Под действием лекарств Чен безмятежно спал. Черты его лица разгладились, и он выглядел таким умиротворённым, словно спас целый мир. Хотя, почему «словно»? А я не могла себя заставить вернуться в пустую квартиру без него.
Почему я не торопилась в свой книжный магазин? Он так долго простоял без меня. Кто знает, вдруг там перевёрнуто всё вверх дном? А я туда не спешу.
В основном сижу на стуле у окна, время от времени прохаживаюсь по палате или останавливаюсь у койки.
— Значит, ты и есть тот самый? — легонько коснулась его раскрытой ладони.
Я верила, он поправиться, проснётся, встанет с кровати... А дальше что? Теперь-то я знаю, что Программа посчитала нас идеальными партнёрами для брака, но моим родителям это не особо помогло. Вот и Чен сам не очень-то верит в эту систему. Но поцелуй! Он был! Я не могла его себе придумать! Или могла... С каждой минутой я всё больше сомневалась, поцелуй ли это был. Может, простое прикосновение, как прощание, порыв, а я тут придумала себе целую сказку. Девичье сердце искало намёки в каждом взгляде, в каждом слове. Он приютил меня, чувствуя ответственность, заботился, оберегал, волновался. Неужели это я тоже себе придумываю?
Ребята приходили по очереди, чаще забегал Чанёль. Один раз даже Элен приходила. Всё так же высокомерна и холодна, держала по-хозяйски руку Чена, говорила с бессознательным телом, делая вид, что меня нет, но, уходя, оставила пачку печенья и тушь для ресниц. Вряд ли для Чена. Чанёль сказал, что она всегда такой была, и просил не обращать внимание.

А к вечеру второго дня Чен проснулся. От созерцания городских огней за окном меня отвлёк его глубокий вдох. Я обернулась и увидела, что он смотрит на меня. Вздох облегчения вырвался из груди.
— Позвать врача? — тихо спросила, подходя к его постели.
Он чуть заметно отрицательно качнул головой и закрыл глаза. Я подумала, что сейчас он снова заснёт, но под чёрными густыми ресницами заблестели слёзы. Он вспомнил о Кае, я чувствовала это. Чтобы не показывать мне свою боль, он даже отвернулся, плотно сжимая веки и не разрешая слезам пролиться. И слова здесь пусты и бессильны. Всё, что я могла, это робко коснуться тыльной стороны его ладони, успокаивающе поглаживать и молчать, давая ему возможность выстрадать боль. Иначе ведь она не уйдёт. А Чен, не поворачиваясь ко мне, перехватил мои пальцы и крепко сжал. Не оттолкнул — и это ёкнуло во мне.

