Конец света всегда приходит неожиданно. Это правда. Спроси у любого из тех, кто старше тридцати с лишним лет и пока ещё в здравом рассудке. Спроси у любого из нас — мы в один голос прокричим тебе о том, как жутко устали бороться.

Сколько я себя помню, выживать всегда было непросто. Это постоянный страх, бессонница и куча душевных травм, которые изо дня в день приходится прятать от слишком любопытных глаз и ушей. 
Сколько я себя помню, страшнее всего на свете было стоять на пороге нового конца света. Но вот я здесь. Смотрю ему прямо в глаза, чувствую его холодное дыхание на продрогшей от ужаса коже, слышу его мерзкий стрекочущий лепет.

Спроси у любого из нас. Все мы видели, как второй конец света надевал на себя кожаную куртку и прятал под капюшоном толстовки белоснежные волосы.
Спроси у любого из нас…

Мне до последнего не хотелось верить недавно почившей Миранде. Её тело уже давно увезли в Полосу и, вероятнее всего, придали пламени, но слова её всё ещё не сгорают в моей голове. Вьются там роем назойливых мух, испускают неприятный душок и больно кусают под рёбрами. 
«Айден и Ад — разные люди. И поверь, второго ты ещё не видела».
И не хотела, Миранда. Ох, как же я этого не хотела.

Конец света всегда приходит неожиданно. Тем утром все надеялись, что для нас грядёт очередной январский день. Очередные занятия, очередные замечания от преподавателей и очередная дорогостоящая порция каши в столовой. Но мы ошиблись. То утро началось со взрывов. С истошных криков. С открытых кровавых ран и выстрелов автоматов.

ОН действовал быстро. Всего за каких-то полчаса его люди оккупировали практически всё здание, расстреляли практически всю охрану и схватили практически всех студентов. Это была не борьба. Это была бойня. Я мало что успевала соображать — единственным моим желанием было не задохнуться от клубов дыма и не расплющиться под весом падающих каменных глыб с потолка.

Двадцать четвёртое января. День, когда настал второй конец света. Оказалось, война — поклонница зрелищ. Оказалось, глава дикарей — поклонник радикализма. Это был день, когда даже такой ярый борец за справедливость отрёкся от своих принципов. Он больше не подпускал к своей озлобленной душе такое слово как «справедливость». Он шёл по головам. Ломал и так уже сломленных. Убивал и так уже мёртвых.

Джош перешёл черту, и теперь Ад отвечал тем же. Джош уничтожил последнее, чем тот дорожил, и теперь весь колледж пожинал плоды его безумных поступков. 

Я заряжаю в пистолет новую обойму, стираю с лица пот, смешанный с грязью. Теснее прижимаясь спиной к стене, поглядываю на ребят справа от себя. Все они значительно младше меня: крохе Тиффани не больше двенадцати лет, Челси — четырнадцать с лишним, а двойняшкам Мелисе и Крэшу только недавно исполнилось тринадцать. Они напуганы не меньше, чем я, но смотрят на меня такими доверчивыми и полными надежды глазами, что я не позволяю себе броситься в бег с криками «Каждый сам за себя!» Я нашла их в запертой снаружи аудитории, под партами и в шкафах. Уж не знаю, кто пытался укрыть их от этого безумия, но этот «кто-то» явно больше за ними не вернётся. 

— Всё в порядке, слышите? Мы уже практически на месте, — улыбаюсь им самой лживой и натянутой улыбкой. А сама еле нахожу в себе силы игнорировать выстрелы буквально в паре сотен метров от нас. 

На стороне Ада была чуть ли не целая армия. Видя то, как сильно он изменился с тех пор, как сломался на крыше, я не удивлюсь, если его новые прислужники выполняют его приказы под страхом смерти. Он проводил тайные собрания, где, по слухам, внушал студентам идею восстаний во имя свободы. И его слушали. Им вдохновлялись. За ним пошли. 

— Сюда уже направили Небесных. Вот увидите, G-27 помнит про нас. Нас спасут, — продолжаю успокаивать их я. Вру. Даже если бы в G-27 могли нам помочь, люди Ада первым делом оборвали связь с Полосой. Отныне колледж отрезан от всего мира. Нам не поступают сигналы из Полос и наши сигналы не поступают в Полосы. Мы как на острове. Острове, который полыхает в огне…

— Как нам отличить «наших» от «чужих»? — задал вполне логичный вопрос Крэш.
В колледже всё же нашлись и те, кто решил противостоять людям Ада. Они шли в бой, даже если видели в руках противников автоматы. И, конечно же, проигрывали. Я отстала от той группировки. Пошла на крики, нашла этих четверых подростков и, видимо, обрекла нас на погибель.

— Просто, Крэш. Очень просто. «Чужие» заставят нас подчиняться.

«Чужие».
«Чужой»…
Вот как теперь я называла ЕГО. И это было больнее, чем держать в руках пистолет. Больнее, чем ломать свой позвоночник от груза ответственности на плечах. Айден погиб вместе с Мирандой, и я не смогла его спасти. Теперь на его месте был Ад. Ад, кишащий дьяволами.

Мы прокрадывались к выходу. Не знаю, с чего я вдруг решила, что на улице будет безопаснее. Перед глазами стоял тот несчастный сарайчик, в котором я когда-то держала голубоглазого Керли. Спрятать ребят там казалось самой хорошей и надёжной идеей.

По привычке поправив рюкзак с Эдди внутри, я ринулась вперёд. Выстрелов уже было не слышно — из глубины коридора доносились только грубые мужские голоса, перебивающие друг друга будто бы в споре. Не понимая, откуда именно доносятся звуки, я чуть подалась вперёд, выглядывая из-за поворота.

Две дюжины человек. Бо́льшая часть — парни. В их руках — самодельное оружие, которое Ад смастерил чуть ли не для каждого в колледже всего за две недели. И уверяю, эти штуки намного страшнее обычных огнестрелов.

— Нам стоило разделиться. Нас и так здесь много, а северные коридоры до сих пор не очищены.
— Ты не слышал их план? Они там целую орду для сопротивления собрали. Разделяться — самоубийство. Заткни пасть и шагай!
Парни говорили на повышенных тонах. Глупо с их стороны, ведь эхо коридоров разносило их басы по всему колледжу.
— Вам бы обоим не помешало помолчать.

Сердце застучало так быстро, будто вибрировало. ЕГО голос, хоть и прозвучал тише остальных, отозвался внутри настоящим грохотом. ЕГО голос, такой родной, но и такой «чужой», превратил моё сердце и все внутренности в кровавую кашу. Я обомлела. Застыла на месте как школьница в ожидании звонка на урок, к которому не готова. Это и стало моей роковой ошибкой.

— Эй, там кто-то есть! — голос женский, высокий и пронзительный.
Толпа вдруг умолкает, я прячусь за стену и прижимаюсь к ней, надеясь слиться с краской. Крепче стискиваю пистолет в руках и глубоко дышу, пытаясь отобрать у дикаря контроль над своим сердцем. Жестом приказываю ребятам спрятаться в ближайшей аудитории. И жду. Как только запахнет жареным, выстрелю в воздух и побегу прочь, чтобы отвлечь «чужих» и выиграть для детей время.

