейсбола фигуру этого чудо-мальца рядом с Большим Бамбино!*

— Аллилуйя! Вот и все, что я могу сказать! — отозвался Рик. — А теперь, друзья, вернемся к настоящему. Команды снова на поле! Атака была провалена, и теперь «Крылья» играют в защите, — продолжил он. — Мы видели, что тренер «Крыльев» Дот Пиксис и Аккерман общались в дагауте. Надеюсь, последний пришел в себя и теперь покажет ту игру, ради которой мы тут собрались.

— Надеюсь, Рик, потому что Аккерман уже поднимается на горку! Судья дает знак, и-и-и... Игра начинается, друзья!

Ривай никак не мог сконцентрироваться. Обычно, когда он выходил на поле, все постороннее просто исчезало как по волшебству. Сейчас же рев трибун рвал барабанные перепонки, дубасил по мозгам, и каждый голос из этого гвалта будто отделялся и резал слух, раздражая и обескураживая. Лица тысяч зрителей были неотличимы издали, но Ривай продолжал оглядываться, искать то одно, которое мог бы узнать в любой толпе. Как никогда необходимо было увидеть бесшабашные зеленые глаза и вспыхивающий всякий раз огонь, когда они смотрели на него, на Ривая. Убедиться, что этот огонь не погас. Но Эрена на трибунах не было. Он чувствовал.

— Плей! — судья вскинул руки, объявляя начало игры.

Впервые в жизни хотелось оказаться где угодно, только не на поле. На игру не стояло, да и в принципе ни на что, но Ривай замахнулся и бросил. Быстро и со всей силы.

«А покажи свой любимый чендж-ап!»

Он зажмурился и тряхнул головой, отгоняя ненужное. Мысли, как и звук, выключить не получалось, а желание было одно — скорее уже закончить игру. Низ девятого иннинга, и они впереди на одно очко. Всего одно. Надо только защититься. Меньше всего хотелось дополнительных иннингов.

Мяч с тяжелым и хлестким звуком лег в перчатку кэтчера, и судья объявил страйк. Кажется, игра пошла. Но краем глаза Аккерман заметил, как Пиксис на эмоциях саданул по перекладине дагаута и отвернулся к ребятам в запасе. Со стороны могло показаться, что это был жест одобрения за брошенный страйк, но только не для Ривая и его команды. До совершенной ясности добил мощный бросок, которым Майк вернул мяч.
Они в бэттери уже несколько лет, и слов не нужно, чтобы понять недовольство кэтчера.

«...только давай без понтов живой легенды и сильнейшего питчера!»

Аккермана передернуло. И хотя звонкий голос в памяти имел тогда в виду совсем другое, правда становилась очевидной. За этот матч он наломал достаточно дров, поэтому, загнав поглубже собственный гонор, дал знак тренеру запросить тайм. И когда команда собралась вокруг него на горке, на лице каждого проступали растерянность и сомнение. Неужели он выглядит настолько жалко, мелькнула болезненная мысль.

— Какого хрена с тобой происходит, Аккерман? — сквозь зубы процедил Майк без предисловий.

Захариус, или Громила Майк, был опытным игроком. Жестким, надежным, справедливым. И немногословным. Если и говорил, то только по делу, как сейчас, и никогда не церемонился. Он терпеть не мог дешевых трюков, понтов и срачей, и зачастую благодаря ему разборки в команде никогда не превращались в закулисную грызню просроченных стриптизерш. Именно с Майком в бэттери Ривай сыгрался лучше всего. Он уважал партнеров по команде, но по-настоящему после Пиксиса значение имело только мнение Майка.

— Прости, я сегодня жестко туплю, — выдохнул Ривай, признавая очевидное. Увиливать было уже поздно, да и незачем. — Но последний мяч был неплох, могу еще накидать.

Как бы там ни было, уходить с позором не хотелось. А все, что происходило сегодня, было одним большим позорищем. Даже бестолковый не фанат понял бы это, подумалось невесело. Между тем Майк выпрямился в полный рост, и Риваю пришлось запрокинуть голову до хруста в шейных позвонках, чтобы посмотреть своему кэтчеру-громиле в глаза.

— Последний был хороший, — констатировал тот, — да только я не его просил. Ты даже не посмотрел на мою руку.

Осознание, что Майк прав, ошпарило кипятком. Ривай действительно проигнорировал команды кэтчера, и это было одной из причин, почему они сейчас в жопе. И то, что оно вышло неосознанно, нихера не успокаивало.

У Захариуса брови сошлись в одну линию. Кажется, он только сейчас сообразил, что Аккерман лажал на ровном месте не по неведомой прихоти. Но к своей чести, или чести сильнейшего игрока, он не стал дальше разносить своего питчера, а сразу перешел к сути, раздавая указания. Он взял на себя ответственность за игру, позволяя Риваю проветрить мозги и надеясь, что это поможет команде.

— Нам повезло, что их бэттер не смог отбить последний фастбол. Но ты бросил уже больше ста семидесяти мячей, и сам знаешь, что это значит. Они пытаются вымотать тебя, замахиваются на все, даже на болы. У нас больше нет времени на раскачку и права на ошибки. Так что не пытайся завязывать дуэль с бэттером, Ривай, — Захариус глянул на непроницаемую физиономию своего питчера, — играй на команду. Сейчас начни подачи с курва. Да даже бол сгодится, главное, чтобы он не замахивался. А следом кидаешь синкер, — когда Ривай утвердительно кивнул, принимая указания, Майк обвел взглядом команду. — Инфилд, играем на вас. Действуем четко, разыграем граундбол между первой и второй и выведем в аут.

Когда Майк разжевал весь план, в какой-то момент игра вроде пошла. Первый бэттер был отправлен в аут — разыграли как по учебнику. Мысли начинали собираться в кучу, и перед глазами чаще стали мелькать бэттеры соперников, а не погасший взгляд и упрямо сжатые губы на красивом лице, готовом вот-вот разреветься. Совсем не думать о самом грандиозном — и вовсе не на поле — проигрыше не получалось, выходило только отодвигать гнетущие воспоминания, откладывать их на потом, чтобы к внутреннему разгрому не добавить профессиональное фиаско.

Тем временем второго отбивающего так же вывели в аут. Майк запросил слайдер, после сбил прицел фастболом и низким сплиттером снова вывел игру на инфилдеров. Ривай понимал, что Захариус делает все, чтобы ему приходилось меньше бросать. Он и сам уже заметил, что скорость фастбола упала почти до юниорской и подача нестабильна. Это было опасно, ведь они впереди всего на одно очко. Красоваться на бите на публику и для прессы было уже поздно, надо просто сделать свою работу.

На третьем бэттере Майк перестал вообще просить фастбол, и Аккерман подумал, что надо будет как-нибудь сказать ему спасибо. Вообще за все. И за эту небольшую передышку в игре в частности.

«Мы больше не увидимся, Ривай».

Блять. Только не снова. Тогда отчаяние было обоюдным и осязаемым, оно било наотмашь и заставляло задыхаться от почти физической боли. Прозрачные зеленые глаза напротив наполнялись слезами.

Он и сам, кажется, готов был разреветься. Ривай никогда не ощущал себя таким беспомощным и жалким. Что тогда, в маленькой квартире в Бруклине с сумерками за окном, что сейчас. Таким мелким на этом сраном стадионе. Рука онемела, мяч весил целую тонну, а команда просто тащила его бесполезным балластом. Хотелось врезать самому себе по физиономии, да только та и без этого представляла убогое зрелище.

Он пару раз глубоко вдохнул, заталкивая вставший склизкий ком поглубже в глотку. Всего один иннинг, а будто три матча отыграл. Майк просил очередной сплиттер против бэттера-левши, который тот не отобьет, даже если в узел свернется. Проще простого.

Ривай потоптался на горке, разминая затекшие плечи и шею. Он знал пальцы, разминавшие их после игр лучше всякого массажиста. До сладкой боли. А потом до нее же тянули за волосы, хватались за запястья или беспомощно зарывались в простыни, пока... Он зажмурился, отгоняя непрошеные кадры воспоминаний, старой кинопленкой мельтешащие перед глазами — Эрен, готовящий завтрак, Эрен, от улыбки которого всякий раз внутри обрывалось все нахрен, Эрен, почти теряющий сознание от грубых ласк, Эрен, дурной и счастливый, тогда, на старом поле в Ирвингтоне. И еще тысяча разных Эренов в каждом из тех дней, что они были вместе. Хотелось все бросить к чертовой матери и свалить прямо сейчас, но он, разумеется, остался. И всю силу своих злости и отчаяния вложил в замах.

Со стороны бросок выглядел почти идеально, но понимание в заторможенный мозг пришло, стоило мячу вылететь из руки.

«Не замахивайся на гребаный сплиттер, твою мать!» — заорал он, но бэттер его, конечно же, не слышал. И вообще никто не слышал, потому что полный досады крик прозвучал в голове лишь самого Аккермана. Только Майк понял, а отбивающий начал замахиваться. Не потому, что смог заметить, что сплиттер полетел не так, как надо, а потому, что он замахнулся бы при любом раскладе. Ривая загнали как зверя и просто дожимали, пока он не выдохнется окончательно. Очередная ошибка, и ставка на удачу.
Майк вскочил, как только мяч с характерным звуком коснулся биты.

— Аутфилд, дальше отходите! Дальше! — его голос прогремел на весь стадион, но все было бесполезно.

Мяч вместо того, чтобы очертить дугу и уйти под колени отбивающему, начал подниматься, приближаясь к дому. Бэттер завис на несколько секунд, не ожидая, что тот придется прямиком на биту, и побежал, лишь когда кто-то из команды выкрикнул: «Это хоум-ран!»

Мяч ушел за пределы поля, и трибуны взорвались. Рады они или наоборот, было уже не разобрать — Ривая оглушило. Он стоял абсолютно потерянный, не в состоянии осознать произошедшее. Бэттер, имени которого он даже не помнил по другим играм, вскинул руки и, победно потрясая сжатыми кулаками, пробегал одну базу за другой, пока не оказался в доме.

— Ему просто повезло, не зацикливайся, — раздался позади голос Майка.

Хотел бы Аккерман в это верить. Но даже если для бэттера это и была лишь удача, то обеспечила ее не фортуна, а сам Ривай. И от этого стало паршиво как никогда.

— Все из-за моей подачи, — бесцветно отозвался он.

— Рожу попроще сделай, мы еще не проиграли, — чуть помедлив, хмыкнул Майк. — Дальше собираем ауты и играем дополнительный иннинг, ты понял? — он подождал, пока Аккерман кивнет. — Все просто.

— Все просто, — повторил тот за своим кэтчером, будто пытаясь сделать его мысли своими.

— Мы и раньше бывали в заднице. Вырвемся, ничего, — Майк усмехнулся и разогнал всех по местам. — Не знаю, что за херня сегодня с тобой творится, но это не конец света, поверь мне, — добавил он не оглядываясь.

Но дополнительного иннинга не было. Судья остановил игру, когда четвертый бэттер добежал до первой базы, сделав бант, а пятый довел его до дома, выбив дальний хит.

— Никаких комментариев, Берт!

В приоткрывшуюся дверь просочилась менеджер команды, принеся с собой в раздевалку возбужденный гвалт десятков людей в коридоре. Ханджи Зоэ выглядела еще более растрепанной и всклокоченной, чем обычно, так, словно прокладывала сюда дорогу с помощью пинков и кулаков. Неизменная резинка в спутанных волосах держалась на честном слове, очки съехали в сторону, безразмерная футболка с логотипом команды косо сидела на несуразной фигуре.

— Честное слово, у меня для вас пока нет никакой информации! — почти проорала она, пытаясь перекричать сотни летящих в нее вопросов.

— Просто скажите, — не унимался кто-то, — возможно, что сегодня мы видели смерть легенды?

— Не мелите чепухи, Берт! — воинственно фыркнула Ханджи. — С кем не бывает!

— С Аккерманом, — хохотнули из толпы сразу несколько журналистов.

— Вы же не станете отрицать, — подхватил невидимый Берт, — что у «Крыльев» бывали плохие игры и плохие сезоны, но игра самого Аккермана была безупречна! Могу ли я предполагать...

— Пригласите меня пропустить по стаканчику, — в своей неподражаемой манере отозвалась Ханджи, — и тогда мы с вами настроим массу предположений! — в толпе в коридоре раздались смешки. — А пока повторюсь — официальной информации нет. Все-все! Увидимся на пресс-конференции, дорогие мои! — она наконец захлопнула дверь и, привалившись к ней, сдула со лба челку. — Чертов зверинец, — сообщила радостно и обвела взглядом игроков команды.

