Воспоминания это всегда больно. Даже если в прошлом ты валялся на мягкой перине из сладкой ваты и с наслаждением попивал нежный коктейль, в будущем, когда всё этом сменится на мрак или пустоту, тебе будет больно. Либо от того, насколько раньше всё было хорошо, либо от того, насколько всё теперь паршиво.
Будет больно.

Энди редко показывал свою злость — он сдерживал всё в себе. Горячую, непокорную, несдержимую, непотухающую злость. Он умудрялся прятать её где-то глубоко между рёбер и лишь слегка сжимать кулаки — остатки его эмоций. Тогда мне казалось это нормальным — он был единственным человеком, с которого я брала пример. Тогда мне казалось, что так и должно быть и что это я такая ненормальная, раз не сдерживаю в себе эмоции. Теперь передо мной целая палитра из лиц разных людей, из характеров разных людей. Из разных людей.

В гневе Элисон набирала в столовке кучу еды и, жалуясь на причину своей злости, агрессивно поедала булочки, забивала ими рот как только могла, так что тяжело было понять, что именно так её рассердило.

Джош разбивал кулаки о стены. Я вечно задавалась вопросом о том, откуда у него каждый раз появлялись новые и новые раны на кулаках, пока однажды не зашла в комнату слишком неожиданно для него. За день до этого Элисон пошла на очередную пьянку к знакомым, а вернулась только под утро в растянутой одежде, усталая, но довольная. Остаётся только догадываться, что происходило на той тусовке и из-за чего конкретно Джош так психовал. Иногда он мог приставить Эл к стене и с почти спокойным голосом долго и нудно отчитывать её. Она, вроде как, даже слушалась. Но парень никогда не позволял себе срывать гнев на меня или сестру.

Айден. Во-первых, сложно определить, когда у него хорошее настроение, а когда он действительно злится. Он может долго внушать тебе, что ты полное ничтожество, а сам будет сдерживать улыбку. Он может бросить в твою сторону какую-нибудь колкую шутку, а на деле желать твоей смерти. Во-вторых, в любом раскладе лучше его не злить. Это тебе не Энди. У него и с мимикой полный порядок, и с рукой, которую он легко может поднять на тебя, если ему вдруг взбредёт в голову мысль о том, что ты шпионишь. Лучше не шпионь. Это я говорю как Ниа — идиотка, которая уже несколько раз лезла не в своё дело.

— Можем договориться. Услуга за услугу, что думаешь? — произнёс он заговорщическим голосом.
Записка Энди уже не так сильно меня беспокоила. Конечно, было интересно, что же мой друг детства оставил мне перед уходом: сухой рассказ о G-27 или чувственное любовное послание. Вряд ли.
— Какие условия?
— Я буду испытывать на тебе всё, что создал. Тебе не́чего терять, а вот мои изобретения человечеству ещё пригодятся.
— Мне нечего терять? Откуда такой вывод? — натягиваю на лицо улыбку, но в мыслях только одно: «Он прав».

Он как-то разочарованно изогнул брови, мол его мысли настолько очевидны, что не требуют объяснений. Нет, Айден! Твои мысли — чёртова гробница с кучей разложившихся мумий — твоих же внутренний личностей, от которых не знаешь, чего ждать. Твои мысли это большой тёмный шкаф. Неизвестно, что в нём — пара простеньких футболок или чудовище, которое ждёт ночи, чтобы кого-нибудь убить. Нет, Айден. Твои мысли совершенно не очевидны.

Он достал из кармана сложенную бумажку и, сжав её между средним и указательным пальцем, поднял на уровне глаз. Записка Энди…
— Я знаю, о чём говорю.
Я косо глянула в сторону прибора, который пару минут назад в прямом смысле чуть не засосал меня в себя. Это такие штуки этот психопат собирается испытывать на мне? Или что-то по типу зелёного лазера, который должен был расплавить мне руку, когда я только оказалась в лагере дикарей? Или что-то по типу шокера, который при первой нашей встрече парализовал мне конечности?

— Знаю, о чём ты думаешь. Слишком большая жертва для пары каракуль, — он положил записку на место и лениво повернул все карандаши на столе остриём к окну. Ещё и перфекционист… Ну точно инопланетянин. — Чтобы было справедливо… Если хочешь… — он протянул последние слова, как бы заранее надеясь, что я откажусь. — Я мог бы научить тебя письму.

У меня пропал дар речи. Глаза моментально расширились до размеров котлет в столовке, а ноги приросли к полу с облупившейся в некоторых местах серой краской. Я долго молчала, ждала, что он что-то добавит, но Ад так же упорно сдерживал в себе все слова и серьёзно смотрел на меня, скрестив руки на груди.

Приходить к нему в комнату, видеть всё, что он изобрёл, пользоваться его столом и ручкой, иметь возможность задавать вопросы? И всё это он решил мне позволить? Айден? Тот Айден, который берёт в руки телефон только в кожаных перчатках? Тот Айден, который не позволяет своим людям притрагиваться к еде, пока не увидит, что её едят все остальные? Это тот Айден, который чуть ли не на вкус проверяет все бумаги, которые нам выдают на лекциях? Не верю.

— Что Вам на самом деле нужно?

Может быть, это очередная проверка? Хочет увидеть, насколько сильно я горю желанием находиться в этой комнате и «следить за ним»? Или уже расставил по комнате камеры, чтобы наблюдать, куда именно я чаще всего бросаю взгляд или вроде того. Это провал. Занавес. Похоже, я уже сама превращаюсь в Ада. А вдруг парень просто решил помочь мне с учёбой и просто проверить на мне пару своих игрушек? Никакого третьего смысла?

Он лишь пару секунд пристально смотрел на меня. После — безразлично пожав плечами, махнул рукой в сторону двери, молча выгоняя меня из комнаты.
— Как хочешь, — и вернулся к бумагам на своём письменном столе.

Письменном…
А ведь я никогда не задумывалась, как часто люди до Нового времени использовали ручку и бумагу. Что чаще они читали — рукопись или сухие печатные буквы. Как чаще они общались — записками или сообщениями в телефоне? Клавиатура — изобретение, несомненно, гениальное. Но как же быстро оно украло человеческую личность. У людей такие разные и такие красивые почерки… Не отображают характер, но будто отделяют человека от печатной машинки.