— Выходи с поднятыми руками! — голос Айдена пробивает в моей груди ещё одну дыру. Приходится дать себе несколько секунд на передышку.
— Повторю ещё раз. Потом — выстрелю. Опускай оружие и выходи на свет.
Делаю глубокий вдох. Поднимаюсь в полный рост. И заставляю себя сделать три шага вперёд.

Мне страшно, но я даже не пытаюсь это скрыть. Мои руки трясутся, но пистолет держат крепко. Мои глаза полны печали и страха, но я отважно поднимаю их на вооруженную шайку захватчиков. Поднимаю их на НЕГО.

На его серьёзном сосредоточенном лице при виде меня злость сменяется на подобие растерянности. Морщинка между нахмуренными бровями разглаживается, напряжение спадает со лба и скул. Во взгляде впервые за долгое время читается хоть что-то тёплое и живое.

— Ты глухая? Живо подняла руки! — злобно бросает в меня какой-то парень по правую сторону от главаря. Я на это не реагирую, но никто из новых дикарей не решает меня за это наказать. Они не выстрелят без приказа.

Айден (или его остатки, застрявшие в теле этого жестокого и незнакомого мне человека) оглядывает меня с ног до головы. Он жестом руки даёт знак своим людям, и те перестают в меня целиться, опускают дула оружий, но всё ещё крепко держат их наготове.
— Ты не ранена? — голос чуть мягче. Он спрашивает это искренно.

Я молчу. Не хватает сил даже покачать головой, ведь ответ «нет» будет ложью. Я ранена. Смертельно ранена. Чуть позже, чем ты. Чуть слабее, чем ты.

Я не выдерживаю и всё-таки опускаю взгляд на огнестрел в его руках. Это автомат или его жуткая изощрённая версия. Дуло длинное, тонкое, напоминающее обнажённую саблю, испачканную в крови. И это не метафора — на чёрных туго зашнурованных берцах видны такие же чёрные капли не засохшей крови. Их становится всё больше, а всё из-за этого чёртового автомата. Я всеми силами стараюсь отгонять от себя эту мысль, но понимаю, что кровь на таком оружии может быть только если пользоваться им не по назначению. И, судя по острому дулу, дикарь не только стрелял из него, но и буквально протыкал тела «врагов» этим автоматом.

Заметив мой взгляд и эмоцию ужаса, возникшую на моём лице, он отдаёт оружие одному из дикарей за своей спиной, якобы показывая свою безоружность и пытаясь убедить в том, что я в безопасности. Не верю.

— Тебе ничто не угрожает, слышишь? — поднимает руки, делает несколько шагов в мою сторону. — Всё хорошо. Они не тронут тебя.
Он останавливается, когда я начинаю пятиться назад.
— Эй, это же я, — уголки его губ чуть приподнимаются в попытке улыбнуться. — Свобода уже близко, Твистер. Мы сделали это. Мы смогли.

Огонь в его глазах напоминает мне о временах, когда свобода в самом деле была важнее всего. Когда я снова и снова замыкалась в себе, разбивая вокруг все лампы и утопая в темноте, а он был тем, кто каждый раз одним щелчком проводил новую сеть электричества. И снова вокруг горел свет. И был виден путь к лучшей жизни, к лучшему будущему.

— Ты веришь мне?

Этот вопрос зависает в мертвой тишине. Я в панике смотрю на его дружков, которые вряд ли слышали о таких словах, как сострадание и жалость. В их глазах читается только желание толкнуть меня в сторону и ринуться дальше зачищать коридоры. Они не понимают, что грязь развели именно они.

Я прерывисто дышу, имитирую дрожь в руках и панические судороги. Делаю шаг вперёд, изображая неуверенность и загнанность. Вижу, как мои движения заставляют дикаря (или какую-то его часть) ликовать от маленькой победы.

Парень протягивает мне руки. Сначала одну, будто хочет меня коснуться, затем — вторую, будто предлагает объятия. Степень его искренности остаётся за плотной завесой неизвестности. Я не знаю, что он задумал. Я больше ничего о нём не знаю…

Делаю вперёд ещё несколько шагов. Пистолет безвольно болтается в моей расслабленной руке, я неловко счёсываю грязь с джинсовых шорт и так же неловко смотрю по сторонам. Желание простить ему всё на свете борется с болью. Болью, которую испытали эти стены за последние несколько часов.

Он тоже выходит немного вперёд, увеличив расстояние между ним и его бандой. Он спокоен, я наконец вижу в нём того парня, который обожал кофе, растянутые кофты и похвалу. Теперь мне хочется верить, что он всё-таки искренен.

Между нами остаётся какой-то один несчастный метр. И вот, когда уже наши руки практически касаются друг друга, я останавливаюсь и приставляю пистолет к его голове.

— Только посмейте дёрнуться, и я убью его! — кричу, чтобы слышали все его подручники. Держу оружие крепко, чтобы никто не сомневался в моей серьёзности.

Изо всех сил стараюсь не смотреть на Айдена, чтобы не терять свой настрой, но краем глаза вижу, как его сражает непонимание, которое медленно, но верно сменяется разочарованием и злостью. Я знаю, о чём он думает. «Очередное предательство». Или: «Даже ты…»

А разве ты не предал себя, Ад?
Разве не застрелил в себе человека, мечтающего спасти мир?
Разве не ты убил того юношу, что обещал защищать своих?
Разве не ты отнял у меня тебя?

— Опустите все оружие! Живо! — очередной крик. Я не узнаю свой голос.
Дикари не реагируют. Если быть точнее, не знают, как реагировать. Они растерянно переглядываются друг на друга и перешёптываются.
Смотрю на Айдена, пытаясь выудить в его взгляде подсказку-ключ к тому, как управлять его народом, а заодно извиниться. Но на его лице мёртвое безразличие. Он одним взглядом говорит мне: «Ну и что теперь ты сделаешь?»
Меня злит и пугает их спокойствие. И ради детей я действую настойчивее.

Я нажимаю на спусковой крючок. Стреляю буквально в двадцати сантиметрах от его головы. Оглушающий выстрел наводит в толпе панику, а Ад на секунду зажмуривает глаза скорее от неожиданности, чем от страха.
— Я неясно выразилась?! Опустите оружие и дайте нам уйти!

Когда мы виделись в последний раз, я искренне верила, что всё ещё не потеряно. Это было два дня назад. Уже тогда по нему было видно, что он медленно съезжает с катушек. Так же происходило с Джошем в своё время. Нервозность, безразличие ко всему происходящему, отсутствие эмпатии… Уже тогда я могла бы заподозрить неладное. Но я не смогла.

Я постучала в дверь его новой комнаты. Паранойя так разъела его мозг, что он заклеил дверной глазок и вместо него установил камеру со стороны коридора, которая теперь в упор глазела на меня.
— Ад, это Ниа. Я лишь хотела… Поговорить.
Ответом мне стал звук затвора и снятого предохранителя. Барт уже сообщил мне, что дикарь теперь принимает гостей только с оружием. И я исключением не стала.

Автоматическая установка открыла дверь за меня, и я медленно вошла. Комната Айдена теперь была похожа на лабораторию по выращиванию психоделических грибов — повсюду висели полу-прозрачные шторы-клиёнки, через которые были видны только силуэты оружия, которого он здесь изготавливал. Пахло металлом, энергетиками и сигаретами. Пахло злобой и желанием мести.

