- Ты че дура, что ли?!

Я остановилась у обочины, даже не думая о том, что припарковалась неправильно. Я посмотрела в зеркало заднего вида на себя - глаза безумно сжаты в зрачках и напуганы, тело трясет от нахлынувшего в крови адреналина, а кислород то и дело давит мою грудь в жадности панической одышки. Видок был у меня был, прямо скажем, не очень.

- Я тебя спрашиваю!

Дверца рядом со мной открылась, и мне показался мужичок средних лет, злобно шипящий на меня. Он взял мое тельце за воротник и силой вытащил из машины. Я кубарем покатилась по снегу.

- Отвечай! Какого дъявола!? Ты нас чуть не убила!

Я встала на четвереньки и подняла голову. Внешность его была довольно потрепана - растегнутая куртка показывала его заляпанную майку, а лицо уже заросло неухоженной бородой и усами. Он ненавидел меня всем своим присутствием. Ещё бы. Я же могла убить его. Смерть это страшно, кто бы что не говорил.

- Ты че, угашеная что-ли?! - прогремело у моего уха, и меня взяли за шкирку и трясли так, как ребёнок играется с погремушкой - сильно и с каким-то странным удовольствием. Такая головокружительная взбучка не могла не раздражать. В нужный момент я оттянула голову назад и с его рывком вытянула ее вперёд, зарядив этому непутевому водителю со лба в нос.

- А ты ретивая сука, да? - ухмыльнулся он, отпрянув и утеревшись от крови, а потом со всего размаху отвесил мне увесистую оплеуху. Рука, признаюсь, у него тяжёлая, меня так пошатнуло от его удара, что я еле удержалась на ногах.

- Ну, давай же! - рассвирепел он и схватил меня за волосы в самодовольной гримасе. Она сразу же скривилось, оставляя от его самоуверенности только болезненные морщины и стиснутые зубы. Это я использовала запрещённый прием - хороший такой удар с колена в пах.

- Ай, сволочь! - взревел он и приподнял одну руку вверх, как белый флаг, зажмурив один глаз. - Ладно, ладно, ты победила!

Мужик отошёл от меня спиной и заковылял обратно к своему тягачу, прихрамывая, хватаясь за живот. Я смотрела на него, скрючившись, на некоторых заинтересованных дракой зевак, на машины, так любезно объезжающих мою. Неплохо так мне прилетело, моя принадлежность к противоположному ему полу вообще не смущала его. До чего довело это ваше равноправие, толерантность...

- Ебанутая! - крикнул зло он напоследок, посильнее хлопнул дверями и тронулся с места.

- Сам ты... ебанутый... - простонала я, утирая ушиб на лице, и тоже направилась к своему автомобилю. Сев в него, я испытала дарованное облегчение.

Образ Мэлори не выходил из головы. Разве это не навязчивое напоминание о моей беспечности? Однако же это и шанс сделать, наконец, что-то правильное. Так я сохраню хотя бы одну из вас. Решено - еду к тебе.

Я посидела ещё немного в машине, раздумывая об этой всей идиотской ситуации, а после выехала из грязного снега, пробуксовав колесами с характерным хрустом по льдинкам. Тут же я обнаружила странную дрожь в руках. Ту самую, которая была у меня на моем первом вождении. Я ехала аккуратно, обращая внимание на каждую деталь - будь то знак парковки или пешеход, идущий у обочины. Я крепко вцепилась в руль и осторожно выдавливала педаль газа, следила за поворотниками, часто косилась на зеркала. Это можно было бы назвать паранойей, но... нет. Я как будто начала видеть в этих действиях смысл. Все эти люди вокруг... А если кто-то из них вдруг станет жертвой моего лихачества? Моего эгоистичного, беспринципного лихачества... А что если я вдруг... Даже и мыслей об этом не существовало!

Пока я возилась со своими мыслями, передо мной из-за высоких домов появилась больница и сразу принесла мне видение, неприятное такое, неудобное. Помню, как Мэлори с визжащими по кафелю колесами везли сюда со скоростью света на каталке в реанимационное отделение, а после она пропадала за двойными дверьми, надпись над которыми гласила: "Не входить!". Я могла только поверить обещаниям докторов, что все вскоре будет хорошо, и мне не нужно так сильно беспокоиться и стоять "хотя бы в сторонке", волнительно наблюдая за операцией.

