G-27 — город возможностей. Так сказал бы любой его житель. С одной стороны, это было чистейшей правдой, ведь любой человек легко мог переделаться из плотника в изобретатели, из учёного в продавца выпечкой и обратно. Конечно, для этого стоило хорошенько постараться, но, как говорили здешние, жизнь не тронется с места, пока не нажмёшь педаль газа.

Аду эти мысли были чужды. Он считал, что это место способно подарить только одну возможность — возможность в ускоренном виде получить нервный срыв. Каждый сантиметр потолка, каждая пылинка на полу, каждый пиксель искусственных окон как будто угрожали ему. Бесконечно длинные коридоры завязывались петлёй на шее, светильники выжигали мозг. Всё вокруг хотело его уничтожить, сломать, раздавить. Не спасала даже надежда наконец встретиться с отцом.

Ад один. Идёт в сторону кабинета для собраний. Энди, хоть и разочаровался в его помощи, вполне возможно, что слово держал. И если это так, то прямо сейчас Ад встретится с человеком, который «может провести к Ривзу».

Он останавливается перед дверью. Собирается с мыслями. Думает о том, насколько он поступил опрометчиво, не взяв с собой даже табельное оружие на случай самозащиты. Но внутри такое глубокое отчаяние, что уже и плевать на опасность. В G-27 всё равно нет ни безопасных мест, ни безопасных людей.

Открывает дверь. Поднимает взгляд. Тело захватывает лёгкий мандраж. Пальцы сильнее впиваются в ручку двери. Ему стоило догадаться. Ему явно стоило догадаться, что к неуловимому призраку по имени Джеймс Ривз может провести такой же призрак.

— Ещё немного, и я начал бы переживать, — говорит парень, чьё имя Ад не хочет произносить даже мысленно. О мёртвых либо хорошо, либо ничего. Именно поэтому дикарь промолчал.
— Я понимаю, как это всё выглядит. Но я пока не придумал оправданий, а доставка примирительной бутылки коньяка немного задерживается, так что давай перенесём сложный мужицкий разговор на другой раз.

Ривз осматривает кабинет, сам не понимая, что именно хочет найти: то ли прослушки, то ли людей, готовых заломить ему руки за спиной по первой указке горе-мертвеца.

— Какой-то ты напряжённый, — говорит Барт, широко улыбаясь и надеясь, что это хоть как-то сгладит неловкость. — Думаешь, нас подслушивают?
Блондин кивает в сторону плаката, на котором изображены все члены совета. Следующие слова говорит заговорщическим шёпотом, прикрыв рукой рот, словно люди на картинке могут его услышать.
— Не переживай, они слегка глуховаты.

Но никакие попытки Барта вернуть дружескую атмосферу не работают. В глазах Ада остаётся прежний холод и раздражение.
— Мы займёмся делом или мне подождать, когда ты отключишь режим клоуна?

Барт опустил взгляд, признавая поражение. Чтобы не терять лица, улыбнулся ещё шире и вышел из кабинета вслед за Адом, звеня цепями на своих чёрных брюках. В G-27 не одобряли его стиль. Он не смог отказаться только от множества колец на пальцах, а остальное пришлось заменить на более офисный вид. Даже татуировки на предплечьях приходилось замазывать тональным кремом.

Они молчали до самого лифта. Барт с горьким сожалением заметил, что Айден больше не позволял ему идти на ровные с собой или позади. Дикарь держал его на виду, словно ждал удара в спину. Дикарь больше ему не верил.

— Здесь у тебя тоже есть своя точка? — вдруг спросил Ад, и Барт наконец смог расслабиться. Молчание высасывало из него последние соки.
— Конечно, mon ami. Я создан дарить людям... удовольствие.
Блондин умолк, ожидая от дикаря уточняющих вопросов, но услышал только безразличное молчание, поэтому продолжил сам.
— Ты удивишься. У меня свой небольшой массажный салон.
Барт самодовольно хмыкнул, услышав ожидаемое "чего?!" и добавил:
— И огромный наркопритон, конечно. Ладно, это шутки. В G-27 таким лучше не баловаться. Зато выращивать растения не запрещено, если ты понимаешь, о чём я. Здесь все помешаны на всякой домашней траве и не сильно разбираются в том, что сажают на своих подоконниках. У меня есть пара плантаций и магазинчик с домашними цветами. Чаще всего люди берут первое, что приглянулось. Но есть у меня пара клиентов, которые всё-таки разбираются в растениях, — он хитро подмигнул. — А вот то, как люди используют мой товар после покупки, уже не моя ответственность. Удобно. Безопасно. И репутация добродетели.

— Ты же помнишь, на какую должность меня поставили? — спросил Ад, когда они уже выходили из лифта. — Зная всё это, я могу хоть сейчас пойти и прикрыть всю твою "укропную ферму" вместе с тобой.
— Я знаю, — Барт пожал плечами. — Поэтому и рассказываю. Ты же привык держать под контролем всех, кто в твоём окружении. Может быть, отдав тебе власть над моей жизнью, я смогу снова в это окружение попасть.