Сумбурное явление менеджера тех нисколько не заинтересовало и не смутило. Она была «своим парнем». За неполные двенадцать лет, что эта женщина занимала свой высокий пост, они привыкли к ее манере вламываться даже в душевую. А сейчас и вовсе было не до этого. Морально раздавленные позорным проигрышем и необъяснимой хренью, напавшей на сильнейшего игрока Лиги, они один за другим молча покидали раздевалку.

Ханджи мило улыбалась вслед каждому. Когда за последним игроком захлопнулась дверь, улыбка эта превратилась в сведенный судорогой оскал.

— Где он? — спросила она у оставшихся Захариуса со Смитом.

Оба словно по команде кивнули в сторону душевых, где как раз перестала литься вода.

— Говорил чего? — продолжила допрос Ханджи.

Майк усмехнулся.

— Ясно.

Ханджи сдернула свои окуляры и, сильно зажмурившись, сжала переносицу, а когда вернула их на место, вздрогнула. Аккерман с полотенцем на бедрах и фирменно постной физиономией смотрел прямо на нее и не спеша, даже как-то лениво, ерошил мокрые волосы вторым полотенцем.

— Сослепу перепутала двери, очкастая? Дамская комната дальше по коридору, — замогильным голосом произнес он и, потеряв к ней всякий интерес, отошел к своему шкафчику.

— А что тогда здесь делаете вы, девочки? — не осталась в долгу Ханджи. — Обожаю твой юмор. Но, вообще-то, я там, куда и планировала попасть.

— Если рассчитываешь на бесплатный стриптиз, то огорчу, — Аккерман обвел глазами присутствующих. — Тут разве что у Майка есть на что посмотреть. Но там ты уже все видела.

— Эй! — возмутился Смит, но Ханджи от него отмахнулась.

— Не прибедняйся, — парировала, — я видела все ваши пестики и тычинки, и ты очень даже ничего, — она с маньячным видом подвигала бровями. — В пятерке победителей.

— Вручи мне хрустальный член и свали уже за горизонт, — огрызнулся Аккерман, повернулся к ней спиной и, сдернув полотенце с бедер, швырнул его на скамью.

— Я тут не для этого, — улыбнулась Ханджи и не удержалась, все же скользнула взглядом по крепкой заднице строптивой живой легенды.

Аккерман, отработанными движениями натягивавший джинсы на голое тело, на секунду замер. Потом остервенело дернул молнию. Майк с Эрвином синхронно поморщились.

— Кто тебя прислал? Рейс или Закклай?

— Ни тот, ни другой, — Ханджи глазом не моргнула при упоминании владельца и совладельца «Крыльев».

— Тогда проваливай, — отрезал он.

Меньше всего Риваю сейчас были нужны душеспасительные беседы. Идиотский проигрыш стал закономерным следствием своего же нарушенного правила — выходить на игру пустым. Все эмоции всегда запирались в раздевалке, оставался только сухой расчет и спокойствие, возведенное в степень абсолюта. Вот тогда Ривай и видел на поле не игроков своей команды и не противника, а просто точки в трехмерном пространстве, которые соединял под нужным для победы углом. Сегодня же эта геометрия не работала. В нее зачем-то вплетались звуки, ощущения, лица. Воспоминания, которых чуть больше чем за полгода набралось на десять жизней. И теперь это все сошло колоссальной лавиной, погребая его под собой.

Ривай сдернул футболку с крючка с такой силой, что затрещали швы. Когда он стал так зависим от Йегера? Настолько, что слова «не звони мне больше» даже спустя полтора месяца вызывали физическую боль где-то под солнечным сплетением и холодную дрожь в пальцах. Зачем так легко согласился? А согласившись, уже перечеркнул дорогу назад. Он это понял спустя сутки и пару бутылок виски, заменивших воду, еду и собеседника. И вывалился в новый, без Эрена, мир пустым, с зияющей дырой там, где у нормальных людей было сердце.

Как ни мерзко сознавать, но пацан оказался прав. Для Аккермана никогда не было сомнений в том, что предпочесть. Бейсбол, дело всей жизни, был в крови, и не играть равносильно тому, чтобы сдохнуть. Только вот незадача — играть он теперь не мог. В четко отлаженной системе мира появилась новая координата, и старые привычные расчеты не работали. А как создать новые, Аккерман не понимал.

И сыграв на биту какому-то бэттеру, чьего имени даже не помнил, он получил закономерный финал херовой истории, которую сам же и написал. Не хватало только недокритика в виде очкастой.

— Хочешь мое мнение?

— Как будто у нас есть выбор, — усмехнулся откуда-то сбоку Майк.

Ривай на миг прикрыл глаза.

— Обойдусь.

— А я все равно скажу, — не отставала Ханджи. — То, что мы видели сегодня на поле, это...

— Ебаный стыд, — закончил за нее Ривай.

— Именно.

Позади раздалось деликатное покашливание Смита и неодобрительное сопение Майка. Ривай же скривил губы в жуткой ухмылке.

— Если ты решила доебаться до меня, то выбрала прямо-таки отличный момент.

Рука, вынырнувшая из-за спины, с грохотом и скрежетом захлопнула дверцу шкафа прямо перед носом, заставив вздрогнуть. А в следующую секунду его бесцеремонно развернули, с неженской силой впечатав лопатками все в ту же дверцу.

— Я твой друг, свинтус ты неблагодарный! — с обидой проговорила Ханджи и поддернула очки на длинном носу. — И если куча идиотов, которых ты называешь командой...

— Я подвел их, — глядя в переносицу очкастой произнес Ривай.

Ханджи нелепо раззявила свой лягушачий рот, хватанула воздуха и подавилась им. Или возмущением, которое явственно отразилось на ее грубоватом лице.

— А они?.. — голос даже дал осечку от несправедливости, но ее это не остановило. — А они-то сами что?! Насрано? Или они, блять, сильнейшая команда в Лиге? Раз за разом, сезон за сезоном ты, и только ты, приносил им очки и победы, и нате, хрен в томате! Не смогли вывезти единственную игру без тебя! Это что за команда такая, я спрашиваю? А?

— Хан, — миролюбиво позвал ее Майк и даже оказался достаточно смелым, чтобы потянуть разошедшегося менеджера за руку.

— Не лезь, Захариус, а то и тебе прилетит! — тут же огрызнулась Ханджи и вырвала пальцы из широченной ладони кэтчера. — А тебе я так скажу, — она вновь вернулась к зажатому у шкафчика Аккерману. — Если без тебя они ни черта не могут, то это не команда, а стадо баранов.

— Хан!

— Баранов, да! И я буду настаивать, чтобы Род и Дариус пересмотрели состав команды, потому как нехрен! Никто из них не стоит и ломаного цента!

— Угомонись, очкастая, — уже не огрызаясь, произнес Ривай. — Этот проигрыш — моя вина, понимаешь? Моя. Потому что выходя на поле, я думал не об игре. И если бы не Майк, мы были бы в еще и не такой заднице. А Эрвин пятый иннинг вытянул и...

— Да видела я, — оборвала его Ханджи и вдруг притихла, даже всхлипнула. Погладила по плечу, как дошколенка. — Все наладится, да? — сказала, с надеждой заглядывая в глаза, и Ривай понял, что сейчас она не об игре.

— Я нормально, — нехотя отозвался он. — Нормально, — повторил сам себе и кивнул.

— Поехали к нам, — на спину обрушилась вся сила дружбы в виде огромной лапищи Захариуса, другой рукой он шлепнул очкастую по заду, — выпьем. Эрвин?

— С удовольствием, — кивнул тот.

Очкастая фыркнула, закатила глаза и, подхватив Захариуса под руку, вывалилась из раздевалки, прокричав напоследок, что «встречаемся на парковке».

Ривай на секунду прикрыл глаза. Выпить было неплохой идеей. Вообще, желание уйти в запой на неделю не оставляло давно, и удерживал только здравый смысл, который подсказывал, что легче не станет. Он уже пробовал, но Йегера это предсказуемо не вернуло. Стало только херовей, когда осознал, что влип по-крупному, ведь упрямый сукин сын с какого-то хуя вбил в свою дурную башку, что «так будет лучше, поверь».

И Ривай верил. Он, блять, даже знал это! Но чертов не фанат впитался кожей, кровью, всеми потрохами, сделав бессмысленной даже игру. Ту, ради которой и кинул Ривая. А нахуя мне эта игра без тебя, хотелось заорать. Но он молчал, потому что знал ответ. Рано или поздно он соберется, и его мячи снова будут летать, как зачарованные. Осталось только решить, хочет он этого или просыпаться каждое утро, уткнувшись рожей в россыпь каштановых волос на подушке.

Открыв пострадавший от темперамента очкастой шкафчик, он сунул в карман джинсов теперь постоянно молчащий айфон, надел на запястье часы и не глядя подхватил ключ от «рендж ровера». Любимый «эскалейд» теперь стоял в гараже. Риваю казалось, что машина, как и он сам, пропиталась Йегером. На самом деле в ней, разумеется, пахло кожей и отдушкой за три сотни баксов, но сознание, как разворошенный улей, нервно искало желаемое в обыденных вещах.

— Это пройдет.

Ривай вскинул голову и посмотрел на Смита. Тот, уже давно переодевшись, непонятно зачем медлил и торчал в раздевалке, и на вопросительный взгляд Аккермана отозвался невеселой улыбкой.

— Я про твоего пацана, — пояснил он. — Это пройдет, — повторил тихо, и в его взгляде оглушенный внезапностью Ривай увидел сочувствие. — Знаешь, сначала я подумал, мне показалось, тогда, на последней игре сезона с «Единорогами», — продолжил Смит. — А потом он стал мелькать на трибунах. Там, куда ты вдруг стал указывать битой. Совпадение, говорил себе я, — он пожал плечами, — пока не увидел его в наших ложах. Правда, он был с тем мальчишкой, которому Хан вручила абонемент, и вроде как опять выходило совпадение. Но пару месяцев назад я увидел вас. Тебя и его. После игры на парковке и...

— Кто еще? — оборвал Ривай.

В голосе сквозило безразличие, но внутри, под привычной маской было паршиво. Мерзость, названия которой не находилось, катилась по позвоночнику, вымораживая. Он никогда не думал, что почувствует, когда их с Йегером застукают, но сейчас ощущал только гадливость. И не знал, чем именно она была вызвана — необходимостью ли отказаться от части себя, чтобы не потерять все, или искренним участием, обозначившимся на гладкой физиономии Эрвина. Возможно еще, что и собственной трусостью.

— Никто, — пожал плечами Смит. — Иначе первые полосы газет и новостные каналы уже сошли бы с ума от сенсации.

— Чего ты хочешь, Эрвин? — спросил Ривай, придавливая бетонной тяжестью взгляда. — За молчание. Денег? Или чего? Если задумал вернуться в бэттери со мной, то звездой бейсбола я тебя сделать не смогу. Мы не сыгрались тогда и тем более не сыграемся теперь. К тому же такие решения принимаются не мной.

Удивительно, но на какой-то момент показалось, что монументальный подбородок Эрвина будто дрогнул от незаслуженной обиды, и стало еще гаже. У Смита была несчастливая спортивная судьба, об этом знали все. В свое время очень талантливый кэтчер, он остался в одиночестве, когда его подающий ушел из бейсбола из-за серьезной травмы. И в пару к нему поставили только пришедшего в команду и подающего огромные надежды Аккермана. Но они не сыгрались. Владельцы же «Крыльев» и бессменный тренер единогласно сделали ставку на уникального новичка. И чем ярче блистала звезда нового питчера в компании никому до этого не известного Захариуса, тем бледнее выглядел прежний фаворит.

Ривай никогда не опускался до того, чтобы бить по больному. Но сейчас, по ходу, отказали какие-то системы, раньше отвечавшие за достоинство. Ничем иным он не мог объяснить свои слова.

— Я вроде ничего не просил и не требовал, — усмехнувшись, холодно проговорил задетый за живое Смит.

— Тогда какого хрена? — прищурился Ривай.

— Я просто хочу, чтобы ты играл, — ответил Смит. — Удивительно, правда? Ведь половина Лиги уверена, что я желаю тебе как минимум долгой и мучительной смерти за разрушенную карьеру.

— Это не моя вина, Эрвин, ты это знаешь.

— Знаю. И еще ты никогда не жалел меня, как другие. За это спасибо. Просто играй, ладно? — Смит помолчал немного. — Да, мы слили сегодняшний матч, но ничего. Это пройдет, Ривай. Ведь твой талант, твой дар... он уникален. И ты знаешь, хочешь только одного.

— Я не знаю, чего хочу, — сквозь зубы отозвался Ривай и с силой провел ладонью по лицу. Нелепый разговор с Эрвином только запутал.

— Знаешь, — не согласился тот. — Игра в твоей крови. Даже этот пацан, Эрен, не стал возражать и признал, что я прав.

