От автора.

Ей было пять, когда она впервые услышала, как громко могут ругаться взрослые. Ей было чуть больше пятнадцати, когда она впервые почувствовала себя такой же, как они. А сейчас ей двадцать один, и она не уверена, много ли «взрослого» осталось  в ней. Сейчас, когда она, словно играя в шпиона, крадётся за парнем, в которого вот уже несколько лет влюблена до потери памяти. Наверное, взрослые не прячутся за углами. Наверное, они не бояться задавать свои вопросы вслух.

А вот она прячется. А вот она боится. Ломает кончики своих рыжих волос, царапает ногтями пальцы и следит за тем, как он выходит из комнаты, закрывая её на ключ. Закусывает губы, топчется на месте и наблюдает, как он целенаправленно идёт куда-то по коридору, проверяя карманы в брюках и растрёпывая рукой волосы. 

Но вдруг он резко останавливается. Оборачивается в её сторону, и девушка моментально прячется за угол, умоляя удачу помочь ей остаться незаметной. Но на часах всего четыре утра. Очевидно, удача ещё спит, во сне злорадно хихикая.

Как когда-то делала её мама, она загибает пальцы в крестики и сильно жмурится. Но даже это её не спасает. Не боясь быть с ней грубым и не боясь не рассчитать силу, он рывком хватает её за руку и вытягивает на свет.

— Совсем страх потеряла? — вопрос не риторический, но девушка молчит, и дикарю приходится хорошенько тряхнуть её за плечи, чтобы привести в чувства. — Я тебя спрашиваю.
— Я лишь…
— Лишь следишь за мной?
Сердце её колотится, коленки предательски дрожат то ли от его давления, то ли от его прикосновений. Пытаясь взять себя в руки, она старается не смотреть ему в глаза, но они ей кажутся слишком манящими, чтобы игнорировать эту возможность.

— У меня нет иного выбора.
— Ты либо оставляешь меня в покое, либо не оставляешь. Но во втором случае я запру тебя в комнате и буду кормить остатками детского питания Эбби. Если не забуду про тебя. Такой выбор тебе по душе? — он бросил её руку и глянул на часы. Времени у него было не так много. 
— Ты отнял мою дочь два дня назад! А я до сей поры не ведаю, где она. Я оставлю тебя в покое, когда вернёшь мне её! — она перешла на крик. Говорила она вполне искренно, хоть и не знала, какую эмоцию правильнее было бы показать. Злость? Растерянность? Тоска?
— Она в лазарете. Ей сделают операцию и поставят новое сердце через два дня. Ты бы знала это, не будь ты так увлечена фотосессией Твистер на похоронах. Будь я на её месте, одной пощёчиной ты бы не отделалась.

Она промолчала, не в силах ему что-либо возразить. За сделанную фотографию ей было стыдно, но корила она себя не из-за Нии. Они были в хороших отношениях с Элисон, а в последнее время их общение даже походило на дружеское. Совестно было лишь за то, что она не смогла достойно почтить память несостоявшейся подруги.

Эмоции сделали своё дело, и Миранда будто бы услышала, как что-то внутри истошно завопило, зарыдало и застонало. Она опустила глаза в пол. И только когда Ад как-то настороженно обернулся по сторонам, поняла, что это «что-то» вопит не внутри. Где-то совсем недалеко, в одной из комнат, плачет девушка. Ревёт то ли в попытках позвать на помощь, то ли от бессилия.

Поняв, что Айден не собирается искать источник звука, Миранда, побеждённая своим любопытством, подошла к одной из дверей и прислушалась. Тишина. Подошла к следующей — то же самое. И только когда подкралась к комнате с девятнадцатым номером, остановилась. Комната Джоша, Нии и Эл. Плачь точно шёл оттуда.

— Ниа? — спросила она у дикаря, и тот уверенно сказал: «Нет».
Он знал, где сейчас Твайстер. И знал, что в отличие от несчастной девицы, та плачет тихо, почти без звука. Да и голос это не её.
— Не лезь туда. Это не наше дело, — строго сказал он, когда Миранда чуть ближе придвинулась к двери и положила на неё руки.

— Вляпаешься в неприятности — будешь разбираться сама. У меня нет на это времени, — сказал он громким шёпотом.
Но её ладони уже толкнули дверь, и та легко поддалась.
Ад снова дёрнул её за руку, заводя девушку за стену, подальше от дверного проёма. На мгновение плачь в комнате утих, но тут же резко усилился. Теперь было ясно, что это не плачь, а мычание.

Сошёл ли он с ума или девушка, сидящая у батареи, действительно была живой? Он нахмурился. Ужасы этой комнаты уже почти перестали удивлять его, но это…
— Элисон?.. — проронила Миранда, не удержавшись и заглянув в комнату.

Ад только покачал головой. Девушка выглядела в точности, как Эл, но это была не она. На ней был надет кожаный костюм, какие любила носить сестра Джоша. На ней был парик с короткими зелёными волосами, немного съехавший на её измученное заплаканное лицо.

Дикарь понял всё сразу. Джош не смирился с похоронами, похитил девушку и сделал из неё копию сестры, приковав к батарее, чтобы не сбежала. Либо она сильно сопротивлялась, либо Хейз делал это просто так, но всё её тело было покрыто свежими ранами и ушибами. Он бил её. А может, не только. И делал это беспощадно. Зверски.

Опухшие глаза в надежде смотрели на дверной проём, но спасители не сделали ни шагу.
«Это не наше дело,» — в который раз повторил Ад. Его радовало, что на месте Миранды сейчас не Ниа. Та бы уже рванула спасать незнакомку и в очередной раз впутала их в передрягу. Миранда же послушно опустила взгляд. Промолчала. И закрыла дверь.

POV: Ниана.

Мне редко снились сны. Обычно они были бесцветными и бессмысленными, но в последние дни я как будто видела несуществующие цвета. Может, это из-за того, что я наконец чувствовала себя в безопасности. Это своего рода бункер. Не проедешь, не пройдёшь.

Первый день я жила как на иголках — не упускала Барта из виду, не пила напитки из его рук, не поворачивалась к нему спиной и подпирала дверь стулом изнутри. На второй было попроще. Он всеми силами старался завоевать моё доверие и к третьему дню ему практически это удалось.