Дальше они снова молчали. Парк, контрольный пункт, ещё один лифт... Локации одна за другой мелькали перед глазами в полной тишине. Ад очнулся от своих мыслей только спустя время, когда уже стоял перед массивной дверью, ведущей в кабинет, как ему казалось, самого влиятельного, самого могущественного и самого сильного человека во всём сгоревшем под солнцем мире. Кабинет его отца.

— И да, на заметку... — Барт говорил тихо, хоть и прекрасно знал, что уши Джеймса Ривза были повсюду, даже на стенах. — Джеймс не глава всея G-27. Все члены совета мечтают от него избавиться — он слишком много знает. Сандему нужны только его мозги, и они очень стараются найти им послушную замену.
На этих словах Барт похлопал его по плечу и открыл дверь в кабинет.

Ад вдохнул полной грудью, не зная, как ещё унять этот из ниоткуда взявшийся трепет в груди. Два года скитаний, два года жесточайшей борьбы и бесконечных страданий. Всё ради того, чтобы оказаться здесь, в этом залитом светом помещении. Всё ради этих стен, ради высокого потолка, ради деревянных шкафов с бумагами, ради человекоподобных роботов, стоящих у выхода. Он не знал, за что хвататься взглядом.

Казалось, вся эта огромная комната это и есть долгожданный финиш. Казалось, отец может материализоваться посреди комнаты прямо из воздуха, из пустоты. Казалось, время здесь идёт так быстро, что за пару секунд Ад постарел лет на шестьдесят — всё тело стало невозможно тяжёлым и хрупким по сравнению с величеством этого кабинета.

А что, если всё это сон? Что, если Ниа не спасала его ещё там, в Цитадели? Что, если он до сих пор лежит под кучей проводов и блуждает в своих собственных иллюзиях? А что, если Джош всё-таки убил его, и Ад в Аду?

— Один момент, mon ami, — проронил Барт и неспеша направился к двери в другом конце кабинета.

Дикарь решил не тратить время и немного успокоить свои нервы привычным для себя способом — сложными механизмами. В том, что эти человеческие оболочки — роботы, он не сомневался. Те стояли неподвижно с идеально ровными спинами и закрытыми глазами. От их кожи не чувствовалось человеческого тепла, они не издавали никакого запаха. Роботы спокойно спали, и Ад заметил, что прямо сейчас жутко им завидовал. Они, хоть и выглядят как люди, могут позволить себе любые ошибки. Ведь если они ошибаются, это не их вина, а их создателя. Они не несут никакой ответственности, они не боятся за свои жизни, не испытывают боли или желания реализоваться. Им сказали спать, и они спят. На этом и замыкается их круг.

Вдруг он подумал о том, что если он сейчас встанет рядом с ними и так же закроет глаза, ничего не изменится. Пока он в G-27, ему суждено быть таким же роботом, как и они. Безвольным, безжизненным. Прикажут спать — он уснёт.

К горлу подступил ком, когда он услышал глухие шаги где-то за спиной. Он осторожно обернулся, как будто на него направили пистолет и любое резкое движение может спровоцировать убийцу на выстрел.

Сердце упало в пятки и время наконец остановилось. Джеймс выглядел не так, как его запомнил Ад. Привёл в порядок бороду, приоделся в солидный костюм и как будто стал выглядеть ещё строже. Но вместе с тем сильно похудел, слегка испортил осанку и поблек.

Когда Джеймс пошёл в его сторону, Ад опустил взгляд. У них было не принято смотреть друг другу в глаза. Точнее Ад просто не умел это делать. Когда Ривз старший оказался на расстоянии вытянутой руки, время стремительно пошло в обратную сторону, и Айден из дряхлого старика превратился в беспомощного ребёнка. Ему хотелось сбежать отсюда ровно с той же силой, что он рвался сюда.

В попытках унять внутри ком из гнева, боли и ещё моря незнакомых ранее чувств, Ад решил сделать то, что всегда делал при встрече с отцом. Отчитаться о пройденной работе.

— Мы попали в Цитадель в количестве пятнадцать человек. После переворота за мной последовало в общей сложности пятьдесят. Наши обосновались под землёй в старом лагере, прокопали несколько туннелей. Изготавливают оружие, капают драгоценные металлы и через каких-то посредников обменивают всё на еду у G-27. Они избрали Каспера новым предводителем. Сейчас из наших здесь только трое, не считая меня, и Ниа Твайстер.

— Сними их, — вдруг сказал Ривз старший.

Ему не нужно было повторять во второй раз. Ад прекрасно знал, о чём речь. Но, по правде говоря, где-то глубоко внутри всё-таки надеялся услышать что-то более... отцовское. Хоть что-то, что показало бы ему: он рвался сюда не напрасно.

Подавив желание беспрекословно выполнить приказ, Ад задумался.
— Где гарантия, что здесь безопасно?
— А где был этот вопрос, когда ты вываливал ценную информацию о своих людях минуту назад?
А вот и первый провал. Ад кожей почувствовал, как от его стыда стало душно во всём кабинете. Первая встреча с отцом, а уже такой прокол. Не желая больше позориться, парень выполнил просьбу Ривза старшего — подошёл к ближайшему зеркалу и снял с глаз линзы.