— Я слышала, в Вашем отряде крупное пополнение. Теперь на Вашей стороне много людей… Поздравляю.
Он сидел возле приставленного к самой стене стола напротив двери. Ад молча смотрел куда-то мне за спину, будто точно уверенный, что следом за мной зайдёт кто-то ещё. На столе лежал пистолет, на котором он угрожающе держал правую руку.

— Какое самое главное правило от знакомства со мной ты должна была усвоить, Твистер? — вдруг спросил он, сбив меня с толку.
— А… Никому не верь?
— Не лезь мне в душу. Если ты пришла зализывать мне раны, стоило прихватить таблетки от отравления.

О, не переживай, Ад, я захватила с собой целый магазин лекарств. Как жаль, что ни одно из них тебе не подойдёт.

— Я не собиралась, но… Кажется, я нашла то, что поднимет Вам настроение.
Автоматическая дверь закрылась. Ад заинтересовался. Он уступил мне место за столом и стал внимательно следить за моими движениями.
— Вы ведь слышали, что новый директор издал указ? В G-27 решили, что иметь хобби это… Нормально. Но только если оно не вредит учёбе. Всем, у кого средний бал выше 4,3, разрешается иметь вот такое устройство, — я достала из рюкзака прямоугольный механизм, беспроводные наушники и упрощённый шлем виртуальной реальности. — Это что-то вроде… Виртуальных обучающих курсов. Вам понравится.
Я отдала ему наушники, а сама надела шлем и нажала нужную комбинацию клавиш. Механизм создавал голограмму, которую видела только я, но слышали мы оба.

— Кастов хватило бы только на один курс. И я выбрала фортепиано.

Я смотрела на чёрно-белые клавиши, появившиеся передо мной на столе, и не видела его лица, но отчётливо почувствовала его удивление. Может быть, он даже был слегка взволнован. Про эту его слабость я узнала от него самого, а потом расспросила Миранду. Оказалось, любовь к этому инструменту ему привила Лилит. И, хоть ни он, ни она никогда в живую фортепиано не видели, почему-то обожали его воображаемое звучание.

Ад придвинул к столу второй стул, зачарованно сел, выложив пистолет обратно на стол. Я коснулась первой клавиши. В ушах зазвенело мелодичное звучание, эхом отдающееся во всех уголках сознания. Следующая нота — и сердце замирает вместе с дыханием. Касание за касанием. Клавиша за клавишей. Мелодия выходит красивая, хоть и сложно было за пару недель стать стоящим музыкантом. Айден замирает вместе со мной. Он словно бы придвигается, чтобы быть ближе то ли к музыке, то ли ко мне. Следит за моими пальцами, загибает свои. То, что он слышит, явно вызывает у него какие-то чувства, но я не знаю их названия.

В какой-то момент наши колени соприкасаются под столом, из-за чего я невольно делаю ошибку в своей игре, но Ад так увлечён музыкой, что не замечает ни изъянов в ней, ни нашего касания. Он как заколдованный наблюдал за моими пальцами, бегая глазами по клавишам, которых не видел. А когда я остановилась, и последняя нота утонула в тишине, с какой-то паникой в глазах посмотрел на меня.

— С прошедшим Днём рождения.
— Сыграй ещё что-нибудь.
Я улыбнулась от тона его голоса. Уверена, будь он помладше, именно с таким выражением лица он бы выпрашивал у родителей купить игрушку.
— Я пока больше ничего не умею.
— Значит, сыграй её ещё раз, — сказал он настойчивее.

Я выдержала паузу. Кажется, теперь он был более настроен на разговор.
— Люди стали поговаривать о Вас… всякое. Меньше чем за неделю Вы собрали буквально целую армию. Это часть Вашего плана побега? Или у Вас теперь новый план?
Казалось, он моментально вернулся в свою оборонительную позицию. Откинулся на спинку стула, коротко закатил глаза и отвёл взгляд на полупрозрачную ширму, за которой прятались огнестрелы.
— Я никого не склоняю на свою сторону силой. Люди слышат от меня то, что сами много лет не решались сказать. 
— А ещё эти же люди много лет копили в себе ненависть и обиду. Всё, что они умеют — убивать и разрушать.

На этих словах он посмотрел на меня взглядом, в котором я отчётливо прочитала: «Все карты уже перед тобой. Сложи 2 и 2».
— Что Вы задумали? Революцию? Бунт? Такое уже было, и в прошлый раз это не помогло.
— Да. Потому что во главе был не я.
Я вздохнула, надеясь что всё это происходит не всерьёз. В тот момент я не понимала, что передо мной сидел человек, которому было уже не до шуток.
— Я сделал то, чего не смог мой отец. Я возглавил людей, которые знают, чего хотят, и готовы за это бороться. Я подарил им надежду. Я доказал им, что свобода это что-то большее, чем возможность выбирать между белым и зелёным полотенцем для лица. Я зажёг в них такой сильный огонь, какой не горел даже во мне. И очень скоро он сожжёт здесь все до углей. Это и есть мой план.

Он не ждал от меня моего личного мнения. Его тон говорил только о том, что дикарь уже всё для себя решил и ни в какой оценке со стороны не нуждался. В тот момент я наивно верила, что фраза «сожжёт всё дотла» была лишь красивым выражением…

— Что бы Вы ни задумали, не перегните палку. В колледже есть дети.
— Эбби тоже была ребёнком, — озлобленно. Грозно.

Где-то глубоко в его взгляде читался страх. По правде, я думаю, он боялся себя, своего плана, своих идей. Его глаза были подобны проруби среди снежной пустыни, через которую в воду вылили тонны бензина. И теперь где-то подо льдом, за его холодным взглядом, было видно пожар. В огне сгорала всякая живность. В огне погибал сам Ад. И я не знала, как его спасти.

Я положила свою ладонь поверх его руки, в которой до сих пор лежал пистолет. Айден не сопротивлялся. Кроме того, такой жест даже смог заставить его лицо немного расслабиться.

— Я не знаю, что Вы чувствуете. И не знаю, почему не позволяете мне узнать. Но я всё ещё верю, что Вы, как и всегда, поступите правильно. И что я, как и всегда, буду на Вашей стороне. И Барт. И много кто ещё.
Наверное, было неправильно в очередной раз взваливать на него груз ожиданий, под тяжестью которых он постоянно убивался в детстве. И было неправильно воспринимать его молчание за хороший знак. И оставлять его одного после этих слов было тоже неправильно.

«Я буду на Вашей стороне»… Сказала я пару дней назад, а теперь стою с пушкой, приставленной к его голове. Никакая сила на свете не заставила бы меня нажать на спусковой крючок. Но кто же об этом мог знать? Правильно. Айден.

Пока его люди растерянно переглядывались и в панике опускали оружие, дикарь даже не двинулся с места. Сначала он одним только взглядом дал понять, что отныне холоднее наших отношений не найдётся ни одного айсберга в мире. Потом — посмотрел мне за спину, наверное, обдумывая все варианты того, где я могла спрятать «своих сообщников». И перешёл к действиям.

Он сделал последний шаг ко мне. Одно ловкое движение его рук, и мой пистолет оказался на полу. Ещё одно движение, и мои руки скованы за спиной его крепкой хваткой. Ад толкнул меня в толпу, и тут же его люди схватили меня как преступницу.

— Проверьте ближайшие кабинеты, — отдал приказ глава новых дикарей. — Ищите в шкафах, под партами, за шторами. Везде! Скорее всего, их не больше пяти. Возможно, вооружены.
— Оставьте их в покое! — крикнула я, но мой голос поглотил гулкий топот сапог.