***

За окном рушился старый мир. Недовольных было предостаточно. Революция всё-таки не может быть мирной и безболезненной, всегда найдутся те, кого устраивало прошлое положение вещей. Перестройки требовали не отдельные сферы — менять надо было всё. И среди моего класса были те, кто боялся перемен и упорствовал в своём желании оставаться безвольным рабом. Кое-где производство было и вовсе приостановлено. Кто-то из моих не так понял новый режим и решил, что теперь на него будет работать элита, в то время, когда он будет сидеть и плевать в потолок. Нет, работать будут все, просто на равных условиях. Сложно сказать, получится ли из идеи мечтателей-идеалистов новый мир или всё рухнет под нажимом старых привычек, на всё нужно время.
А моя жизнь была сосредоточена на человеке, который за два дня с тех пор, как пришёл в себя, обмолвился со мной лишь парой слов и почти не улыбался. Чен попросил меня принести все телефоны из его квартиры, чтобы он мой обзванивать ребят и всегда быть в курсе событий, но присутствующий при этом Минсок громко фыркнул и сказал, что свою миссию тот уже выполнил, и за ситуацией теперь пусть следят другие. Пациента это заметно расстроило. В ответ он включал телевизор и жадно следил за экраном до самой ночи.
А я... А я начинала уставать от неизвестности. Ни единым намёком Чен не давал мне понять, есть ли у него на меня какие-то планы. Даже в его квартире я не чувствовала себя такой мебелью, как в той палате. Если ему нужно было встать, он просил помочь ребят или медсестру, если хотел пить, то сам тянулся к чашке, пока я не подходила и подавала её, получая в ответ лишь кивок. Я чувствовала себя лишней, и пусть Чанёль и остальные пытались вовлечь меня в разговор, я следила за реакцией только одного человека и вскоре перестала разговаривать совсем.
Что было у него в голове? О чём он думал? Я не знала, но это не мешало моему мозгу придумать свою причину. Тот сложенный листок, результат его брачной Программы, лежал у меня в кармане и жёг бедро через ткань. В какой-то момент я решила, что всё то тепло, что виделось в нём мне раньше, всего лишь мой самообман. Получается, выбор Программы его не устроил, и если бы не тот случай, когда им пришлось постучаться в мой книжный, он бы никогда не пришёл ко мне. А потом всё закрутилось. Зная результаты напророченного будущего, он чувствовал себя обязанным заботиться обо мне. Обязанным. А поцелуй... Момент был такой. Возможно, будь на моём месте Элен, это прикосновение досталось бы ей. С каждой молчаливой секундой, когда на экране снова и снова говорят про реформы, а меня словно нет, я прокручивала эти мысли, пока они не стали моим единственным объяснением этой холодности.
И однажды у меня иссякло терпение.
Возможно, сказалась усталость, постоянное напряжение и ожидание. Ожидание простого обращения, моего имени, улыбки... Или эта молоденькая медсестра, что так призывно улыбалась красивому пациенту. Или его слова о том, как ему повезло, что его лечит такой персонал, но как-то утром, после того, как медсестра покинула палату, я поняла — край. Он выживет. Выживет и без меня. У него есть друзья и огромное желание жить и увидеть новый мир. И меня в этом мире для него уж точно нет. Теперь-то мне ничего не угрожает, и я могу просто вернуться домой.
— Мне пора, — голос предательски дрогнул.
Чен оторвался от экрана и, кажется, даже удивился, обнаружив меня в своей палате.
— Да, я всё это время была здесь, — горько улыбнулась, поднимаясь со своего стула у окна. — Ты поправляешься. Я рада.
Он неловко отвёл взгляд, сглатывая несказанные слова.
— Кажется, у вас всё получилось, — кивнула на телевизор, с экрана которого пели люди. — Теперь всё будет по-другому. Теперь мы все свободны, — чёрные глаза снова смотрели на меня и ждали продолжения. — Свободны выбирать, — пальцы нащупали в кармане сложенный листок. — И ты можешь выбрать себе другую судьбу, если навязанная так тебя душит, — положила на край постели его результат Программы. — Теперь это пережиток прошлого, и ты ему ничего не должен.
Чен потянулся за листком и, развернув его, побледнел ещё сильнее.
— Найди своё по сердцу и будь счастлив, — я задержалась на пару секунд, но так ничего и не услышав, направилась к выходу.
— Соя! — застало меня в дверях.
— Ох, прости, куртка, — не оборачиваясь и не желая показывать ему свои слёзы, стянула его куртку со своих плеч и набросила на пустую вешалку. — Всего хорошего, — и вышла из палаты.

***

Пустой и пыльный книжный магазинчик казался пришельцем из другой реальности. Как же давно меня здесь не было, раз я успела отвыкнуть от запаха родного дома! Переступив порог, я просто расплакалась от накопившихся эмоций. Впрочем, в тот день я вообще много плакала. Как оказалось, мои соседи, мистер и миссис Чо, так и не вернулись больше домой. Разросшиеся кусты гортензии так и норовили укрыть собой их опустевшее здание, закрыть собой зияющие чернотой окна. Скольких невинных «проглотила» система? Скольких? Одна из моих соседок, не особо общительная особа средних лет, увидев меня на крыльце магазина, бросилась ко мне с объятиями. Оказывается, все на моей улице знали, что меня забрали жандармы, и никто не верил в моё возвращение. И то, что я теперь вернулась, кажется им знаком свыше: всё наладится, всё обязательно наладится. И к концу дня в моём магазинчике стало даже тесно от всех желающих увидеть ту, что смогла вернуться. Я же не стала скрывать, что меня спасли повстанцы. Мне важно было донести до людей самоотдачу революционеров. Соседи не просто праздно разглядывали и слушали меня. Женщины стали помогать мне с уборкой, и через пару часов все два этажа вновь пахли свежестью и сияли чистотой. Мужчин волновали технические вопросы перестройки, и я, как могла, пыталась объяснить им, каким должно стать наше будущее.
Все разошлись около полуночи. Дом вновь внезапно опустел. Я медленно бродила по комнатам, оживляя воспоминания: вот мамин диван и папино кресло, моя спальня, в которую однажды ворвался Чен, залил тут всё кровью и благополучно заснул, мною же и перевязанный. Пришлось поворочаться, прежде чем дрёма меня сморила. На кровати было неудобно, слишком мягко, высоко и что-то ещё. В голову противно вползали мысли о другой квартире, о матрасе в углу, завтраках на двоих, наставлениях «будь осторожна, звони, если что, не рискуй», запах чужой одежды, и глаза... Чёрные, как сама ночь, глаза. И такие же непостижимые. Кто знает, что таится во тьме? Прекрасный закат или гибель? Так и эти глаза. Что в них? Хотя для меня ответ был очевиден.