Сначала резануло именем. Отчего-то было неправильно, что его произносил другой. Следом за этой мыслью пришла еще одна — не только имя, сам Эрен неприкосновенен. Он был только его, Ривая. Без вариантов. От этого осознания в черной дыре, служившей сердцем последнее время, с виду погибшие коконы пресловутых бабочек ожили и закопошились. И только потом окатило смыслом услышанного.

— Что?..

— Сам удивился, — развел руками Смит, неверно истолковав вопрос. — Знаешь, вообще я...

— Ты говорил с ним? Когда? — отмахнулся Ривай от ненужного.

— Ну да, говорил. Пару месяцев назад, — охотно ответил тот. — Смышленый парень. Мне жаль, что у вас все так закончилось... Но он сразу все понял. В смысле, что тебе надо играть, а если он останется рядом, то тебе не дадут выйти на поле. Видимо, он и сам думал об этом же, потому что...

— Блять!

Ривай даже не успел сообразить, а тело само среагировало. Кулак смачно врезался в многострадальную дверцу шкафчика, и та, грохоча петлями и замком, со скрежетом влетела в проем. Смит от неожиданности вздрогнул и замолчал.

Блять. Блять. Блять. С каждым ударом Ривай вбивал покореженную дверцу все глубже. От злости, досады и бессилия он даже не чувствовал острой боли, которая от сбитых казанков отстреливала куда-то в локоть. Блять.

Он уткнулся лбом в безответный металл и зажмурился. Разумеется, Йегер думал! Игра всегда стояла между ними. Перла изо всех щелей. Пряталась за смех и долгие разговоры ни о чем. Прорывалась отчаянием, с которым Эрен отдавал себя раз за разом. И Ривай в те моменты как одержимый целовал его глаза, лишь бы из них наконец уже исчезло так пугавшее смирение перед неизбежным. А в итоге хватило всего слова, но слова упавшего на благодатную почву сомнений и вины. И вот уже благородный паршивец бросает его во имя бейсбола. А сам до сих пор чендж-ап от сплиттера отличить не может, не фанат хренов!

— Ривай? — на плечо нерешительно опустилась ладонь.

— Нормально, — он дернулся, избавляясь от дружеской поддержки. И уже не глядя на обескураженного Смита, вылетел из раздевалки, на ходу ища что-то в телефоне. — Очкастая? Скинь-ка номер Арлерта. Что, блять, значит какого?!

Почти двести миль на север по восемьдесят седьмому. Три часа дороги. И если повезет, он увидит паршивца и наконец-то врежет ему. По смазливой роже или по шикарной заднице пока еще не решил, но бит Йегер будет точно. А потом водворен обратно в Нью-Йорк. Была бы у Ривая пещера, отволок за патлы прямо туда. Но пещеры у Ривая не было, только башня. Так что придется запереть идиота в высотке на Леонард-стрит. Но сначала — двести миль.

Не так и много, если задуматься. В Рождество ради этого чудовища пришлось отмахать все триста, и дорога была не в пример паршивей. Он передернул плечами, вспомнив, как едва не влетел под большегруз где-то у Балтимора. И как еле выбрался из заноса после Филадельфии. Так что почти черный асфальт, летящий под колеса «эскалейда» сейчас, был просто наградой. И погода радовала. Ривай мельком глянул на еще не жаркое утреннее солнце, пока висящее на востоке. Часы на приборной панели показывали без четверти восемь.

Где-то под Олбани Ривай свернул с маршрута. Оставив машину на парковке, нацепил бейсболку, поправил очки с темными стеклами и шагнул внутрь огромного торгового молла. Хрен знает, какой его ждет прием со стороны Йегера, но являться с пустыми руками к охотно сдавшему его Арлерту было бы свинством. Поэтому в тележку он закинул более-менее стандартный набор из мяса, бургеров и колбасок, прихватил безалкогольного пива, колы и свернул к кассам. Убирая купленное в багажник, подумал, что, должно быть, свихнулся, но, приняв решение, Ривай не имел привычки идти на попятную.

До Мальты и бухты Мэннингс в южной части озера Саратога, конечной цели, оставалось меньше часа. А это значило, что к полудню Ривай уже посмотрит в бесстыжие глаза, ради которых и наматывал километраж. Пока же смотреть приходилось на леса вдоль Адирондак Нортвэй и мелкие городишки, после Олбани совсем превратившиеся в ту самую одноэтажную Америку. Ривай ее ненавидел. И не как нью-йоркский сноб. Просто помнил картонные стены дома в Такоме, штат Вашингтон, сквозь которые часто слышал, как плакала мать. Или крики и звуки ударов. В этом случае нужно было залезть под кровать и затаиться мышкой, чтобы очередной приятель Кушель не нашел. Тогда, лежа на не очень чистом полу, он дул на пыльные перекати-поле и представлял себе дом без стен, огромный-преогромный, наполненный светом и воздухом. Чтобы там не пахло консервированным супом и дешевым порошком для стирки, а в ванной и на кухне под раковиной не жили мокрицы. Маленький Ривай их очень боялся.

Взрослый же Ривай сейчас дернул щекой, выныривая из темной топи детских воспоминаний. Правда, они не отпускали полностью. Захлестнули колыхнувшимся на ветерке звездно-полосатым флагом у очередной «картонной коробки» с забором из рабицы. Такой же торчал на плешивом газоне первой фостерной семьи, куда попал Ривай. Теперь он знал ответ, но тогда никак не мог понять, почему ура-патриотизм зашкаливает именно в такой среде. Со вторыми усыновителями уже повезло. Они стали настоящей семьей, и именно отец привел его в бейсбольную секцию. И Риваю уже не надо было прятаться под кроватью, мечтая о доме со стеклянными стенами. Но пять лет назад все равно появился пентхаус в Трайбеке** в доме-«дженге» с видом на Гудзон. Да и на весь Нью-Йорк, в принципе. Это было единственное место, где Ривай не задыхался. Ну и еще в маленькой квартирке в Бруклине, но то другое. С Йегером он был согласен и на коробку из-под холодильника. Даже с мокрицами.

Бухта Мэннингс на озере Саратога оказалась вполне современной деревушкой на тысячу с небольшим местных, сотней приезжих и парочкой приличных отелей с длинными причалами для яхт и катеров. То, что здесь рай для рыбаков, кричало все вокруг. Отовсюду на новоприбывших выпрыгивала реклама прикорма и крючков, лучших в мире спиннингов и грузил, а из витрин каждого второго магазинчика торчали винты лодочных моторов, весла и болотные сапоги. Тут же продавались карты с подробным описанием где, на что и как лучше ловить щук, судаков и прочих карпов с бычками. Отели и частники наперебой предлагали услуги гидов и обучение у лучших профессионалов. От баннеров рябило в глазах.

Ривай выдохнул с облегчением, когда весь этот балаган остался позади, а черный «эскалейд», свернув с главной улицы, запетлял среди аккуратных зажиточных домиков. Навигатор вел дальше на север, и скоро асфальт под тяжелыми колесами сменился мягкой грунтовкой с глубокими колеями по обеим сторонам. От вида убитой дороги захотелось срочно свериться с прогнозом погоды на ближайшие сутки. Ведь случись дождь, все раскиснет к хуям, и тяжелый «эскалейд» увязнет по самую крышу, не вылезешь. Но Ривай не успел. Лесные заросли расступились, и показался небольшой рубленый домик с широкими окнами и открытой бревенчатой террасой. Позади, в непосредственной близи синим стеклом сверкало озеро.

Видимо, на шум мотора дверь дома приоткрылась, и на пороге показалась невысокая блондинка в камуфляжных штанах и безразмерной футболке. На миловидном лице, словно приделанный, выделялся крупный хищный нос. Она безучастно понаблюдала за вылезавшим из машины Аккерманом и, не произнеся ни слова, скрылась в доме. Ривай даже удивиться не успел. А в следующую минуту в недрах дома раздалось нечто вроде полузадушенного вопля, и на порог выскочил стриженный под горшок пацан с ободком-пружинкой в белобрысых волосах.

Ривай скривил физиономию в приветливой, он надеялся, улыбке. Совершенно очумевший Арлерт скатился по ступенькам, трясясь от восторга, как задрот на экзамене. Он то принимался приглаживать волосы, то одергивал футболку. В последний момент он сорвал-таки с головы ободок, смущаясь, завел за спину сжимавшую его руку, а другую несмело протянул Аккерману.

— С ума сойти, — выдохнул, будто запыхавшись, — вы все же приехали! Не могу поверить!.. О боже, деда будет так рад! Деда! — вдруг заорал он, обернувшись к дому.

— Спасибо, что пригласил, — хмыкнул Ривай, отвечая на рукопожатие, стянул с головы бейсболку и пятерней провел по волосам.

— Когда Эрен сказал мне, что вы согласились, я просто не поверил! — продолжал Арлерт. — А потом... потом он сказал, что все кончено и... в общем, я даже не надеялся, мистер Аккерман, сэр, — окончательно смутившись, замялся он. — Деда! — снова заорал в сторону дома. Девица на террасе поморщилась, но промолчала. — Ой, а это Энни, моя девушка, — будто только заметив ее, спохватился Арлерт. — Энни, это сам Ривай Аккерман, представляешь?

Ривай усмехнулся, кивнул хмурой блондинке и получил в ответ такой же скупой кивок. Оставалось только догадываться, насколько заколебали ее фанатские восторги. Впрочем, возможно, молчаливой Энни было просто похрен.

— Вы очень удачно приехали, сэр, — между тем продолжал пацан. — Мы только что вернулись с озера. И деда выгружает рыбу. Поэтому он никак не идет... Не дождусь, когда смогу представить вас ему! Это просто невероятно!.. И кстати, да, вечером мы снова пойдем на озеро! Вы же пойдете с нами?

— Я как-то не предполагал, — отозвался Ривай, опасаясь так далеко заглядывать, пока не увиделся с Йегером, — и с собой ничего не брал.

— Это ерунда! — заверил его деятельный Арлерт. — Спиннингов полно, да и всего остального, а чего не найдем, всегда можно купить в городе! Деда!

Этот уже почти отчаянный вопль наконец-то был услышан. Из домика, вытирая на ходу только что вымытые руки, вышел импозантный старик лет под семьдесят.

— Ты так вопишь, внук, что тебя на границе штата слышно, — усмехнулся он в густые усы и отбросил полотенце на перила террасы. А в следующую секунду замер, близоруко щурясь и поспешно цепляя на нос болтавшиеся на шее на шнурке очки. — Да неужто!.. — воскликнул он, не веря глазам, и принялся спускаться. Возраст в нем выдавала только некоторая неуверенность движений, потому что рукопожатие, которым был награжден Ривай, могло по силе поспорить с лапищей Захариуса. — Алан Арлерт, мистер Аккерман! Это огромная честь! — старик энергично затряс протянутую ладонь гостя и для верности накрыл своей. Его голос вибрировал от неподдельных эмоций. — Не верится, что жму руку, принесшую «Крыльям» столько великолепнейших побед! У вас дар, мистер Аккерман, настоящий дар!

— Ривай, если не возражаете, — с чуть заметной улыбкой отозвался тот. — Спасибо за приглашение.

— Было бы за что! — отмахнулся старший Арлерт и оглянулся на дом. — У нас не хоромы, конечно, но, как говорится... Да что ж мы все на дороге-то! Проходите, проходите, сейчас завтракать будем! Вы, должно быть, голодны с дороги... Энни, лапушка, не отведешь мисте... простите, Ривая, освежиться после дороги? И выходите потом на задний двор. Внук, идем!

Приятно удивленный таким приемом, Аккерман чуть не забыл про купленные припасы в багажнике. После обычных «что вы, это совершенно напрасно», они наконец все прошли в дом. Груженные покупками гостя Арлерты двинули в сторону кухни, а Ривая хмурая девица повела в другой конец дома и распахнула неприметную дверь.

— Кухню найдете? — спросила напоследок, вручая полотенце.

— Уверен, не заблужусь.

— Если что, второй поворот налево, — так же постно отозвалась «лапушка» Энни и прикрыла за собой дверь.

Ривай хмыкнул и огляделся. Ванная была небольшая, в стиле сельского дома с ситцевыми занавесками на окнах, но все необходимое, в том числе и душевая кабина, имелось. На дощатом добротном полу лежали плетеные вручную коврики, на раковине стояла аляповатая и явно сделанная своими руками мыльница, а на подоконнике приоткрытого окна приютился обычный стакан с незабудками. Даже тут ощущалось какое-то спокойствие и умиротворение.