Почерк меняется от настроения.
Почерк уникален и неповторим.
А печать…

Никто не знает, какую именно букву в тексте автор выделил бы красивой закорючкой. Никто не знает, какое слово ему пришлось бы написать криво просто из-за того, что оно вызывало у него какое-то болезненное воспоминание.
НиКтО́ нЕ зНаЕт.

Отдав себя рассуждениям, я слишком долго смотрела на Айдена после его слов. Собрала свои вещи в рюкзак, много времени потратила на разглядывание словаря, который, можно сказать, помог мне ещё раз попасть в эту комнату. Даже промелькнула мысль о том, чтобы украсть его. На шкафу слишком много пыли — похоже, Ад не шибко часто пользуется словарём. Но я всё-таки решила не рисковать.

Этот день был очень насыщенным. Больше всего сейчас мне бы хотелось вернуться в комнату, лечь спать, а потом как бы случайно проснуться в тот момент, когда Джош будет меня рисовать. С нашего последнего разговора он стал делать это чаще. Его пустой взгляд, нежно скользящий по всем изгибам моего тела и всем складкам постельного белья, каждый раз вызывал мурашки и заставляли думать: «Чёрт, как же он красив». Его застывшее спокойствие в глазах, его непотухающее пламя внутри, которого не видно, но из-за которого каждый раз страшно обжечься. Он та самая искра, способная спалить целый лес, а я — максимум сухая дряхлая травинка. Я сгорю первой.

В комнате были четверо: он и его убийственный взгляд, она и её безразличие. Элисон мгновенно стрельнула в меня глазами, словно предупреждая о чём-то, а Джош не отрывался от меня с того момента, как я оказалась в комнате.
— Где ты была? — слишком грубо.
— В библиотеке, — слишком настороженно.
Последний раз со мной разговаривал таким тоном Ад, когда думал, что я что-то украла.

Парень поднялся с подоконника и прошёл через всю комнату, приближаясь ко мне. Тем временем Элисон как-то настороженно следила за ним взглядом. Он остановился. Его взгляд застыл где-то на уровне моей груди, что вызвало мгновенную реакцию — мои брови сомкнулись, я нутром ощутила что-то недоброе.
— Кофе? — он вцепился в воротник моего платья и оттянул ткань, тем самым чуть притянув меня к себе. Похоже, он заметил следы сегодняшнего столкновения с Адом. — Откуда у тебя Касты на кофе?
— Джош! — откидываю от себя его руки и отстраняюсь на шаг. — Меня просто угостили.
— В библиотеке, дорогу к которой знаешь только ты?
— В столовой, дорогу к которой знает даже Баффи.
— Лучше бы он тебя и угощал.

Я глянула на Элисон в поисках поддержки, но она только слегка ухмыльнулась и опустила взгляд на свой телефон, в котором, наверняка, редактировала фотографии.
— Советую тебе больше не ходить туда, — его голос стал тише, парню даже пришлось немного наклониться, чтобы его слова отчётливо доходили до меня. — Иначе твоей «библиотеке» придётся делать ремонт в лицевой части здания.

Это была угроза. Явно. Он действительно сейчас угрожает разбить Айдену лицо? Откуда взялась эта беспочвенная агрессия?

— Вай-вай-вай, я такой крутой и дерзкий, — Элисон спародировала мужской голос. Вышло паршиво, но обстановку она разрядила. — Смотрите! Смотрите все сюда! У меня огромные железные яйца! — продолжила язвить она, не отрываясь от телефона.
Эл тяжело вздохнула, подняла на брата безразличный и до безумия пустой взгляд. Заблокировала телефон, поднялась с кровати и, даже не поправляя задравшуюся юбку, вальяжно подошла к нам кошачьей походкой.
— Не железные, Джошик-ковшик, — она нежно положила руку на его плечо, — А если огромные, то максимум — пенопласт, — и шутливо дала щелбан ему в щёку.

Что больше всего мне нравилось в Элисон — плевать она хотела на последствия своих действий. Её репутация настолько превзошла мою, что даже если бы она украла самое ценное у самого отбитого придурка колледжа, тот ответил бы ей пошлой улыбкой и, как максимум, шлёпнул по заднице, приговаривая: «Вот сучка». А если я украду, например, зубную щётку у самого дохличного дохлика, меня просто запинают под лестницей. До смерти.

— Погнали, зануда, — она взяла меня под локоть и, откинув мой рюкзак в сторону, повела к выходу. — Угощу тебя кофе в библиотеке, — погромче сказала она, чтобы Джош услышал.

Я не видела его реакции, но по взгляду пару секунд назад было ясно, что ему совсем это не нравится, но он, вроде как, привык.

Она не отпускала мою руку, даже когда мы уже прошли метров пятьдесят по коридору. Она словно ждала, когда мы окажемся на приличном расстоянии, где можно будет спокойно поговорить.

— Вообще-то я шипперила тебя с Джошем, но Ад тоже тот ещё горячий перчик, так что выбирай быстрее или я сведу их двоих между собой.
— Что такое шипперить?
Элисон глубоко вздохнула, помолчала несколько секунд, сделав мудрое выражение лица, словно сейчас откроет мне какую-то великую истину.
— Наблюдать. Страдать. Плакать. А потом дико пищать, если они хотя бы в одном помещении находятся, — девушка улыбнулась и поправила чёрную повязку на шее, которая уже знатно сдавила ей горло, но почему-то Эл отказывалась её снимать.

— И на счёт Джоша… Забей. Он просто парится, когда внимание его близких переключено не на него.
— Когда это я стала ему близкой? — это рассмешило даже меня, но Элисон почему-то сохраняла подозрительно серьёзный вид.
— После того, как подселилась к нам. У Джоша тупая привычка считать своим всё, что близко к нему или как-то отдалённо его касается. Общалась бы ты с кем-то другим, он бы уже это прекратил. А вот с дикарями… — она улыбнулась краем губ. — Над ними у него власти нет. Так что не думай, что ты ему нравишься. Бред. Он просто собственник.
— Ни с кем я не общаюсь, — закатываю глаза, а Элисон недоверчиво смеётся, толкая меня к повороту в столовую. — Но если бы и так. Что бы он сделал?