Мое тело вздрогнуло от таких воспоминаний, а неожиданно вскруживший мне голову страх моей будущей судьбы все сильнее желал, чтобы я, в конце-то концов, развернулась уже в другую сторону и никогда, ни при каких условиях больше не заезжала сюда. Но меня беспокоил только один вопрос: что мне ей сказать? После всего случившегося? А если там будут ее родители? Нет, я этого не перенесу... И все же, почему я тогда тут? Будет ли моя совесть чиста, буду ли я сожалеть, если не сделаю то, что должна? Нет уж, я хочу и буду! Я обязательно войду в эту дверь, прямо здесь, прямо сейчас! Хватит уже...

Зажмурившись, я толкнула за ручку и медленно раскрыла свои глаза. Широкий зал раскинулся передо мной, пациенты тут и там ходили, сидели, общались со своими одетыми партнёрами, изредка косились на меня. Пахло бахилами, веяло свежестью, толкало сзади что-то грубо мое плечо.

- Да отойди ты с прохода, кляча!

Надо бы спросить про Мэлори у врачей. Регистрационная стойка - самый лучший вариант на данный момент, даже несмотря на хоть и небольшую, но очередь. Все явно спешили куда-то, кроме разве что меня, поэтому я и не бунтовала, не переживала, как одна неряшливая дама, нервно копошившаяся в своей сумочке «в поисках необходимых документов». Некоторые в очереди глядели недовольно, вздыхали. Так и мечтают, наверное, поскорее на больничные койки лечь, заснуть сладким сном наркоза...

Вскоре наступила и моя минута славы. Я продиктовала имя, врача, которого мне удалось запомнить, отделение. Девушка, сидящая напротив, сразу сориентировалась и быстро нашла мне палату. Такие работники только и вызывают, что уважение... пока не начинают задавать неудобные вопросы.

- А вы кем приходитесь больной? - спросила она меня, наклонив с интересом голову.

- Я? Ну знаете, не чужой человек, раз прихожу сюда, - ответила я, отбиваясь от честного ответа. Не сказать же мне, что это её любимая мучительница?

- Посторонним нельзя, - добавил уже другой голос.

Женский, не очень высокий, но, можно сказать, высокомерный. Голос настоящей властной женщины, думающей, что она лучше других... женщин. Сразу вспоминается наша директриса с не очень хорошим, говорящим за нее именем и от этого не самым лучшим характером. Бр-р, школа...

И она подошла к нам поближе, полностью раскрывая свой образ - это была какая-то слишком уж строгая на вид, но не такая строгая на передок. Я имею ввиду, что лицо у нее не такое уж и недовольное, даже забавное. Волосы ее лежали тонкими прядями, равномерно подстриженными под каре, такие же ровные локоны красовались на ее лбу - это очень шло к ее такому же идеальному и строгому макияжу, начертанному словно роботом. Такой контраст вызывает немало вопросов, ассоциаций.

- Вы не родственница. На мать вы не похожи, на отца тем более. Сестёр, как мы знаем, у пациентки нет. Я же права? - самодовольно фыркнула она, скрестив руки и уставившись в ожидании ответа проигравшего.

Вот же... И откуда вообще берутся такие люди? Как они приходят к такому образу совершенно наглой и тупой стервы?

- А вы вообще кем будете? - спросила я, решив тоже поиграть в «чё кого».

- Врач, психотерапевт, приставленный на лечение к этой пациентке. Но разве вас не учили родители, что отвечать вопросом на вопрос как минимум неэтично? - продолжала она выводить меня из себя своим надменным поведением.

Ах вот оно что. Пошарилась в мозгах у девочки, а теперь строит из себя не пойми кого. Словно все о ней знает!

- У меня родители умерли, когда я была маленькой. Видимо, не научили, - произнесла я, вздохнув тяжело, развела руками.

Она тут же нахмурилась, как будто разгадывала, блефую ли я. Но это была сущая правда, хоть в глаза мне посмотри, ничего не утаю. И сокрушительная правда, что самое неудобное.

- Я соболезную вам, - сказала она, поубавив свой гонор, и я даже начала подмечать в ней нотки уважения. - Но я не могу вас впустить.

- Но мне надо!

- Увы и ах, таковы правила. Не задерживайте очередь.

Я вышла на улицу. И вновь меня снежинкой настигал снегопад - хоть на землю падай. Я не знала уже, что делать - жалеть себя, злиться, плакать? Покурить сначала. Да, я бы не отказалась от пары-другой тяжек, только место бы найти подходящее. Наверняка у персонала есть курилка или что-то вроде этого. Иронично, что и сами врачи курят, не правда ли? Нет, не иронично.

Я заметила неподалёку местечко - небольшой козырёк с перилами и тремя ступеньками - холодными и бетонными - присела на них, достала пачку, смотрела на огонь, который медленно жёг белую тонкую палочку. Неплохо так расслабляет. Лёгким легче, конечно, не стало, но в целом...