По утрам он готовил мне необычные блюда, надевая на себя забавный фартук и изображая из себя моего личного официанта, повара и кавалера. По вечерам мы слушали музыку, которую сочиняли наши одногруппники и бросали в беседу колледжа. Я даже подумать не могла, что пляски вокруг стола это то, чего мне так не хватало всё это время.
Но как бы он ни старался, я уходила в свою комнату каждый раз, как он пытался поговорить со мной о чём-то серьёзном. Я видела, что это обижало его. Но была благодарна, что вместо того, чтобы злиться и кричать, он молча шёл мыть посуду или протирать зеркала. Это его успокаивало.

Барт был добр ко мне. И этим утром я проснулась от того, что он укрывал меня одеялом.

— О, миледи, я прошу прощения, — он улыбнулся от моего внешнего вида и сел на край кровати возле меня. — Ещё очень рано. Можешь поспать подольше.
— Ад ещё не пришёл? — первое и единственное, что меня волновало этим утром.
— Уже приходил. Мы уже побывали на третьем этаже. Расскажу, когда окончательно проснёшься.
Я резко подорвалась и уставилась на него.
— Я всё проспала?!

Парень усмехнулся, поправил простынь, которую я почти скинула с кровати за ночь.
— Шучу. Он здесь.
Я зачем-то обернулась по сторонам, как будто дикарь мог находиться прямо в комнате.
— Как я выгляжу? — хватаюсь за голову, нервно расчёсывая пальцами волосы и, не дождавшись ответа, подрываюсь с кровати и бегу в главный зал.

За эти три дня он ни разу не звонил. Я тоже. Может, он врал о том, что переживает за меня. Может, были дела поважнее. Может, не хотел слушать мой трёп. Все «может» быстро испарились из моей головы, когда я увидела его возле металлического стола в центре основной комнаты. Он обернулся на мои шаги, и я остановилась. Уставилась на него как на призрака. А он смотрел на меня так, будто мы виделись буквально минут десять назад.

Ад осмотрел меня с головы до ног, потом поманил к себе пальцем, и я аккуратно подошла ближе. Когда он коснулся моей руки, я ощутила электрический разряд, поразивший всё тело. Целовать кисти было в привычке Барта. Не Ада. Дикарь взял меня за руку совсем по другой причине.

Он заставил меня вытянуть руки вперёд, тщательно осмотрел их от запястий до плеч. Жестом попросил поднять голову и так же придирчиво осмотрел мою шею. Видимо, искал синяки. Или засосы.
— Не переживай, не бита, не крашена. Фары горят, зеркала не треснуты, — отозвался Барт, выходя из моей комнаты. Ад его шутку проигнорировал.
— Всё нормально? — спросил он у меня вместо «Здравствуй. Как твои дела?»
— Да, — ответила я вместо «Хорошо. Я ждала Вас вчера. И позавчера. И раньше».

— Охо! — ликующе пропел Барт, доставая из большой чёрной сумки массивный огнестрел. — Это же чёртов Desert Eagle 50AE! Матерь земли, где ты его достал? — парень волнительно приложил чертовски тяжёлый на вид пистолет к сердцу, как младенца. — Два килограмма смерти в чистом виде. Приятель, да я бы прям сейчас расцеловал тебя, если б не боялся в морду получить, — сказал он дикарю и восторженно направил оружие на воображаемую цель.

— Для меня тоже такой есть? — спросила я то ли из любопытства, то ли из желания вернуть внимание дикаря снова на себя.
— Закатай губу, Твистер. Развлечёшь себя чем-нибудь попроще, пока мы не вернёмся.
— Что? В каком это смысле? Я иду с вами.
Дикарь удивлённо поднял брови, что моментально разбило мою уверенность.
— Ты идёшь в свою комнату и забываешь о своей глупой идее. Либо сидишь запертая в ванной. Выбирай. 
— Барт разрешил мне. Я иду с вами!

Его лицо переменилось быстрее, чем я успела закончить фразу. Он нахмурился, сделав вид, что не расслышал. Поставил руки по бокам и заговорил уже грубее.
— С каких это пор ты ставишь слово Барта выше моего?
— Эй! — отозвался наркоторговец, услышав своё имя. — Чем это моё слово хуже?
— Тем, что ты и пальцем не пошевелишь, если с ней что-то произойдёт, — ответил он на повышенном тоне.

Не знаю, насколько правдивы были эти слова, но Барт молчал недолго. Ухмыльнулся, прокрутил тяжёлый пистолет в руке и ответил:
— У кого ж ей ещё было спрашивать разрешения, дружище? Ведь с ней был я, а не ты, — Барт прищурил один глаз, как бы в шутку направил пистолет на дикаря и сделал воображаемый выстрел, обозначив свою победу.

Я не знаю, с какой целью он сказал это. Но знаю, что это было напрасно.
— Мне не нужно ничьё разрешение. Я пойду с вами потому, что хочу. Но перед этим… Мне нужно кое-что Вам показать. Это очень важно.
— Это может подождать.
— Не может. Это на счёт Ривза, — произнесла я громким шёпотом, но Барт всё равно услышал и удивлённо уставился на нас.

Я пулей побежала в комнату в поисках своего телефона и перерыла всю постель. К тому времени дикарь зашёл следом и прикрыл дверь, на которую до сих пор не поставил замок, как обещал.

— Ладно, рассказывай, в чём на самом деле дело, — голос его стал более напряжённым, а взгляд пробежался по каждому уголку моей комнаты, не оставляя без внимания нарисованное окно и беспорядок на полу.
— Я не вру. Я пересматривала видеозапись, на которой Ривз прибыл в колледж и направился в нашу таинственную запертую дверь. И Вы не поверите, что я там заметила!

Он нашёл мой телефон первее меня — на тумбочке возле самой двери. Я лихорадочно стала искать запись видеонаблюдения в сотне папок. Параллельно с этим подходила всё ближе к дикарю и пыталась нанюхать запах табака. Сегодня он не курил. Слава земле.