Крепкие парни и девушки ринулись вглубь коридоров. Конечно же, первым делом они ворвались в ближайшую дверь. И конечно же, нашли то, что искали. 

Вслед за испуганными криками детей последовал и мой крик. Я сделала несколько резких рывков, закричала что было мочи, стала бить ногами держащих меня дикарей. Паника перегрызала мне артерии, давила на рёбра и била по голове.

— Нет! Пожалуйста!
Их вывели из кабинета под руки. Всех до единого. Их страх передавался мне, а вместе с тем к рукам приливали силы. Но даже их не хватило, чтобы вырваться.
— Это дети! Это же просто дети!
Я еле сдерживала желание зарыдать от боли и злости. Я чувствовала ответственность за этих ребят. И чувствовала, как подвела их…

— Придите в себя! Они же ничего не сделали! Не смейте!
Но меня не слышали ни дикари, ни их главарь. Ад жестом отдал приказ, и детей стали обыскивать на наличие оружие. Отобрали всё, что могло причинить вред дикарям. И всё, что могло защитить от дикарей…

— Это не то, за что Вы боролись столько лет, Ад. Это не то, чему учил Вас отец! Откройте глаза! Хватит!
— Угомонись, Твайстер, — на этих словах он отдал ещё один приказ и ребят повели куда-то вглубь толпы, всё так же крепко держа их под локти. — Никто их не тронет. Не делай из нас монстров.
— Тогда не делайте их сами из себя.
Парень, что держал меня, посчитал, что это отличный повод отстоять честь главаря, а потому через секунду я ощутила боль в ногах. Он пнул меня в заднюю часть колена, заставив буквально упасть к ногам Ада.

— Мэтью, какого хрена?! — не злой, но явно недовольный голос блондина немного сгладил моё негодование. — Что я тебе говорил о твоих импровизациях? Сделаешь ещё хоть движение без приказа — пожалеешь об этом, парень.
— Да, сэр… Простите, сэр.

Айден помог мне подняться, игнорируя мои попытки отказаться от его помощи. Отдав приказ своим людям, чтобы те продолжили зачистку, он отвёл меня в сторону, подальше от чужих ушей.

— Всё немного сложнее, чем кажется Ниа. Когда живёшь в клетке, остаётся только два выхода. Либо давись тем, чем кормят, и однажды, сломаешь клюв, либо сожри вторую птичку, чтобы хватило сил открыть дверцу самому.
— Судя по тому, какую бойню вы тут устроили, вы решили «сожрать» весь птичий зоопарк.
Айден коротко закатил глаза.

— В нашем лагере единственной опасностью были воры и предатели. А здесь, кроме того, подростки годами жили в страхе однажды быть арестованными или умереть от рук Небесных. Я не мог позволить им остаться здесь. Никто не заслуживает такой жизни. А вывести такую толпу по тихой невозможно.
— Значит, не следовало брать на себя ответственность за чужие жизни, раз Вы не в силах с ней справиться.
Мои слова его задели и здорово разозлили, но парень сдержал в себе агрессию и лишь напряг скулы.
— Я живу с этой ответственностью с детства. Всегда справлялся. И в этот раз смогу. И в следующий. Я спасаю этих людей, и мне плевать, какое у тебя мнение на этот счёт.
— Будь так, Вы бы не стали сейчас оправдывать свои поступки. Это не спасение. Это Ваша злость на несправедливость, на Джоша и на себя.
— Какое слово из фразы «мне плевать на твоё мнение» было тебе непонятно? — он стал повышать голос.
— Вы злитесь на себя за то, что не успели спасти Эбби и Миранду, а потому хотите как можно скорее «спасти» сразу весь колледж. Но какой ценой, Ад?

Дикарь никогда не умел принимать от меня правду. И этот раз тоже не стал исключением. Я уже была готова получить от него очередную пощечину, но всё, что Ад дал мне — сомнение в завтрашнем дне. Теперь я не была уверена, а увидимся ли мы снова после сегодняшнего бунта. Где завтра окажется он со своими людьми? А где окажусь я?

— Отведите её к остальным, — сказал он парочке своих людей, а сам остался с отрядом зачистки.

«Остальными» оказались такие же бедолаги, как я: девушки, хилые пареньки, самые младшие подростки из нас и все остальные, кому бы не хватило сил или смелости поднять оружие против Ривза младшего. Чуть подальше от этой группы собрали ребят покрепче. Скорее всего, это были те, кто сдался без боя. Тиффани, Челси, Мелиса и Крэш были в моей группе, но они так боялись пошевелиться, что просто нервно улыбнулись мне, как бы пытаясь сказать, что всё хорошо.

— Подожди, разве она должна быть здесь? — заговорил один из моих «стражей».
— А чё?
— Дак она же из тех, кто… — парень многозначительно поднял брови, мол «сам знаешь, кто».
— А?
— Ну… — он ещё раз многозначительно поднял брови и подмигнул. — Ну, ты понял.
— Не-а.
Первый тяжело вздохнул, махнул на второго рукой и повёл меня на улицу.

А за дверью всё так же красовалась зима… Сугробы лежали на промёрзлой земле белоснежным покрывалом, уже знатно истоптанным и измученным, но всё таким же белоснежным. На улице оказалась третья группа людей. Не считая дикарей, здесь стояла по меньшей мере дюжина молодых парней и девушек, чьи лица были мне жутко знакомы. Они стояли небольшой кучкой под пристальным наблюдением дикарей. Вот только если дикари были одеты в тёплые меховые куртки, то группа словно вышла на улицу сразу после подъёма с кровати: кто-то стоял в пижаме и комнатных тапочках, кто-то успел накинуть куртку, а кто-то — я. На мне была лёгкая кофта, заправленная в шорты с высокой талией, а на ногах — лёгкие весенние ботинки. Как я уже сказала, никто не ожидал, что утро начнётся со взрывов…

— Миледи? — удивлённый голос раздался за моей спиной. Если честно, увидеть здесь Барта было подобно тому, чтобы найти фонарик в темноте. На душе сразу стало теплее, чего не скажешь о погоде.

— О, слава земле…
Дикарям не очень понравилось то, что наркоторговец решил со мной обняться, но их разрешения никто и не спрашивал.
— Почему ты здесь? Это он тебя сюда вывел?
— Нет, меня… А что здесь происходит? Кто эти люди? — я указала на группу замерзающих подростков.
— Потом объясню.

Барт махнул рукой, живо снял с себя тёплую куртку и укрыл ею меня. Потом — быстро сбегал в холл колледжа и принёс мне теплую пару обуви. Сказал, что ждать ещё придётся немало.

— Я надеюсь, миледи, что всё это очень большая ошибка, потому что у этих ребят будет не самая приятная учесть. И у тебя тоже, если ты действительно к ним относишься.
— Почему? Кто это?
— Все, кто когда-то был предан Аду и не захотел сегодня встать на его сторону.
Мне стало ясно, где я видела их лица. И стало ясно, какая участь их ждёт.

Говорить нам с Бартом было особо не о чем. Мы оба понимали, что происходящее здесь и сейчас — жуткая несправедливость. Но либо блондин был чрезмерным пофигистом, либо слишком хорошим другом, раз не захотел этому противостоять.
«Не мне его судить. У меня не было ребёнка, которого я бы считал своей дочерью,» — ответил он мне, когда я спросила его мнения.