Он не стал долго задерживаться в ванной. Быстро вымыл руки и сполоснул лицо, мокрыми пальцами зачесал назад волосы и, расправив полотенце на крючке, вышел в коридор. Слева обнаружились две двери, очевидно, спален. Коридор же вел направо, мимо небольшой гостиной с камином, старым ковром на полу и книжными полками от пола до сводчатого потолка из темных балок. И везде, куда ни глянь, фотографии.

С совсем старых, пожелтевших, с потертыми уголками, смотрел молодой хозяин дома. На некоторых он бережно поддерживал за талию красивую круглолицую женщину, держащую на руках довольного мальчугана. Ее уже не было на более поздних снимках, зато там появился подросший мальчишка и он же, только совсем взрослый, с небольшой светлой бородкой. Все чаще на снимках мелькала невысокая девчонка с огромными глазами, а потом снова появился младенец. Кажется, что подружка-блондинка Йегера уже родился с серьезной физиономией. Впрочем, нет. На относительно новых, глянцевых и ярких снимках Арлерт-младший улыбался, смеялся и махал в камеру с чрезвычайно довольным видом. А рядом...

Ну да, это был Эрен. Даже если бы он изменился до неузнаваемости, Ривай точно знал, что ни у кого больше не было таких огромных нереально зеленых глазищ. Откровенных и дерзких, наглых даже. Вот, на старом полароидном снимке ему не больше шести, и он с Арлертами на море держит в руках найденную ракушку. А тут ему лет одиннадцать. По левую руку неизменная блондинка, стриженная под горшок, и какая-то мелкая девчонка, наполовину японка, что ли. На более поздних фотках она тоже попадалась. Не красотка, но ничего так, только угрюмая больно. И на Йегера смотрела преданными глазами бездомной собаки. Вот те раз. Первая отставленная любовь? Паршивец ничего не говорил о ней.

К слову сказать, Эрен вообще мало о себе рассказывал. Нет, пиздеть он мог часами, но никогда ничего не рассказывал о прошлом. Будто того и не существовало. До Ривая. Все разговоры были исключительно в настоящем времени и — немного и осторожно — в будущем.

Ощущать себя кретином было непривычно, однако у Ривая получилось с блеском. Но ему всегда казалось, что Йегера он знает вдоль и поперек. После всего, что у них было. А сейчас вдруг очень четко осознал, что видел только яркую обложку книги, само же содержимое осталось неисследованным, и у пацана есть что-то кроме них двоих. И не так давно брошенные слова, что он, Йегер, разрывается между Риваем и своей жизнью, внезапно заиграли совсем иным смыслом. Впрочем, кроме себя, винить было некого. И оправдывал себя Аккерман только тем, что вернет своего не фаната и они начнут по-другому. Единственное, оставалось увидеться и поговорить, но пока Йегера ему так и не предъявили.

Из кухни завлекательно пахло омлетом, жареными помидорами, сосисками и блинчиками. Сразу вспомнилось, что зеленый чай, проглоченный с утра, нихрена не еда. И Аккерман безошибочно пошел на запах.

Кухня была такая же добротная, как и сам дом, с сентиментальными фарфоровыми фигурками на старом буфете и такими же незабудками на подоконнике. Блондинка колдовал у плиты, его подружка караулила тостер, а Арлерт-старший накрывал на стол позади дома, Ривай видел его через настежь распахнутую дверь, что вела с кухни.

— Проходите к столу, — через плечо улыбнулся Армин, — мне немного осталось, — он сбросил со сковороды порцию пухлых блинчиков. — И будем завтракать!

Язык чесался спросить, где Йегер, но представать в образе истерички не очень хотелось. Поэтому он кивнул, после небольших препирательств с малолетним хозяином кухни подхватил блюдо с омлетом и графин сока и вышел на задний двор. В конце концов зеленоглазое чудовище проголодается и вылезет из своей берлоги. Ривай представил помятого со сна Йегера, с растрепанными патлами и зевающего во всю пасть. Образ получился настолько живым, что захотелось плюнуть на правила приличия, найти паршивца немедленно и потребовать сатисфакции за все прошедшее время. Этими пубертатными фантазиями он и развлекался, пока хозяева накрывали на стол, бренча тарелками, стаканами и столовыми приборами. Последними появились вместительные кружки с ароматным кофе, а блондинка притащил стеклянный чайник, на дне которого медленно распускалась хризантема.

— Вы же кофе не пьете, верно? — Армин неопределенно кивнул куда-то в сторону и пристроил свою ношу непосредственно перед Аккерманом. — Это ваш любимый!

Ривай видел.

— Не стоило, честно, — возразил он, но все же довольно втянул носом тонкий аромат чайных листьев.

— Вообще, это Эрена, — с улыбкой ответил Армин, на что Ривай удивленно приподнял брови. — Вы положительно на него влияете.

— Если бы. А где он, кстати? — не выдержал Ривай.

— Спит.

— Уже нет, — возразила «лапушка» Энни, прислушиваясь к шуму в доме.

И правда, в следующий момент из ведущей на кухню двери вывалился Йегер. Почти такой, каким и представлял его себе Ривай — заспанный и помятый. И небритый вдобавок. Это явно было лишним, потому как трехдневная щетина совершенно не шла к смазливой физиономии, странным делом не придавая брутальности, а лишь подчеркивая миловидность.

— Хэй, а чья тачка там... — начал было он и осекся, заметив бывшего любовника. — Что ты здесь делаешь?

— И тебе привет, — скривил губы Аккерман. — Меня приглашали, забыл?

— Мы расстались, — насупившись, сообщил Йегер.

— Если быть точным, ты меня бросил. Но я приехал не к тебе.

Йегер опять раскрыл свой замечательный рот, но высказываться передумал. Глянул только на хозяина дома, потом на свою белобрысую подружку и смущенно поскреб затылок. Чудовище. Дурное и чертовски горячее, подумал Ривай, задерживаясь взглядом на обтянутых джинсовыми шортами загорелых бедрах, когда тот передумал скандалить и скрылся в доме. Ненадолго, а лишь затем, чтобы расчесать свои патлы и умыть физиономию. Жаль, что не побрить, фыркнул Ривай в чашку. На вредного засранца у него всегда стоял как по команде, и на всякого, но щетина все же фетишем не была.

— Легко нас нашли, Ривай? — вклинился в относительно пристойные мысли хозяин дома.

— Да, без проблем, — отозвался тот, краем глаза наблюдая, как Йегер занимает за столом место напротив. — Прекрасный дом, мистер Арлерт. И прекрасные места. Я никогда прежде не был на Саратоге.

— Места тут, и правда, чудесные, моя Лиззи, мир ее праху, выбирала, — с гордостью закивал Арлерт-старший. — Даже если не принимать в расчет рыбную ловлю. А воздух какой, воздух! К вечеру на щуку с судаком пойдем — вот и оцените в полной, так сказать, мере!

— Петерсон сома вытянул, — отсутствующим тоном заметила подружка блондинки и в качестве доказательства продемонстрировала фотку из инстаграма, где бородатый мужик держал в руках нехилую рыбину.

— На здоровье, — отмахнулся хозяин дома, — не люблю я этих падальщиков.

— И на вкус как тина, — подхватил его внук. — А вы пробовали сома, сэр?

Ривай лишь качнул головой, наблюдая, как Йегер наваливает себе омлета, жареных помидоров и колбасок и тут же тянется к блюду с блинчиками.

— Не будь таким невежей, Эрен, — одернул его друг, — предложи сначала мистеру Аккерману.

— Он к тебе приехал, вот и предлагай, — мстительно отозвался Йегер, сверкнув глазищами.

— Ну что ты говоришь, — с упреком проговорил Армин, забавно поджимая губы.

— Мальчики, не ссорьтесь, — вмешался Арлерт-старший. — Внук, Эрен тоже в какой-то степени наш гость, так что поухаживай за мистером Аккерманом сам.

Риваю показалось, что Йегер вот-вот покажет подружке язык, но, заметив, что за ним наблюдают, насупил брови и принялся за омлет. Который, кстати, оказался весьма недурен. Как и блинчики с кленовым сиропом, и колбаски, и вообще все, что подкладывал на его тарелку Армин. То ли Ривай так оголодал, то ли действительно был виноват свежий, немного сладкий воздух озера Саратога, но в какой-то момент подумалось, что из-за стола он просто выкатится. Как огромный жирный бейсбольный мяч. Сидящий напротив Йегер, знавший Риваевскую умеренность в еде, вызывающе ухмылялся наглой рожей, вгрызаясь в поджаренную колбаску. За это хотелось врезать, но поцеловать перемазанное кетчупом чудовище хотелось больше. Ривай признал, что соскучился. Понять бы еще, ждали ли его.

Ривай искоса глянул в сторону Йегера. Сейчас, уверенный, что на него никто не смотрит, Эрен будто сдулся. Как выпустили весь воздух. От бахвальства пятиминутной давности не осталось ни следа. Он вяло жевал подостывшие блинчики, а насупленные брови теперь приняли страдальческий излом. Ни лишнего движения, ни лишнего взгляда, словно вокруг острые грани битого стекла, и он не хочет порезаться. Снова и до крови. А значит, все-таки ждал.

Ривай стиснул вилку. Если бы не чертовы правила хорошего тона! У него зудели пальцы от желания зарыться ими в густые пряди и тянуть до боли, губами собирая надломленные стоны. Чтобы знать — Йегер его, с потрохами. Чтобы снова чувствовать, жить и играть, потому что без этой нелепой бестолочи даже бейсбол терял краски и смысл. Ривай не хотел повторения прошлой игры, и дело не только в позорном проигрыше. Он чувствовал себя никем, абсолютно беспомощным на поле, которое всегда было родным. В игре, которая была жизнью и абсолютно всем.

Но вот только с Йегером она совершенно не монтировалась. Америка толерантна исключительно напоказ и точно не простит живой легенде от бейсбола неправильной любви. А что с этой любовью делать, Ривай пока не решил, но вдруг с удивлением понял, что выбор сделан. Не зря же он тащился сюда за двести миль.

— А можно будет с вами сфоткаться, сэр? — вклинился в его мысли Армин. — Разумеется, когда вам будет удобно, — поспешно добавил он, покрываясь пятнами румянца от собственной наглости.

— Да хоть сейчас, — скривил губы Ривай.

Пацан засуетился, выкидывая со стола использованные салфетки и убирая пустые стаканы. А потом вручил деду свой телефон и, устроившись рядом с бейсбольной легендой, раз десять одернул на себе одежду и пригладил стриженные под горшок волосы. Но больше всего удивила хмурая девица, которая поднялась со своего места и села по другую сторону от Аккермана.

— Эрен? — спохватился Армин. — Иди к нам!

— Обойдусь, — отозвался Йегер, угрюмо рассматривая троицу напротив себя.

— Эрен, — неодобрительно покачал головой Арлерт-старший, — ты не с той ноги сегодня встал. Не обращайте внимания, Ривай...

— И не думал, — хмыкнул тот. — Я помню, он не фанат.

Ожидаемо, подъебка возымела эффект. Мрачный как туча засранец наконец оторвал свою распрекрасную задницу от скамьи и встал позади.

— Эрен, наклонись, — скомандовал Арлерт-старший, чуть отходя и беря в кадр всю компанию.

— Да, Эрен, наклонись, — хмыкнул Ривай едва слышно, но все-таки достаточно, чтобы промеж лопаток возмущенно огрели.

— Заткнись, придурок!

Ривай усмехнулся и удовлетворенно прищурился, однако через пару мгновений чуть дернул головой.

— Не вздумай ставить мне рожки, Йегер, — предупредил между прочим, — пальцы вырву и в очко запихаю по старой памяти.

Армин удушливо покраснел, не зная, куда деться, зато его подружка фыркнула от смеха. А спине снова досталось, но так было лучше, чем какой-то неживой примороженный Йегер. Ривай почти улыбался в камеру.

— А теперь с дедой, — тихонько попросил блондинка, — пожалуйста. Он так ждал вас и все не мог поверить, что вы приедете. Уверен, он добавит эти фотки в свою галерею в коридоре! Деда! Иди сюда!

Камерой завладела «лапушка» Энни, а Ривай оказался в компании Арлертов.

— Вот уж не думал, что на старости лет так порадуюсь, — разулыбался старший из них, взволнованно поправляя воротничок рубашки. — Живая легенда бейсбола — и у меня в гостях!

— Должно быть, вы не видели последнюю игру, — с кривой усмешкой отозвался Аккерман.

— Видел, — отмахнулся старик. — Но это ничего не значит. Это всего лишь доказывает, что вы человек, — добавил он и добродушно сощурился. — И к тому же, не зная поражений, не за что ценить победу, верно?

— И это была некрасивая игра! — горячо встрял Армин. — Не ваша, разумеется, а «Титанов Элдии»!

— Они играли по правилам, — возразил Ривай, хоть его и грела горячность юного фаната.