Запретного цвета в глазах было гораздо больше, чем полгода или даже месяц назад. После того, как закончились ингаляторы с чудо-препаратом, ничто больше не могло остановить этот процесс — родной цвет глаз возвращался, с каждым днём всё больше и больше превращая дикаря в преступника.

— Сейчас к этому относятся проще, — прогремел голос Джеймса, когда Ад вернулся к нему, — Здесь нашли способ бороться с заразой. Одна операция, и ты здоров. Но этот вариант не для тебя.
Айден не умел читать мысли, но для него смысл этих слов был до тошноты элементарным. Не нужно быть гением, чтобы догадаться. Джеймс не позволит Аду пойти на эту операцию потому, что если кто-то в городе прознает, что сын самого Джеймса Ривза — проклятый голубоглазый, репутацию уже будет не очистить.

Ривз старший видел глаза Ада далеко не впервые, но почему-то в этот раз смотреть в них долго не смог. Вместо этого он вдруг резко схватил блондина за запястье и закатал его рукав до локтя. Обладай Ад лучшей реакцией, ни за что бы не позволил отцу это сделать. Ни за что бы не позволил увидеть ЭТО.

— Были тяжёлые времена..., — слишком тихо для самого себя объяснил Ад, когда отец увидел на его предплечьях порезы. И речь не о старых детских шрамах. Эти были совсем свежие, такие, что если неосторожно задеть, снова начнут кровоточить.
— Времена, с которыми ты опять не смог справиться достойно, — осуждающе продолжил за него отец, отпустил руку и пошёл к двери, за которой скрылся Барт.

"Не смог справиться..."
"Не смог..."

Эти слова зациклились в его голове, обратились в сокрушительный вихрь и ломали стены психики, ломали стены этого чёртового кабинета, ломали все хрупкие надежды. Боль покрывалась чернотой, покрывалась колючками и резала-резала кожу. Металась от одного угла к другому, металась от потолка к полу, заливая кровью и слезами весь этаж, всё здание, весь мир. Боль вопила, билась в судорогах, пока колючки не стали шипами, пока не превратилась в гнев, пока не превратилась в ярость, превратилась в пламя. Глядя в спину Джеймса Ривза, Айден думал только о том, как мечтал бы его убить. Остановить этот бесконечный круговорот, остановить пожар внутри, остановить время, из-за которого он то ребёнок, то старик. Да и кто он вообще?

"Тот, кто не смог справиться".
"Тот, кто не смог".

Ад пошёл за отцом следом, точно уверенный в том, что именно этого Джеймс и ждёт. Они оказались в небольшом коридорчике, откуда было всего два пути: в небольшой кабинет с открытой дверью и странным красноватым свечение изнутри и в ещё одно загадочное помещение, запертое на несколько механических и цифровых замков.

— Этот метод слегка экспериментальный, но не думаю, что у нас есть другой выход, — рассказывал Джеймс уже из комнаты с красными огнями.
Зайдя следом, Ад увидел длинную койку похожую на те, в которых перевозили пациентов в лазарете колледжа. Рядом несколько аппаратов, перекачивающих какую-то сомнительную фиолетовую жижу из одного сосуда в другой. Десятки труб, несколько навороченных компьютеров и Барт, надевающий на руки медицинские перчатки. Всё это выглядело слишком странно, чтобы быть правдой. Сам Айден — в G-27, разговаривает с отцом о каких-то экспериментах. Звучит слишком нереально.

— Об этой конструкции и об её предназначении знаю только я, Барт и теперь ты. Мы испытали её на разных видах животных, но на людях — нет. Ты будешь первым.

Ад понял, что эта сомнительная фиолетовая жижа должна закачиваться в вены и как-то влиять на цвет глаз, раз об этом была речь пару минут назад. Задавать лишних вопросов он не хотел, чтобы не выглядеть глупо. Казалось, любой неправильный шаг или вздох может легко выставить его дураком перед отцом.

— Как скоро будет виден результат?
— Не сразу. Это комплекс процедур. Сначала уйдут твои пигментные пятна. Возможно, вернётся натуральный цвет волос. А потом — самое главное.
Айден кивнул, давая понять, что ему всё ясно. Глаза не отрывались от немного настораживающей койки. Но ещё его настораживал парень, который буквально на днях воскрес из мёртвых. Почему-то Джеймс доверял ему, раз позволял слушать такие откровения.

— Побочные действия?
— Временные. Но они того стоят.
Какие именно — он, конечно же, не уточнил...
— И когда начнём?
— Сейчас.

Барт, наконец справившись со своими перчатками, набрал в шприц безымянную прозрачную жидкость и ожидающе посмотрел на Ада. В его взгляде было подобие сочувствия и поддержки, но как бы он ни строил глазки, от этого легче не становилось.

Ад закатал рукава и лёг на кушетку. Изрезанные запястья Барта не удивили — он про них знал. Смерть Эбби, Миранды, череда предательств... Конечно, Ад не собирался делать с собой ничего необратимого, только хотел заглушить боль. Но кто знает, что бы случилось. Может быть, если бы не Барт, внезапно ворвавшийся в ванную, дикарь бы заигрался.