Что же ты натворил, Ад…
Что же ты натворил, Джош…

Кто бы мог подумать, что два парня, которые когда-то друг другу не приглянулись, однажды развяжут войну, в которой будут гибнуть люди. Кто бы мог подумать, что каждый парень, к которому у меня просыпаются хоть какие-то чувства, будет сходить с ума и жаждать мести.

— Он добрался до Джоша? — спросила я, прекрасно зная ответ.
Барт засмеялся, переглянулся с другими дикарями, на лицах которых тоже проскользнули зловещие улыбки.
— Добрался — мягко сказано, миледи. Очень мягко сказано…

Мне и знать не хотелось, что бы могли значить эти слова. Но буквально через несколько минут, когда главные двери колледжа снова открылись, на все вопросы нашлись ответы.

На улицу вынесли человека. Или тело. Это парень, лицо которого было невозможно рассмотреть из-за запёкшейся крови. Я опознала его только лишь по чёрным как уголь волосам и длинным пальцам рук, с которых тонкой красной дорожкой вытекали остатки жизни. Цепи звенели на его брюках, когда его проносили над ступеньками. Волосы развивались на ветру, когда его укладывали прямо на снег, прямо на землю. Видимо, Ад решил отплатить Джошу той же монетой — бросить его на холоде, как ненужные завявшие цветы. Самые прекрасные и самые ядовитые цветы во всём мире…

— Он хотел убить его, но я его остановил. Сказал, что Джош может ему пригодиться.
— Ты соврал?
— Ну, технически, Джошуа должен знать все дороги, ведущие к G-27. Небесных хоть в реку выкинь, отовсюду должны уметь находить путь домой.
— И это единственная причина его спасения?
Барт задумался, по привычке облизнул губы и почесал подбородок.
— Ещё я думаю, что им стоит поговорить. Что-то тут с историей Миранды не чисто…

Что-то не чисто. Именно эта мысль крутилась в моей голове весь этот месяц. До последнего мне казалось, что я просто чего-то не понимаю. Что-то упускаю из виду. Все самые ужасные события сошлись как-то слишком удачно. Вот только для кого? И какой у всего этого должен быть исход?

Барт оказался прав — ждать нам действительно пришлось немало. Что-то наконец начало происходить, только когда дикари полностью «зачистили» колледж и разделили всех подростков на последователей и противников. И вторых, конечно же, оказалось намного больше.
Айден вышел через главные двери, и вслед за ним на улицу высыпалась целая орда новых дикарей. Считать их было некогда, но на вид их было не меньше полусотни.

Главарь бросил беглый взгляд на Джоша. Судя по беспристрастному выражению его лица, он больше не видел в нём ни противника, ни Небесного, ни человека. Лишь очередное преодолённое препятствие на пути его «великих целей».

На улице становилось холоднее. Либо же мне так казалось, когда я снова смотрела на группу подростков без курток. Их конечности уже сильно покраснели, кто-то и вовсе засыпал на ходу или понемногу терял сознание. Чем хуже чувствовали себя они, тем сильнее я злилась на Айдена. И тем сильнее мне было страшно за то, во что его превращала его же собственная боль.

Барт подошёл к нему спросить обо мне. Всего пара его слов, и дикарь нахмурился и словил на себе мой взгляд. Затем почему-то удивлённо поднял брови и что-то ему ответил.

— Как я и сказал, всё это просто ошибка, миледи, — вздохнул Барт, вернувшись ко мне. — Его ребята слегка протупили и… Обрекли тебя на казнь, — тут он с улыбкой пожал плечами. — Но сделать мы ничего не можем. Сама понимаешь, он потеряет всякое уважение народа, если будет делать для кого-то исключения и отдавать кому-то предпочтения. Особенно столь прекрасным юным леди. Но всё не так страшно. Просто… Веди себя хорошо и делай то, что он скажет.

Казалось, мой мозг воспринимал всё, кроме слова «казнь». Я не верила, что дикари в самом деле собираются избавиться от предателей, как их бы назвал Ад. Но точно так же несколько месяцев назад я не верила, что вернётся Энди. Я не верила, что Элисон может покинуть нас. Я не верила, что Эдди можно починить. Но вот всё это свершилось. И вот настал второй конец света. А ведь я не верила…

Кто-то из дикарей закричал, призывая третью группу пройти за ним. Подростки оживились и на ватных ногах поплелись за глашатым. Нас вели за угол здания, где не так громко воет ветер и не так уныло было бы умирать. Я ещё раз посмотрела на Айдена, пытаясь взглядом сказать ему, что я всё ещё верю в него и его моральные устои. А он взглядом ответил мне либо «заткнись и прими свою судьбу», либо «не переживай, всё под контролем». Одно из двух.

— Встаньте в шеренгу, — приказал парень, которому Ад доверил командование. Сам главарь наблюдал за всем молча, с какой-то долей любопытства.
Вся группа выстроилась в колонну плечом к плечу. Напротив нас в таком же виде встали пятеро дикарей. С оружием…
— А теперь вспомните самые лучшие моменты своей жизни и решите для себя, хотите ли вы успеть наклепать ещё парочку хороших воспоминаний или сразу начнёте помолиться напоследок.

Эдди в моём рюкзаке как-то неестественно заурчал. Я потянулась за спину, и тут же пятеро стрелков направили на меня оружие, явно ожидая какую-нибудь опасность.
— Держи руки на виду, красавица. Не зли меня.
— Я лишь хочу достать кое-что из рюкзака.
— Если это не фотоальбом, над которым ты хочешь драматично всплакнуть, то даже не рыпайся.

Парень посмотрел на Айдена, будто бы спрашивая совета. Тот только одобрительно кивнул, и мне наконец разрешили взять в руки Эдди.
Его система, или из чего он там состоял, явно была не приспособлена для такого холода. Роботу было сложно двигаться и издавать звуки, но он всё равно нашёл в себе силы прижаться к моей ладони. Я прикрыла его курткой, и, сказать честно, теперь мне было спокойнее.

— Я не хочу устраивать здесь стрельбище, — начал Ад, подойдя ближе к шеренге. — Но ещё я не хочу, чтобы Небесные, которые нагрянут сюда, как только мы уйдём, смогли выбить из вас информацию обо мне и моих планах. Каждый из вас, так или иначе, был со мной чем-то связан. А я не люблю оставлять после себя следов.
Было не похоже, что его речь отрепетирована и заучена наизусть. Он говорил всё это на ходу. И говорил вполне серьёзно.
— На самом деле, выбор у вас очень простой. Вы либо вспоминаете о том, что такое верность, и идёте со мной, либо… — он многозначительно посмотрел на стрелков напротив нас. — …Не идете. Я считаю, справедливо.
— А я считаю, что ты больной ублюдок, которому в детстве не хватило похвалы от папочки, — сказал кто-то из нас. Кто-то явно совсем отчаянный. — Не вини других в своих комплексах. Мы хотим спокойно жить, а не выживать за пределами купола.
Ад посмотрел на него слишком спокойно даже для самого себя. Стоит либо завидовать его выдержке, либо сочувствовать его апатии.
— Отлично. Нам с тобой будет о чём поговорить через пару минут, — ответил он, и на этом адская речь была окончена.

Снова заговорил горе-командующий.
— Если дорога жизнь, сделайте правильный выбор. Пускай все, кто готов пойти с нами, встанет на колени.
Ад снова закатил глаза. Этот пафос он считал лишним, но ничего против не сказал. Тем временем Барт кивнул мне головой, мол «делай всё, как велено».