— Допустим! — не унимался тот. — Но загонять вас было низко! Сколько бросков вас вынудили сделать? Энни, скажи!

К удивлению Ривая, хмурая девица согласно кивнула. Тоже фанатка? Хотя плевать. Сейчас его интересовал исключительно один не фанат, который все еще топтался позади — он затылком это чуял — и вздыхал как больной лось. Балбес.

Впрочем, долго думать о превратностях судьбы никто не дал. Разговор закономерно вырулил на вчерашнюю игру, и такого разбора полетов Аккерман не встречал, пожалуй, за все время, что играл в Высшей лиге. А еще через какое-то время мелкий Арлерт приволок из дома биты, мячи и ловушки, и они вчетвером разыграли несколько комбинаций. У Арлерта-старшего оказался на удивление сильный удар. Его внук бил откровенно херово, зато прекрасно ловил, а «лапушка» Энни подавала получше некоторых профессиональных игроков. И только Йегер демонстративно игнорировал происходящее, копаясь в телефоне. Хотя если присмотреться, за игрой он все же следил — в опасные моменты напрягался и замирал, забывая делать отсутствующее лицо. И закусывал пухлые губы, отчего поцеловать их хотелось нестерпимо. Ривай даже пару мячей чуть не упустил, исподтишка любуясь патлатой бестолочью. Форсировать события, разумеется, не стоило, но не думать не получалось.

День пролетел незаметно. Вроде как только что играли в бейсбол, а вот уже солнце клонится к верхушкам деревьев, и все собираются на вечернюю рыбалку. Риваю выдали навороченный спиннинг и кейс с полагающимися рыбаку приблудами, пластиковый короб с крышкой для улова и изрядно полинявшие, но стерильно чистые футболку с ветровкой.

— Берите-берите, — с улыбкой уверил Арлерт-старший, видя, как Ривай с сомнением рассматривает утепленную ветровку. — На озере вечером зябко, и мошкара меньше надоедать будет.

Как раз в подтверждение его слов, из дома показались Армин с Энни, тоже одетые в ветровки. Следом за ними, по-прежнему гордый и неприступный, прошествовал Йегер, в одиночку тащивший переносной холодильник, в котором призывно позвякивало. По ходу, намечается вечеринка на борту, отметил про себя Ривай. И к лучшему. Развести бухого не фаната — в идеале на трах, но можно и поговорить — будет проще.

Катер у Арлертов оказался хоть и бывалый, но зато просторный, да и выглядел надежно. Когда погрузились со всем барахлом и отчалили, часы показывали половину седьмого вечера. Солнце стояло еще высоко, но что ощущение дня на воде обманчиво, Ривай знал. К его удивлению, за штурвал встала «лапушка» Энни. Хотя если подумать, это был разумный выбор — под управлением блондинки или, упаси господь, Йегера Аккерман в эту посудину не сел бы ни за какие коврижки.

Серо-синяя водная гладь посверкивала под закатными лучами, а катер несся вперед, иногда подпрыгивая над не пойми откуда взявшейся волной. Расположившийся по правому борту, Ривай какое-то время пытался любоваться красотами природы. Однако Саратога, богатая рыбой, оказалась крайне скудна на открывающиеся виды. Пейзаж в основном состоял из поросших деревьями холмов, диких и не очень пляжей, пирсов, причалов и истошно орущих над головой чаек. Изредка попадались кемпинги, небольшие отели и любители вечерней поклевки, усердно махавшие Арлертам со своих суденышек. Ривай в такие моменты по привычке натягивал бейсболку ниже и возвращался к созерцанию окрестностей. Где зацепиться было не за что, и глаз упорно цеплялся за сидящего на корме Йегера.

Впрочем, начавшаяся рыбалка все исправила. Ривай, не увлекавшийся ею совсем, погрузился в процесс под руководством Арлерта-старшего. Несмотря на очевидный успех, все же терзали подозрения, что без отвлекающего фактора в виде одного конкретного засранца, он наловил бы не в пример больше. Но щука срывалась от слишком резких подсечек, потому что Йегер протиснулся мимо за очередной бутылкой пива, а судак выпрыгивал прямо из рук, стоило мельком перехватить — случайный ли? — взгляд. Дед блондинки только понимающе улыбался и трепал по плечу в качестве не то поддержки, не то утешения. Ривай стискивал губы в тонкую линию и упрямо закидывал удочку снова и снова.

Солнце давно закатилось за лохматый горизонт и сине-зеленое с алой каймой небо зажглось осколками звезд, а Ривая ни на минуту не оставляли в покое. Арлерт-старший продолжал обучать тонкостям рыбной ловли, и это было еще ничего. Потому что младший, не затыкаясь, пиздел о бейсболе. И как бы Ривай ни любил игру, количество вопросов заставляло поглядывать на чернильно-синюю гладь вечерней Саратоги, представляя писк блондинки, улетевшей в воду. Но пластиковый ящик для рыбы все же худо-бедно заполнялся, Аккерман скрипел зубами, Йегер мрачнел и напивался, Арлерты гнули свое, а единственным человеком, которого ничто не парило, оставалась только «лапушка» Энни. Закинув ноги на штурвал, она, по ходу, спала, спрятав половину лица под низко надвинутую бейсболку с логотипом «Крыльев».

Вечерние посиделки у костра с привезенным пивом, мясом и наловленной рыбой стали закономерным окончанием этого длинного дня. Закосевший Йегер на все вопросы своей подружки отвечал невпопад, в общем разговоре участия не принимал и не сводил вызывающего взгляда блядских глаз с Ривая. Словно напрашивался оказаться в кустах, что густыми зарослями окружали задний двор Арлертов. Аккерман хмыкал про себя, качал головой и делал вид, что ничего не замечает.

— Вы не согласны? — вклинившись в очередные гляделки, Армин удивился реакции на свои слова. — Я о личном зачете и...

— Внук, — перебил его Арлерт-старший, — дай уже мистеру Аккерману отдохнуть.

— Ну еще один малюсенький вопросик! — заканючил тот. — Просто хочу узнать, что такого случилось, что вы в...

— Эрен Йегер со мной случился, — нехотя отозвался Ривай, глядя на паршивца сквозь языки пламени.

Блондинка ойкнул и, покраснев, отстал. А через какое-то время подорвался помогать деду и своей хмурой девахе, которые потихоньку начали убирать остатки вечерних посиделок. Ривай наконец-то оказался с Йегером почти один на один, но говорить не хотелось. День выжрал эмоционально и физически, а кроме того бухая физиономия напротив уже была в степени некондиции. Поэтому он охотно отозвался на предложение показать спальное место.

— У нас всего три комнаты, — как бы оправдываясь, начал блондинка, посекундно оглядываясь на идущего позади Аккермана. — Спальня деды, бывшая родительская, это теперь наша с Энни, и...

— Комната обиженной принцессы, — хмыкнул Ривай.

Армин издал непонятный звук, словно подавился, и поспешил открыть одну из дверей в конце завешенного фотографиями коридора. Спальня была маленькой. Пол, стены и даже потолок были деревянными, впрочем, как и во всем доме. И, возможно, это зрительно уменьшало ее еще больше, но зато делало невероятно уютной. Свою лепту вносили и клетчатые занавески на широком окне, и старый абажур Тиффани под потолком, и массивный шкаф, будто выпавший сюда из времен отцов-основателей. Картину довершали две деревянные же кровати, стоявшие изголовьями к окну и занимавшие почти все оставшееся пространство. Между ними пестрел толстый мохнатый коврик. Широкий подоконник заменял тумбочки, и бардак на нем был впечатляющим.

Тут валялись айпад, бокс с наушниками, фантики и конфеты, швейцарский нож, шишки, целый клубок зарядок и коробка с салфетками, бейсболка, резинка-пружинка для волос, какие-то камни, пульт от телевизора и носки — Ривай понадеялся, что чистые. Валялся и пакет с недоеденными чипсами. Кроме этого, он заприметил два спортивных журнала, для которых недавно давал интервью, и усмехнулся. Впрочем, ненадолго. Потому что поверх них стояла тарелка с обкусанными хлебными корками. Ну да, чудобень же не любит тосты с корками. Еще один плюс к совершенству.

— Где ванная, вы уже знаете, — произнес Армин и полез в доисторический шифоньер, выуживая на свет кипу белья. Протянул полотенце и спортивные штаны с футболкой. — Ступайте пока в душ, а я постелю...

— Не нужно, — перебил его Ривай. — Сам справлюсь.

— Уверены?

— Абсолютно.

— Ну, — блондинка оглядел комнату и поправил ободок на грибовидной голове, — тогда спокойной ночи, надеюсь.

Ривай вопросительно приподнял брови.

— Да нет, у нас тут спокойно, — пояснил Армин, замахав руками. — Просто... ну... Эрен перебрал. А когда он в таком состоянии, то ждать от него можно чего угодно. Любой глупости.

— Можно подумать, что так он ведет себя совершенно вменяемо, — хмыкнул Ривай.

Армин подавил нервный смешок и, быстро оглянувшись на дверь и коридор за ней, сделал крошечный шажок к Аккерману.

— Он не говорил, что у вас случилось, — продолжил, понизив голос. — Но он очень расстроен. Пожалуй, я никогда не видел его таким... таким... поникшим, что ли. Он как выцветшая картинка... Вы же за ним приехали, да? — видимо, собрав всю полагающуюся ему от природы смелость, спросил Армин.

От разговора по душам Ривая спас голос «лапушки» Энни, донесшийся откуда-то из дома.

— Твоя девушка тебя потеряла, — заметил он, кивнув головой в коридор.

— Простите, — вжал голову в плечи блондинка. — Правда, я не хотел копаться, и... Ну, в общем, да, — он еще раз виновато глянул на кумира и шмыгнул за дверь.

Ривай постоял пару секунд, а потом шагнул к кроватям. Свою Йегер даже не потрудился заправить или хотя бы прикрыть валявшимся в изножье пледом. Она так и светила скомканной простыней в обрамлении небрежно отброшенного одеяла и смятых подушек. Другая стояла аккуратно застеленная, но высившаяся на ней гора из небрежно кинутого шмотья и еще хрен знает чего изрядно портила все впечатление. Ривай подавил в себе иррациональное желание жадно зарыться носом в лежавшую сверху толстовку и брезгливо скинул весь свинарник прямо на пол. Плед с Железным человеком он аккуратно свернул и повесил на спинку кровати. Постель была заправлена за пару минут, если не считать поисков подушки. Но пропажа почти моментально обнаружилась на кровати Йегера.

Ривай окинул взглядом проделанную работу и остался доволен. Разве что бардак на полу и подоконнике раздражал, очень ненавязчиво, но все же царапая сознание. Впрочем, Ривай уже умел забивать на такие мелочи. Всего одна ночь, успокоил он сам себя, направляясь в ванную. Только перед глазами возникла тарелка с обкусанными корками и крошки на полу. А дальше, если повезет, жить тебе всю оставшуюся жизнь в таком свинарнике, саркастично прозвучало в голове и почему-то голосом Ханджи. Он представил разбросанные носки и чипсы по всему пентхаусу на Леонард-стрит и поежился. Хотя кого он хочет обмануть? Он сам и с большим удовольствием раскидает чипсы дорожкой, лишь бы заманить вредную принцессу в стеклянную башню. И это помимо. Потому как Аккерман давно признался себе, что хаос, присущий не фанату, удивительным образом дополняет его собственное нездоровое чистоплюйство.

С этими мыслями он ополоснулся в душе и, когда вернулся в комнату, наконец почувствовал, что устал.

— Эй, мы так не договаривались! — раздалось за спиной.

Ривай обернулся, хотя, разумеется, это было лишним — возмущенный до глубины души голос он узнал бы из миллиона.

— Тебя что-то не устраивает?

Замерший в дверях нетрезвый Йегер недовольно сверкнул глазищами.

— Да, черт побери, не устраивает! — он шагнул в комнату. — Я не... не собираюсь спать с тобой! Ну... в одной комнате, в смысле, — добавил тут же, осознав, что ляпнул. — Мы так не договаривались!

— Мы вообще никак не договаривались, — хмыкнул Ривай, отбросил край одеяла и улегся в благоухающую ромашкой постель. Побил кулаком подушку, придавая ей нужную форму. — А насчет, что не будешь спать со мной... — он глянул на запунцовевшую чудобень через плечо. — У тебя голодные глаза, Йегер. Еще раз так посмотришь на меня — и завтра мы проснемся вместе, — сказав это, Ривай отвернулся носом к стенке.

Замечательной, надо сказать, стенке. С красивым рисунком на бревнах и редкими сучками. И что-то подсказывало, что после случившейся перепалки считать теперь Риваю годовые кольца на них до рассвета.