— Ты можешь увидеть галлюцинации или почувствовать сильное головокружение. Сама процедура займёт всего минут десять.
Пока Джеймс проводил инструктаж и подключал аппаратуру, Барт вводил в вену дикаря шприц.
— Что это такое?
— Адреналин. В сочетании с ним препарат будет действовать лучше, — ответил наркоторговец. Или правильнее теперь говорить фермер?
— Посмотрим на твоё состояние и в следующий раз откорректируем дозу, — добавил Ривз старший. — Готов?
— Да, — соврал Ад.

Писк. Бурление. Металлический скрежет. Треск. Электрический разряд.
Тело от пяток до кончиков волос пронзила мелкая дрожь, граничащая с болью. Зрачки закатились вверх, спину выгнуло в обратную сторону — для этого Барт и держал его за руки. То ли невыносимый гул в ушах, то ли кровь, на мгновение застывшая в венах, заставили его потерять сознание на несколько секунд. Или минут. Или часов. Перед глазами мерцающие голубые блики, потом красное свечение, потом безграничная тьма. От дикой ломки в костях ему хотелось кричать, но тело парализовало.

Когда он наконец пришёл в себя, к груди поступил кашель. И он не мог остановить его до тех пор, пока не рухнул с кушетки и не опустился на колени. Хотелось выплюнуть лёгкие. Вывернуть кожу наизнанку, чтобы ни одна капля крови не оставалась в теле. Кто-то похлопал его по спине и помог подняться. Ад чуть дар речи не потерял, когда понял, что это был отец. Такая забота от него раньше могла дикарю только сниться.

— Нормально, нормально... — приговаривал Ривз старший. — Со временем привыкнешь.
— Я принесу воды, — подхватил Барт и удалился из кабинета.
— И как часто... это нужно делать?
— А как часто нужно пить чай от простуды? — съязвил Джеймс. — Все болезни и зависимости одинаковые. Закончился эффект — пора за новой дозой.
— Зависимости? — Ад постучал себя по груди, пытаясь вернуть нормальное дыхание и сердцебиение. — Это может вызвать привыкание?
— Что я говорил про эксперименты на людях? Ты первый. Вот ты и расскажешь.

Джеймс вдруг приблизился к нему, и Ад с непривычки отстранился. Отец приобнял его за плечи, и теперь всё вокруг стало казаться ещё более нереальным.
— Это всё неважно, Айден. Важно, что ты теперь здесь.

Эти слова крутились в его голове до самого конца дня. Либо Джеймс прошёл здесь через немало испытаний и наконец начал ценить то, что действительно важно, либо стоит хорошенько поискать подвох. Как бы там ни было, в комнату Ад возвращался в непривычно для себя хорошем настроении. Может быть, стоит хоть раз в жизни перестать искать ложку дёгтя и просто насладиться хорошим днём?

После первой процедуры эффекта было немного. Пигментные пятна в самом деле как будто стали слегка бледнее, но глаза пока никак не изменились. Если следующие дозы будут такими же, возможно, он и правда вылечится. Вылечится... Называть это болезнью его научила жизнь.

Люди боятся того, чего не понимают. Если ты отличаешься, значит, с тобой что-то не так. Значит, захворал. Значит, нужно тебя изолировать. Спрятать. Извлечь. Люди боятся того, чего не видели. Но ведь никто из них не видел мира до Нового времени. А что, если на планете снова воцарится гармония, люди от незнания, что с этим делать, попытаются поскорее снова всё сломать, лишь бы вернуться в привычный для себя мир? Люди боятся... Дай им безграничное богатства, безграничное счастье и безграничную любовь, они будут думать, что этого не заслужили. Богатство растеряют, счастье обесценят, любовь растопчут. Сделают всё, лишь бы избавиться от того, к чему не привыкли. Такова натура.

Оказавшись один на один с собой в большой пустой комнате, Ад сделал то же самое. Не в силах вынести непривычное для себя ощущение спокойствия, начал расписывать план на завтрашний день, неделю и месяц. Начал искать и придумывать проблемы, с которыми непременно нужно справиться.

В искусственном окне был только туман. Ад взял в руки пульт и нашёл для себя новую проблему — каналы не переключались. Он не мог поменять картинку в окне, не мог включить хоть какой-то звук. Комната была неизменно мрачной и тихой, ведь туман не издаёт шума. Гробовая тишина... Тени в комнате застыли на месте. Всё как будто замерло, время остановилось. Ни ребёнок, ни старик... В эту секунду дикарь как будто вообще не существовал. Может, это был эффект препарата, но парень как будто вообще перестал что-либо чувствовать. Слился с туманом, с тишиной комнаты. Исчез.

А потом в дверь раздался стук.

Пульт, который не справился с окном, должен был управлять всеми гаджетами в комнате. И чтобы увидеть, кто же находится за дверью, нужно нажать кнопку, которая сняла бы тонировку со стекла двери. Но пульт всё ещё не работал.

Ад насторожился. Он достал телефон, открыл приложение, включил запись с камеры видеонаблюдения на глазу Эдди. Через робота он увидел, как Ниа перебирала вещи в шкафу своей комнаты и, похоже, напевала какую-то песню. Потом она повернулась к камере, широко улыбнулась роботу и погладила его по голове. Выходит, стучала не она.