— Вот оно. Посмотрите внимательнее.
Я промотала на нужный момент, отдала телефон ему в руки и попыталась запомнить этот момент как можно лучше. Наконец у меня была крошка времени, чтобы просто посмотреть на него впервые за эти три дня и ощутить истинное чувство спокойствия и безопасности. Никакого Джоша, никакого Барта, никаких Небесных и убийц голубоглазых. Ничего я не боялась в этот момент. Боялась только того, что он скоро закончится. 

— Твистер, я смотрел это уже двести раз, — он раздражённо протянул мне телефон обратно. — Просто скажи напрямую, в чём дело.
— Вы не заметили? Смотрите, — я включила запись ещё раз. — Он идёт по коридору, останавливается у двери и замечает камеру. Обратите внимание на его руки.
Я вижу недоверие в его взгляде. Но очень скоро он начинает задумчиво хмуриться.
— Он стучит пальцами.
— Да! Но посмотрите, ка́к он это делает. Один палец. Два пальца. Долгая пауза. Один палец — один удар. Два удара. Четыре. Пауза. Два пальца — один удар. Три. Пауза.

— Дай бумагу и ручку, — резко сказал дикарь, и я тут же полезла в свой рюкзак, мысленно празднуя это мгновение. Мгновение, когда он посчитал мою идею полезной.
— Я уже записала последовательность. Вот, — и протянула ему исписанный лист бумаги. Конечно же, он решил перепроверить.
12. 1-24. 2-13. 3-11. 4-34. 5-32.
Эта последовательность чисел успела мне даже присниться. Я выучила её наизусть и повторила вечером раз сто. Дикарь спросил, почему я не сказала ему об этом раньше, но я сама обнаружила это только вчера.

— Что это может значить?
— Это Ривз. Это может значить что угодно, — вздохнул он и сел на пол, облокотившись спиной о мою кровать и уставившись в загадочные цифры.
— Может… Числа месяца? Скоро декабрь, это двенадцатый месяц. Потом первый, второй…
— А если бы это было число десять? Как бы он показал ноль? Или девять? Палец отсох бы так долго стучать. Здесь все числа не больше пяти. В этом что-то есть.
— Может, абзацы? И номер слова по счету в нём.
— Может, абзацы…
Он перевернул листик, посмотрел, что ещё я могла там написать, но ничего кроме черновика по физике он не нашёл.
— Ты молодчина, Твистер.

Бабочки из живота поднялись к моему горлу и заставили меня задыхаться. Потом пробились в рот и заставили глупо улыбнуться во все зубы. Второй праздник за последние десять минут чуть не снёс мне голову.

— Так значит… Мне можно пойти с вами?
Он отрицательно покачал головой, и моя улыбка медленно покинула моё лицо.
— Мы не пойдём туда сегодня. Ривз дал какую-то инструкцию к тому, что находится за дверью. Без неё всё будет бесполезно.
— Вы так верите в его подсказки?
— Я не верю в искренность Барта.
— Он лишь хочет подышать свежим воздухом. Я здесь всего три дня, но если честно, это место уже стало каторгой. Я не представляю, как он продержался здесь так долго в одиночку.
Айден промолчал и в десятый раз включил видеозапись.

Мне хотелось что-то обсудить, потрепать языком, как говорил дядя Маркус. И я осмотрелась по сторонам, надеясь, что взгляд зацепится хотя бы за что-то, что даст мне хоть малейшую идею. Посмотрев на горку своих вещей на стуле, я вспомнила, что на мне всё ещё была дурацкая ночная рубашка, которую когда-то мне одолжила Элисон. Белая, с зелёными пятнами на плечах из-за неаккуратной покраски её волос. С большим вырезом на груди, который красиво смотрелся на её формах, но никак не смотрелся на моих. С ободранным подолом, потому что когда-то я порезала палец о гвоздь на подоконнике, а она, не медля ни секунды, оторвала кусок ткани от своей ночнушки и перемотала мне ранку.

— Научите меня драться, — первое, что пришло мне в голову, и первое, о чём я думаю почти каждый день со смерти Эл.
Ад слегка улыбается краем губ, но даже не отрывается от моего телефона.
— Понравилось раздавать пощёчины? У Миранды даже синяк остался. Не осуждаю.
— Она получила по заслугам.
На этих словах он всё же посмотрел на меня. Он был удивлён и даже немного расстроен моим ответом. И я не понимала, почему.

Студенты колледжа делились на две категории. Я называла их садоводы и саженцы. Садоводы — ребята, которых мало заботили чужие проблемы. Они зачастую были эгоистичны, хладнокровны и сильны. Они могли управлять саженцами: одних поливать и защищать, чтобы те «цвели» и угождали, а вторых безжалостно вырывать с корнем, чтобы не мешались и не портили вид в саду. Саженцы — те, кому проще жить под чьим-то началом и притворяться покорным тюльпаном, пока сильные и всемогущие садоводы дерутся между собой за территорию и ведёрки с лопатками. Мне всегда было проще быть саженцем. Обычно за меня решали все проблемы, за меня пачкали руки в крови и слезах, а я просто… «Цвела». До тех пор, пока мне не оборвали все листья, чтобы не мешала другим цветам. И единственное, что я поняла — саженцем быть больно и обидно. Но ещё я поняла, что не обязательно ждать помощи. Можно стать крапивой. Можно сожрать все тюльпаны в округе и ужалить садовника. Можно пустить корни на весь сад. И пусть позже за мной придут с газонокосилкой. Лучше погибнуть с чувством свободы, чем всю жизнь «цвести» и последние свои минуты провести в вазе с такими же «цветущими».

Айден со вздохом поднялся с пола и сел на край кровати.
— Ты знаешь, когда я увидел тебя впервые, я подумал: «Вот же дьявол, какая же бестолковая и беспомощная выскочка». Всё, что ты умела — вызывать жалость и совать нос не в свои дела, — он выдержал длинную паузу, оглядев меня с ног до головы. — А сейчас я смотрю на тебя и думаю… «Вот же дьявол… Всё такая же бестолковая и беспомощная». Но что-то меняется, и я уже не уверен, что рад этому.
Он замолчал, то ли ожидая моего ответа, то ли придавая яркости своим словам. Но слова его и так уже горели голубым пламенем, ослепляя мои глаза и затуманивая мысли кровавым дымом. Разве это не то, чего он хотел? Чтобы я наконец могла сама постоять за себя, устоять на ногах, когда останусь одна?