Улыбаться она перестала. Оставив на своём лице горькое послевкусие веселья, заполнила душевную чашу каким-то горьким воспоминание и скорбью. Её губы в отчаянной попытке улыбнуться замерли. Она промолчала. Отрешённым взглядом посмотрела на меня и, глубоко вздохнув, похлопала по моему плечу.

От автора.

На кости, зарытые в пепле воспоминаний, слетаются мухи, жадно ворующие остатки прошлого.
Они вгрызаются в давно уже мёртвую плоть.
Они говорят, что завтра станет лучше. Но завтра не настанет.
Они говорят. Что помогут.
Они говорят.

Спроси у него: «Как дела?»
Он ответит: «Нормально», — и перережет себе глотку своими же ногтями.
Спроси у него: «Как ты?»
От ответит: «Я в порядке», — и затянет на шее ремень от старых рваных брюк. Рваных от того, что слишком часто падал на колени.
Спроси у него: «В чём твой смысл жизни?»
Он промолчит. И может быть, тогда тебе удастся его спасти.

Джошу было пятнадцать, когда вопрос о смысле жизни стал ребром. Мальчик с грустными глазами, достигший высокого роста, но не достигший высоких целей жизни, забыл, что такое семья. А ведь когда-то это слово воспевались им.

Он толкает мужчину к шкафу — единственной мебели, которую ещё не успели продать или пустить на дрова. С полок на голову падают стаканы, вечно ждущие гостей, но в доме мертвы даже хозяева.

А ведь когда-то это слово вызывало яркий блеск в глазах и горячие искры в сердце.

Он хватает нож и замахивается, целясь в голову, но мужчина уворачивается. За спиной слышатся женские крики.

А ведь когда-то мечта посмотреть с любимой девушкой на звёзды казалась сущим пустяком. Выйди на улицу да посмотри. Вот только кто же знал, что небо решит убить всех ещё раз. Нет, не всех… Только его.

Мужчина, взвыв от боли, отталкивает от себя сына-безумца и зажимает рукой ножевое ранение в плече.

А ведь когда-то…

В тот день изменилось всё. В тот день Элисон последний раз ощутила на теле боль от удара бляшки ремня. В тот день Джош перестал быть мальчиком, который только и мог что успокаивать сестру объятиями. Он не сдержался. Тяжело дыша и успокаивая свой непокорный пыл, сжимал в руке окровавленный нож и в бешенстве смотрел на отца. Он не убил его. Пока что нет. Но злости не меньше, а сестра всё так же стоит в стороне, не пытаясь его остановить.

— Элисон, иди ко мне, — дрожащим голосом умоляет её мать и, в ужасе глядя на Джоша, манит её руками. Боится, что он и ей причинит боль.

Девушка молчит. Её взгляд пустой и безразличный. Её сердце окаменело уже давно. Она холодно смотрит на маму (эта женщина никогда не причиняла ей зла. Если не считать её рождения в этой семье) и без капли страха подходит к брату — единственному родному ей человеку. Берёт его за руку, кровь его отца пачкает их ладони, словно заключая кровавый союз на их совместную вечность.
Он — с ножом в руке.
Она — с колючками на языке.
Вместе против семьи, против мира и против всего космоса. Против себя.

Вечером того же дня в дом ворвались Небесные. Было б там побольше мебели да чуть больше харчей — перевернули всё вверх дном, но в доме нет даже стола. Нечего воровать, нечего ломать. Приставив дула автоматов к головам родителей, силой вывели детей на улицу и затолкали в квадрокоптер. Позволили бы себе пикнуть — были бы расстреляны на месте.

«Люди, родившиеся после конца света, меньше подвержены современным болезням и больше приспособлены к жизни с таким воздухом, — объяснил им работник научного центра в G-27. Мужчину мало заботило состояние детей, ему дали приказ. — Мне жаль это говорить, но вам придётся на время стать взрослыми и сделать выбор».

Это было пустое холодное помещение с белыми стенами, отдающими голубоватым оттенком. Здесь могли бы поместиться десятки человек, если не сотня. От чего исходил свет — от экрана на всю стену шириной в шестьдесят фунтов. Джош подошёл к одному единственному металлическому столику перед экраном. Всё, что на нём было — небольшая кнопка холодного белого цвета.

Экран включился. Он был разделён на две части — два разных изображения. На одном — изображение их родного дома (камера снимала на приличном расстоянии). На втором — вид изнутри — одна из комнат, где прямо сейчас находятся оба их родителя. То ли это был просто монтаж, то ли они тоже сидели перед экраном, откуда наблюдали за своими детьми.

— Джош, — воскликнула женщина и подсела ближе к экрану. Её тонкие и вечно ломающиеся чёрные волосы беспорядочно лежали на плечах, а некоторые локоны спали на лицо. Под глазами — мешки, на щеках — влажные солёные дорожки. — Где Элисон? —  бегая глазами спросила она, но потом заметила дочурку за спиной у парня. Тогда они были одного роста. Такие разные, но такие похожие. Джош Хейз — мальчик со смесью британской и еврейской крови и Элисон Леруа́ — дочь француза и британки.

«Вас ждёт светлое будущее, — говорил голос, идущий от всех стен разом. — Но у всего есть своя цена. Хотите ли вы жить в уюте, общаться со своими ровесниками, развиваться и однажды стать частью нашего общества?» — голос мёртвый. Холодный. Как и всё в этой комнате.
— Да, — решительно ответил Джош за двоих.
Элисон прижалась к его спине, вцепилась в его руку с и опаской наблюдала за происходящим на экране.
«Ваши родители должны быть Стёрты вашей рукой. Считайте это небольшим тестом».
Стёрты… Так они назвали убийство. Всё во благо человечества и правителя. Всё во благо воздуха.
«Иначе вы будете ликвидированы вместе с ними,» — добавил голос.

