На часах — половина первого ночи. В доме — только я и раненый мятежник. К чете Чо идти нельзя, звонить в скорую тоже. Не успевшая схлынуть паника противно поползла по шее и зашевелила пальцами в волосах на затылке. Рваная рана кажется чёрной дырой, и у меня мелькают тёмные пятна перед глазами. Самой хочется бухнуться в обморок и забыть. Но, наверное, что-то во мне всё-таки было от отца. Именно это и не дало мне упасть на пол возле кровати с незнакомцем. Мозг судорожно искал выход. И нашёл.
Я бросилась в магазин и перевернула несколько полок, светя себе слепым фонариком, пока не нашла книгу по оказанию первой медицинской помощи. Она совсем запылилась, и я вообще не помню, зачем заказала такую пару лет назад, но пришёл её час. Чёткие безэмоциональные инструкции — вот то, что мне было нужно, а печатное слово всегда вселяло в меня уверенность и успокоение.
Для начала надо убрать ткань вокруг раны, гласили чёрные буквы и яркая картинка. А ткань — это потёртые джинсы. А убрать — это снять? Снять штаны с незнакомого молодого человека — это как-то слишком. Склонилась над бессознательным телом с ножницами в руках. Жаль штаны, но им уже не помочь. Потребовалось усилие, чтобы присесть и прикоснуться к чужому человеку. Незнакомый запах, горячая кожа, да и это мужчина, в конце концов! Сколько их было в моей жизни, кроме отца? Никого. Но от моей излишней философии человек мог умереть, и я, глубоко вдохнув, сделала маленький надрез и принялась аккуратно вырезать ткань возле раны, отбрасывая окровавленные кусочки на подстеленную газету. Вскоре вокруг ранения образовался свободный от ниток широкий круг, который позволял проводить новые манипуляции.
В книге было написано, что рану надо промыть и продезинфицировать, но у меня нашлась только перекись водорода на самом донышке. Её я и плеснула на рваные края, предварительно зажмурившись. Каждое движение отдавалось болью во мне, словно это у меня пробита нога, и моя кровь лениво вытекает из зияющей дырки. Парень не очнулся, лишь дрогнули пушистые ресницы, а рана зашипела и покрылась белой пеной.
Книга советовала соединить края и показывала устрашающие картинки сшивания, но у меня холодели руки только от одной мысли воткнуть в болезненную кожу иглу. Поэтому я не нашла ничего лучше, чем осторожно заклеить рану пластырем, а потом приложить почти всю вату, что у меня была, и обмотать вокруг худой ноги несколько метров бинта. Вот и вся моя помощь. Окровавленными руками собрала кусочки отрезанного джинса и ещё раз оценила проделанную работу. Если он умрёт, я даже в мечтах перестану представлять себя врачом.
На пару минут я замерла, с интересом рассматривая голую мужскую грудь. Да видела я мужское тело! В кино. И на картинках. А тут совсем близко... Бледная кожа с капельками пота у острых ключиц, тёмные соски, рельеф проступающих мышц, которым, видимо, парень уделял внимание лишь время от времени, и тонкая ниточка чёрных волос, ныряющая в пояс штанов. Здесь я усиленно заморгала и, тряхнув головой, приняла решение, что на сегодня новых впечатлений и так предостаточно. На всю жизнь мне этих впечатлений хватит!

Сна не было и близко. Я маялась по дому, изредка заглядывая в комнату, чтобы удостовериться, что мне не надо искать место и прятать труп, собирала разбросанные книги в магазине... Заснула под утро в своём кресле с недочитанной книгой, лежащей на коленях вверх тормашками.
Мне снилась пропасть. Огромная расщелина отделяла меня от чего-то важного, от того места, куда я стремилась. Она была бездонна, буквально в метре внизу я уже ничего не видела, только темноту. Я была на краю. На краю бездны.