— Пойдём, «обрадуем» Барта, — наконец сказал Ад, поднимаясь. — Он эту вылазку ждал сильнее, чем свой День рождения. Видела его когда-нибудь в депрессии? Увидишь.
— Постойте.
Каждый раз, когда я говорила что-то подобное, он резко напрягался, готовый выслушать всё, что угодно. Самую страшную правду, самое ужасное признание. Но повод был совсем другой.
— Мне нужно кое-что купить.
— У вас с Бартом есть список нужд. Просто запиши туда, я позже посмотрю.
— Это кое-что личное. Ну знаете… Женские штучки.
Я понимала, что он сразу не догадается, но всё равно выдержала паузу и закусила губы с притворной неловкостью.
— Фигня какая-нибудь? Если это не срочно, то давай отложим на потом. У меня пока не густо деньгами.
— Их выдают бесплатно. И это срочно. И всего на один раз в месяц.
Он в очередной раз вздохнул.
— Я понял. Прям очень срочно?
— Очень.

Я с гордостью осознала, что уроки Элисон по профессиональному вранью прошли не напрасно. Никакие женские штучки мне не нужны были. Я лишь хотела, чтобы он пришёл к нам завтра. Барт сказал, это большая редкость, если Ад навещает его чаще, чем раз в неделю. И то лишь для того, чтобы принести продукты. А каждый раз съедать недельный запас продовольствия, чтобы увидеть на пороге дикаря с новым пакетом еды, мой желудок не сможет.

Ад был прав, Барт сильно расстроился, узнав, что вылазка отменяется. Более того, дикарь решил не объяснять на это причин. Сказал лишь, что появилась важная информация, которую стоит проверить. И что лучше подождать ещё месяц, чем плевать в лицо неизвестности. А потом он решил расстроить и меня — сказал, что ему уже пора идти, что у него ещё есть какие-то неотложные дела. Сказал ещё, что возможно зайдёт вечером, но сразу после его ухода Барт объяснил — Ад говорит так почти каждый раз и ещё ни разу не сдержал обещание. Вечером он не придёт. И завтра, скорее всего — тоже. И после. И через неделю.

От автора.

Времена менялись быстрее, чем люди успевали настроить свои часы. Ряды учеников редели, и даже самые ленивые раздолбаи теперь рассаживались на первых партах, чтобы повысить свои шансы получить оценку и наконец пообедать чем-то сытнее, чем каша с сыром и сухарями. Разговоры становились тише, бунты прекратились, законы перестали быть пустословными.

Этот день для многих начался раньше обычного. В общей беседе пустили слух о том, что именно сегодня именно в этом кабинете наконец свершится расправа над жестокой главой системы, так что уже в половину седьмого утра в кабинете сидела толпа сонных и воодушевлённых студентов. Они хотели зрелищ. Хотели, чтобы виновные так же мучались, как и они все эти долгие недели в голоде и нервных срывах.

Полуоткрытые окна запускали в кабинет прохладу, темнота на улице усыпляла, заполняла помещение голубоватым оттенком. Никто не собирался включать свет. Почему-то во мраке их переживания были не так заметны.

Учительский стол долго пустовал. Но когда наконец на стул опустилась чья-то мрачная фигура, никто не обратил внимания. Все продолжили разговаривать, пока в один момент на фоне общего гула не раздался щелчок.

Многие знали, что Джош хорошо разбирается в оружии. Но никто не интересовался, откуда у него такие навыки — на попытки расспрашивать парня об этом, тот обычно лукаво улыбался и отвечал: «Жизнь и не такому научит». И он был прав. Кроме как собирать пушки, жизнь научила его ещё и стрелять.

Щелчок издала зажигалка. Он поджёг сигарету, вывалил на учительский стол огромную чёрную сумку и неторопливо стал выкладывать из неё металлические запчасти массивного и пугающего на вид механизма. Когда парня наконец заметили, гул прекратился. Все непонятливо уставились на страшную сумку, страшные детали и страшные глаза Джошуа. Его сестру похоронили три дня назад. Об этом знали даже те, кто до того дня ни разу не слышал ни о какой Элисон Леруа. Теперь её имя звучало из каждой двери, каждой щели и каждого смартфона.

— О, я вам помешал? — спросил Джош у толпы, соединяя одну запчасть с другой. — Великодушно прошу меня простить. Я ненадолго.
В помещении снова поднялся шум, когда механизм в руках парня стал приобретать вид оружия, а возле входной двери показались несколько крепких парней, которые безмолвно встали у выхода, загородив собой путь на свободу.

— Вы знаете, недавно кто-то из вас сказал, что у меня едет крыша. И представьте себе, я оскорбился, — он выдохнул дым, убрал сумку со стола, оставив на нём только оставшиеся запчасти. — Но потом подумал… А ведь не так страшно, если она просто решила прокатиться. Страшнее, когда она едет на взлётную полосу. Потому что в один момент она взлетит и начнет ронять черепицы на головы глупых зевак.

Парень кивнул кому-то из своих ребят, и громила метнулся к окнам и плотнее закрыл каждое из них. Теперь в кабинете не было ни малейшего сквозняка.

— Так вот я понял, что моя только начала покупать авиабилеты. И я с радостью помашу ей ручкой, когда придёт время.
Он присоединил к огнестрелу последнюю часть — трубку, соединяющую само оружие с крупным газовым баллоном, надетым на плечи Джоша. Это был не просто какой-нибудь пистолет. Хейз держал в руках огнемет.

Включив на своем телефоне любимый трек из плейлиста, парень приказал своим людям присмотреть за студентами, а сам взял в руки мел и подошёл к доске.

У каждого художника есть любимый символ или рисунок, который он выводит каждый раз, когда просто скучно или ничего не приходит в голову. У Джоша этим любимым символом был ЕЁ портрет. Он рисовал её по двадцать раз на дню, исписал несколько блокнотов, изрисовал все стены в комнате. Он изучил каждый изгиб её лица, каждую ресничку, каждый сантиметр её кожи. Он знал, куда она направляет взгляд, когда ей стыдно, грустно или весело. Знал, откуда она начинает кусать губы, когда скучно, какой палец заламывает в неуверенности, с какой стороны начинает расчёсываться. Он знал о ней всё. Какую футболку она считает праздничной, каким словом заменяет ругательства, когда сильно злится, какой рукой вытирает слёзы, когда плачет. Но не знал, как уместить все свои чувства на одной только учебной доске.