Пока ребята шли сюда, Джош заметил, что других детей помещали в такие же комнаты. Обещания G-27 оказались ложью. Никто не помогал бывшим дикарям снова зажить в обществе, они просто ждали, когда в семьях появятся дети, чтобы «стереть» родителей, у которых вероятность умереть от нехватки воздуха больше, и забрать детей с иммунитетом.

Джош покрепче сжал руку сестры. Холодная… У Элисон уже несколько дней озноб.

— Джошуа? Что вам сказали? — нахмурившись, мама смотрела на своих детей. Видно, что переживала и боялась за них, какими бы психами они ни стали.
— Сказали, что всё будет хорошо, — теперь его голос ни капли не отличался от того, что приказал им убить родителей.
Впрочем, у ребят был выбор. Им пообещали вернуть их домой, если те откажутся от «лучшей жизни» и захотят свои последние дни провести с семьёй. А там есть шанс сбежать. Наверное…

— Сказали, что дадут новый дом. И вылечат тебя, мам, — соврал он. У женщины выявлена болезнь Гентингтона². — Но вы будете жить… не здесь, — говорил он и медленно клал руку на белую кнопку.
— Не здесь? А где же? G-27? — отец, забинтовав рану, смотрел на сына с какими-то необъяснимыми эмоциями, но сдерживал их в себе.
— Нет. Там хорошо.
— Джош… — прошептала Элисон и слегка потянула вниз рукав его синей кофты. — Пойдём домой, — слёзы наворачивались на её глазах. Она почти никогда не плакала, а если и плакала, делала это только при нём.
— Обязательно пойдем, Эл.

— А что будет с вами? — истерично спросила женщина и ещё ближе подвинулась к камере, заслонив моим лицом почти половину экрана.
— Мы будем жить под куполом. Есть дорогую еду… — он и сам не понимал, зачем так много врал. Наверное, хотел, чтобы мама была счастлива хотя бы последние секунды своей жизни. — Работать в теплицах… Нам даже покажут озеро, представляешь?
— И живые цветы… — подыграла Элисон, но её голос дрогнул, и слёзы, больше не в силах прятаться, полились по щекам. Она лицом уткнулась в плечо Джоша, сильнее сжав в руке рукав его кофты.

«Прошу, перестань,» — думал Хейз. Её эмоции причиняли ему вдвое больше боли.

— Почему ты плачешь, золотце? — мама улыбнулась. Её глаза засверкали нездоровым блеском и, казалось, стали глубокими впадинами, наполненными солёной водой.
— Просто… — Элисон всхлипнула, но тут же взяла себя в руки, отстранилась от брата и стёрла с щек слёзы. Её лицо сделалось серьёзным. Она даже изобразила подобие улыбки. — Рада за вас.

На кости, зарытые в пепел воспоминаний, слетелись мухи. Они долго парили в воздухе в поисках более богатой на эмоции жертвы, но остались здесь. В месте, где даже небо обрекло себя на смерть. В месте, где солнце несёт не тепло, а страх. Где даже воздух — подозрительная вещь.

Женщина нахмурилась. Не поняла причины радости, не поняла, что это последний раз, когда она чего-то не понимает.

Джош нажал кнопку.

Однажды ему приходилось видеть, как соседский дом сносили, чтобы построить на его месте какую-то продуктовую лавку. Дома вокруг G-27 были так близко расположены друг к другу, что между ними еле как умудрялись умещаться неширокие тропинки, вытоптанные на мёртвой сухой земле. Говорят, когда сносили дом, людей оттуда не вывели. Не было слышно ни криков, ни треска костей, только доски ломались и крошились на мелкие щепки. Тогда ещё мальчиком он смотрел на воплощение хаоса и разрухи через небольшое окно, снаружи испачканное и покрытое пылью от прогнивших досок и всякого хлама.

— Мама, а им больно? — спросил он у женщины, которая уже несколько раз пыталась отвести непослушного шестилетнего сына от окна.
Она лишь грустно посмотрела на него и как-то по-матерински заботливо обняла.

Теперь ему пятнадцать. Он уже точно знает, что не только дома́ имеют свойство разрушаться и крошиться. Теперь он точно знает, что в человеческом теле и разуме есть вещи гораздо более хрупкие, чем деревянные доски.

Он нажал кнопку…

Камера снаружи дома записала ещё одно разрушение. Родительский дом буквально взлетел в воздух, разорвался изнутри от бешеного взрыва. Буквально через секунду точно так же разрушился соседский домик. Там жил старичок с собакой. Вечно сидел у порога на кресле-качалке и крепко держал в руке охотничье ружьё на случай прихода Небесных. Как говорится, ни двора, ни кола, ни наследника. Детей у него не было. Вывод — его смерть предрешили не его потомки. Кто-то другой.

Щепки рассыпались по земле. Чёрное облако дыма поднялось к небесам и зверски убило весь солнечный свет. Он погас не только для людей, оставшихся в уцелевших домах. Он погас внутри двоих ребят. Элисон умолкла. Несколько секунд она неподвижно смотрела на внезапно почерневший экран с надписью «нет сигнала», а потом упала на колени и тихо заплакала.

— Как думаешь, им было больно? — спросил Джош.

Элисон по сей день думает и верит, что это всё была одна большая иллюзия или просто смонтированное видео с родителями. Думает, что они всё ещё где-то там, живы и ждут.

Он опустил взгляд, его попытки справиться с эмоциями сдавали позиции. Глаза становились влажными, но что-то внутри отчаянно кричало о том, что другого выхода не было.

Ведь проще предрешить чью-то судьбу, а самому жить спокойно, чем на свой риск пытаться спасти кого-то другого и вместе справляться с тьмой, имея шансы пятьдесят на пятьдесят.
Ведь проще отрезать больную конечность, чем пытаться её вылечить, имея риск пустить заразу по всему телу.
Ведь немного проще вырвать сердце из груди, чем вечно бояться его разбить.

POV: Ниа.