***

Я проснулась и уставилась в темноту, не понимая, что могло меня разбудить. За окном ещё ночь, а значит, и до утра далеко. Вот только...
Неожиданный удар в стекло, словно мелким камушком. Я встала и включила свет. Прислушалась. Внизу в дверь гулко постучали. Набросив халат, я поспешила вниз.
— Кто там? — привычно поинтересовалась, не открывая.
С той стороны раздалось копошение, а потом громкий шёпот произнёс:
— Мы на краю бездны.
Я даже головой встряхнула, надеясь, что это сон, и я проснусь, но голос снова повторил:
— На краю...
Щёлкнул замок, и из темноты на меня выпали трое.
— Отойди-ка, — Минсок и Чанёль практически внесли висевшего на их плечах Чена. — Где тут та спальня? — великан кивнул на лестницу.
— Подождите! Что происходит? — но меня никто не слушал, волоча вполне себе передвигающего ноги Чена на второй этаж. — Зачем вы... Но ведь ещё надо быть в больнице! Швы могут разойтись!
Минсок толкнул дверь моей спальни, и вскоре Чен вальяжно возлегал на моей расправленной кровати.
— Пока вы тут между собой не разберётесь, мы его не заберём, — отрезал Чанёль.
— Но мы разобрались! — воскликнула я.
— Да ну? — вскинул брови Чен.
— Да! — смело посмотрела в его чёрные глаза. — Программы больше нет, значит, и подчиняться ей не надо. Так что мы по-прежнему друг другу никто. Забирайте его, — кивнула ребятам.
— А меня спросить не хочешь? — Чен принял сидячее положение.
— Если бы у тебя было что мне сказать, то за неделю молчания ты бы нашёл возможность. Из чего следует вполне логический вывод, что...
— Я — трус, — закончил за меня Чен.
— Ну, может быть. При чём тут я, мой дом, моя спальня и моя кровать?
— Мы пойдём, — Чанёль с Минсоком попятились к дверям.
— Нет, подождите! Нам, правда, не о чем особо разговаривать!
— Нам так не кажется, — парни переглянулись, — мы завтра зайдём вас проведать.
— Но...
— Просто дай ему немного времени, — шепнул мне, уходя, Минсок, — он и сам запутался.
И ребята благополучно сбежали, оставив меня одну с этим... С ним.
— Я не твоя сиделка, — застряла в пороге, не желая подходить ближе.
— Я никогда не считал тебя своей сиделкой, — Чен устало взъерошил отросшие волосы.
— Тогда зачем надо было переться через весь город ко мне, если в больнице замечательный медперсонал?
— Потому что я так захотел?
— Ясно, — ответы с его появлением так и не возникли. — Сегодня оставайся, но завтра ребята тебя заберут, — выключила основной свет, оставив только лампочку на прикроватной тумбочке. — Если что, я лягу в гостиной.
— Соя! — Чен успел окликнуть меня до того, как я закрыла за собой дверь. — Соя, — пришлось остановиться. — Когда я получил результаты Программы, я сразу пришёл сюда.
— Ты?
— Признаю, я не собирался с тобой знакомиться, мне просто было любопытно. Пару раз я даже платил местным мальчишкам, чтобы они стучали в твои двери, и ты выходила.
Я сразу вспомнила, как действительно выходила на улицу, но там никого не было.
— Сехун подключился к камере напротив твоего дома и держал меня в курсе твоих передвижений. Мои парни все знали о тебе и не удивились, когда ты однажды появилась в моей квартире. Я не собирался, честное слово! Я даже не знаю, как так вышло, что мы нарвались на жандармов именно в твоём районе! И мне не пришло в голову ничего лучше, как попросить убежища у тебя...
Я стояла в дверях и просто слушала его слова. Казалось, он говорит о ком-то другом, не о нас.
— Я обидел тебя тем, что не пришёл сразу? — вскинулись на меня бездонные глаза.