Как велено…

Сразу после этих слов четверо из тринадцати встали коленями на снег. Взгляды обоих белобрысых парней упали на меня в ожидании моих действий. Но я продолжила стоять. Десятая из четырнадцати. Барт явно начал нервничать. Он всячески пытался мимикой сказать мне, что я поступаю глупо, что я должна опомниться.

Ад подошёл к первому человеку с правой стороны шеренги. Тот непоколебимо стоял на месте, хоть и у него жутко тряслись колени. Он смотрел чётко вперёд себя, куда-то чуть выше головы Ада. Скорее всего, так ему было проще принять свой страх.

— Ты же Даяки Хан, да? Твоя девушка рассказывала, как вы любили с ней взбираться на высотки до того, как попали сюда.
Было предельно понятно, чего добивался дикарь. Давить на тёплые воспоминания, чтобы пробудить в человеке чувство сожаления и ностальгии… Старый приём. Надёжный.
— Вы бывали с ней на этой крыше? — он указал на здание колледжа. Указал на крышу, с которой не так давно сбросилась Миранда.
— Не успели, — выпальнул парень, после чего нервно сглотнул.
— Будет обидно, если после твоей смерти она сделает это с кем-то другим, а?
Мальчишка словно перестал нервничать. Его взгляд наконец опустился на Ада, нахмуренные брови визуально сделали его глаза ещё уже.
— Хочешь, я приведу её сюда, чтобы вы попрощались? Или можешь пойти с нами и взять её с собой. Уверен, в мире ещё полно высоток.
Брюнет не торопился давать ответ. И пока молчание длилось, ещё один человек из шеренги встал на колени. Протестующих осталось девять. Включая меня.
— Ты пока подумай, — сказал Айден Даяки и подошёл ко второму из шеренги.

— На мне твои трюки не прокатят. Бьюсь об заклад, ты даже имени моего не помнишь, — выпалил тот.
Высокий, крепкий, широкоплечий… Уверена, не будь пяти автоматов, нацеленных на него, он бы давно сломал тут всем черепушки. 
— Что ж, видимо, я сейчас многое потеряю. Когда твои мозги будут напичканы свинцом, вряд ли у меня будет шанс познакомиться с тобой поближе.

Я не узнавала его… Я не узнавала его! Раньше он был готов снова и снова вытаскивать из неприятностей меня, девушку, которая вечно взваливала на него смертельно опасные проблемы, а теперь был готов без угрызения совести лишить жизни человека, которого даже практически не знал. Мне хотелось закричать, выбежать из строя. И пускай лучше на меня обрушится град пуль, чем я буду дальше смотреть на то, во что он превратился. На то, во что его превратила череда потерь. И вместе с тем, хотелось навалиться на него всем телом, закрыть собой, чтобы ни одна пуля, ни одно слово, ни один человек больше никогда его не ранили. Хватит с него. Достаточно…

Айден долго молчал, просто глядя в глаза второму. Почему-то для него у Ада не нашлось никаких душещипательных речей. Позволив тишине поглотить всё окружающее пространство, Ривз пошёл дальше. А его людям даже не нужно было отдавать никаких приказов — через мгновение молчание разразил гром выстрелов, и на снег упало первое тело. Протестующих осталось восемь. Включая меня.

Я так часто ощущала страх, что он уже давно со мной сроднился. Как заботливый брат, он обнял меня сотней рук, спрятал от холода и от остальных чувств. Стоит сказать, страх — тот ещё абьюзер. Если однажды доверишь ему своё сердце, он больше не позволит тебе впускать туда кого-то ещё. И с того дня в твоей жизни будет только он.

Паника остальных ребят передавалась воздушно-капельным путём. В ушах загудело. Тело напряглось. Перед тем, как я увидела Барта, пытающегося прорваться ко мне сквозь крепкие хватки прислужников Ада, заметила, как в ужасе половина ребят из шеренги попадали на колени. Ни о какой преданности и уважении речи не было. Ад собирался управлять ими через запугивание. Вряд ли из таких подчинённых выйдет надёжная армия. Тем не менее, его метод сработал — «непокорных» осталось всего четверо. Включая меня…

Проходя мимо парня, который в самом начале пытался задеть Ривза упоминанием об его отце, Ад издевательски потрепал его по волосам. Никакого диалога у них не состоялось — парень уже стоял на коленях, пытаясь успокоить нервное дыхание. 

Главарь остановился буквально в двух метрах от меня, возле девушки в форме повара. Осматривая её с ног до головы, он пытался найти что-то, чем можно на неё надавить. И взгляд его остановился на уровне её груди.
— Ты была хорошим стрелком… — он прищурился и потянулся рукой к её бейджику, на который всё это время смотрел, — …Лоис.
Она отбросила от себя его руку, не позволив и пальцем прикоснуться к её одежде.
— Была, есть и буду.
— На счёт последнего я бы не был так уверен.
— Я выросла под звуки выстрелов. Для меня это как колыбельная, так что я не боюсь под неё умереть. Рядом с моим именем всегда будет стоять фраза «отличный стрелок». А вот вас запомнят как террористов.

Ему были безразличны её слова, он даже в них не вслушивался. Судя по тому, как он поглядывал в мою сторону каждые полминуты, ему было важнее придумать рычаг давления для меня, ведь в шеренге я была следующей. Лоис он даже ничего не ответил: либо устал трепать языком, либо посчитал опасным иметь в отряде непреданного «отличного стрелка». Сосредоточив на мне внимание, он пошёл ко мне. А Лоис уснула вечным сном под свою любимую колыбельную…

Эдди, чуть отогревшись, издал уже знакомое мне «урлулу». Не знаю, понимал ли он, что здесь происходит. Если честно, я и сама не понимала. Когда дикарь остановился напротив меня, я замерла в ужасе. Я не знаю, что конкретно заставило мои слёзы скопиться в уголках глаз: его каре-голубые глаза, спрятанные под линзами, его манящий запах или кровь невинных людей на его руках. Как бы там ни было, он был чертовски близко, но вместе с тем гораздо дальше, чем обычно. Мы молча смотрели друг на друга не меньше двух вечностей. Справляясь со страхом, я расслабляю брови, выпрямляю спину, поднимаю подбородок… Всё, как он когда-то учил.

— Хватит геройства, Твистер… Прекращай. Игра затянулась.
Его голос тихий, ровный. Его спокойствие причиняет больше боли, чем если бы он кричал и матерился.
— Встань на колени, Ниа. Я не позволю тебе сегодня умереть.
— Я всё решила. Колледжа больше нет. В G-27 мне идти не имеет смысла. А жить в мире, в котором даже Вы отказываетесь от своих принципов, я не хочу. 
Он напряг скулы. Это был как раз тот момент, когда у самого Айдена Ривза не было никакого плана. Он был бессилен. Оставит меня в живых — потеряет доверие своих людей. Убьёт — не сможет с этим смириться. 

— «Ничто на свете не заставит меня предать Вас». Что изменилось с тех пор, как ты сказала это?
— Вы.

Сердце пропустило удар. За спокойствием моего голоса скрывалась смертоносная буря. За влажностью моих глаз скрывалась засуха, в которой задыхались мои чувства к Нему. За дрожью моих рук скрывалось землетрясение моей души. Всё рушилось.
— Я обещала это Айдену, который верил, что у мира ещё есть шанс. Тот Айден не убивал невинных. А кто ВЫ такой, я не знаю.