- Что же мне делать теперь?

Наверное, ничего. Просто ждать. Оно в каком-то смысле верно, время распределит всё по своим местам, но это бездействие меня прямо корёжило. Мне казалось, что я упускаю свой шанс. Возможность. Лишь бы потом не пришлось жалеть...

- Закурить не найдётся? - спросил кто-то сзади.

Я вздохнула, достала пачку, а из неё сигарету и уже хотела было протянуть свою милость попрошайке, как увидела её - ту самую стерву из регистратуры и сразу же напряглась. Может, проучить её, пока никто не видит? Сразу видно - хиляк, мне уж точно не ровня. Отбить все почки, чтобы болели до старости, тогда и ходить не сможет до стойки своей, чтобы людей простых доводить. Пускай сидит в своём кабинете, одна-единственная, в одиночестве и вспоминает свою ошибку, как страшный сон.

- Если ты продолжишь на меня так пялиться, то подумаю, что влюбилась, - сказала она и нетерпеливо показала мне ладонь.

Я нервно дернулась, положив ей сигарету в руку, чуть не раздавив ее.

- Благодарю, - кивнула она и щёлкнула зажигалкой.

Еле уловимый ушком выдох табачного дыма - большего и слышать не хотелось . Я надеялась, что она действительно хочет курить, а не трясти языком со мной, иначе за себя ручаться уже не мне, а санитарам!

- Такой вязкий вкус. Что ты куришь такое? Хотя вопрос больше в том, как ты это куришь.

- Если не нравится, то выплюньте, - равнодушно ответила я и отвернулась от неё.

- Но я хочу курить. В этом плане выбора нет - у меня зависимость, у тебя зависимость...

- Слушайте, - устало выдохнула я и обратила все свое внимание, чтобы донести, - вы за мной следили что-ли? Зачем вы за мной пошли? Чтобы стрельнуть у меня сижки, а потом поиздеваться? Достаточно с меня было тогда. Вы победили, а теперь отвалите, очень прошу.

Она отвечала мне своим хриплым гомерическим смехом, редко прерываемый долгими тяжками. Я молилась, чтобы её бесячие выходки, наконец, прекратились. Сдавливающей шею рукой, желательно.

- Ты так похожа на мою дочь. Ну вылитая она! Прям так и говорит!

- И как она терпит вас...

Эта безумная женщина только и ухмыльнулась мне, а потом внезапно уселась рядом со мной, прямо касалась меня своей жопой! Ты так хочешь узнать, каков предел моего терпения?

- Лили, не будь такой угрюмой, - промурчала она ласково и наклонила голову передо мной.

Я с отвращением дернулась от нее, покосившись, и бросила:

- Вы ещё и знаете, как у меня зовут, да к тому же называете меня этим дурацким прозвищем. Вы считаете, что это нормально?

- Если человек придумал прозвище, то он, по крайней мере, небезразличен к тому, на ком оно висит. Я вот дочь тоже называю ласково.

Она облизнулась, прищурила свои хитрые глазки, добавив такую же хитрую ухмылку, и лукаво произнесла:

- Значит, мне на тебя не всё равно, Лили?

- А мне все равно, - отвернулась я. - Как видите, я не называю вас так, и ваша «симпатия» невзаимна уж точно.

- Так ты тоже называй меня по имени. Я, кстати, Пин. Ну а к вопросу о том, как я узнала тебя - ты же звезда, самая настоящая.

Я готова даже дать возможность улыбнуться себе. И она мой зритель? Черт возьми, я бросаю музыку.

- Вы смотрите меня?

- Видела пару раз. Я небольшой любитель музыки, просто ты мне действительно напомнила мою дочь. Ты на неё так похожа, Лили. Я это тебе говорила?

Казалось, что с каждым словом моя кожа все ближе и ближе ощущает это теплое дыхание на шее, с каждым моментом становится все меньше места, чтобы уйти от этой женщины.

- Да-да, - измученно произнесла я. - Ну похожа, и что? Приютите меня теперь? Хватит акцентировать на этом внимание.

Она снова рассмеялась, откашливаясь от сигарет, а потом наклонилась так, что мы касались плечами. Всё ближе и ближе жалась. Может, это какая-то ловушка? Хотя что я такого натворила?

- Зачем же ты пришла сюда, Лили? - спросила Пин.