Ад бесшумно подошёл к двери, посмотрел в механический глазок, но никого там не увидел. Может, показалось? Может, ушли? Медленно повернув замок, он открыл дверь, осторожно выглянул наружу. В коридоре, который растянулся на целые километры, не было ни души. Даже непривычно для города таких масштабов.
Решив, что это эхо от соседей, вернулся обратно в комнату. Обратно к искусственному окну. Обратно к треклятому туману.

У пульта не было ни батареи, ни панели с зарядом. Только сенсорные кнопки, голосовой ввод и литой стеклянный корпус. Единственный выход, который он нашёл — разбить стекляшку. Это он и сделал. Раздробил пульт на столе на несколько больших осколков. А потом снова услышал стук в дверь...

В этот раз он точно был уверен — это не эхо. Обернувшись к двери, обнаружил, что та была приоткрыта. Через тонкую щель из коридора просачивался свет, разрезая тьму комнаты на две половины. Здесь больше не было тишины. В ушах стоял дикий звон — именно так для Ада звучала опасность. Теперь он точно знал, что он здесь не один. Бросившись обратно к столу, набрал нужную комбинацию цифр и выдвинул ящик в котором хранил табельное оружие. Конечно, оно всего лишь поражало электричеством, но другого оружия в G-27 он ещё не приобрёл. Вот только даже табельного пистолета на месте не оказалось. Ящик пуст.

— Не это потерял, златовласка? — этот голос он узнал бы из миллиарда других голосов.

Когда он обернулся, первое, что он увидел — карие глаза. Хитрые, лишённые всякой человечности, безумные и мёртвые глаза. Он был уверен, что никогда их больше не увидит. Был уверен, что никогда и ни в ком больше не будет столько сумасшествия.

Первое, что он увидел — карие глаза. Первое, что он почувствовал — электрический разряд тока. У Хейза в руках оказался его табельный пистолет. Аду снова пришлось упасть на колени. Ещё один прилив адреналина закружил голову, а пинок в живот повалил его на спину. Затем удар в лицо. В глазах голубые блики, красное свечение... Кровь из носа и неостановимый кашель.

— Ты же не думал, что я оставлю дело незаконченным? — слова звучали как будто издалека.
Джош склонился над ним, схватил одной рукой за волосы, а во вторую взял осколок от стеклянного пульта.
— Мы с тобой это уже проходили, приятель. Просто расслабься. Как в прошлый раз.

Безумная улыбка растянулась на его лице. Он покрепче сжал волосы дикаря в кулаке. Поднёс острый осколок к его шее. И перерезал ему горло.

Люди всегда боятся того, чего не понимают. Будь то мутант-переросток или учебник химии... Страхи рождаются из опыта, а опыт порождают чужие страхи. Если твоя подруга боится насекомых, то придя к тебе в гости она, скорее всего, в панике зальёт водой твою любимую муравьиную ферму. И именно с этого дня ты начнешь бояться гостей. Или воды. Не будет никаких проблем, если ты узнаешь о её страхах заранее и пригласишь её в гости в другой раз. Но что делать, если весь мир боится неба, а у тебя голубые глаза?

Голубые блики, красное свечение... Он подрывается с кушетки и, не удержав равновесия, падает на пол. Тело не справляется с нагрузкой, сердце выпрыгивает из груди. Он кашляет кровью и хватается за горло, пытаясь остановить кровоточащую артерию. Кто-то тянет его за руку, он чувствует пронзительную боль в шее, похожую на укол, и наконец становится немного легче. Голоса издалека просят его дать какой-то знак. Силуэты начинают приобретать какие-то очертания, он видит перед собой взволнованное лицо Барта.

Видит, как к нему подходит Джеймс, протягивает Аду руку. Тот протягивает свою в ответ, наивно надеясь, что отец поможет ему подняться. Но тот только разворачивает его запястье, смотрит на пигментные пятна и грубо отпускает руку.

— Этого мало. Нужна доза больше.
— Больше он бы не выдержал! — Барт отвечает на повышенном тоне. — Целый час в коме — это не шутки!
Час... Вместо обещанных десяти минут.

Выходит, всё это было галлюцинацией. И Джош, и туман, и стеклянный пульт... И даже тёплые слова отца. Все было фейком.

— Значит, сделай так, чтобы выдержал. Времени нет, нам нужен результат.
Не сказав ничего больше, Джеймс вышел из комнаты. Ад догадался, что сегодня он его больше и не увидит.

Ниана.

В последнее время я много думала о жизни. После того, что произошло со многими моими друзьями, после Миранды, Элисон, Джоша, невольно задумываешься. В масштабах моей жизни можно было бы подумать, что это настоящие трагедии, но в масштабах планеты или даже этого города — не произошло ничего весомого. Всё дело в масштабах. Ведь все мы знаем, что на нашем теле, на нашей коже живут миллиарды микроорганизмов, которые, как и мы, рождаются и умирают, растут и развиваются. Для нас не проходит и одного дня, а для них проходит целая жизнь. Пока мы пьем чай, на нашем теле сменяется несколько поколений микробов и бактерий. Пока мы стоим под дождём, маленькие поселения на нашей коже умирают от потопа. Пока мы целуемся, их маленькие города рушатся от землетрясений, которые создаёт наше сердцебиение. Мы даже не знаем о том, что для кого-то являемся вселенной.