— Нет, у меня нет причин обижаться. Просто так всё совпало, а я по наивности всё не так поняла.
— Что бы ты почувствовала, если бы результаты Программы показали меня?
На пару секунд я задумалась, представляя, как удивилась и смутилась бы, увидев его на экране.
— Ты бы пришла и сказала мне, кто тебе выпал?
Покачала головой.
— Вот и я не пришёл. Всё должно быть естественно, само собой, без указки сверху.
— Да дело не в указке, Чен, не в этом, — я вновь вошла в комнату. — В неделе тишины, в семи днях абсолютного игнорирования, — подошла к кровати. — Ты ни разу не сказал мне: «Иди домой» или «Останься».
— Я трус, — снова повторил он, низко опуская голову. — Я даже в глаза тебе смотреть не могу, и Минсоку... Вы были там, когда я... Я не смог остановить Кая, я не бросился за ним, я...
И на меня вдруг накатило осознание того, что дело вовсе не во мне. Я решила, что он такой серьёзный и холодный из-за меня, а его мучает чувство вины.
— Ты не виноват, — потянулась, и пальцы коснулись его волос. — Он не мог больше ждать, поэтому... поступил так опрометчиво.
— А зачем там был я?
— Ещё там был Минсок и я тоже. Давайте втроём замучаем себя чувством вины, ведь ни один из нас не спас его.
Я присела перед ним, чтобы оказаться глазами на одном уровне с бездной, которая однажды, признаться, всё-таки поглотила меня.
— Я тоже вижу его лицо, лицо Кая в тот момент, когда раздались выстрелы, — тихо произнесла. — Стоит мне задремать, и я снова возвращаюсь в тот холл, в котором вы лежите в крови вдвоём. Вдвоём... Первые пару дней у твоей постели в больнице я боялась спать, чтобы не упустить твоё пробуждение. Да, я не знаю своих результатов Программы, но я и без неё прекрасно понимаю, чья жизнь стала важнее моей. И Кай сделал свой выбор, и ты. Вы поставили во главу угла целый город, а я — одного тебя. И ты выжил, чтобы построить новый мир, а он... Я читала, что люди когда-то верили в Бога и в то, что души смотрят на нас с неба. Думаешь, Каю нравится видеть, как ты себя мучаешь?
— Твои слова успокаивают меня, — уголки губ Чена дрогнули в робкой улыбке. — И мне кажется, ты только что призналась, что любишь меня.
— Я? Нет! Я просто говорю, чтобы ты...
— Если бы и не существовало Программы, я бы всё равно однажды пришёл в твой магазин. Потому что то, что между нами, это настоящее, — выдохнул Чен, медленно приближаясь к моим губам. — Я хочу попробовать. Извиняюсь за всё, что было, и заранее за всё, что будет, но не прогоняй меня. Я достаточно вертелся на своей кровати, думая о том, как ты близко.
— Ты подчиняешься Программе? — шепнула в губы.
— Нет, я подчиняюсь судьбе, — сверкнули чёрные глаза.
Так вот какими бывают поцелуи... Так вот оно какое — ощущение падения в бездну, из которой совсем не хочется выбираться...  

Примечание:

Вот подошла к концу ещё одна история.

Я умышленно не стала грузить своего читателя подробностями системы, путями революции, итогами - важна суть, люди на фоне этих событий, ушедшая на второй план любовь. Я могу показать мелочи, страдания, но не хочу этого делать. Мне нравится верить в светлое будущее, но я знаю, что за всё надо платить, иногда жизнью.

Возможно родится бонус про второстепенных героев, а быть может и нет. На них не свалится внезапное счастье, слишком много работы им предстоит. Предлагаю вашей фантазии продолжить историю Чена и Сои, Чанёля и Элен, и остальных...
Спасибо всем, кто прожил со мной эту жизнь!