— Соя! Соя! — разбудил меня стук младшеклассников, колотящих в стеклянные двери. — Сегодня контрольная по математике, а мы тетради забыли купить, — в магазин ворвалась шумная стайка.
И только когда они ушли, размахивая по дороге дешёвыми тетрадями, на меня нахлынули воспоминания об этой ночи. Я бросилась наверх и влетела в спальню. Кровать была пуста. И можно скинуть всё на дурной сон, если бы не окровавленные простыни. Запертое изнутри окно означало, что он либо ушёл через дверь, либо...
Из ванной донёсся звук воды.
Он ещё здесь.
Рука машинально потянулась к ножницам, лежащим на тумбочке. Мой отец был сумасшедшим, повёрнутым на шизофренической идее мира психом. Кто знает, как эволюционируют мятежники, может, теперь они убивают свидетелей.
Я напряжённо вслушивалась в шумящую воду, в звуки, доносившиеся из ванной, и когда звякнула дверная щеколда, была уже на пределе.
Он вышел из моей ванной, вытирая мокрые волосы моим полотенцем. Чёрная майка явно больше по размеру скрывала изученный мною торс.
— Врач из тебя так себе, — укоризненно уставились на меня чёрные обжигающие угли глаз.
У меня аж дар речи пропал от такого заявления. А где же «Спасибо, о, благородная спасительница!»?
— И кран протекает, — и словно нарочно, как дворовый пёс, замотал головой, разбрасывая во все стороны брызги с волос и бренча парой шипованых серёжек в левом ухе.
На языке так и вертелось язвительное «Так надо было подкрутить, или ты не мужик?», но я сдержалась, с раздражением крепче сжимая ножницы.
— А что у нас на завтрак?
И тут я не сдержалась и фыркнула:
— Это не постоялый двор.
— А что же это? — ехидно взлетела бровь.
— Книжный магазин. И вы либо покупаете книгу, либо проваливаете.
— И ты вот так вот бессердечно выставишь калеку на улицу под вражеские пули? — жалобно произнёс он, для пущего эффекта умилительно захлопав длинными ресничками. — Да во мне литр крови остался, не больше! — выставил вперёд ногу с пропитавшейся красной повязкой.
— Я могу ещё раз перевязать, но потом вы уйдёте.
— «Вы»? — дрогнули уголки губ. — Это так заводит, честное слово.
— А потом вы уйдёте, — повторила на случай, если с первого раза смысл до него не дошёл.
— Давай решать проблемы по мере их поступления. И первая проблема на повестке дня — я хочу есть, — и в подтверждение его слов раздался низкий утробный гул. — Яичница и кофе подойдёт, — всучил мне в руки мокрое полотенце и, чуть прихрамывая, направился в мою спальню.
— Но я не кухарка!
— Да я не прошу яичницу по-французски, — не оборачиваясь, отмахнулся парень, — обычную, но чтоб желток обязательно всмятку! — и принялся снимать грязное постельное бельё.
— Не трогайте, я сама, — бросив полотенце в кресло, подошла и потянула за противоположный край простыни.
— Я испортил, мне и убирать, — он упрямо мотнул влажными волосами и потянул простынь на себя.
— Это мой дом и мои вещи, — дёрнула со всей силы, и парень, и так некрепко стоящий на ногах, с громким «ох!» рухнул лицом в кровать.
— С-с-с! Чёрт! — с перекошенным от боли лицом он перекатился на спину и поджал к груди перевязанную ногу.
— Оу... я извиняюсь...
— Ащ! Как больно-то! Мне поможет только...
— Что?!
— Яичница и кофе, — его выражение лица мгновенно сменилось на расслабленно-мечтательное.
Я растерялась, не зная, как реагировать на такую резкую смену настроения. Повязка действительно промокла, её следовало поменять, и уверена, рана причиняла ему боль, но парень выглядел вполне здоровым, чуть бледноватым, отчего его глаза казались ещё чернее, как окна в самое пекло, а в остальном — обычный наглец.
— Следует сменить повязку, — отпустила край простыни. — Но у меня закончилась перекись. И ваты осталось совсем чуть-чуть.
— Аптека есть поблизости?
— В трёх кварталах.
— Хорошо! После завтрака и сходишь.
И опять ни «пожалуйста», «прошу тебя», «буду очень благодарен».
— А сейчас я хочу... — и он замер, ожидая продолжения от меня.
— Яичницу и кофе, — недовольно пробурчала я.
— Бинго! — он сделал импровизированный выстрел из указательного пальца, и мне вдруг подумалось, убивал ли он когда-нибудь. С такой-то хитрой бандитской рожей по-любому убивал!