Недовольное сопение за спиной не бесило, а забавляло. Кроме этого, еще что-то шуршало, позвякивало и глухо плюхалось на постель. По всему выходило, что обиженная принцесса затеяла ночную уборку, и Аккерман многое отдал, лишь бы поглядеть на это, но стоически продолжал втыкать в стену. Наконец посуда с подоконника звякнула последний раз, и Йегер потопал на выход.

— Свет погаси, — сказал Ривай не оборачиваясь.

Дверь хлопнула. Свет, разумеется, остался гореть.

Йегер плескался в ванной целую вечность. Ну, если по ощущениям Ривая. По ним же выходило, что в комнате душно, так что пришлось встать и приоткрыть окно. Бардак с подоконника почти исчез, как и барахло с пола и постели. Вещи, пусть и не аккуратно, но висели в изножье кровати. Это вызвало усмешку, и, кажется, даже одобрительную. Но Йегер ее не увидел. Когда он наконец вернулся в комнату, Ривай лежал, по-прежнему отвернувшись к стене.

— Спишь?

Ривай промолчал.

Еще какое-то время было светло, а потом свет погас, и сопение Йегера стало совершенно близким. Настолько, что казалось осязаемым. Хотелось обернуться и схватить поганца за каштановые патлы, ну а дальше... Дальше воображение нарисовало слишком много, и член дернулся в штанах, как бы спрашивая «а хули мы ждем?» Собственно, Ривай сам не знал. Казалось бы, вот она, твоя заноза в жопе, Аккерман, хватай, вали и трахай. Ведь не пикнет. А потом уже можно за волосы и в башню, но...
Чего-то не вырисовывалось. Ривай цыкнул сквозь зубы и натянул одеяло повыше. Сопение больного лося за спиной стало тише, а скоро донесся звук неудачного приземления и натужный скрип кровати, когда сто семьдесят фунтов пьяного совершенства растянулись на матрасе с грацией мешка картошки.

Проснулся Ривай на рассвете, как по команде, если не выспавшийся, то отдохнувший точно. Было душновато, даже несмотря на приоткрытое окно, тем более что рядом — ну ладно, относительно рядом, руку протянуть — храпел пивным перегаром не фанат и воздуха точно не озонировал. Полежав немного и поняв, что под эти звуки не заснет, Ривай встал с кровати, подхватил давешнюю ветровку и тихо выскользнул за дверь. Хорошо, что у Арлертов не было собаки, подумалось вскользь, иначе этот демарш не прошел бы незамеченным для всего дома, а будить кого-то в такую рань не хотелось.
Зато хотелось курить.

Припрятанная на случай апокалипсиса пачка сигарет лежала на своем месте в бардачке «эскалейда». Зажигалки не было, но он решил, что на хозяйской кухне должны обитать спички. Вернувшись в дом, Ривай, и правда, без труда нашел их и вышел на задний двор. Прикурив и недолго думая, уселся прямо на деревянные ступеньки крыльца и выпустил в светлеющее небо ленивую струйку дыма.

До рассвета было часа полтора. Над замершей гладью Саратоги неподвижно висел туман. Пирс, казалось, парил в пространстве, как и пришвартованный катер, и ивы у берега окунали свои длинные ветви в молочно-белую мглу. Ощущение было, что природа затаилась. Птицы не гомонили, встречая рассвет, ветер не играл молоденькой листвой, с озера и леса вокруг не долетало ни единого звука. Казалось, сам воздух замер. И в мире царила та самая абсолютная тишина, которая бывает только в предрассветный час.

Будь Ривай повпечатлительней, то непременно пустил бы соплю. Но небогатый эмоциональный диапазон позволял только довольно щурить глаза в синее, будто полинявшее перед рассветом небо.

— Не знал, что ты куришь.

Мураши привычно скатились вдоль позвоночника. От холода, подумал Ривай. Определенно, уверился он, чувствуя, как все волоски на теле стали дыбом, стоило только горячему ото сна телу плюхнуться рядом на ступеньки.

— Ты многого обо мне не знаешь, — заметил он, выпуская очередную струйку дыма в светлеющее небо.

— Не моя вина, — отозвался Йегер.

— Не твоя. Но теперь это не имеет значения, — пожал плечами Ривай и снова затянулся. — Вообще, знаешь, бросить меня — это твой самый тупой поступок.

Сбоку послышалось возмущенное сопение. Очень хотелось посмотреть, как не фанат дует губы, но Ривай боялся, что не удержится. Поэтому он просто смотрел перед собой, словно пытался разглядеть что-то в застывшем тумане над озером.

— Ты ничего не знаешь! — прорвало наконец Йегера. — И...

— Знаю, — оборвал Ривай. — Поэтому и говорю — тупо. Потому что я тебя бросать не собирался.

— Знаешь? — опешил тот. — Откуда? То есть... Постой! Что ты сказал?

Ривай усмехнулся.

— Столько вопросов, Йегер.

Он снова затянулся, стряхнул столбик пепла на ступеньки крыльца, затер кроссовком. То ли казалось, то ли воздух между ними загустел от напряжения. Хотелось... ой, блять, как много хотелось! Кончики пальцев покалывало от предвкушения.

— Ты сейчас... ну... правда, что ли?

— Про что?

— Ты издеваешься?!

— Нет, просто хочу услышать «Ривай, прости меня, я был идиотом, давай начнем все сначала». Можно более короткую версию.

Ну, как бы все. Карты вскрыты, и отступать некуда. Было почти страшно, что сейчас патлатое недоразумение расхохочется прямо в физиономию. На этот случай плана не было, но решение пришло само собой и единственно верное — он уедет. Просто встанет с этих ебучих ступенек, всеми неровностями впивающихся в тощий зад, и навсегда исчезнет из жизни не фаната. И будет надеяться, что когда-нибудь игра опять станет смыслом и целью.

Йегер не заржал. Но и просить прощения за дурость тоже не торопился. Просто сидел и разглядывал сцепленные в замок пальцы. Кажется, это и был ответ. Ривай кивнул сам себе. Может, в другой жизни он мог бы сделать или предложить что-то еще, но в этой лимит предложений исчерпан. Не хочет, значит, не хочет.

Ривай затушил и так истлевшую сигарету, метким щелчком отправил окурок в ближайшие кусты и уже собирался встать, как в плечо, не пуская, вцепились длинные нервные пальцы. Рожденная ими дрожь ошпарила руку. А потом, уже не стесняясь и наглея, расползлась по всему телу от основания шеи, куда несмело и отчаянно ткнулись пухлые губы. Один раз, два, безнадежно зависая на последнем. И словно сорвавшись, заметались по коже, как по оголенным нервам, то целуя, то бормоча что-то и обдавая горячечным дыханием затылок.

— Эрен.

Ответа было не разобрать. Ривай хотел высвободиться, но тот не дал, прижимаясь сильнее и шепча еще сбивчивей.

— Эрен, с ума не сходи.

Почти тут же его отпустили.

— Придурок, — прилетел неутешительный вердикт.

Это, произнесенное четко и обиженно, Ривай разобрал и, приподняв бровь, глянул через плечо. Растрепанный и немного помятый ото сна Йегер откинулся на ступеньки, оперевшись локтями о верхнюю. И волчонком смотрел сквозь невыветрившийся хмель.

— Тебе проспаться бы, не фанат.

— Тогда я пошлю тебя на хрен, — тут же отозвался тот.

Ривай хмыкнул.

— А сейчас ты, типа, готов встать раком? — спросил насмешливо.

— Ну допустим.

Вызывающе, но упускать момент было бы глупо. Хотя Ривай и не мог со стопроцентной уверенностью сказать, чего ожидать от Йегера в таком состоянии. Тот с одинаковой вероятностью мог как подставить очко, так и дать в морду.

— Тогда пошли, — Ривай легко поднялся со ступенек.

— Куда? — не понял Йегер.

— Туда, где ты встанешь раком.

По ходу, не фанат обалдел от прямоты, потому что ничем иным невозможно было объяснить, отчего он послушно встал и пошел следом. И замер у стены почти испуганно, когда Ривай запер за ними дверь спальни.

— Чтобы твоя подружка-блондинка не сунула нос, — пояснил Ривай и отбросил куртку.

— Энни не... — начал было Йегер, но, сообразив, добавил: — А.

Выглядел он забавно — лось ростом в шесть футов, смущенно теребящий край клетчатой, а-ля канадский лесоруб, рубахи. Невольно подумалось, что такой и завалить может, приди в его светлую голову идея поменяться ролями. Аргументов против не было, но не сегодня. Поэтому Ривай ладонью обхватил загорелую шею, мимоходом погладив загривок, и дернул глазастое недоразумение на себя.

Оно оказалось как возвращение домой. Или не домой, а в место, где когда-то было чертовски хорошо. Знакомыми были солоноватый запах кожи и пьяный привкус губ, торопливое дыхание и стоны, что исчезали не прозвучав. И тело в руках не просто знакомое, а изученное вдоль и поперек. И если вот так вот помять упругую задницу, одновременно дернув на себя, то строптивое чудовище отчаянно выдохнет в рот и начнет ерзать, притираясь.

Ривая вело от предсказуемости. И от нетерпеливых пальцев, которыми уже залезли в его штаны, будто в этом была необходимость.

— Фига ты! — выдохнул Йегер, обхватив риваевский стояк.

Оставалось только хмыкнуть. Не говорить же, что яйца звенят с самого приезда сюда. Скулы не фаната лихорадочно горели, а язык то и дело облизывал распухшие губы. Пальцы жадно гладили головку, будто нарочно цепляя короткими ногтями отверстие уретры. А может, и нарочно, Ривай не мог поручиться, буквально вгрызаясь в болтливый рот.

— На тебя всегда стоит, чудовище, — проговорил, на мгновение отрываясь и сглатывая.

Йегер тяжело дышал. Закусив и без того истерзанные губы, потянул с Ривая штаны. Уперевшись лбом в его висок, видел, как упруго качнулся оказавшийся на свободе член, и уже пятерней выгреб нывшие яйца.

— Ну? — болезненно усмехнулся Ривай, пока крепкая ладонь ласкала и оттягивала. — Пялиться будешь или отсосешь уже? Он скучал по тебе.

— Типа... у нас все по-прежнему? — трагически сложив брови, прошептал Йегер.

— По ходу. Ты ж не зря рожу побрил.

Дурное чудовище дернулось было обиженно, но Ривай перехватил. Вернул обратно, прижимая строптивого не фаната к стене, и для верности зафиксировал коленом, втолкнув его между бедер.

— Тш-ш, — выдохнул он примирительно и прихватил зубами упрямый подбородок, поцеловал. Руки настойчиво и по-хозяйски скользнули вдоль тела, заставляя Йегера невольно вытянуться. — Что-то дохера тряпок на тебе, — заметил и потянул вверх край клечатой рубахи, а заодно и футболку.

Давно следовало это сделать. Лишенный своих спасительных слоев, Йегер растерял всю уверенность и совсем как целка дернулся удержать штаны. Но Ривай ловко разделался с ними, оставив болтаться у щиколоток.

— Так лучше.

Подушечками пальцев он ласкал едва намеченный пресс, с каждым разом спускаясь все ниже и ниже, наблюдая, как от каждого его прикосновения мучительно подрагивает стоящий колом член Йегера.

— Так вот чего ты так долго плескался в душе, — хмыкнул удовлетворенно Ривай, добравшись до бритого лобка. — Очко тоже выбрил?

Йегер снова возмущенно вскинулся, но крепкая ладонь, обхватившая его яйца, остудила порыв. Пальцы ласкали уверенно и со знанием дела и тянули так, что у Йегера разом ослабли ноги.

— Потек, — прокомментировал Ривай выступившую на вершине его члена влагу.

— Как и ты! — с вызовом выдохнул Йегер.

— Как и я, — легко согласился Ривай.

Подцепив вязкую каплю, уже тяжело ползущую вниз по члену, растер в пальцах и облизал их, прикрыв глаза и с удовольствием вспоминая яблочно-горький вкус своего чудовища.

— Блять... — донеслось задушено. И еще, кажется, Йегер приложился затылком об стену, никак иначе раздавшийся следом глухой звук было не объяснить.

Ривай усмехнулся.

— Ну так что очко? Побрил, нет?

— Самовлюбленный придурок! — прилетело тут же вкупе с мрачным взглядом, в глубине которого плескалось расплавленное золото.

И засосать паршивца до самой глотки, глуша протесты и проклятия, показалось самой лучшей идеей. Их языки столкнулись, борясь за право доминировать, но Йегер сдался, как всегда, со стоном уступая своему питчеру. Обхватил его голову, лаская скулы и коротко стриженный затылок, вжался всем телом, будто боясь, что их снова отберут друг у друга. И целовал, целовал, целовал, пока Ривай не почувствовал на своих щеках чужие слезы.