Раньше, заходя в аудиторию, я всегда искала пустые парты, чтобы не приходилось контактировать с людьми и притворяться нормальным человеком, который с рождения жил в обществе, а не заговорил с людьми только в семнадцать лет. Теперь я ищу «своё место» иначе. Быстро пробегаюсь взглядом по всем партам, замечаю тёмное пятнышко на одной из них и иду туда. В этот раз это оказалась третья парта посреди аудитории. Только недавно я узнала, что Джош — любитель рисовать или писать разные цитаты на столах. Теперь каждый раз ради его творений я даже решаюсь подсесть к другому человеку.

«Смертники попадают только в ад», — в сотый раз убив себя, сказал я, докурив сигарету. Зря стараюсь. Видимо, я уже здесь».

Меня всегда настораживали мысли и фразы Джоша. Особенно под вечер. Складывается ощущение, что в любой момент я могу его потерять. Прийти в комнату после учёбы и увидеть его болтающегося на верёвке или отравленного какой-нибудь дрянью. Вечно он доказывает, что смысла жизни нет, что это всё только человеческие попытки уговорить самих себя, что они здесь не напрасно.

А ведь возможно, кто-то, создавший нас давным давно, нарочно вбил нам в головы мысль о том, что смысл жизни — продолжение рода. Возможно, ему просто не хочется однажды увидеть, что все его питомцы закончились. Погибли, отказавшись родить ребёнка. Но если живём мы не ради этого… Ради чего тогда?

Было тяжело прочитать эту цитату без запинок. Некоторые буквы Джош писал прописью. Приходилось догадываться, а потом записывать куда-то это букву в печатном и письменном виде. Так я долго буду учиться… А вдруг Ад всерьёз предложил научить меня? Вдруг нет в этом никакого подвоха? Вдруг он просто понимает, что его изобретения далеко не безопасны, а потому и предложил так много взамен.

Я смотрю в его сторону. Со вчерашнего дня он больше не сидит за одной партой с Мирандой. Скорее всего, она не смогла простить ему слова, сказанные в иллюзии. Разбил сердце девочке. А она и не пытается склеить ни сердце, ни Ада. Почувствовав мой взгляд, он оборачивается и смотрит на меня в ответ. Не поздно ли будет принять его предложение? Прийти к нему в комнату я уж точно не решусь, а от написать сообщение, наверное, смелости хватит. Оторвав от него взгляд, достаю телефон, открываю список контактов и… Теряю дар речи второй раз за два дня. А нет его в контактах. Есть куча незнакомых и ненужных мне людей, а вот Ада нет. Неужели ему как-то удалось подкрутить что-то в своём телефоне и убрать свой номер из общего доступа?

На всю аудиторию раздаётся грохот. Двери в помещение шумно открываются, учитель умолкает и смотрит на происходящее вместе с учениками. В класс буквально врываются два человека, моментально крадут внимание всех присутствующих и очень умело пользуются им. Элисон, одетая в длинный чёрный плащ поверх коротких кожаных шорт и чёрного топа с только одной застёгнутой пуговицей, заходит первая. Стуча высокими каблуками, она наповал сражает всех присутствующих парней, заставляет их челюсти счесаться о пол. Как и всегда. Стремительно и угрожающе он подходит к учителю, одновременно с тем выставляя вперёд руку с самым настоящим пистолетом.

Аудитория замолкает.

Учитель в ужасе поднял руки и покосился на класс, как бы намекая нам на то, чтобы мы бежали. А кто-то ведь послушался. Пара человек поднялись и хотели было, пригнувшись, выбежать из класса, как в помещение зашёл второй. Второй чёртов безумец.

Джош не стал пытаться кого-то впечатлить, надевать чёрную одежду и прочее. Он просто был собой. Этим и пугал. Держа в руке такой же пистолет, вальяжной походкой зашёл в аудиторию и посмотрел буквально каждому в глаза, словно пытался понять, кого первым стоит пристрелить.

— Уж теперь-то вы точно станете меня слушать, — он широко улыбнулся, хвастаясь то ли ямочками на щеках, то ли властью над присутствующими.
— Теперь мы точно поймём, что ты клоун, — кто-то грубо ответил ему, но умолк в следующую же секунду — Элисон, практически не целясь, выстрелила куда-то в сторону первого ряда. Попала в горшок с цветами, и тот раскололся на несколько частей и свалился с полки на кого-то из ребят. Многое вскрикнули, многие прижали руки к головам на парте. Я лишь сжалась и то ли в ужасе, то ли в восхищении смотрела на них двоих. Мне одновременно хотелось и стать к ним, и убежать.

Класс умолк, а Джош даже не изменился в лице. Разве что убрал лицемерную улыбку.
— Почему вы делаете это? — абсолютно серьёзно спросил он. — Почему думаете, что плохо только вам? Хорошо было раньше, я мог не видеть лицемерное говно на ваших профилях. Но нет же, кто-то решил повторить ошибку прошлого и снова создать интернет, — он достал телефон из кармана и показал его всем, жестикулируя рукой, в которой держал пистолет. — Уви́дите цитатку про боль с расставанием и сразу такие: «Ой, жиза-а-а, люди такие твари, как можно бросать друзей?» Можно! Вы тоже так делали! Разве у вас нет друзей, с которыми вы уже не общаетесь? Разве не вы из-за своей гордости отказались помириться с ними? Разве не вы спустя столько времени не написали этому человеку и не попытались спросить, как у него дела? И правда, зачем. Не о чем ведь разговаривать, и так всё ведь нормально, да? Это и есть предательство. Плевать, в каких вы расстались отношениях. Вы не общаетесь сейчас потому, что без этого человека и так нормально. И так пойдёт. Сейчас вы даже имя его не вспомните.

Тем временем Элисон до инфаркта доводила учителя. Она заставила его сесть и поставила каблук на стул между его ног. Хищно улыбнулась, приблизилась к его лицу и дерзко провела языком по затвору пистолета от целика до самой мушки. А потом приставила дуло к его лбу.