Завтракать он вышел сам, на запах, хотя я уже думала поставить тарелку и чашку на поднос и принести ему в спальню.
— М-м-м, всё, как я люблю, — протянул он и принялся активно уплетать мою еду.
В тот момент, когда я очнулась от созерцания блаженно закатившего глаза мятежника, потягивающего кофе, вдруг осознала, что на себя-то завтрак не приготовила! Балда! И уже встала из-за стола, чтобы налить себе хотя бы чаю, как внизу дзынькнул дверной магазинный колокольчик. Парень тут же распахнул глаза и напряжённо замер.
— Это, наверное, посетители, — почему-то шёпотом сказала я, на что в ответ получила молчаливый кивок, означающий «иди и проверь».

— Соя! С тобой всё в порядке?! — кинулась ко мне с порога миссис Чо. — Говорят, ночью в нашем районе орудовала банда преступников! — взволнованная женщина вцепилась в мои руки. — Представляешь?! Целая банда! Я слышала, что одного из них ранили, но им удалось сбежать от жандармов! Это ж какими сумасшедшими надо быть, чтобы лезть на рожон в наше тихое мирное время?
Я только кивала в ответ и пыталась осторожно выпутать свои руки из тесного захвата. Чужие прикосновения всегда были мне неприятны. Родители никогда не проявляли слишком много ласки, да и вообще подобная нежность казалась мне слабостью.
— Ночью к нам заходили жандармы и осматривали дом, — продолжала пожилая женщина. — Я так перепугалась, сразу вспомнила о тебе, но свет в твоей квартире горел только в спальне, и я успокоилась, решив, что ты готовишься ко сну.
И вот я даже не знала: лучше бы она побеспокоилась и проведала меня или пусть всё будет так, как есть.
Насилу выпроводила такую неожиданно надоедливую женщину. Обычно я с удовольствием разговаривала с ней, ведь она существенно скрашивала моё одинокое существование. Но сегодня в голове упорно билась мысль, что на втором этаже преступник, а я его сообщница, и чем быстрее он свалит из моего дома, тем лучше, что совершенно не могла сосредоточиться на словах миссис Чо.

— Ты собиралась в аптеку, — услышала я, как только поднялась по лестнице.
Парень поставил табуретку в центре коридора и сел, ожидая меня.
— А если бы я поднялась не одна?
— Я бы пристрелил свидетеля, — спокойно ответил он. — Ну и чего ты застыла? У меня даже пистолета нет! Эти придурки бросили меня без оружия. И я им это ещё припомню, — недобрым огоньком блеснули чёрные газа.
— Я не могу вот так уйти, у меня магазин открыт.
— Так закрой.
— Он должен работать.
— Что-то я не вижу огромного наплыва посетителей, — фыркнул он, и я обиженно засопела. — Перекись, какой-нибудь гель для заживления, вату и бинт, — перечислил он, глядя мне в глаза.
Вообще-то хотелось выгнать его взашей, прям схватить за шею, зарывшись пальцами в чёрные отросшие волосы, сжать у основания черепа и столкнуть с лестницы, чтобы он скатился, башкой открыл двери и вылетел на улицу.
— Я вижу по твоим глазам, что ты горишь желанием мне помочь, — ехидно вздёрнулись вверх уголки его губ.
Я сделала глубокий вдох и попыталась вспомнить слова отца: «пожертвовать своей жизнью и последним куском хлеба...». Ради этого наглого хама? Это и есть наш спаситель и избавитель от несправедливости мира? Смешно.
Но я согласна была идти куда угодно, только бы не видеть эту наглую физиономию.
— И купи что-нибудь вкусненькое! — донеслось мне вдогонку.
Ага, сейчас.