И если не воспринимать мои мысли как глупую бессмыслицу, выходит, что мы — тоже чьи-то микробы. И планета, на которой мы живём — лишь клетка крови какого-то большого организма. Вселенной. Если так, то мы явно родились не в самый лучший момент её жизни. Наверное, вселенная болеет. Наверное, солнечная вспышка — лишь попытка её организма избавиться от нас, от грязных микробов, заражающих её кровь. Лишь попытка очиститься, обновиться. И хоть для нас, маленьких бесполезных существ, это трагедия, Вселенной должно было стать лучше. Ведь так и должно быть — что-то маленькое должно погибнуть, чтобы что-то большое могло жить.

Думая об этом, я разливала концентраты в разные колбы, чтобы создать нужные дозы. Чуть позже эти образцы будут участвовать в эксперименте. Мой куратор искренне верит, что в этот раз ему удастся создать лекарство для нового выводка крольчат. Поговаривают, что в отделе сельского хозяйства пошёл вирус. Животные болеют и гибнут.

— На самом деле, всё это чепуха, — сказал куратор, когда мы снова заговорили о домашнем скоте. — Да, в сельском хозяйстве сейчас проблемы. Но основная причина, по которой нам дали эту задачу — домашние декоративные поросята миссис Роц. Это жена члена Сандема. У её дорогих хрюшек, видите ли, опять идут сопли. И она так за них переживает, что поставила на «стоп» нашу разработку лекарства от рака кожи и приказала заниматься «витаминками для кроликов».

Николас Пинкман часто был не против поболтать. Куратор из него был так себе — ему было проще сделать всё самому, чем тратить время на моё обучение, но человеком он был интересным. За это недолгое время нашего знакомства я узнала о нём две главные вещи. Первая — он гений. Вторая — он ненавидит свою работу. Я не знаю, как в нём умещались такие противоречия.

Он считал себя творцом. Считал, что важнее всего в жизни — понимать, ради чего ты это делаешь, что бы ты ни делал. Считал, что если просыпаешься каждое утро с мыслью "О Небо, опять новый день", то ты делаешь что-то не так. Он говорил, что уже очень много лет мечтает быть писателем, но, как и у многих в G-27, у него связаны руки. В нём нуждаются там, где он есть, и любые его попытки что-то изменить будут жестоко растоптаны правительством.

Николас долго объяснял мне формулы, с которыми очень скоро мне предстоит много работать. Он выделил мне личное рабочее место, которое пока что жутко раздражало своей девственной пустотой. Слишком белый слишком чистый стол с одной единственной тетрадью и монитором резал глаза. Хотелось заставить его какими-нибудь безделушками, чтобы каждый его сантиметр имел хоть какой-то смысл. Здесь у меня будет рамка с фотографией, здесь цветок в горшочке. А сюда я наклею парочку мотивационных стикеров. Моё рабочее место будет пестрить всякими разными смыслами.

Николас много говорил, много тыкал в монитор и много чертил в моей тетради, как вдруг его прервал шум у входа. Мы с Адом сегодня не договаривались о встрече, поэтому, когда я увидела его на пороге, сильно удивилась. А вот Николас насторожился.

— В чём дело? — куратор начал с негодующих упрёков как только увидел рабочую форму Айдена: полностью чёрный официальный костюм и бейдж на шее. — Проводники проверяли наш отдел буквально две недели назад.
— Мне плевать, когда вас проверяли. Меня на тот момент здесь не было. Кое-кто пожаловался на вашу добросовестность в ведении бухгалтерии. Мне нужны ваши отчёты.

Николас презрительно фыркнул, не воспринимая слова дикаря всерьёз.
— Какие именно отчёты Вам нужны? — Николас выделил интонацией слово "Вам", чтобы подчеркнуть своё неуважение к новому проводнику. Николас был не сильно старше Ада и терпеть не мог напыщенную формальность.
— Последняя инвентаризация.

Мне кажется, в этот момент я его раскусила. Ад даже не смотрел на свои рабочие часы. Он понятия не имел, какие документы нужно проверять и какие отчёты в принципе бывают в этом отделе. Он придумывал всё на ходу.

Николас недовольно покачал головой.
— Ради такой чепухи не стоило тратить моё время.
Он взял со своего стола планшет и начал в нём копаться. Тем временем я не знала, куда себя деть. Наконец решившись поднять глаза на Ада, прочитала на его лице открытую неприязнь к Николасу. Он прожигал его взглядом, пытаясь то ли загипнотизировать, то ли залезть к нему в голову. Наконец дикарь посмотрел на меня. Он подмигнул мне в знак приветствия, чтобы я не думала, что он меня не заметил. И этим жестом засмущал меня до красноты на щеках.