Рисовать её портрет он научился за считанные минуты и точно был уверен, что Ниа бы оценила. Конечно, сначала бы испугалась и может, ударила его по лицу в попытке сбежать и позвать на помощь, но потом обязательно оценила бы.

— Это Ниана Твайстер, — громко сказал он, не отрываясь от доски и сам не замечая, как сильно меняется его голос, когда он произносит это имя. — Она пропала и очень надеется, что кто-то из вас поможет мне её найти. Почему именно вы? — обернулся он к классу. — В колледже ходит много всяких сплетен. И раз вы здесь, вы самые падкие на них. А значит, должны были слышать хоть что-то.

Последнее, что он достал из сумки — маска-противогаз. Одна единственная. Всего одна на целую дюжину напуганных и растерянных людей, которые в панике скорее разорвали бы её на части, чем использовали по назначению.

— Самый страшный из грехов — быть святым… — сказал Джошуа еле слышно, но каждый услышал эти слова словно то был самый громкий крик.
Парень покрутил противогаз в руке, умело надел на себя и подошёл к окну, держа в руке, как казалось всем людям в мире, самое страшное из оружий. Пожиратель кислорода.

«Я видел её несколько дней назад! Она была на тренировочной площадке!»
«Она приходила в столовую буквально вчера вечером! Клянусь!»
«Мне говорили, она тусуется в компании Мейсона. В северном крыле. Я покажу!»

В миг помещение заполнилось отчаянными криками людей, пытающихся хоть как-то остановить или оттянуть миг, когда им придётся страдать. Все вдруг резко «вспомнили» ту самую Ниану Твайстер, стали перебивать друг друга, выкрикивая только что выдуманные сплетни. По правде говоря, ни в едином слове не было правды. То ли Джош знал это, то ли изначально не собирался их слушать. Он поджог шторы на окнах и бежевые дорогие обои. Поджог старенький стул у подоконника, поджог в сердцах студентов желание если не жить, то хотя бы просто выжить.

Пламя расползлось по стенам, поедая золотистые узоры и портреты великих историков и физиков. Оно словно дикий зверь, вырвавшийся из клетки, утоляло голод всем, что попадалось в его бесформенные лапы.

А подростки кричали. Пытались накинуться на Джоша, когда тот удовлетворённо возвращался к учительскому столу, игнорируя их голоса, но его крепкие ребята не подпускали к нему ни на шаг.

Когда дым с аппетитом сожрал весь воздух, хор из криков сменился кашлем. Кто-то разбивал стульями окна и выпрыгивал со второго этажа, кто-то всё ещё отчаянно пытался прорваться к двери. Кто-то всё ещё придумывал небылицы про Ниану Твайстер, даже понятия не имея, как она выглядит вживую.

Джош молчал. Смотрел на всё так, словно был организатором детского праздника, на котором «всё шло по сценарию». Его люди тоже не смогли долго терпеть — выбежали из кабинета, проклиная его имя. Из оставленной ими нараспашку открытой двери и выбежали оставшиеся ребята. Почти все. Все, кому повезло.

Он молча проводил их взглядом и совсем не расстроился, когда остался в полыхающей комнате совсем один. Убивать он не хотел. Всё, что он хотел — послушать их небылицы. Чтобы хотя бы их враньё немного успокоило его сердце. Чтобы хотя бы просто услышать что-то о ней. Пускай не правдивое, но хоть что-то. Чтобы они сказали, что она жива, что её видели, что она всё ещё где-то здесь. Ждёт его.

Выйдя из кабинета, он увидел в коридоре девушку. Она была и сама по себе высокой, но кроме этого зачем-то ещё носила яркие зелёные каблуки. Она была и сама по себе бледной, но для чего-то красила губы насыщенной красной помадой, делая свою кожу визуально ещё белее. Она носила костюмы. Совсем не сочетающиеся с её яркими туфлями и насыщенной помадой. Он даже не сразу распознал цвет её волос — те были затянуты в тугую гульку и на свету блестели то ли от жирности, то ли от лака. Казалось, её совсем не испугал его вид, дым, валящий из аудитории, и люди, с криком убегающие подальше от него.

— Я продаю крупы по вторникам и субботам, — сказала она так обыденно, что поначалу Джош счёт её чокнутой и даже не посчитал нужным тратить на неё своё время.
— Ладно, — и прошёл мимо.

Но как бы он ни пытался как можно скорее выкинуть этот идиотский диалог и её идиотские туфли из головы, стоило ему отойти чуть подальше, он не выдержал.
— Через секунд двадцать сюда Небесные нагрянут. Шла бы ты отсюда со своей крупой.
— Сегодня суббота. У меня взяли заказ.

Джош нахмурился. Это далось ему труднее обычного — всё лицо было в синяках от недавней драки с дубинкой охранников, которые пытались выбить из него желание разрыть могилу Элисон и лечь рядом.
Всё-таки он сдался. То ли потому, что у неё были такие яркие туфли, то ли такая помада, то ли сальные волосы, то ли обношенный костюм. Что-то в ней не позволило ему просто так уйти. Одно он заметил точно — она была значительно старше двадцати пяти лет.

— Неужели? — спросил он, не имя ни малейшей догадки, что может прийти ей в голову.
Она вдруг достала свой телефон, открыла переписку с некой «Жанной Кот» и показала ему. Ни девушка в зелёных туфлях, ни её собеседница, судя по всему, читать не умели, а потому переписывались смайликами. Кто-то по ту сторону переписки на протяжении долгого времени присылал ей ровно по одному смайлику разных круп: мука, гречка, рис, овсянка. И только сегодня смайлика было два.

— Она работала в притоне у Барта, пока тот был жив. Отвечала за провизию и закупала у меня крупы. По одной пачке в три дня. Всегда. Покупать она не перестала даже после того, как Барта объявили мёртвым. А сегодня она заказала две. Для кого? — она загадочно промолчала, давая Джошуа самому ответить на этот вопрос. — Ниана не появлялась на занятиях ровно три дня. А вчера вечером подручник главного дикаря закупился бытовой химией, кремами и косметикой. Сказал, что это для его девушки. Но дикари не заводят здесь любовников.