— Чтобы это не выглядело тупым нытьём человека, который просто хочет выговориться… — Джош сказал это как-то загадочно и, опустив взгляд, грустно улыбнулся. — Не это я хотел сказать. Просто прекратите быть хорошими. Хоть раз в своей тупой бессмысленной жизни признайтесь миру и себе в том, что вы дерьмо. Это не стыдно. Это как подвиг. Будете кричать, что все вокруг плохие, вам ответят, что вы лицемер и понторез. А если скажете, что вы мудак, вас станут отговаривать. И когда сделаете кому-то больно, оправдываться не придётся. Просто ответьте, что вы предупреждали.

— Как будто слова «я дерьмовый человек» не будут выглядеть, как нытье, — сказал кто-то партой выше меня.
Слова прозвучали негромко, но Джош, видимо, это услышал. Он не стал отвечать на протест, но ещё раз пробежался взглядом по аудитории. Он остановился на Аде, который скучающе скрестил руки на груди и что-то говорил соседу по парте. Где-то я слышала, что скрещенные руки — признак того, что человек «закрыт» от любой информации. Если вы говорите с кем-то, кто скрестил руки, значит, ему либо неинтересно, либо он не хочет слушать, либо не согласен с поступающей информацией.

— Ты, — громко и грубо произнёс Джош, и Айден обернулся. — Выйди.
Блондин недоверчиво изогнул бровь, мол «зачем мне это делать?»
— Или всё, что у тебя железное, это хлам их твоего кружка «умелые ручки»?
По классу прошлась волна смешков. Все поняли, на что намекал Джош, а Айдена это либо задело, либо он просто терпеть не мог, когда его брали на слабо.
— Меня напрягает твоя заинтересованность в том, из чего состоят мои яйца, — парировал Ад, и «публика» не оставила его ответ без внимания.

Тем не менее, к доске он вышел. Элисон как-то напряжённо посмотрела на всё это, закончив приматывать учителя скотчем к стулу.

— Слышал про русскую рулетку? — спросил Джош, прокрутив барабан на оружии. Всё-таки это был револьвер. — Я вот каждый день играю. Вечно проигрываю, — он хитро ухмыльнулся и показал Аду и всем присутствующим, что в барабане только одна пуля. — Купишь пару гвоздичек на праздник моих похорон, когда выиграю? Тебе же ничего не стоит. Ты же вчера разбогател. Говорят, из своих страхов ты ничего не видел. Как тебе это удалось? — как бы невзначай спрашивал Джош, но каждый раз получал в ответ только гордое молчание. Он специально его провоцирует?

С наигранной брезгливостью держа револьвер за дуло, он отдал его Айдену, чтобы не прикасаться к его рукам.
— Мораль сей басни такова: «Нажив добра, продай себя», — припеваючи добавил Джош.
Ад внимательно рассматривал оружие, словно пытаясь найти какую-то зацепку.

— Сколько ты вчера получил? Я дам тебе в два раза больше, если сыграешь.

В мыслях крутилось только то, что Ад не сделает этого. Это же Ад. Наверняка, увидит какой-то подвох и не станет рисковать. Меня даже совсем не удивило то, что оружие он взял, натянув рукава кофты по самые ладони. Чтобы не оставлять отпечатки пальцев? Это меня даже заставило улыбнуться. Парнишка не изменяет самому себе.

— Мне не нужны Касты. Я сыграю хоть несколько раз, но тогда ты и твои прихвостни оставите в покое моих людей. Девушек — в частности.
Джош ухмыльнулся, но потом перевёл взгляд на меня. На меня…
— Она не в счёт, — добавил дикарь. Ему даже не понадобилось видеть, на кого посмотрел Джош. Он как будто знал.

Многие обернулись в мою сторону. Не знаю, что такого они выдумали себе, но на лицах их появились слабые улыбки.

— Но я знаю, что брать с тебя слово бесполезно, — Айден приставил оружие к своему виску на небольшом расстоянии, и класс тут же оживился. По аудитории волной прошли перешёптывания.
Он не стал долго тянуть. У этого парня никогда нет времени на слабость и сомнения. Он нажал на спусковой крючок практически моментально, и из дула револьвера вместо пули вылетела жёлтая ленточка с какой-то надписью на ней. Маркус рассказывал, что раньше популярными были магазины приколов, где такие штуки раскупали за день. Наверное, теперь гораздо проще добыть настоящее оружие.

— Дешёвая подделка, — подытожил блондин и швырнул фальшивку обратно в руки Джошу. На это Элисон хитро улыбнулась и, сев на край учительского стола, заболтала ногами, буквально сверля Ада взглядом. Учитель был, на удивление, тихим и даже не пытался мычать или выбраться из плена скотча. Наблюдал за всем с недобрым видом.

Дикарь уже возвращался на своё место, но Джоша, похоже, сильно задела его выходка. Он чуть приподнял свою серую футболку и накинутую поверх неё зелёную рубашку. Достал из-за спины другой пистолет, до этого спрятанный за ремнём рваных джинс.

— Дешёвая подделка здесь только ты… Айден, — на этих словах дикарь остановился. То ли от того, что услышал, как спустился курок, то ли от того, что в стенах этого колледжа впервые прозвучало его полное имя. Все называли его Адом. Все. Даже другие дикари, даже Миранда. — Как иначе назвать человека, который имя своё даже скрывает?

Судя по тому, как Ад ненавидяще перевёл на меня взгляд, я поняла только одно: он снова думает, что к этому причастна я.

— С огнём играешь, — его голос спокойный, равномерный. Обращается к моему соседу, но не обращает на него внимания.
— Джошуа…? — нервничать стала даже Элисон. Она слезла со стола и настороженно сделала несколько шагов к брату.
— Я давно уже сгорел! — прокричал Джош и покрепче сжал в руке пистолет, направленный на Ада. — Из-за таких уродов, как ты! Прихо́дите на всё готовое, отнимаете, а потом жалуетесь, что невкусно, — он нервно переминался с ноги на ногу, его агрессия буквально передавалась вибрацией пола, запахом палёных веток и металлическим привкусом на языке. Всё вокруг так и кричало: не будет здесь никаких счастливых концов. Победит либо мёртвый, либо умирающий. Живым и оживающим здесь места нет.

