Роогар достал из шкафа коробку с запасными теплоэлементами. Небольшие, ярко оранжевые пластины - «теплопласты» лежали там россыпью, многие – с еще не поврежденной упаковкой, нетронутые и полные заряда. Затем, вытащил из тяжелых зимних штанов два старых элемента,– с каждой неделей они грели чуточку хуже, и цвет их немного тускнел,– и заменил на новые.

Менять элементы в пальто он не стал, вместо этого, установил две дополнительные пластины в специальные пазухи – одну внизу, у полы, чтобы еще немного прогреть ноги, другую – у живота, так, чтобы горячее тепло окутывало тело. Проверил и ботинки, но те, большие и мощные, взятые специально для зимы, были совсем новые, купленные на позапрошлой неделе, и теплопласты в них еще не успели износиться.

Роогар сложил в рюкзак все необходимое: початую упаковку гентосептала, массивный блокнот с ручкой, обед – кусок сырой говядины в пластиковом контейнере, и еще ту книгу про разумных питеков, чтобы было чем занять себя в метро. Оделся, натянул шапку поглубже и накинул рюкзак на плечо. Взял подмышку большую коробку, обернутую тонкой черной бумагой, захватил зонт,– широкий, из светлой прочной ткани,– и вышел на улицу.

Нахальные белые хлопья проплыли прямо перед лицом Роогара и тот инстинктивно остановился; остался под навесом, обычно защищающим от дождя и оттуда смотрел на убеленную улицу.

Нетронутое ничем, кроме света фонарей полотно покрывало всю дорогу до входа в подземку. Снега было слишком много, и он был слишком близко, и не отгородиться было от него стеклом, и в голову снова полезли мысли о Конце Света, о Льде и Ледяной Змее; только мысли эти, то ли из-за мороза, то ли из-за одиночества под холодным белым сиянием запорошенной улицы, больше не забавляли.

Роогар открыл зонт и быстро пошел вперед.

Хрупкие хлопья опадали на тканевый купол, тяжелые ботинки месили снег, превращая его в неаппетитную сероватую кашицу. Легкий ветерок нет – нет, да и заносил снежинки прямо на лицо зауросапа, и тот лихорадочно, почти испуганно стряхивал их.

Холода он почти не ощущал – давали знать проглоченные таблетки, и тяжелая зимняя одежда, и свежие теплопласты, греющие, как в последний раз, и все же, в мыслях, холод пугал, преследовал его.

Он ускорился и почти бегом добрался до входа в подземку, свернул зонт и спустился по ступеням.

Внутри было тепло, даже жарко.

Подземные переходы до метро, разбросанные по всем улицам, превращали город в странного вида урбанистический муравейник, позволяющий добраться до любого места, почти не передвигаясь по поверхности. Конечно, здесь было душно, и неуютно, и слишком тесно в дневной толчее, и даже угнетающе – если часами ходить под тяжелым бетонным потолком. И все же, временами Роогару здесь нравилось.

Он прошел где-то два километра по длинному пустому коридору и спустился на станцию.

Сбоку у лестницы, рядом со скамейками, примостились стеллажи, полные всякой всячины – их тут еще называли лавкой. На двух, центральных и довольно больших стояли книги самой разной тематики – серьезные и не очень, смешные и грустные, философские, фантастические. По бокам притаились два маленьких стеллажа – один с канцтоварами и прочей мелочевкой, другой – с готовой быстрой едой.

- Роогар,- старик, сидевший за прилавком, радостно вскинул руку.

- Гунд,- следователь обнажил зубы в благожелательном приветствии.

Старик держал эту лавку уже как четыре года – круглосуточно быстрая еда, мелочевка и самое главное – книги. Если вам нужна какая-то особенная книга, закажите, и мы вам ее достанем.

Сын подменял его через день – так они и работали. И именно здесь, в этом повидавшем жизнь зауросапе, Роогар когда-то и нашел себе собеседника.

- Уголек? – Спросил старик и показал на черную коробку.

- Видеоигра. Знакомый торгует электроникой, взял у него со скидкой.

Следователь прошагал немного вперед, к центру станции, где располагался праздничный костер.

Конечно, это был не настоящий огонь, а скульптура. Смесь стекла и пластика полутора метров в высоту, с изогнутыми, любовно выделанными языками пламени, полными внутри лампочек. Красных, белых, синих, оранжевых, голубых, желтых, фиолетовых, мигающих, переливающихся, всех нужных цветов и форм – лишь бы создать чувство, ощущение настоящего огня. Огня бушующего, гневающегося, дикого, яростного, мятущегося, такого, что сможет отпугнуть даже самую холодную ночь[10] в году.

Внизу, под костром, лежали черные коробочки. Одни побольше, другие поменьше, но все, как одна, забраны тонкой черной упаковочной бумагой. Это были угольки для тех маленьких ящерок, что остались без родителей и жили в приютах, и поэтому-то угольки на самую холодную ночь им собирали под такими кострами.

Сама эта традиция – дарить угольки маленьким, слабым, больным, произошла из стародавней огнекнижной притчи.