Когда я вернулась, он спал. Вольготно раскинулся на моей заново застеленной постели и спал, хмуря во сне брови. Подойдя ближе, наклонилась к перевязанной ноге. Кровь засохла, образовав на бинте корку, которую будет очень проблематично отодрать.
— И куда ты там уставилась? — поинтересовался хриплый голос.
— Я всё купила, — выпрямилась и плюхнула пакет с покупками ему на живот.
— Э, нет! Я сам не справлюсь! — сонно запротестовал парень.
— До ноги уже можно дотянуться.
— Но мне не хватает нежных женских пальчиков!
— Это прозвучало двусмысленно.
— Да ты извращенка! — воскликнул он и тут же добавил: — Впрочем, я на такие мысли и рассчитывал, — растянулся в довольной улыбке.
— Там всё, что нужно, — ткнула пальцем в пакет, — а мне надо в магазин.
— Да никого там нет, — он закатил глаза.
— Да, там нет свалившихся мне на голову наглых подбитых преступников.
На пару секунд он замолчал, проникая своим взглядом в самую душу.
— Зачем же ты нас впустила? — не осталось и тени смешливости и игривости.
— У меня не было выбора.
— Конечно, он был. Сказала бы: «Знать не знаю, о чём вы говорите. Проваливайте, пока жандармов не вызвала».
— Но...
— Какое «но»?
— Чёрное такое огромное «но»! И чья-то кровь, которая пачкала мои ступеньки.
— Так вот, послушай меня, — он встал с кровати и подошёл ближе, оказавшись на удивление даже чуть выше меня, хотя казался довольно мелким и худощавым. — Мы с тобой в этом огромном и чёрном «но» вдвоём, прямо сейчас. Не я с одной стороны обрыва, а ты с другой, нет. Мы в самом сердце этой бездны вместе.
— Я не хочу, — тяжёлый вдох и отрицание, — нет, не хочу... Это не моя война. Меня всё устраивает. Я хочу больше никогда вас не видеть. Давайте просто перевяжем рану, и вы уйдёте, забыв про это место.
— Спрыгнуть не получится.
— Я не буду покорять эту гору, и спрыгивать не придётся.
— А ты упрямая.
— А у вас произойдёт заражение крови и придётся ампутировать ногу, если её не перевязать.
И глаза в глаза, молчаливая битва взглядов.
— Тогда надо перевязать, пока я не окочурился в твоём доме, — он уселся на кровать, выставляя вперёд ногу.
Зашуршал пакетом, выуживая содержимое, и держался так спокойно, как будто каждый день сам себя перевязывает.
— Так и будешь стоять? Я, между прочим, штаны собираюсь снимать.

Стоило спуститься в магазин, и жизнь вновь становилась обычной и размеренной. Вот знакомые полки и книги, пара подростков, заглянувших за учебной литературой, мистер Чо с тарелкой котлет на обед.
— Давай я разогрею, — вызвался дедушка, — пока ты обслуживаешь покупателей, и подожду тебя на кухне.
В голове тут же зажглась тревожная лампочка: «Опасность! Опасность!».
— Мне ещё надо сделать заказ на новую партию книг и подписать кое-какие бумаги! Я пока не могу обедать, времени совсем нет, но обещаю, что потом сразу всё съем, — поторопилась выхватить у него тарелку.
— Ты совсем исхудала, — посетовал старичок, — сидишь тут в своём подвале, людей не видишь. В твоём возрасте пора уже обратиться в бюро и подыскать себе парня.
— Рано ещё, — отмахнулась я. — Мне и так хорошо.
— Ты просто не знаешь, как хорошо бывает, когда ты не одинок, и тебя кто-то ждёт и заботится о тебе.
Я действительно не знала, что это такое. Тётя Хелен любила меня, но никогда особо не сюсюкала, а воспоминания о родителях были отрывочными, тёмными, болезненными.
— Когда соберёшься с мыслями и решишь обратиться в бюро, скажи нам, мы пойдём с тобой и поддержим. Да и интересно, кого подберёт тебе Программа. Мы кому попало нашу девочку не отдадим!