Она нагло схватила его за руку, вытащила из сумочки ту самую яркую помаду и нарисовала на тыльной стороне его ладони цифру «37». Номер комнаты. Комнаты «Жанны Кот». И ушла.

Джош так и не понял, кем была эта загадочная девушка, но позже он узнает, что она — вдова. Жена инженера, которого присылали сюда на специальное задание и который был убит рукой Нианы Твайстер.

POV: Ниана.

Эта ночь проходила так же, как и три предыдущих. Барт накормил меня очередным новым блюдом собственного приготовления, принёс мне в комнату блюдце с печеньем, пожелал спокойной ночи и закрыл за собой дверь, пообещав не беспокоить меня до моего пробуждения.

Раньше в моей комнате был установлен датчик, который каким-то образом считывал показатели моего организма и определял, сплю я или нет, чтобы включать и выключать за меня лампу. Но с недавних пор такие вещи меня настораживали, и я попросила Барта заменить эту шайтан-машину на обычный настольный светильник.
Выключив его, я погрузила комнату в беспросветную темноту. К чему я до сих пор не привыкла — к тому, что в жилище Барта не было ни единого окна. Ни единого лучика света.

Всё повторялось снова и снова. Такая же темнота, такие же стены, тишина и кровать. Но в этот раз я долго не засыпала. Барт оказался прав — Ад не пришёл к нам вечером, а я почему-то снова воспринимала такую ерунду на свой счёт. Не слишком ли я глупо выглядела в этой ночнушке? А вдруг от меня дурно пахло? Ведь я даже не успела почистить зубы перед его приходом. Имеет ли смысл завтра встать пораньше? А вдруг он просидел у нас несколько часов, а Барт просто долго не будил меня?

Я на всякий случай поставила будильник на семь утра и наконец уснула.

Новый день начался с приятной музыки, доносящейся из главной комнаты. Будильник, который я с этого момента ставила каждый день, я успешно проспала, но успела к концерту, который устроил Барт возле кухонного стола. Он воодушевлённо химичил над какой-то красной субстанцией, которую назвал глупым словом «фарш». Насвистывая мелодию, он грациозно кружился вокруг стола, добавляя в миску специи. На нём были только клетчатые белые брюки и тонкий кухонный фартук, надетый на голый торс. Я вспоминаю, как впервые увидела его, когда он встретил нас с Джошем даже без нижнего белья. Представляю, как ему некомфортно сдерживать свои привычки из-за меня.

Вместо «доброго утра» он театрально поклонился мне, и я ответила тем же, придерживая подол ночнушки как платье. В один из моментов песни он взял меня за руку и прокрутил вокруг моей оси, приглашая в танец. Однажды мы уже танцевали. В этот раз я хотя бы не отдавила ему ноги.

— Я нашёл тут карту мира, представляешь? Правда она двадцатого века, но вряд ли что-то сильно изменилось с того времени. Если хочешь, порассматриваем чуть позже.
Я улыбнулась в знак одобрения и украла со стола помидорку, пока он отвернулся.
— Ещё Ад звонил пару часов назад. Будет время — набери его, а то бубнить начнёт.

И оно нашлось. Буквально через минуту после его слов. С его прошлого визита прошло ещё три дня. Я уже не видела смысла ждать его. А как только я взяла в руки телефон, он позвонил сам.

— Алло? — на это ответа не последовало, поэтому я повторила. — Алло?
— Это видеосвязь, Твистер.
Я паникующе отдёрнула телефон от уха и убедилась в том, что он сказал. На экране было два окна: большое для его изображения и маленькое для моего.
— А… Доброе утро, — выдавила я из себя и на пару секунд закрыла камеру, чтобы хотя бы привести в порядок волосы.
Но это не имело смысла. В камеру он почти не смотрел. Его взгляд был направлен куда-то вниз.

— Я подумал, что видеосвязь будет надёжнее. Барт далеко?
Зайдя в свою комнату, я закрыла дверь изнутри, хоть музыка всё равно доносилась сюда.
— Да.
— Я помню о твоей просьбе, но у меня не было времени прийти и в ближайшие дни тоже не смогу, — тут он соизволил всё-таки посмотреть на меня. — Я попросил человечка оставить пакет в кабинете напротив вас, чтобы тебе не пришлось далеко ходить. Барта я предупредил. Пусть откроет тебе дверь, выйдешь заберёшь. Только быстро.

«Не смогу прийти».

— Ладно, — ответила я как можно более живым голосом, хотя для себя заметила, что настроение упало до нуля. — Спасибо.
— Всё нормально?
Я пожала плечами и кивнула. Если раньше безопасности для меня было достаточно, то теперь я корила себя за чувство пустоты. Как будто крыши над головой и вкусной еды стало мало. «Зажралась,» — сказала бы Эл.
— Чем вы обычно занимаетесь? — спросил он после недолгой паузы.
— О, каждый день по-разному. Вчера мы перебирали мои вещи. Представляете, Барт сказал, что у меня есть вкус! Барт! Вы вообще видели, как он одевается? Он подарил мне классические пиджаки. Белый и бежевый. Мне они великоваты в плечах, а Вам бы пошли. Ещё мы разбили несколько стёкол, разрисовали их кетчупом и всякой штукой, чтобы сделать настенную фреску. Но пока не придумали, как сделать её настенной…

Он слушал меня не перебивая, иногда отвлекаясь на что-то внизу. В какой-то момент мне показалось, что его больше заинтересовало бы, если бы я говорила, что всё плохо. Хотя иногда он задавал безобидные вопросы к моему рассказу.

— Рад за вас, но ты бы не теряла бдительности. Он может…
— Не может! Хватит уже. Барт хороший. Прекратите его подозревать.
— Такой хороший, что отправляет людей на тот свет ради денег.
Я не нашла что сказать на это. Каждый выкручивается как может. В нашем мире для выживания любые средства хороши.

Мы долго молчали, не отключая связь. Он всё так же смотрел куда-то вниз. Я поняла, что в этому «низу» было что-то живое, когда оно издало звук, похожий на всхлип, смешанный со стоном.