Я заметила, как манера общения перешла в более серьезный, официальный вид, но не сбавлял ни на грамм в своей игривости. Я сразу почуяла неладное. В фильмах всегда так - когда герой не дурачится, то он становится сильным, суровым и размазывает злодея по стенке. Тогда все сходится.

- Я имею ввиду, Лили, что ты будешь делать, когда придёшь к ней? Что ты скажешь ей?

- Пока не придумала. А вы, вижу, всё разгадали и разузнали? - покосилась я на её хитрющую морду.

- Не совсем. Она не очень хочет мне раскрываться. А ты бы могла помочь мне с этим. Ты ведь занималась с ней любовью?

Я закрыла глаза, чтобы не видеть ее самодовольные глазки, сверкающие пошловатым оттенком школьницы.

- С чего я должна раскрывать такие личные вещи вам? - вздохнула я.

- Лили, давай уже на «ты», что за «вы», да «вы», - улыбнулась она, покачав пальцем, и продолжила. - А раскрывать ты свой маленький секрет должна потому, что я хочу помочь ей. Нелегко принять реальность таких ужасов, - она задумалась и вдруг в ее темных глазах загорелась мысль. - А ещё я могу ответить на один твой любой вопрос или просьбу. Ну так что? Мы же поможем друг дружке?

Её манера переигрывать постоянно, как на представлении для детишек, мне не нравилась. Для неё это или забава или мощное орудие деморализации, а может и что-то третье, более меркантильное.

- Если вы прекратите мне действовать на нервы, то, вероятно, расскажу.

- Конечно, конечно! Слушаюсь и повинуюсь! - покорно закивали мне.

Я докурила сигарету и достала вторую. Пин с ожиданием смотрела на меня, за каждым моим телодвижениям, как будто я делала что-то необычное. Это действительно тот психо-врач, которому мне можно выговориться?

- Мы были... в определенных отношениях , - начала я. - Странные обстоятельства свели нас вместе. Мы просто использовали друг друга - я для удовлетворения своих желаний, а она... во имя любви, наверное. Желания эти, как можно догадаться, были «изощрёнными».

- Так ты... над ней...

- Да, издевалась, - признала я с огромным нежеланием, что аж зубы стиснулись вдруг. - И я очень сожалею о своих эгоистичных поступках. Мне не стоило пользоваться положением Мэлори, а уж тем более принуждать к чему-то. Я была бы и рада, если бы это наша история закончилась на расставании, однако недавно она решила объявиться. Все случилось так неожиданно...

Воспоминания полезли в голову назойливо и настойчиво, даже грубо как-то, и от этого потока болезненных чувств было не спастись нигде и никак. Оставалось только терпеть, чтобы прямо тут не наделать глупостей от нескончаемого хаоса в голове.

- Теперь мне стало, понятно, Лили, - задумалась Пин, и на её лбу появилось множество морщин. - Но почему же Мэлори пришла к тебе в последний раз? К человеку, которого она ненавидела?

- Как она сказала: "Только один единственный раз". Она не могла принять факт нашего расставания, но и отпустить тоже. В этом мы с ней действительно похожи. Может, поэтому я...

Чуть не ляпнув лишнего, я вспомнила о недавнем инциденте. Тут же перед глазами упала снежинка. Много-много снежинок - настоящий снежинкопад. Не кончается никогда, всегда тих и холоден, подобно смерти. Мертв. Есть ведь что-то в этом, раз я так прилипла к этому?

- Спасибо за откровения, этого вполне хватит, - Пин дотронулась до моего плеча, пробудив мое сознание, а потом встала на ноги, отряхнувшись. - Ты тоже вставай, простудишь ещё себе что-нибудь.

Она выглядела совсем иной, другой или даже подменившей себя. Если раньше можно было проглядеть в ее узких глазах лукавость и заигрывание, то сейчас я видела настоящего человека. Она смогла хоть и немного, но выслушать меня, а после ещё и посмотреть правильно - безукоризненно и понимающе. Несмотря на то, что она преследовала ей же озвученные меркантильные цели, Пин не выглядела так, будто являлась каким-то равнодушным учёным. Вероятно, я была ей одурманена...

Может, это все иллюзия? Симуляция?

- Знаете, вы тоже напоминаете мне близкого человека. Сестру. С чего бы это? - спросила я и уставилась на нее.

- Видимо, мы отчаянно нуждаемся в своих близких людях - произнесла она, засунув руки в карманы своих брюк. - Я уж точно. А ты?

- У меня все с этим сложно, - вздохнула я.

Мороз прошёлся по моим пальцам, я ощущала, как они костенеют на холоде. Вместе с этим холодно становилось и на душе. Я вспомнила о Иеремии.

- Да? И почему, если не секрет?