— Джош! — закричала Эл и, увидев, что её брат уже на грани, откинула его руку с пистолетом в сторону и очень вовремя.
Оружие выстрелило. Окно не разбилось, но в нём образовалась небольшая дырочка, от которой мгновением рассыпались трещины по всему стеклу. Весь класс запаниковал, секундные крики сорвались с уст почти каждого из присутствующих уже второй раз за день. Кто-то даже умудрился тихо проскользнуть к выходу и выбежать из класса с дикими воплями и криками о помощи.

Джош улыбнулся, глянув на окно. Указал на него свободной рукой, ведь вторую уже крепко держала взволнованная Элисон. А ведь она спасла Аду жизнь… Жаль я не успела увидеть реакцию парня на выстрел, но сейчас в его глазах читалось отвращение, смешанное с настороженностью и злобой.

— Ты дышишь воздухом, который не заслужил. Вас нашли как исхудалых собак на помойке, привели в тёплый дом, а вы взяли и загрызли одного из хозяев, — Джош кричал. Глаза его так и  искрились в гневе. — Ноэль умер. Он даже в сознание не пришёл, чтобы сказать, за что вы его избили.

Любое сумасшествие рано или поздно заканчивается. Либо бо́льшим сумасшествием, либо убийством безумца. Единственным чудаком сейчас казался Джош, а его смертью можно было назвать вооружённых людей, ворвавшихся в аудиторию мгновение спустя. Они скрутили ему руки, но не заткнули рот. Оружием Джоша были не кулаки и даже не умение где-то находить пистолеты. Его главным козырем были его слова и мысли, спрятанные под толстым слоем депрессии и фальшивых улыбок.

Элисон тоже схватили. Сколько бы она ни отпиралась, столько бы ни ударяла людей в чёрном каблуками, а коленями, сколько ни кусалась, её всё же вывели из класса, а вслед за ней и непокорного Джоша.

— Ты заплатишь за это! — последнее, что он сказал перед тем, как его насильно вытолкнули в коридор.

От автора.

Столовая. Кофе аппарат. Гул на заднем плане.

Когда-то всё это казалось таким недостижимым и фантастическим, что даже мечтать об этом было глупо. В лагерь дикарей редко приносили кофе, да и делили его обычно между членами семьи того, кто его нашел. Айден, будучи маленьким несмышлёным сорванцом, часто наблюдал за тем, как взрослые дяди и тёти заваривали странные тёмные семена в большом металлическом ковше, а потом разливали в маленькие кружки. Его всегда манил запах.

Выглядывая из-за угла, он одним глазом подсматривал за этим необычным для него ритуалом. Крепче сжимал маленькими ручонками дверь и нетерпеливо оборачивался по сторонам. Он понимал, что с ним не поделятся. Понимал, что таковы законы — кто нашёл, тому и харчи. И тут даже статус сына вождя не поможет.

Какой-то высокий смуглый парень с длинными кудрявыми чёрными волосами обернулся к нему. На нём были лишь бесформенные тряпки грязно-серого цвета, но даже в этой одежде он казался Айдену королём, ведь в его руках был кофе.
— Хочешь попробовать? — спросил он у Айдена. Тот точно не помнит, сколько ему тогда было лет. Пять? Четыре?

Мальчик испугался, забегал глазами, словно думал, что обращаются не к нему.
— Это ваше, — нерешительно ответил он и опустил глаза, хоть так и хотелось сказать: «Да! Прошу, дайте попробовать!»
— Наше? — парень улыбнулся, подошёл к Айдену и сел на корточки, чтобы не смотреть на него сверху вниз. — Мы просто умеем искать, — и в шутку нажал пальцем на его носик.

Блондин лишь поморщился и слабо улыбнулся краем губ, ведь папа всегда говорил, что незнакомцам улыбаться нельзя. Мол так они посчитают, что ты стал им доверять.

Всё-таки манящий запах кофе победил. Мальчик зашёл в самодельный шалаш и, внимательно осмотрев всех вокруг, подошёл к пожилой женщине, которая уже с улыбкой протягивала ему кружку.

Он отпивает немного и тяжело вздыхает. Этот кофе из аппарата — дешёвая пародия на тот прекрасный напиток из детства.

«Мы просто умеем искать»…

А вот он никогда не умел. Отец вечно твердил, что лучше создать самому, чем голодной псиной бродить по миру в вечных поисках чего-то. Тогда это казалось глупостью. Смысл жизни ведь нельзя создать, его можно только найти. Теперь Ад понимал, что ошибался. Если ты что-то находишь, значит, кто-то это потерял. Уж лучше создать и понимать, что вещь, которую ты оставил на своём пути, кто-то да найдёт. Кому-то она да пригодится.

В столовой сегодня было особенно тихо. Куча заданий от учителей заставила учащихся молча уткнуться в учебники или воткнуть в уши специальные наушники, которые дословно повторяла лекции учителя. Это для тех, кто не умел читать.

Ад услышал громкий смех где-то в столовой. Обернулся на голос, взглядом зацепился за длинные рыжие волосы, кажущиеся маленьким еле непотухающим пламенем. Миранда смеялась очень тихо, прикрывала свою улыбку рукой, а вот её собеседница эмоций не сдерживала. Элисон в принципе никогда ничего не сдерживала. (И почему она здесь, а не за решёткой?) И только Ниа сидела рядом даже без намёка на улыбку. Она вилкой перебирала что-то в тарелке и холодно смотрела на еду, к которой даже не притронулась.

То ли почувствовав на себе его взгляд, то ли просто потеряв интерес в своём занятии, она посмотрела на него в ответ. Сначала так же холодно, как на свою еду, а потом чуть живее. Засмущалась. Перевела взгляд на тарелку, потом снова на него, потом снова на тарелку. Совершенно запуталась и, неловко запустив руку в волосы, повернулась к девочкам и притворно засмеялась, словно с шутки Элисон.

«Как будто судорога ей лицо свела», — подумал Ад, отпил кофе и переключил внимание на Миранду.