— Вы не один?
Уголки его губ приподнялись в попытке улыбнуться.
— Можно и так сказать.
Окно с его изображением изменилось. Он перевернул камеру, и теперь я видела малютку Эбби, лежащую в белоснежной кроватке. Это явно была не комната Миранды.

— Хэй, скажи тёте Ние «привет», — произнёс он голосом, которого я никогда от него не слышала. Так он разговаривал только с ней. Тепло, без единой стальной нотки или угрозы.
Он протянул ей руку, и она крепко схватила ладошками его указательный палец. Как Эдди когда-то.

— Она выглядит лучше, чем обычно…
— Да. Ей уже сделали операцию, — в потверждение этому он чуть опустил воротник её кофточки, показывая кусочек какого-то белого пластыря на её груди.
— Я думала, её будете делать Вы.
— Я в этом не силён. Но я наблюдал за процессом. Теперь они пытаются выудить у меня все чертежи и макеты сердца.

Я не знаю, улыбалась ли Эбби искренно или это была просто её детская неконтролируемая мимика, но она выглядела счастливой. По-прежнему очень редко издавала какие-либо звуки, но хотя бы теперь не умирала.

— Как она будет называть Вас, когда подрастёт?
Я не видела его лица, но из-за долгой паузы понимала, что этот вопрос застал его врасплох.
— В смысле?
— «Ад» или «папа»?
Пауза стала ещё длиннее.
— Я не думал об этом.
— Я уверена, Миранда будет не против.
— Ещё бы она была против.
Ад вздохнул и перевернул камеру обратно.

Он выглядел свежее, чем когда я видела его в последний раз. Ему больше не нужно было ночами пыхтеть над новым сердцем для Эбби, а потому появилось время на сон. Зато пропали деньги на еду. От предложений Барта дать ему взаймы без процентов он отказывался. На безвозмездную сумму — тем более.

— Есть какие-то новости в колледже? — спросила я, когда молчание стало неловким.
— Есть. Миранда нашла новый способ обрезать заусенцы, а у сына поварихи опадают листья на домашней фиалке.
Я цокнула и закатила глаза.
— Ну а что ты ещё ожидаешь услышать? Твой Энди не самый решительный мальчик. Провёл пару реформ и кончился. Тут из нового только дырки на копронках у девок.

«А тебе лишь бы на ножки девок поглядывать,» — чуть не сказала я, но сдержалась.

— Повариха про тебя, кстати, часто спрашивает.
— Правда?
Я вспомнила ту милую женщину, которая вечно пыталась всучить нам побольше бесплатных пирожков. Может, она делала так специально, зная упрямство и принципы Ада, чтобы побольше ему продать. Но даже это не делало её менее милой и добродушной.
— Её напрягает, что я стал приходить в столовую один. Думает, что мы поссорились, и подкидывает мне в пакеты сладости, чтобы я тебя задобрил и ты меня простила.

Я широко улыбнулась, надеясь, что он тоже не сдержится. Но он сдержался.
— Скажите ей, что ссора серьёзная. Что Вы мне изменили.
Он задумался, чуть нахмурил брови и отвёл взгляд.
— Тогда она плюнет мне в кашу. Или в лицо. И вообще-то это ты у нас с другим мужиком живёшь.

Как будто в подтверждение его словам Барт постучался в дверь и, не дожидаясь ответа, сказал, что завтрак готов, даже не заглянув в комнату. Высший уровень тактичности.

— Тогда… Если она подкидывает сладости бесплатно, то давайте ещё побудем в ссоре. Только все не съедайте.
— Договорились.
Он хмыкнул и снова отвёл взгляд. В этот раз куда-то вверх.

— Что это? Сирена?
Я хорошо запомнила этот звук ещё с того раза, как горела библиотека. Пронзительный, бьющий в голову как жуткая мигрень. Но в этот раз он был намного тише, как будто раздавался не на всё здание, а всего на половину этажа.
— Да. Джош развлекается. Три дня назад сжёг аудиторию на втором этаже. Сегодня трёх студентов на поводке выгуливал. Заставил их на коленях по стеклу пройтись и запер в лаборантской. И тоже её поджог.
— Зачем?!
— Тебя ищет.
Он строго посмотрел в камеру. Вряд ли он просто пытался меня напугать. Я не видела смысла ему не верить. Джош вполне мог пойти на такое.

— Ты понимаешь, насколько всё серьезно?
— Да. Будьте аккуратнее.
Он непонятливо нахмурился, явно ожидая не такого ответа. Я думаю, он прекрасно понимал, что в отличие от нас, у него нет шести каменных стен непробиваемого бункера и курьера из доставки еды. В отличие от нас, он в огромной опасности. Скорее дикарь просто не привык воспринимать заботу.

— В смысле… — я прочистила горло неловким кашлем. — Забудьте.
— Возьми себя в руки, Твистер, это не шутки. Если тебя он возьмёт в плен и будет извращаться ради забавы, то Барта просто пристрелит на месте. Я уже не надеюсь на благоразумие этого торчка. Барт может в любой момент пройтись по коридорам «свежим воздухом подышать» и наплевать на безопасность. Я надеюсь на твоё. Присматривай за ним. Остальное из головы выкинь, о чём бы ты ни думала.

Эбби на заднем плане немного захныкала, и дикарь снова отвёл взгляд, не увидев, как я расстроенно кивнула. Опускать людей на землю было его талантом. Особенно сейчас, когда он был так напряжён. Так же он себя вёл, когда мы только оказались в колледже. Первые дни он полностью оправдывал звание дикаря. Нервно оглядывался, смотрел на незнакомцев как на красную тряпку перед быком, вечно ждал угрозы из-за угла.

— Всё, мне некогда. До связи.
И сбросил вызов.

Когда-то его глаза горели. Я отчётливо помню его взгляд, когда высвобождала его и его людей из карцера. Он был уверен, что у него есть чёткий план, что он знает, как нагнуть всю местную систему. А теперь его взгляд стал пустым и холодным. Его жажда справедливости сменилась на жажду выжить. И теперь вместо способов выбраться на свободу он искал способы выбраться из лужи, в которую нас снова и снова сажала я.