— Не реви, слышишь?

Йегер шмыгнул носом и угукнул, прильнув крепче, выцеловывая ему местечко за ухом.

— А то я решу, что разучился делать тебе хорошо.

В ухо фыркнули уже от смеха. Крепкая ладонь Ривая накрыла оба члена и лениво, будто играючи провела вверх-вниз пару раз. Наблюдать, как от этой немудреной ласки Йегер млеет и закатывает глаза, было сладко до дрожи.

— Еще... Ривай...

Уговаривать было не нужно. Он двинул ладонью еще и еще, а потом этой же рукой, перепачканной в смазке обоих, ухватил паршивца за подбородок. Надавил большим пальцем на истерзанные губы, оттянул нижнюю, скользнул в пьянящую влажность.

— Ну давай, — подрачивая ноющий член, усмехнулся и кивнул вниз. — А потом поиграем по-взрослому.

Перекосившая физиономию скептическая ухмылка, конечно, Риваю не понравилась, но плевать. Губы Эрена были везде. Только что зацеловывали шею, шепча всякий бред, и вот уже скатывались по груди к животу. И там, под убийственными ласками, снова проклевывались пресловутые бабочки, сдохшие, казалось, навсегда. Проклевывались и порхали, мать их, мешая сосредоточиться на волшебной глотке, уже вобравшей его хер. Пальцы невольно обхватили голову Йегера, зарываясь в спутанные пряди, и потянули, нанизывая глубже, или дальше, или хрен знает как и куда, но до упора, пока вздернутый нос не ткнулся в лобок.

Сука. Глотка была тугой и явно отвыкшей. Наверняка как и очко, которое он непременно распечатает, но позже. Сейчас Ривай медленно сходил с ума от прерывистого сопения и горячих спазмов, пытавшихся вытолкнуть инородное тело наружу. И едва не кончил от задушенного хрипа, вибрацией прокатившегося от стиснутой головки до самых яиц. Йегер давился и задыхался, нанизанный по самые гланды, царапал короткими ногтями бедра Ривая и с громким хлюпом втянул в себя воздух, когда тот наконец отпустил.

От мокрой блестящей головки к потерявшему очертания рту тянулись вязкие нити из перемешанной слюны и смазки. Они тяжело провисали, рвались и падали грузными каплями куда-то вниз. Но вытирать губы Йегер не торопился. Хлюпая носом и жадно дыша, он зачарованно смотрел на текущий хуй прямо перед собой. А потом поднял совершенно поплывший блядский взгляд.

— Ебаный ты ж... — только и успел проговорить Ривай.

Йегер обсасывал его, как самый вкусный в своей жизни леденец. Запрокинув голову, стонал по-шлюшьи, когда головка мазала или била по губам, и снова тянулся, выгибал шею и до боли в челюстях распахивал рот, позволяя снова и снова долбить себя в глотку до рвотных судорог и шума в ушах.

— Идем, — сглотнув, выдавил Ривай, когда Йегер в очередной раз закашлялся и откинулся к стене, пытаясь восстановить дыхание.

Для верности он потянул его, помогая встать, и толкнул к кровати. И не отказал себе в удовольствии наблюдать, как чудовище с грацией разве что жабы на препарации плюхается на смятые простыни. Плюхается и тут же хватается за свой член, сжимает и стонет, быстро рывками надрачивая. Это в планы Ривая не входило.

— Ну-ка, руки убрал и мордой в подушку, — скомандовал он, роясь в карманах и сумке в поисках тюбика смазки. — Блять, этого еще не хватало...

— На подоконнике глянь.

Ривай отбросил куртку и шагнул к кровати. Ноги не слушались и ловкости не добавляли, и, перехватив насмешливый взгляд Йегера, он мстительно прищурился.

— Хлебальник завали, не фанат, — цыкнул сквозь зубы, роясь в хламе.

— Я молчу, — хохотнул тот.

— Вот и молчи, — отрезал Ривай и, пару раз колоритно выматерившись, наконец выудил свою находку. — Тебе вообще цены б не было, не будь ты таким пиздливы... Блять, — оборвав сам себя, остановился он, разглядывая тюбик в ладони. — Клубничная? Серьезно, Йегер?!

— Тут тебе не Нью-Йорк, — ответил тот и закусил губы, чтобы не заржать, потому что Ривай выдавил смазку на пальцы, растер, понюхал и поморщился.

— Залупа-то не отвалится? — спросил недоверчиво.

Эрен фыркнул в подушку, но на этом его веселье и оборвалось смачным шлепком аккурат по упругим булкам. Задушенный стон все еще ласкал уши, а Ривай уже забрался на кровать и навалился сверху всем телом, вдавливая дурное чудовище в постель. Жестко, без предисловий впился то ли укусом, то ли поцелуем в загорелый загривок. Еще и еще, и снова, путаясь в россыпях каштановых волос. Выматерился с чувством, накручивая мешающие пряди на кулак и заставляя Йегера выгнуть шею. И не удержался, уткнулся носом в беззащитный теперь затылок, жадно втянул пряный горячий запах кожи. Йегер завозился под ним, заурчал как большущий кот, в нетерпении приподняв бедра, и хуй, скользнув, как влитой, улегся между ягодиц.

— Рива-ай...

Хотелось разорвать паршивца, растянуть на молекулы, растащить на атомы, а затем вдохнуть без остатка. Чтобы в легких, чтобы в венах, чтобы навсегда. Ривай жадно целовал длинную шею и излом плеча, одной рукой удерживая его непокорную гриву, а другой стискивая и оттягивая в сторону полужопие. Хрен скользил все уверенней, тычась в гладкую дырку, срывался, пачкал липким и заставлял тело под Риваем скулить от нетерпения. Он сам уже был готов так же по-сучьи выть, но слишком соскучился, чтобы уступить, поэтому продолжал испытывать собственную выдержку и выдержку не фаната. И, наверное, уже в какой-то иной реальности ставил безвольного Йегера раком, лил ему на очко клубничную бодягу и, забив болт на растяжку, прямо залупой проталкивал ее внутрь.

Чертов засранец пытался отползти. Стараясь уйти от болезненного вторжения, падал на простыни, но Ривай бил наотмашь по ягодицам, подхватывал под живот и снова ставил раком. И давил, втискиваясь в узкую, будто ни разу никем не ебанную кишку.

— Рива-а...

Конец не то стона, не то мольбы угас, зажеванный подушкой. Ривай выдернул хуй из замученной дырки и, не церемонясь, сунул в нее пальцы. Раз, другой, третий. Сплюнул смачно, растирая харчок залупой, и снова толкнулся внутрь.

— Да не жмись ты, — выдохнул он, тяжело сглатывая. — Все равно ж разъебу, ну.

Совать в нерастянутого Йегера было до одури хорошо. Почти так же, как слышать болезненные стоны, от которых какое-то мутное неправильное удовольствие катилось по жилам, било в виски и под дых. Било по нарастающей, потому что трахал Ривай жестко, как всегда размашисто и грубо. Как оба любили. Как Эрен любил.

— Башку поверни, — выдохнул он сквозь зубы, одновременно вбиваясь глубже. — Слышишь?.. — снова толчок. — Хорош сопли пускать... — еще, до конца. — Ну? Посмотри на меня, Эрен!

И тот, не по своей воле с каждым движением бодавший головой смятые подушки, заторможенно вскинулся. А дальше Ривай сам потянул его за волосы к себе, заламывая шею.

— Если еще раз, блять, меня кинешь, — прошипел он прямо в распахнутый рот, — насмерть заебу. И тогда уже без смазки, понял?

Эрен выдохнул что-то беззвучное, застонал и повалился на постель, утягивая своего матерящегося питчера следом. Кое-как растянутое очко горело и хлюпало превратившейся в вязкую жижу смазкой. Ривай больно тянул за волосы, почти сворачивая шею, и на первой космической нещадно драл его кишку. Тоже больно, но так охуенно, что Эрен выл в подушку и ладонями растягивал в стороны полужопия перед неутомимой битой Аккермана.

— Не останавливайся... не останавливайся, — шептал он будто в бреду и захлебывался ощущением собственной зависимости.

Ривай и не думал останавливаться. Хуй давно уже пролетал со свистом, и это было ничуть не хуже, чем отчаянно сопротивляющаяся дырка совсем недавно. К тому же принимал паршивец так умело и вкусно, что Ривай жмурился и стискивал зубы, чтобы позорно не слить раньше времени.

— Не останавливайся... пожалуйста...

Дурное густое марево обступало со всех сторон. Оно же пульсировало в венах возбуждением, достигшим апогея. Пульсировало и рвалось наружу запретным, сладким, жарким. Прошибавшим миллионом вольт того самого удовольствия, что горячее суперновы. Эрен скулил, как сучка, чуя, что финал вот-вот наступит, и отчаянно желал и не желал его. И когда наконец ослепило, выгнуло, затрясло, он беззвучно разревелся, вцепившись в подушки.

Бешено сокращающаяся кишка не фаната застала Ривая врасплох и лишила удовольствия трахать безвольное тело еще пару минут. Оттянутый оргазм шарахнул в поясницу пропущенным фастболом, оглушил, заставив занеметь все тело, и спустя миг разлился кипящей истомой по венам. Смаргивая дурман, Ривай жадно смотрел, как отплевывается его хрен, который он каким-то чудом выдернул в последний момент. Кончи было много.

— Дырку раскрой, — сглотнув, прохрипел Ривай, выдаивая из себя последние капли.

Эрен завозился, отлепляясь от подушек, завел непослушные руки за спину и растянул задницу, приподняв ее перед любовником.

— Вот с-сука, — протянул Ривай.

— М? — вяло вскинулся Эрен.

Ривай не ответил. Он не отрываясь смотрел на скользкое, подрагивающее и только что со вкусом отъебанное очко, залитое кончой. А потом на автомате вздрочнул пару раз опадающий хрен и сунул обратно в горячую натертую кишку, заталкивая внутрь белесые капли. Эрен заныл и вильнул задницей.

— Рива-ай!..

— Тш-ш, — выдохнул тот, отстраняясь. Смачно шлепнул по полужопию. — Не ной. Еще раз ебать тебя сейчас не буду.

— Ну спасибо, — фыркнув, отозвался Эрен.

Ривай завалился рядом на скомканную постель и с плохо скрытым наслаждением потянулся. Не меняя позы, Эрен наблюдал за ним сквозь спутанную россыпь волос.

— И что теперь? — спросил он через некоторое время, понимая, что Аккерман говорить не собирается.

— Теперь я собираюсь спать, — отозвался Ривай и зевнул. — Раз ты больше не даешь мне.

— Блин, ну вот что ты начинаешь? — Эрен приподнялся на локтях и отбросил с лица спутанные волосы. — И что вообще за идея трахать без растяжки?!

— Не понравилось? — приподнял брови Ривай.

— Понравилось! — выпалил Эрен и тут же смутился. — То есть... Я не про это сейчас!

— А про что тогда?

Эрен открыл было рот, хотя толком не мог оформить свои претензии к Аккерману. По крайней мере сейчас. По крайней мере пока сам был качественно оттрахан, а рядом лежал тот самый питчер, чьи подачи был готов принимать до конца жизни.

— Ой, иди ты! — выдал он в итоге и повернулся к нему спиной.

— Ну давай уйди еще на другую кровать, — хмыкнул Ривай.

— Не дождешься, — прилетело из-за плеча.

Ривай скривил губы в довольной усмешке и прикрыл глаза. Все было отлично.

На этот раз проснулся он, уткнувшись носом в спутанные пряди каштановых волос. И в какой-то момент стало жутко, что все это проделки воспаленного воображения. Что не было ничего и ничего нет, как вчера или месяц назад, а шелк волос и даже горячее тело под боком — выдумки истосковавшегося сознания. И все рассеется, как давешний туман. Но вот Йегер что-то промычал во сне и заворочался, удобнее устраиваясь головой на руке своего питчера. А следом упругая задница ткнулась в пах, где ее уже заинтересованно ждали. Ривай потерся залупившимся хреном об упругие полужопия. Загорелое чудовище сладко застонало во сне и сбежать не дернулось. Ну ладно, подумал Ривай.

Тюбик с клубничной хренью валялся на подоконнике и был почти пуст. Ривай выцедил что было, растер по концу, а остатки размазал по бедрам и промежности дрыхнущего Йегера. Велик был соблазн присунуть в дырку, он даже помассировал пальцами припухший, все еще мокрый пончик сфинктера, но жалко стало. Тем более еще в город сегодня возвращаться, а три часа слушать нытье не хотелось. Поэтому Ривай повозил залупой по помилованному очку и сунулся вниз по промежности засранца.