И он снова остался один. За его плечами его покорно ждала толпа людей, готовых броситься ради него в огонь, но он смотрел на меня так, будто я была единственной, кто этот огонь мог зажечь. Он смотрел на меня так, будто это не я только что вонзила очередной кол в его сердце, не я предала его, когда он сильнее всего нуждался в поддержке. Но то, что он творил поддерживать было нельзя. 

Он завёл руку за спину и, не отрывая от меня глаз, достал пистолет из-под куртки. Это сделало наш разговор ещё более напряжённым.
— Не заставляй меня делать это, Твистер. Я не хочу для тебя такого исхода. Пойдём со мной, — это он говорил совсем тихо, так что слышали только мы вдвоём. 

Помимо его глаз на меня в упор посмотрело дуло огнестрела. Пистолет к моему лицу приставляют не впервые, но я впервые чувствую такое спокойствие. Мне уже даже совсем не страшно, хоть и слёзы сорвались с ресниц. Совсем уже не больно, хоть и внутри полыхает пламя. Я вспоминаю наше совместное фото. Вспоминаю ночь, проведённую под одним одеялом. Первое и единственное объятие. Первый и единственный поцелуй. Его улыбку за секунду до того, как разбился его мир. Его слёзы, которые он доверил не мне. Мои слёзы, которые я доверяла только ему. Если и было в моей жизни что-то прекрасное, то я рада от этого прекрасного и умереть.

— Ад не делай глупостей, слышишь? — кричал ему Барт, которого всё ещё не пускали к нам. — Приятель, разуй глаза! Это же Ниа, дьявол бы тебя побрал. Это Ниа!
Но эти слова только сильнее давили на его психику. Злили. Заставляли сомневаться. Он покрепче сжал оружие, качнул головой, как бы отгоняя от себя сентиментальность.
— Присмотрите за Эдди.
Услышав своё имя, робот заскрежетал. Он всё так же не узнавал Ада, но сейчас как-то особенно долго смотрел на него. 

Он даже не моргал, и чем тяжелее становилось его дыхание, тем больше я понимала, что скоро он выстрелит. 
— Чёрт, как же ты невыносима… — сказал он и приставил оружие к моему лбу. Впритык. Чтобы наверняка. — Чёрт! — разозлённо закричал он, выстрелил в небо и бросил пистолет Барту. А сам пошёл к главному входу, сказав своим что-то вроде «свяжите её. Она может знать координаты лагеря».

Он злился. Явно злился. Попутно достав сигарету, закурил и скрылся за углом, куда вслед за ним направились его люди, пристрелив последнего протестующего, на которого даже не стали тратить слов. Я не знаю, изменится ли теперь мнение его народа о нём, но на себе я заметила пару неоднозначных взглядов. Я стала исключением из правил главаря, и, конечно же, не всем это понравилось.

— Простите мне мой французский, миледи, но я знатно напрудил в штаны, — со свойственной себе улыбкой сказал Барт, пока мне связывали запястья верёвкой.
Эдди опять отправился в рюкзак, а все присутствующие отправились к южной части колледжа.
— Он убил троих просто за то, что они отказались выживать в пустоши…
— Как-то не похоже на слова человека, который только что избежал казни. Просто… Постарайся понять, — блондин приобнял меня за плечи и повёл за остальными, сказав дикарям, что и один со мной справится. — И посмотри, как прелестен мир, который ты сегодня не покинула, — он улыбнулся и рукой словил пару снежинок, которые тут же растаяли в его ладони.
Меня удивляло спокойствие Барта. Раньше мне казалось, что он постоянно под веществами, но потом выяснилось, что это его жизненное кредо — улыбайся, пока жизнь не выбьет тебе последний зуб. 

Дикари шныряли в разные стороны, собирали какие-то походные сумки, сгребали в них как можно больше продуктов и железяк. Из одежды никто ничего не брал, ведь за куполом всё ещё господствовало вечное лето и пустынные пески. Стоило последовать примеру Барта, ведь буквально через несколько минут мне на волосы упадёт последняя снежинка в моей жизни и я вдохну последний глоток воздуха. 

Айден раздавал указания, помогал собирать запасы и попутно с этим курил сигарету. Наверное, уже вторую по счёту. Для Барта всё, что только что произошло, ничего не значило, а потому он посчитал, что будет забавно, если мы прямо сейчас подойдём к главарю, отвлечём его от остальных дел и получим люлей. 

— Я смотрю, вы уже и подготовились, — задорно начал наркоторговец.
Дикарь отвечал ему, даже не глядя в мою сторону. Будто действительно ничего не произошло…
— Людей больше, чем я ожидал. Больше унесём. 
Зачем-то Айден перевёл взгляд на Джоша, который уже очнулся и даже смог встать на ноги. За ним присматривали два человека, один из которых изо всех сил старался сдержать в себе желание ударить брюнета за длинный язык.
— Что выбираешь: нести баулы или следить за Хейзом? Твоя рожа ему нервы должна пощекотать. 
— О, слушай… Кажется, мы с тобой забыли кое-что прояснить.
Ад насторожился. И я, если честно, тоже. Рука Барта на моих плечах стала казаться лёгкой пушинкой по сравнению с той тяжестью в мыслях, которую принесли его слова:
— Я остаюсь здесь.

И гром прогремел среди ясного неба. В голове всё смешалось в кашу.
— Что? — в один голос сказали мы с Адом.
— C'est la vie, mes amis¹. Сказки заканчиваются.
— Нет, постой, — Ад занервничал. — Нет-нет, ты нужен мне. В смысле, всё рассчитано на то, что…
Барт перебил его шутливым, но крепким ударом в плечо, а потом широко улыбнулся.
— Ты тоже нужен мне, приятель. Безо всяких расчётов. Но… Выживание и опасности это твой мир. А мой мир — здесь.
— Это глупо. Ты пойдёшь с нами. Ты же понимаешь, что никто не будет восстанавливать колледж? Скорее всего, здание просто снесут, а всех, кто остался, переведут в G-27.
— Или…! Работу здесь всё же восстановят, и всем, кто остался, придётся начинать всё с чистого листа. И я очень кстати окажусь рядом. Моё влияние вырастет в разы. Власть, Касты, связи… Королей порождает хаос. 

Аду доложили, что всё готово и они наконец могут выдвигаться в путь. На это Барт учтиво поклонился и, по традиции, поцеловал мою руку, намекая, что пришло время прощаться.
— Будьте здоровы и прекрасны, миледи. Даст Небо, ещё свидимся.
— Даже если не даст, свидимся. 
И он снова улыбнулся. Как и делал всегда.
— Раз уж мы перенесли источник купола на крышу, то простите мне мою наглость, но я хочу самолично отключить его для вашего ухода.
Он говорил это Айдену, но дикаря так ошарашила новость о том, что его единственный за всю жизнь друг тоже покидает его, что не смог ему даже ничего ответить. Только сдержанно кивнул и запустил руки в карманы куртки, чтобы не показывать нервов. 