— Сколько тебе? — вопрос раздался неожиданно, и я чуть не выпустила тарелку с котлетами, которую хотела поставить на стол.
— Двадцать один. И скоро будет обед, — сгрузила котлеты на сковородку и включила плиту.
— Ты живёшь одна.
— И что?
— Почему ты ещё не обратилась в бюро? Тебе бы подобрали хорошего парня, и жить стало бы легче, — незваный гость выдвинул табуретку и сел, подперев кулаком подбородок.
— Мне и так жить не тяжело. По крайней мере было, пока вы не пришли. И подслушивать нехорошо.
— А как же семья, продолжение рода и всё такое?
— Не думаю, что могу обсуждать эту тему с чужим человеком, — загрохотала тарелками.
Не скажешь же ему, что Программа брака не вызывала у меня особого доверия. Да у меня перед глазами был не самый лучший её результат — мои родители. То ли произошёл сбой, то ли ещё что, но они никогда не были счастливы вместе. Я даже не могла вспомнить, смеялись ли они вместе. Мама занималась домом и магазином, отец подрабатывал на заправке. Они редко разговаривали по душам, не проявляли друг к другу особой нежности. Просто жили вместе, как и требовала Программа и общество.

Где-то около одиннадцати вечера парень спустился в заполненный сумерками магазин.
— Можешь вздохнуть свободно, скоро я уйду, — хмыкнул он, выглядывая в окно. — Ничего не скажешь? — обернулся ко мне.
Я пожала плечами:
— А что тут сказать? Бросали бы вы это дело и жили себе спокойно.
— Так я и хочу жить. Не существовать, как бесхребетное, а жить.
На улице раздались поспешные шаги, и вскоре вытянутая тень упала на дверь. Последовал короткий стук.
— А вот это уже за мной, но на всякий случай открой ты.
Пришлось послушно подойти к двери:
— Кто там?
— Мы за бездной пришли, он ещё жив? — со смешком поинтересовались с той стороны.
— Я тебе ещё припомню, Кай, что ты меня здесь безоружного бросил, — заворчал мой гость, ковыляя к двери.
— Даже отсюда слышу, что с ним всё отлично, — сказал кто-то из банды.
Я приоткрыла двери, выпуская временного постояльца на улицу.
— Ещё увидимся, Соя, — подмигнул мне он блеснувшим в свете фонаря глазом.
— Надеюсь, что нет.
— Тебя только что отшили, Чен, — хлопнул его по плечу высокий громила с алыми кучерявыми волосами.
— Да я вас уверяю, она влюбилась в меня по уши!
— Что-то не заметно по её лицу. Кажется, она хочет придушить тебя, — хмыкнул знакомый серьёзный парень.
— Чена хотят придушить все, здесь надо в очередь становиться, — хихикнул высокий парень в маске.
— Хорош трепаться, пошли уже, — потянул одного из них за рукав мой постоялец. — Пока я отдыхал, у меня появилась одна интересная идея...

Они быстро удалялись, больше не оборачиваясь, что-то почти беззвучно обсуждая между собой с помощью жестов. А я стояла и смотрела им вслед, думая, что их поймают и убьют раньше, чем я увижу их снова.