— Господи, дай мне сил свершить Тобою замышленное — не в себя, но в другого сначала выстрелить. Я твоя падшая дочь, я твоя воля, и коль Ты явил смелость показаться мне, смилостивиться над рабой своей, то созерцай же заповедь, Тобою же нарушенную, созданную лишь для того, чтобы она была осквернена непослушанием! Господи, прости же меня, ибо другого для меня не дано.

Я встала с колен и убрала свой большой крест за полку, о которую уже и нельзя было замараться пылью. Да и весь шкаф был довольно чист. Вся комната. Больше не валялось шуршащих упаковок, пластиковых бутылок, не лежал мусор на полу в виде колючих крошек и противных волос… Словом, все, что так было присуще моей неотесанной сестре, мигом выветрилось вместе с горьковатым запахом алкоголя и сигарет.

На плите уже закипал чайник — я отобедала той едой, которую я не очень-то любила готовить, все ввиду утомления этим занятием в юношестве (частично), и поставила на стол небольшую пышную булку с маком, найденную среди сладостей сестры. После молитвы я сидела и словно плыла — не от еды или чая, но самого момента. По лицу мягко грело ещё пока слабое солнышко, птицы вдруг запищали, закричали за окном печальным прощанием, а ветерок из окна так нежно гулял по шее, что не нужно было и никакого массажиста вовсе. Я впервые за долгое время ни о чем не думала, но только чувствовала — ту самую тягу к жизни, которой меня научила моя мама. Я так любила готовить с ней и так ненавижу сейчас, наверное, просто потому, что и оно, это занятие, вызывает во мне дурные помыслы о необратимых вещах.

Чай уже остыл, а я как-то и не поняла, что начала задумываться о всяком. Это очень сложно проследить, мысль сама подкрадывается очевидно, ведь мы существа разумные, думающие даже бессознательно… Но нет, деревом я быть не хочу, как мечтают многие, да и в деревню тоже. Отпуска, курорты, тихая жизнь — это все не помогает, ежели у тебя внутри нет той самой романтизированной обществом тишины. Спокойствие окружения — ненадёжно и само по себе слабо, спокойствие же души — вечно и могуществено.

"Я должна убить человека" — подумала я и отхлюпала остатки своего чая, встала на ноги, да начала размариваться с ярких лучиков и вкусной еды в тихий час. — "Но какая лень берет порой…"

Я с удовольствием потянулась, зевнула во весь рот и с диким нежеланием зашаркала ногами до выхода. Тогда я и наполнилась решимостью, стоило только выйти за высокий порог.