У Рора, младшего сына Рара[11], было тридцать детей, и жил он мирно и счастливо, обогреваемый Драконьим огнем. Но брат его, злой и завистливый, обманул отца; сказал, будто бы Рор, как самый плодовитый, посягает на отцову власть и хочет самолично всеми править. Рар обвинил сына. Тот, не в силах опровергнуть навет, стал собираться в дорогу и, как только его первенец подрос настолько, чтобы сравниться с отцом в силе, повел семейство на север.

Зауросапы шли за Рором, а тот, следуя незримым драконьим наставлениям, направился в необжитый северный край.

Холодные ночи они пережидали у огня – разжигали, если нужно, не один, а несколько костров, и следили, чтоб те не потухли. Жар придавал им силы двигаться дальше по пути, заданному свыше.

Но однажды, силы в одночасье покинули их. С каждым днем холод становился все свирепее, ночи – все продолжительнее, а костры то и дело тухли, и не разгорались снова, и тепла от них, как будто, шло все меньше. Словно бы Ледяная Змея нависла над ними.

Зауросапы боролись – собирали сухие ветки, палки, мох. Даже ящерки, несколько лет назад вылезшие из яйца, рвали высохшую траву и подкладывали на растопку – только бы хватило огня пережить холод. Но отчаяние медленно подкрадывалось к ним.

И в самую страшную, самую морозную, самую долгую ночь они развели огромный костер и сели вокруг. И ждали, когда он разгорится наполную и подарит им такого желанного тепла, но он вскорости потух и больше никак не занимался. И тогда Рор вскричал, как мне пережить эту самую холодную ночь? И Дракон ответил. Собери уголь, в котором остался еще жар, и раздай по справедливости.

Зауросап распределил уголь так, как посчитал нужным: слабым, маленьким, больным – кусок побольше да погорячее, ящеркам постарше – кусочек поменьше, но чтобы и им хватило тепла пережить ночь. А себе, взрослому, ничего не оставил. Верой Драконьей переживу.

И вскоре ночь закончилась, и холод ушел вместе с ней. И Дракон явился к ним, в абсолютном своем огненном величии, и даровал им этот край, где всегда будет тепло и ясно, и где их потомки станут жить и процветать, пока в мире горит еще пламя.

Роогару всегда нравилась эта история – она казалась честной и духоподъемной, и напоминала о детстве. О том времени, когда он брал уголек из костра, обнимал его и ходил с ним по квартире и до самого утра не открывал – боялся, что без этой черной штуки замерзнет и пропадет.

Он пристроил коробку сбоку, чтобы не закрывать угольки поменьше, а затем проверил время и вернулся к старику.

- Ты рано. Что-то случилось? – Поинтересовался тот.

- Потом сам в новостях узнаешь.

Лавочник только равнодушно пожал плечами.

- Ладно. А как тебе книга? Ну, та, про разумных питеков.

- Хорошо. – Следователь задумался, – Мне, в общем, понравилось. И как мир описывается понравилось, и эти странные существа, и микро конфликты между ними, их социализация, и все же, как-то это воспринимается... немного странно.

- Из-за Дружка? – Спросил Гунд.

Последние недели все их мимолетные разговоры в метро так или иначе сводились к разумной обезьяне, но если поначалу старик восторгался экспериментом, гениальностью, храбростью ученого, подарившего разум, теперь он больше делился тревожными мыслями, своими какими-то страхами. Вот и сейчас, он постоял секунду, а затем достал из внутреннего ящика две тонкие брошюры – Дружок и будущее зауросапов.

- Если разумная обезьяна даст потомство, его вид вытеснит нас за двести лет. Может, даже быстрее. Будет, как в книге – мир, принадлежащий одним лишь питекосапам. Здесь это все объясняется, с примерами, социологией, биологией, генетикой. Думаешь, это действительно случится?

Роогар взял брошюры, проглядел мимоходом и отдал обратно.

- Не забивай голову фантазиями.

Старик немного неуверенно кивнул, как бы соглашаясь. И резко перевел тему.

- Скоро самая холодная ночь. Решил, с кем будешь ее встречать?

Следователь повел плечами, не отвечая ни да, ни нет.

- Давай с нами. – Старик выставил вперед зубы в добродушной улыбке. – Мы уже третий год собираемся в Историческом клубе. Кушаем праздничный ужин, дарим друг другу угли, обсуждаем книги. Приходи. Там в большинстве собираются пожилые зауросапы, но ты все равно приходи.

И как бы в подтверждение своих слов добавил,-

- Никто не должен проводить самую холодную ночь в одиночестве.

Фраза эта, часто встречающаяся в социальной рекламе, напомнила Роогару о родителях, о законной партнерше, с которой они в одночасье расстались. О хороших старых временах, когда с неба еще не шел снег, никто не дарил разум обезьянам, а сам он всегда встречал самую холодную ночь с кем-то близким.

- Никто не должен,- согласился Роогар.

Подъехал поезд. Следователь махнул старику на прощание, занял удобное место и, чтобы как-то отвлечься, достал книгу. И все тридцать минут, пока ехал, читал – медленно и вдумчиво. А после, прошел по очередному бетонному коридору и вышел на улицу.

__________________________________________________

10. Самой холодной ночью в Заурострадте (и в учении Огненного Дракона) считается последняя ночь уходящего года с тридцать первого на первое.

11. Согласно огнекнижной традиции, является первым зауросапом.