Ебать между ляжек было так себе, но на ленивый утренний сойдет. Особенно когда Эрен, толком не проснувшись, начал елозить по стояку и чуть вздернул задницу, чтобы хрен Ривая лучше проходил. А потом, словно очнувшись, вскинулся спросонья.

— Блин, Ривай, ты же обещал!..

— И я держу свое обещание, не вопи, — хмыкнул Ривай и наддал бедрами, чтобы до того наконец дошло, что его распрекрасной дырке ничего не угрожает.

— Оу-у... — протянул засранец, округлив заспанные глазищи, сообразив наконец, что происходит.

По ходу, он собирался еще что-то сказать, но Ривай заткнул излишне болтливый рот своим. Целовал так же лениво, просто сминая пухлые губы, но Эрену и этого хватало. Он охотно подхватил игру, чудно что-то шептал на своем эльфийском и в такт медленным движениям терся залупившимся концом о простыни.

— Если хочешь... — пробормотал он вдруг еле слышно.

Ривай сквозь ресницы перехватил поплывшую зелень взгляда. Заманчивое предложение шарахнуло в поясницу, отразилось звоном в ушах и дрожью во всем теле. Словно не удержавшись, налитой упругий хрен скользнул промеж полужопий раз-другой, почти ткнулся в припухшее от ночных забав очко и отступил.

— Не провоцируй, — хрипло проговорил Ривай в соблазнительное смуглое ухо. — Ты же знаешь, как я люблю долбить твою кишку, Эрен.

— С-сука, — беспомощно выдавил тот, и Ривай с каким-то конченым удовольствием увидел, как загорелая кожа покрывается мурашами.

— Сожми бедра, давай, — он коснулся поцелуем затылка. Хрен уже скользнул на полюбившееся место, в горячее, липкое, скользкое. Теперь хотелось тугой тесноты. — Сильнее, Эрен, ну!

— Блять...

— Только орать не вздумай. Твоя блондинка под дверью уже шастает туда-сюда.

И Эрен старался. Не стонать, сжиматься и выставлять вверх задницу, чтобы Риваю было удобнее. И Ривай оценил. Оргазм оттянуть даже не пытался и почти захлебнулся ярким бодрящим финалом.

— Ох ты ж, сука! — оскалившись, прошипел он сквозь зубы с последней судорогой удовольствия и повалился на тело под собой. — Хорошо-то как, — потерся носом о влажный загривок. — Живой?

Эрен заворочался, позволяя уложить себя на бок, но даже так не отлипая от своего питчера. Ухватил его руку и потянул вниз, накрывая чужой ладонью прижавшийся к животу стояк.

— Помоги, — шепнул надрывно, умоляюще сведя к переносице брови.

— Без крепкой палки в кишке уже кончить не можешь?

Ривай хмыкнул и легко удержал взбрыкнувшего Йегера, пятерней заграбастав уже поджавшиеся яйца. От собственной кончи под ними было мокро и липко, а теперь мокрым и липким становился конец Йегера. Ривай не нежничал, дрочил быстро, с силой оттягивая, зная, что после общения с ним пацана закольцевало где-то между удовольствием и болью. Но точку всегда ставила та самая нежность, которой у Ривая не было ни для кого, кроме его не фаната. Вот и сейчас ладонь поудобнее перехватила, сжала, а подушечка большого пальца будто в одолжение невесомо потерла побагровевшую головку. Скулеж Йегера был заглушен другой ладонью. Он теперь только болезненно хныкал и сопел, отзываясь на дикую смесь грубой дрочки и нежных касаний. И не вынеся последних, он вздрогнул всем телом, выгнулся и обмяк, пачкая ладонь Ривая.

— Вот теперь — привет, — раздалось у него над ухом.

От какого-то дурацкого чувства внутри хотелось разреветься.

Дождь все же пошел. Настоящий весенний ливень, с электрическими всполохами на полнеба и громом, от которого, казалось, лопались барабанные перепонки. Лесная дорога раскисала на глазах. Ривай и «эскалейд» угрюмо поминали своих и чужих родственников сквозь зубы. Радовало только то, что на соседнем сиденье, поджав под себя ногу, сидел Йегер и хмурил густые брови, водя пальцами по экрану айфона.

— Чего там? — спросил Ривай, имея в виду погоду.

— Да хрень, — отозвался тот и, вскинув голову, прищурился на низкое мелькавшее сквозь бешеную работу дворников на лобовом стекле небо. — До самого дома так. Надо было остаться у Армина.

Ривай лишь цыкнул.

— У меня дела, — сказал неопределенно.

Эрен чуть приподнял бровь, ожидая продолжения, но так и не дождался.

— Дела, о которых мне не надо знать, — произнес он наконец.

— Разве я это сказал? — усмехнулся Ривай.

— Да ты никогда ничего не говоришь, — пожал плечами Эрен и с отсутствующим видом уставился в окно. — Трахаешь и исчезаешь до следующего раза. Как всегда. Не знаю, почему я решил, что в этот раз будет по-другому.

— Так в этом наша проблема?

Йегер задумчиво почесал кончик носа.

— Наша? — переспросил удивленно.

— А что?

— Да нет... Просто забавно думать, что у нас может быть что-то «наше».

— У нас — полно, — пожав плечами, спокойно отозвался Ривай. — Например, мы оба терпеть не можем блядские корки на сэндвичах и мюзиклы.

— Этого мало, — невольно улыбнулся Эрен.

— Возможно, — согласился Ривай, — но для человека, у которого это первые отношения в жизни, вполне нормально.

— А у нас прямо отношения? — тихо переспросил Эрен.

— Иначе какого хера я тащился бы за тобой двести миль, — сквозь зубы ответил Ривай, вытаскивая «эскалейд» из очередной ямы с топкой жижей. — Не беси меня, чудовище.

— Вау.

Какое-то время они ехали молча. Внедорожник месил раскисшую грязь, иногда порыкивая и подрагивая от злости. Ни он, ни хозяин явно не привыкли к таким экзерсисам.

— Доволен?

— Почти.

— Что еще? — закатил глаза Ривай.

— Я не знаю, где ты живешь. Например.

Ривай скрипнул зубами.

— Леонард-стрит, — ответил неохотно.

— Трайбека?! — Эрен округлил глаза. — В жизни бы не подумал.

— А что ты думал?

— Ну-у... Не знаю. Где-то в районе Центрального парка.

Ривай скосил глаза на развалившегося рядом Йегера. Пацан реально ничего не знал о нем, подумалось. Иначе как он мог бы предположить, что Ривай сможет жить в глухих стенах домов, больше походящих на мавзолеи. Но это ничего, ничего. Еще будет время.

— А дом?

— Пятьдесят шесть... Зачем тебе номер дома, засранец?

Эрен не ответил и уже довольно лыбился, что-то набирая в айфоне. Ривай невольно залип на охуенно красивый профиль со вздернутым носом и пухлыми губами и то, как длинные пальцы небрежно прятали за ухо выбившуюся каштановую прядь. И вздрогнул от неожиданности, когда тот воскликнул:

— Фи-ига, это же «дженга»!*** Ты живешь в «дженге»?! Серьезно?!

Изумленные глазищи смотрели настолько восторженно, что Ривай одновременно ощутил некую гордость и смущение.

— Ну, — отозвался он неопределенно. — Тебя что-то не устраивает?

— Шутишь?! Да я всегда мечтал побывать внутри!

— Вот и побываешь, — хмыкнул Ривай. — Если будешь хорошо вести себя.

— Так точно, сэр! — Йегер вытянулся на сиденье навроде стойки смирно и размашисто отдал честь.

— Балда, — фыркнул Ривай и невольно улыбнулся. — И сядь нормально, мать твою.

Тот сел. Но хватило его ненадолго. И буквально через пару минут Аккерман снова ругался на Йегера, сползшего с сиденья так, что верхняя часть ремня безопасности оказалась где-то под подбородком.

— Ну давай, удавись еще на нем. Учти, возиться с твоей тушей не буду, выкину на обочине и привет. Пускай блондинка тебя подбирает.

Это тоже не возымело эффекта, и Ривай плюнул. Похер. Пусть хоть кверху жопой сидит, ему и без выходок не фаната было за чем следить.

Ливень усилился. Дворники гоняли потоки воды по лобовому стеклу, как бешеные, но как-то особо это не помогало. Гроза действительно неслась вместе с ними на юг, к Нью-Йорку. В какой-то момент Риваю пришла в голову идея остановиться у ближайшего мотеля или торгового молла, переждать непогоду. Но до дома оставался час, а Риваю тупо хотелось в душ, пожрать и полежать овощем перед телеком. Возможно даже он посмотрит позавчерашнюю игру, хотя и без этого знал все свои проебы.

— Блять! — лаконично высказался он, когда встречный внедорожник обдал их фонтаном воды.

Напор был такой силы, что «эскалейд» вздрогнул. Ривай мельком перехватил испуганный взгляд Эрена и поудобнее перехватил руль.

— Не ссы, принцесса, всего лишь вода, — усмехнулся он.

И наверное, на мгновение отвлекся на Йегера, пытающегося выпрямиться и наконец сесть нормально. Потому что пропустил следующий поток из-под колес встречной машины, когда они вылетели на мост над Хикори-Буш роуд. И как только мутная вода стекла, Ривай увидел несущуюся прямо на них потерявшую управление фуру. Слишком четко увидел. И понял, что уйти времени не хватит. Он крутанул руль вправо, сознательно подставляя под удар свою сторону «эскалейда», и все равно не успел.

Удар он ощутил не сразу. Сначала был визг тормозов и оглушающий скрежет. Потом с сухим царапающим звуком лопнуло стекло с его стороны, засыпав мелкими колючими осколками. И только затем был удар, казалось, раздробивший кости и зубы и превративший все внутренности в фарш из ошметков плоти. Откуда-то сбоку, довеском, шарахнуло подушкой безопасности, оглушая напрочь. Через сотую долю секунды еще одна влетела в физиономию, и Ривай ослеп.

«Эскалейд» куда-то волокло под жуткий аккомпанемент скрежета, визга, хруста и рев моторов. Легкие захлебывались дизельной вонью. И когда казалось, что Ривай больше не вынесет, все прекратилось. Покореженный внедорожник замер, вздрогнул, преодолевая препятствие с правого бока, и грузно ухнул вниз. Мост над Хикори-Буш, почему-то подумал Ривай. Они падали с моста над Хикори-Буш. Наверное, это заставило непроизвольно вцепиться в руль или в то, что от него осталось. Бесполезно, он понимал, но это давало хоть какую-то опору. И надежду. Перед невидящими глазами маячил Эрен, нелепо пытавшийся перед самым столкновением выпутаться из ремней безопасности. Живи, приказал ему Ривай, и реальность разбил второй удар.

«Эскалейд» упал мордой вниз, прямо на бетонный разделитель на Хикори-Буш. За мгновение до этого зрение вернулось к Риваю, будто не желая, чтобы он пропустил грандиозное представление, устроенное судьбой. И он как в замедленном фильме видел хребет отбойника, прорезавший капот. Видел расколотую торпеду, крошащееся стекло и какой-то кусок железа с рваным краем, нацеленный на себя. Как нож сквозь масло, он прошел сквозь осколки лобового и шарахнул по рулю. Что-то липкое, пахнущее солью и железом, хлестнуло в лицо, заливая глаза. Но было уже плевать. Рядом, запутавшись в ремнях безопасности, сломанной марионеткой висел Эрен. Край ремня впился в загорелую кожу шеи, вспорол ее, и в растянутый ворот футболки медленно-медленно заползали черные змеи.

Змеи?.. Ривай протянул руку и неловко попытался ухватить голову Эрена, то ли приподнять, то ли еще что, но не вышло. На правой руке из пяти пальцев было только три.

____________

* один из лучших бейсболистов всех времен Бейб Рут (Бамбино). с его именем связано одно из самых известных бейсбольных суеверий — проклятие Бамбино, объясняющее неудачи «Бостон Ред Сокс» на протяжении почти столетия. в конце 1919 г. «Ред Сокс», выигравшие 3 из 5 последних Мировых серий, продали в «Нью-Йорк Янкиз» своего звездного игрока Бейба Рута. в течение следующих 84 лет никогда не выходившие до этого в финал «Янкиз» становились чемпионами 26 раз, первые 4 из них — с Рутом. «Ред Сокс» же за это время ни разу не сумели завоевать титул, четырежды уступив в Мировой серии и потерпев ряд других досадных поражений.

** один из самых дорогих и престижных районов Нижнего Манхэттена в Нью-Йорке, здесь владеют недвижимостью многие знаменитости

*** https://ru.m.wikipedia.org/wiki/56_%D0%9B%D0%B5%D0%BE%D0%BD%D0%B0%D1%80%D0%B4-%D0%A1%D1%82%D1%80%D0%B8%D1%82