Не спрашивая разрешения, Барт, широко улыбнувшись, заключил его в крепкие объятия. И, хоть не сразу, Ад ему ответил. Говорят, парни ничего не чувствуют. Глупости. Глядя на улыбку Барта и даже на скованность дикаря, я видела больше искренности, чем на лице Джоша, когда тот рисовал меня в лунном свете. Они явно были братьями — если не по крови, то точно духовно. И сейчас нить, связывающая их, рвалась под окровавленным лезвием жестокости мира.
— Не скучай по мне, — похлопав дикаря на последок по спине, Барт направился к главному входу.
— Да вали уже, — ответил Ад без особой радости в голосе.
И нить порвалась.

Это были самые короткие десять минут в моей жизни. Те самые минуты, когда в голову должно прийти осознание, что жизнь очень скоро перевернётся с ног на голову. Минуты, когда через твои лёгкие буквально проходят последние глотки кислорода. Но понимание так и не приходит, а воздух закупоривает горло. И дышать нечем.

Барт с крыши дал нам знак, что мы можем идти. Дикари выстроились в колонну — где-то в десять рядов по пять человек. В начале должны были идти ребята посильнее (именно они вели связанного Джоша), в центре — самые младшие, самые слабые, либо раненые, а в конце — самые устойчивые. Так слабые бы не отстали, а Джош не выкинул бы никаких сюрпризов со спины.

Ад решил ступить за пределы купола первый. Не взирая на его решимость, его «отточенный план» и съехавшую крышу, скорее всего, он нервничал. Управлять людьми за пределами ограждённой территории ему ещё не приходилось. Вести за собой толпу буквально сквозь огонь и лёд было для него в новинку. Но вот на его белоснежные волосы падает последняя белоснежная снежинка. Вот он напоследок вдыхает полной грудью и сжимает кулаки. Протягивает руку вперёд, убеждаясь, что купол открыт, и ступает с холодного сугроба на горячий пустынный песок. Все, включая меня, замирают.

Это была новая глава для всех. Дикари и те, кто сегодня насильно встал на их сторону, с восторгом или без, но ринулсь за главарём. Один за одним — они словно ныряли в воду с обрыва. Когда-то мы пришли сюда в оковах и наручниках. Нас было двенадцать. Сегодня нас в четыре раза больше, и почти все мы уходим с улыбкой. Вот что такое свобода. И хоть мне далеко не так радостно, как остальным, я чувствую её. И хоть я так и не удостоилась стать частью их народа, я чувствую себя частью чего-то большего.

Толпа ликует, сбрасывает с себя тяжёлые зимние куртки. Многие напоследок оборачиваются посмотреть на здание колледжа. А мы с Адом оборачиваемся попрощаться с нашим другом. 

Барт смеётся, торжественно поднимает кулак к небу, поздравляя всех нас с победой. Я притворно отвечаю ему тем же, но Аду, видимо, слишком больно даже чтобы изобразить радость. Он молча смотрит на крышу.
И на этот раз моя нить с наркоторговцем тоже рвётся. Пора идти…

Не успеваем мы присоединиться к строю, как я слышу кашель. Мы снова вернулись в мир, где почти нет кислорода, и астма Айдена тоже вернулась. Он достаёт из кармана уже подготовленный ингалятор и быстро заглушает её, пока остальные не обратили внимания. 

Очень скоро снова настаёт тишина. Гул ликующих дикарей утихает. Остаётся только хруст песка под подошвой и горечь в горле от того, какой ценой сегодня всем это досталось. Погибли подростки… Почти дети. И одному Небу известно, только ли эти грехи теперь стоят за спиной Айдена Ривза.

Из-за постоянного шума от сегодняшних взрывов я даже не сразу реагирую, когда где-то за нашими спинами раздаётся выстрел. А вот дикари реагируют быстро — половина моментально хватают оружие и оборачиваются в сторону купола. И я вместе с ними.

Раздаётся ещё один выстрел. И я в панике начинаю осознавать, что звук идёт с крыши. Потом в ещё большей панике замечаю, что там больше нет маленького белого пятна — белоснежных волос наркоторговца. Вместо него на крыше стоят двое мужчин в формах Небесных. И один из них только что держал на чём-то прицел. Мужчины видят нас, второй достаёт что-то из кармана (возможно, рацию). 
И нить сгорает до тла…

— Вы сказали, что всё здание зачищено, — разгневанный голос слышится где-то в начале колонны.
Айден подходит к одному из своих солдат, хватает его за воротник и озлобленно выталкивает из строя.
— Я… Я всё проверил! Клянусь, я…
— Каким образом тогда внутри остались чёртовы Небесные? — голос громче, злее, мертвее.
— Я. Я не знаю. Я отходил курить на пару минут, я думал, они справятся без меня, — немного лохматый низкий парень в панике указал ещё на кого-то в толпе. Дикари «зачищали» территорию отрядами, и, скорее всего, тот имел ввиду свою группу.
— У тебя была только одна грёбаная задача! Проверить. Верхние. Этажи. Только одна!
— Да какая уже разница?! Мы ведь выбрались, — лохматый как-то растерянно засмеялся, так что его смех был больше похож на сдавленное хрюканье. Вот только Ад его веселье не разделял.

Раздался ещё один выстрел, и в этот раз с нашей стороны. Наша свобода началась с ещё одного убийства. Айден застрелил мальчишку без малейшего промедления, и толпа тут же забыла свой недавний восторг. Вот такая теперь в Его понимании  справедливость. Вот такая теперь свобода.

— Нам нужно вернуться! — закричала я, пока мой внутренний голос задыхался в истерике. — Барт… Там… Мы должны…
— Купол уже закрывается, — тихонько сказала мне Эйприл, как будто боялась, что Ад набросится и на неё. — Уже поздно.
Она была права. На наших глазах над колледжем снова появлялась зелёная сетка, накрывающая здание воздушным колпаком. 
— Нужно придерживаться плана. Они наверняка уже вызвали подмогу, — ответил мне Ривз не самым дружелюбным тоном.
— Мы можем ещё успеть! Нужно попытаться!

Ад направился ко мне. Я отчётливо помнила эту походку — так он шёл к тем, кого считал врагами или предателями. Истерика смешалась со злостью. Когда он дотронулся до моих запястий, чтобы притянуть к себе, я вырвала свои руки из его хватки и снова закричала:
— Не прикасайся ко мне!

Мои плечи всё ещё помнили руку наркоторговца. Мои кисти всё ещё помнили его поцелуи. Мои глаза всё ещё помнили его улыбку, а потому, когда с них посыпался град слёз, я почувствовала вкус потери. И Ад тоже его почувствовал, когда увидел в моих глазах ненависть. 

Он достал нож, одним ловким движением разрезал верёвки, которые всё это время служили мне наручниками. Судя по всему, для этого он и хотел взять меня за запястья.
— Можешь уходить, Твайстер, — тихо и чётко сказал он, глядя прямо мне в глаза. — Я тебя больше не держу. 
И нить оборвалась…

— Барта убили из-за Вас.

Тело обмякло. Смелость, с которой я произносила эти слова, покинула меня в следующую же секунду. Злость, которая засела глазах Ада, пропала вместе с ней.
— Его не убили, — уверенно сказал он. — Он успел уйти. Или спрятался, — проговаривая эти слова, он возвращался в начало колонны. — Или те выстрелы были из его оружия. Или ещё что-то придумал…
Он продолжал говорить, даже когда я его уже не слышала. А параллельно с этим доставал из пачки сигарету.

Вот такая теперь наша свобода.

_____________________________
C'est la vie, mes amis¹ - Такова жизнь, друзья мои.