Он так и не подошёл к ней после того случая. Сделал для себя вывод, что если она умная девушка, то поймёт, что всё это было ради них самих. Если не поймёт, то так ей и надо. Боль — тоже хорошее чувство, когда не осталось любви.

Он взглядом пробежался по столовой, пересчитал своих людей и направился к комнате. Двадцать первой. А вот Джоша почему-то с Элисон не было. Видимо, повязали его за оружие и за выстрел.

Он дёрнул за ручку дверь в свою комнату, но та не поддалась. Попробовал ещё раз — провал. Дверь закрыта изнутри, а ключ он оставил в рюкзаке, который сейчас лежит в комнате. Парень громко постучал и услышал в ответ недовольное женское «уже иду». Иногда его жутко бесили его соседки, их вечное недовольство и язвление, но также он понимал, что в компании парня и девушки ему было бы сложнее. Так он хоть чувствовал себя каким-никаким обладателем своей территории, даже если местные «самки» не подчиняются его законам.

Дверь открыла она. Изящная, но до жути пафосная брюнетка в чёрной шёлковой ночнушке. Он пробежался взглядом до самых её ног и словил на себе такой убийственный взгляд, что сразу понял — он прервал что-то очень интимное.
— Если ты кого-то привела сюда, вылетишь отсюда вместе с ним, — абсолютно серьёзно предупредил он. Не хватало ещё, чтобы кто-то нашёл его записи или приборы.
— Это моё дело. Или ты ревнуешь? — она ехидно улыбнулась и нарочно соблазняюще облокотилась о дверной проём, выпячивая грудь и ягодицы.

Ад изогнул бровь, будто ему есть дело (а ведь если она будет так думать, возможно, за это будут какие-то бонусы), и отпил из почти уже пустого пластикового стаканчика.
— Забей, я уже ухожу, — крикнул кто-то.

Блондин подавился кофе, услышав из СВОЕЙ комнаты голос Джоша. Половина вышла через нос, испачкав руки и очередную рубашку. Как этот ублюдок вообще посмел прийти сюда? И чего добивается? Пытался что-то найти в вещах? Узнать у соседки? Вряд-ли он пришёл просто на поводу у красивой девчушки из комнаты по соседству.

— Но как же… — расстроено подняв на него взгляд, пропела она.
— Обязательно продолжим, — он как-то безразлично ей улыбнулся. Похоже, ничего у них сегодня не было. — Привет, златовласка, — бросил Джош, как будто не он сегодня срывал голос из-за того, какой же Айден плохой. Будто не он хотел его застрелить и не он только что вышел из чужой комнаты.

Дикарь всеми силами всегда старался сдерживать эмоции, чтобы не выглядеть необразованным быдлом, которому лишь бы кулаками помахать. Но сейчас гнев за пределами допустимого, а кулак, кажется, расплющит стакан до толщины бумажного листа. Он выкинул его в урну возле комнаты, похрустел костяшками на пальцах и вытер лицо рукавом кофты. Джоша догонять не пришлось — он не успел далеко уйти, а соседка уже закрыла дверь, так что никаких проблем.

Он грубо развернул Хейза к себе за плечо и покрепче сжал кулак. Ад ударил правой. Резко, почти без замаха. Прямо в челюсть. Вся его выдержка и холодный расчет ушли на второй план — сейчас хотелось отдаться эмоциям и просто разбить его лицо до трещин в костях, до крови и мяса. Стереть кулаки и, не боясь испачкать кровью белые кроссовки, избить ногами до полусмерти, а потом расчленить и скормить всё Баффи. А ещё лучше — отправить в соковыжималку, а потом на блюдечке принесли к ногам администрации и сказать: «Всё, как заказывали. Жополиз африканский в собственном соку».

Джош отстранился. Боль, резко поразившая половину его лица, моментально вызывала всплеск адреналина. Он напрягся и сделал несколько решительных шагов к противнику. Замахнулся. Удар слева. Мимо.

«Ты заранее проиграл, если не смог отклониться даже от хука», — вспомнил слова отца Айден.

Он опустил взгляд. Как его и учили, наблюдал за ногами, ведь по их расположению можно понять, откуда придёт следующий удар. Но ждать его дикарь не собирался и снова напал первым. Ударил между ключиц — Джош стал задыхаться и схватился за горло. Придерживая брюнета за плечи, пнул в ногу и вывихнул коленную чашечку — тот вскрикнул и упал на четвереньки. А дальше всё как душа пожелала. Коленом в лицо, и кровь пошла из носа, а противник уже лежал на лопатках и так и просил о новых ударах. Ну, а Ад не отказал.

— Думал, я так просто проглочу всё, что ты наговорил? — спросил блондин, наступив на его запястье и тут же услышав крик. — Всё, что ты можешь, ты сегодня показал, — он наклонился, облокотившись о колено и наклонив голову на бок. — Ныть, кричать и кадрить девок. Неужели крысой быть лучше, чем исхудалой собакой? Или как ты там сказал?
— В твоём случае лучше вообще не быть, — Джош улыбнулся кровавой улыбкой. Не сказать, что ему было плевать на эту ситуацию. Он чувствовал себя униженным, но не сломленным, или как там говорят люди, чьё превосходство не в драках?

Ад улыбнулся бы, если бы мог. Но он лишь обошёл мальчишку и, став справа, протянул ему руку, как бы помогая подняться. Джош долго смотрел на него с недоверием, даже приподнялся на локтях, будто так удобнее думать, и всё-таки поверил.
Зря.
Как только они взялись за руки, Ад выгнул его кисть в обратную сторону. Раздался хруст кости, а потом и протяжный громкий крик. Кто-то уже попытался высунуться из комнаты и посмотреть, что же происходит в коридоре. Попытался и тут же вернулся в свой безопасный аквариум.

Джош взвыл от боли, а потом увидел перед глазами одну только темноту.

_____________________________________
Леруа¹ — (от франц. Leroy) — королева.

Болезнь Гентингтона² — заболевание нервной системы, при котором характерны беспорядочные неконтролируемые движения, нарушение координации, отсутствие адекватности действий и тд.

__________________________________

АРТЫ АВТОРСКИЕ!