Помню я и другой день. Тогда я проснулась от громкого стука в дверь. Повезло, что Джоша тогда не было в комнате. Открыла Элисон. Она сказала что-то вроде: «Ты чё, петух, в дятлы подался?» Айден отодвинул её в сторону, переступил через порог и оживлённо сказал мне:
— Поднимайся. Сейчас!
Я на скорую руку накинула на себя кофту с длинными рукавами и меховые носочки, а он тут же схватил меня за запястье, вывел из моей комнаты, завёл в свою и почти пинками выгнал своих соседок в коридор. Меня это не на шутку испугало.

— Ты не поверишь, что я создал, — именно в тот момент я впервые увидела, каким он может быть живым.
Он пододвинул к письменному столу табуретку, указал мне рукой на неё, а сам принялся копаться в одном из ящиков шкафа. Я села. Движения его были быстрые и резкие, что не знай я его, подумала бы, что он под веществами. Так на него действовало вдохновение.

Передо мной стоял пугающий на вид аппарат размером почти на весь стол. Железяки, коряво привинченные друг к другу, в целом напоминали большой микроскоп. Что-то мне подсказывало, что эта штуковина вовсе не для наблюдения за микробами. Глазка на нём не было. Этой махиной запросто можно было бы пробить кому-нибудь череп, но точно не отдавать на выставку произведений искусства — дизайн заставлял желать лучшего.

— У тебя есть что-то маленькое и ненужное? — спросил он, видимо, не найдя ничего в своём ящике. От его внезапно резкого голоса я вздрогнула.
Дикарь опустил взгляд на мою руку. Внимание его заострилось на браслете, который он сам же когда-то сделал для меня.

— Подойдёт.
— Нет!
— Брось, он уже уничтожил чип. Теперь это просто безделушка.
— Да, но это моя безделушка! — на этих словах я распустила волосы и отдала ему резинку.
Он не понял причины моей микроистерики. Я всегда имела глупую привычку хранить у себя вещи, которые мне дарили или просто давали другие. Я верила, что любая крохотная побрякушка хранит в себе частичку хозяина и, держа её в своих руках, я обязана сохранить её как можно лучше.

Ад лишь вскинул брови, проигнорировав ситуацию. Положил резинку под трубу «микроскопа» и, выждав буквально несколько секунд, опустил маленький рычаг.

Произошло что-то невероятное. И ужасное. Машина не издала ни единого малейшего звука, не показала ни единого признака жизни. Но резинка исчезла. Если быть точнее… Испепелилась. Вспыхнула как после взрыва и оставила после себя только порошок, напоминающий пепел. От чего-то моё сердце забилось.

— Она расщепляет на атомы, — заговорщически прошептал дикарь. — Стирает с лица земли. Это пока мелочи, но я могу больше! Всего пара месяцев, и я с этой же технологией смогу уничтожать мебель. Стены. Здания!
— И людей?
Он вдруг умолк, его воодушевлённое выражение лица стало чуть более блеклым. Мой вопрос сбил его настрой.
— Ну… Да. Теоретически… Да.

Он быстро взял себя в руки, положил ладонь на своё монстро-творение и посмотрел на меня.
— Она изменит мир. Я сделаю её мобильной, сделаю её меньше. Смогу встроить в одежду и буквально расщеплять предметы руками с дистанции.

Я знаю, чего он ждал. Во всём колледже, если не во всём мире, я была единственной, кто любил то, что он создаёт. Я при любом удобном случае говорила, что это потрясающе, что он гений. И видела, как это вдохновляло его ещё больше. Первое время от моих слов он даже немного смущался, один раз даже краснел, а потом это стало его наркотиком. Пока мы находились здесь, он сделал около десятка изобретений. И я знаю всё о каждом. Он показывал их только мне. Некоторые были действительно легендарны, а некоторые делались просто чтобы моими устами утешить его душу и самолюбие.

Вряд ли пластина, меняющая цвет материи, смогла бы изменить мир. Но стоило мне похвалить его за её создание, как в следующий раз он сделал самый настоящий аппарат для клонирования. Да, в него вмещалось не больше одной косметички, но это уже огромный шаг. Так он решил проблему с кофе. Он снова и снова клонировал зёрна, чтобы не оставаться без своего любимого напитка. А потом по моей просьбе он клонировал цветы. Я посадила их на улице недалеко от наших с ним окон и сказала, чтобы он смотрел на них каждый раз, когда сомневается в своих силах. Он ответил что-то вроде: «Что за чушь, Твистер? Детский сад». Но каждый раз, когда Джош или кто-то ещё портил ему настроение, он по ночам тайком выходил на улицу и поливал их.

После десятков раз использования аппарат для клонирования сломался. Оказалось, нужные материалы не долговечны, а новые стоят целое состояние. Цветы завяли. Оказалось, они не любили частые поливы. А зерна кофе всё-таки закончились.

— Что ты думаешь? — спросил он, когда молчание затянулось. Ему нужна была очередная «доза», поэтому он смотрел на меня так, будто от моего ответа зависит его жизнь.
— Это оружие, Ад. Каждый раз, когда люди пытались изменить мир оружием, всё заканчивалось плохо.
Его брови, поднятые от вдохновенного ожидания, разочарованно опустились. Он встал в полный рост, сам не заметив, как немного отстранился от меня. Сразу видно — что-то подобное он слышит не впервые.

— Времена меняются. Да, это оружие, но всё на свете может принести пользу, если правильно использовать.
— ЭТО нельзя использовать правильно. Если оно создано уничтожать, оно будет это делать. В мире и так осталась одна пустошь.
— Не будь наивной дурой, Твистер, — он осуждающе указал на меня пальцем и нахмурился, а в его голосе прозвучала стальная нотка. — Чтобы построить дом, нужно сначала разрушить чёртов бесполезный сарай.
Я поднялась с табуретки, иначе он раздавил бы меня одной своей энергией. А так мы хотя бы были немного на равне.

— Это не Ваш чёртов бесполезный сарай! Вы не имеете права его разрушать!
— Я имею право делать то, что будет лучше для всех, — сказал он тихо, но серьёзно. Глядя точно мне в глаза. — Однажды ты скажешь этой штуке «спасибо». Однажды тебе и самой придётся что-то уничтожить.

Он подошёл к двери, открыл нараспашку и кивнул мне в сторону выхода, как бы выгоняя меня.
— Это всё.

Это всё…