— Отправил отчёты за весь год с электронными подписями, — сказал Николас, оторвавшись от планшета. — Теперь я могу продолжить работу?
Ад посмотрел на свои часы, подумал пару секунд и сказал:
— Мне нужны печатные экземпляры.
— Это ещё зачем? — возмутился мой куратор, которого всё это явно начало злить.
— У меня зрение плохое, — соврал Ад. — Терпеть не могу мониторы, — еще большая ложь.
— Моя ли это проблема? — Николас развёл руками от негодования.
— Нет. Но проблемы у тебя появятся, если разговор продолжится в таком тоне.

Ад почему-то очень хотел выгнать химика из поля своего зрения. И он нашёл самый лучший и самый привычный для себя метод. Угрозы.

Николас закипал. В конце концов он сдался и тяжело выдохнул.
— Ладно. Пару минут. Мы закончим, и я принесу.
Химик снова уткнулся в мою тетрадь. Всё, что он пытался мне дальше объяснить, проходило мимо ушей. От настойчивого взгляда дикаря, от чёткого ощущения его медленно сгорающего терпения, я не могла сосредоточиться.

Конечно же, Айден ждать не стал. Прогулочным шагом он начал расхаживать по кабинету, рассматривать наш рабочий кабинет, заглядывать в рабочие записи и мониторы. По привычке оглянулся по сторонам, выискивая камеры и жучки. Изучал всё, что попадалось на глаза, особенно электронные измерительные приборы. В Цитадели ходили слухи, что Ад может сделать копию всего, что угодно, только лишь посмотрев на прибор. Может быть, прямо сейчас он набирался вдохновения для очередной гениальной разработки.

В какой-то момент за нашими спинами раздался грохот. На полу возле дикаря растекалась лужа из смеси нескольких препаратов и валялись осколки разбитых колб.
— Вот же дьявол... Простите, я такой неловкий, — сказал он почти правдоподобно. — Надеюсь, это не было что-то важное? Я уберу.
— Не трогай ничего! — повысил голос Николас, закатив глаза. — Это отдел химических разработок. Неужели неясно, что здесь нельзя ничего трогать?

Он агрессивно пошёл в лаборантскую за средствами для уборки.
— Просто невероятно... — злился Николас.

Как Айден и планировал, мы остались с ним наедине. Он не стал ничего говорить, как будто у него не было конкретного плана, что делать дальше. Молча подошёл ко мне, посмотрел в мои записи, перевернул пару страниц, чтобы увидеть, чем я тут занимаюсь.
— Получается? — наконец спросил он.
— Пока сложность только в том, чтобы привыкнуть к новому учителю, — я улыбнулась, а Ад покачал головой.
— Я не могу тебе ничем помочь. Это химия. Здесь тебя обучат лучше.
Хотелось ему возразить, но я промолчала, чтобы не показаться навязчивой.

— Николас скоро вернётся. Вы хотели мне что-то сказать?
Он долго смотрел на меня в молчании. Его глаза немного бегали — парень явно пытался что-то придумать. В итоге сдавшись, он сказал правду:
— Просто хотел проверить, что у тебя всё в порядке.

Мне редко так сложно было удерживать улыбку. В конце концов я тоже сдалась.
— И каковы результаты проверки, мистер проводник?
Он хмыкнул и неосторожно уронил взгляд на мой белый халат.
— Результаты неоднозначные. Ставлю в задачи дополнительную проверку.
Я тоже нарочно неосторожно уронила взгляд на его губы.

— Во сколько ты сегодня заканчиваешь? — вопрос, которые увёл землю из под ног.
— В семь.
Он молча кивнул, не давая мне никаких обещаний и надежд. И ушёл.

От автора.

В G-27 действовало одно негласное правило. Видишь чёрную форму — готовься к проблемам. Чез уже привык к тому, что при виде него люди вдруг начинали делать вид, что они заняты работой, или внезапно закрывали свои ларьки, в которых работали. Все точно знали: если проводник идёт в твою сторону, значит, кто-то тебя сдал. Никто не святой. Каждый человек в городе хранил в своём шкафу хотя бы один скелет. И тут всего несколько вариантов: либо хорони свои секреты в бездонном молчании, либо открывай свои шкафы только перед теми, кому доверяешь.

Ад сразу уловил суть своей работы. В какой-то мере ему даже нравилось. Эта работа хоть немного возвращала его во времена, когда всё было под его контролем. Люди тебя слушаются, люди тебя боятся... Прямо как дома.

— У нас сегодня полно работы. Придётся разделиться, — сказал Чез, пролистывая список жалоб на своих часах.
Спустя секунду на часы Ада пришло несколько уведомлений.
— Я прислал тебе твои задачи. Там несложно. Первая — парень по подозрениям соседей болеет туберкулёзом. Вторая — дети нашли оружие и хранят у себя дома. Третье — жалобы соседей на шум по ночам. Бытовуха. Разберешься — позвонишь.

Они разошлись по разным сторонам. По опыту с прошлой перестрелки, Ад теперь старался не относиться слишком поверхностно к задачам. Любое дело, которое на первый взгляд кажется пустяковым, может оказаться настоящим испытанием. Помимо прочего, после тяжёлой галлюцинации, Аду повсюду мерещился силуэт Хейза. Парня преследовала тревога. Если до этого ему казалось, что безопасного места нет ни в одном углу этого города, то теперь он был уверен в этом на двести процентов.