Пин наклонила голову и любопытно взглянула - как человек и как эксперт. Может, мне ей реально поведать? Немного. Тем более, что она обещала помочь, а бесплатный сеанс без очередей у психотерапевта это довольно-таки щедро.

- Скажу так - мы враждовали, враждовали, а потом вдруг перестали. Стоило мне провести с ней время, как я начала понимать, что оно для меня становится ценно. Только вот старые раны, старые привычки никуда не уходят, - говорила я, а потом сьежилась от ветра. Или от внутренней боли. - Я... сказала то, чего не стоило говорить. Мне так хочется все исправить... Знать бы только решение.

Я не отводила глаз от своих полусогнутых коленей, пальцев, беспокойно ерзающих по ним как червячки, а потом заметила на снегу следы Пин. Она сделала шаг ко мне и присела на корточки. Я аккуратно подняла голову, чтобы увидеть ее необходимое лицо.

- И ты не знаешь, что в таких случаях делать? - спросила она, улыбнувшись, но не ртом, отнюдь, а глазами...

По мне сразу пробежались мурашки. Она издевалась или хотела приютить меня, не пойму? Это выглядело слишком откровенно и честно.

- Я... не знаю, - смутилась я и вновь отвела взгляд от нее вниз. - Может...

Я продолжала смотреть в пол и думать, как неожиданно её руки коснулись моей головы, нежно держали её. Я подняла глаза и увидела её лицо, готовое сделать что-то очень интересное, захватывающее - может, похлопать ресницами, приоткрыв свои чернющие очи и сверкнуть одной только точкой, маленькой звездой со дна самой бездны. Оказывается, и у бесконечного, на самом деле, есть конец.

- Прости меня, пожалуйста, - чуть еле слышно произнесла она, с таким трепетом и жаждой, что моё сердце заколотилось. Впервые за всё время нашего общения она вызвала во мне какую-то даже симпатию. Что-то протяжно играло внутри меня писклявым воплем, кривило мое нутро. А Пин только и продолжала искренне улыбаться:

- Это то, что я говорю дорогим мне людям. Одно единственное слово, которое почему-то не могут сказать многие. Что бы ты делала, если бы не имела возможности извиниться? Не имела бы возможности спасти ее? Даже если ответом и будет "нет", вам двоим будет определенно легче. Ожидания, томления, стенания, обиды и раны - всё это безжалостно сотрёт время, поверь мне, а искренность любви останется.

"А пока я буду ждать, Лилит. Ждать, надеяться... и пытаться сделать твою жизнь хотя бы немного лучше. Я действительно хочу дать тебе то, чего ты так давно заслуживаешь. Хотя бы малейшего счастья..." - пронесся у меня в голове голос Иеремии.

- Ведь порой ненависть и любовь может разделять одно только непроизнесенное слово: "прости", - улыбнулась Пин, в последний раз заставляя мое тело волнительно трепетать.

Она отпустила меня и смотрела без какой-либо подоплеки. Так обычно глядит мама на свою дочку. Такая искренность, интимность доступна только самым близким.

- Спасибо... за совет, - поблагодарила я её, немного замешкавшись.

- Не стоит. Ты заслужила, - ответила она.

- Нет, серьезно, - настойчиво возразила я. - И как мне вас благодарить...

- А никак. Это всё таки... моя работа, мой долг - делать людей счастливее, - произнесла Пин с неким умиротворением и невинно сложила руки за спину. - Тем более, что мы договорились на обмен.

Она была, прямо скажем, совсем другой. Или это я воспринимала её по-другому? Стоило только открыться человеку... Неужели в этом и есть секрет счастья? Но тогда почему я, делая в прошлом то же самое, не получала совершенно никакой отдачи или хотя бы уважения? Хотите сказать, уважаемый сумасшедший мир, что это люди у вас такие?

- А люди обычно не могут найти силы, мужества или воли, чтобы измениться, исправиться, побороть себя, - продолжила она. - Поэтому и нужны мы - кто укажет правильный путь.

Я выпрямилась и с благодарностью взглянула на нее. Она была горда своей работой, довольна нами обеими, рада за меня, в конце концов.

- Спасибо. Я правда это ценю. Но вам действительно не нужна никакая плата? - спросила я с надеждой на ее такую свойственную ей наглость.

- Ну раз ты так хочешь расплатиться со мной, то считай, что сигаретки, будет достаточно, - подмигнула она и, повернувшись, пошла медленными шагами по хрустящему белому снегу, что выстилали упавшие снежинки... - Но такого редкостного шлака больше не покупай, серьезно!