Ад решил начать с самого загадочного дела. Шум по ночам мог исходить по разным причинам. Может быть, кто-то просто нелегально завёл кота, который по ночам совершал марафон по квартире. А может, молодая парочка пользовалась своим правом на розовый талон и не давала спать завистливым соседям. А может, маньяк по ночам разделывал тела своих жертв металлическим молотком. Всё может быть.

Дикарь вооружился табельным пистолетом и дождался, когда в коридоре вокруг намеченной квартиры не будет людей. Он подумал, что если ему придётся действовать слишком радикально, свидетелей быть не должно. Да и если вдруг за этой дверью скрывается опасность, никто, кроме него, не должен пострадать.

Он постучался. Выждал несколько томительных молчаливых секунд и постучал снова. За дверью раздался неторопливый шорох. Кто-то шёл к выходу, но голоса не подавал. Ад крепче сжал в руке пистолет, готовясь к худшему. Дверь открылась. И дикарь понял, что ситуация в сто раз хуже, чем он ожидал.

— Ну привет, Айден.

В нос ударил запах ванили и клубники. Она стояла перед ним плотно укутавшись в шёлковый тёмно-зелёный халат. Не сказать, что она надела его специально перед приходом Ада, скорее просто накинула наспех, чтобы встретить нежданного гостя.

Она улыбалась. Так искренно, как только умела её ветреная, но тяжёлая душа. За её спиной комната пестрила зелёными оттенками: потолок по периметру обклеен тусклой светодиодной лентой, обои притягивают приятными рисунками в виде больших листов монстеры, на искусственном подоконнике стоят лиственные растения, а на белоснежном диване салатовые подушки. Цвет жизни. Цвет возрождения.

— Знаю, я отвлекаю тебя от твоей супер важной работы, но у меня не было другого выхода. Иначе ты бы никогда ко мне не пришёл. А нам есть, о чём поговорить. Верно ведь?
И Лилит пошире приоткрыла дверь, приглашая его войти.

Ниана.

Время... Я так часто в последнее время произношу это слово, что на языке уже образовался ожог. Время, время, время... От него то бежишь без оглядки, то гонишься за ним что есть мочи. Сегодня мы с ним играли в догонялки на равных. И когда я наконец достала до его плеча, когда гордо сказала: "Я победила", игра закончилась. Приз украла пустота.

На часах семь вечера. Все расходятся по домам, наш отдел закрывают на ключ до завтрашнего дня. Я стою в коридоре и никак не могу понять, почему я не чувствую радости от своей победы.

Он не пришёл.

С одной стороны, и не был обязан. С другой стороны, может быть, я просто не там жду... Подобрав с пола остатки гордости, иду к лифту, надеясь не растерять его по пути домой. Не растерять лица, не растерять желание доживать сегодняшний день. Наверное, он сильно занят, наверное, забыл. А может, я просто всё неправильно поняла, и он хочет навестить меня вечером. А может, я просто в очередной раз поддалась приступу наивности.

— Плохой рабочий день? — голос за спиной сначала вызывает мимолётную радость, а потом с треском её разбивает.
Это Энди.

— Да нет, просто... Не знаю. Наверное.
Я останавливаюсь, чтобы он мог меня догнать. В этот раз его появление не сильно меня потрясло. Я практически не нервничаю и разговариваю с ним почти без желания сбежать.
— Ты извини за тот раз. Я нечасто с кем-то знакомлюсь. Видимо, разучился это делать. Я напугал тебя?
— Ну, это было слегка напористо...

Он улыбнулся так, как это делал мой дорогой старый друг. Новый Энди давно так не улыбался. Сердце снова кольнуло воспоминаниями.

— Так что у тебя с настроением? Ничего не случилось?
Я не нашла слов, чтобы ответить на этот вопрос и только пожала плечами.
— Итак, мы выяснили, что ты не любишь цветы и напористых парней. А что на счёт круассанов? Любишь круассаны? Мой друг недалеко отсюда держит небольшую пекарню, я как раз направлялся туда. Можно тебя угостить?
— Энди, я устала после работы...
— Я принесу их к тебе домой и тут же отстану. Честно.
— Не знала, что Небесные в свободное время подрабатывают курьерами.

Наверное, это прозвучало слишком грубо. Энди вдруг замолчал и тяжело вздохнул.
— Ладно. Извини. Я опять перебарщиваю. Тогда до встречи.

Он выдавил из себя улыбку и неспеша пошёл дальше по коридору. Передо мной как раз открылся лифт. А в голове как раз мысли совершили революцию. Я вдруг поняла, что после моих неудачных догонялок со временем вечер обещает быть очень унылым. Я предвкушаю долгие часы самовнушений и самобичевания. Предвкушаю плохие сны и разговоры с Эдди и подушкой. Предвкушаю одиночество.

— А с чем круассаны? — вопрос задался сам собой.

Парень остановился. Потом обернулся ко мне и широко улыбнулся. Так же, как мой старый дорогой друг Энди...