Палец с обкусанными заусенцами и облупившимся темно-зелёным лаком проводит по экрану iPad, и кубики из "Монополии" оживают на экране. Снова напёрсток, её фишка, попадает на клетку "Шанс".

- Сейчас мне повезёт, - с сарказмом комментирует Дана, и действительно: нужно заплатить каждому игроку.

- Карма любит тебя, - смеётся одногруппница, а староста хихикает.

- Если бы карма, - наигранно обреченно говорит девушка, и её голова падает на руки, распластанные на парте. - Скоро кончится пара?

- Ещё двадцать семь минут, - отвечают ей. - Мы не успеем доиграть.

- У нас же следующая пара тоже в поточке? - спрашивает Дана и окидывает взглядом битком набитую аудиторию. Они сидят на галерке. Лектор не обращает на них никакого внимания, продолжая показывать слайды, высвечивающиеся на выдвижной доске. Проектор гудит на всю громкость, но студенты умудряются заглушать этот шум.

Поёрзав на неудобном сиденье из кожзаменителя, староста подтверждает, что после перерыва им снова идти в это душное помещение.

- Ну, вот и доиграем, - констатирует она.

- Это вряд ли, - улыбается молодой человек, поправляя на руке дорогущие часы. - У нас ещё две улицы не куплены. Это надолго.

Пара вскоре заканчивается, и студенты идут к выходу: кто-то покурить, а кто-то подышать воздухом, ведь в аудитории невыносимая жара.

На улице не очень холодно и солнечно, на небе ни одной тучки. Странная погода для середины октября.

Курить Дана не особо хочет, но все равно достаёт сигареты и зачем-то поджигает одну из них. А потом с совершенно растерянным и безучастным ко всему выражением лица затягивается, после чего выдыхает дым кому-то в лицо. Человек морщится и пятится в сторону горящих красно-бурым цветом кустов. Девушке совершенно плевать: не стена, подвинутся, если не нравится.

- Совина! - Дана наконец слышит свою фамилию и отвлекается от созерцания впадающего в спячку растения. Молниеносно поворачивается и задевает тлеющей сигаретой куртку своей второй одногруппницы. Этого хватает для того, чтобы оставить небольшую прожжённую дырочку.

- Твою мать!

- Фак, прости меня! У меня руки растут из того места, откуда нормальные люди срут, - огорчённо произносит она, потупив взор в пятна от жвачки на асфальте, мысленно отметив про себя, что нужно быть аккуратнее и не наступить на них.

- Ладно, на даче одной курткой будет больше, - раздосадовано отвечает подруга Даны. - О чем ты поговорить хотела, вселенское несчастье?

- Остался месяц, Саш, - сказала она, снимая с головы лёгкую вязаную шапочку: с утра было прохладно, но сейчас она ни к чему. - У меня сильный шухер на голове?

- Приемлемый, - хмыкнув, отвечает одногруппница, а потом, помолчав, добавляет: - И что ты от меня хочешь?

- Я не могу одна, - очередная затяжка пошла не в то горло, и Дана заходится в приступе кашля. Человек, на которого она до этого выпустила дым, злорадно улыбается, но тут же отворачивается. Поздно, тебя уже заметили.

- Это понятно, что не можешь. Но ты же знаешь, что я до жути...

Саша не успевает договорить, подбегают любители "Монополии". Пора идти на пару, перерыв заканчивается.

- Увидимся после? Ты же с Леной сядешь?

- Да, - в голосе Саши различимы нотки разочарования и явной тоски. - Я ей обещала.

- Хорошо, а мы доиграем партию, - смеётся Дана. - Точнее я просру партию.

- Да, я помню, руки из места, откуда срут. До встречи, вселенское недоразумение!

- Несчастье! - поправляет ее Дана, пока они идут все вместе ко входу.

- Один хрен, - скучающим тоном уточняет Саша и первая ныряет в здание университета.

Девушка делает шаг вслед за ней и понимает, что прилипла к плитке правым ботинком. Подняв ногу, различает следы жвачки.

- Сука...

Что такое не везёт, и как с этим бороться.

***

- Ненавижу ноябрь! Не-на-ви-ЖУ! - с ударением на последний слог произнесла Дана, кутаясь в зимнее пальто и пытаясь вжаться в шарф так, чтобы открытыми миру остались только глаза и торчащие во все стороны светлые космы волос из-под шапки. Саша недовольно ворчит что-то в ответ, поддерживая подругу.

- Да, самое время, чтобы прогуляться по кладбищу, - хмурясь, вымолвила она. В этот момент пошёл мелкий колючий снег, и она уставилась на небо с немым укором в глазах. Хотя этот взгляд скорее предназначался именно Дане.

- Я не была там уже...

Девушка виновато оглядела мыски замшевых сапог, в уме подсчитывая пролетевшие годы. Сколько прошло лет?

Ей тринадцать. Рядом бабушка, а дедушка за рулём, и они едут на "четверке" по пробкам. Куда-то далеко. На ней её любимое серое пальто и клетчатый красно-синий шарф, который она потом где-то потеряла. До сих пор от этого девушке грустно, ведь это был подарок бабушки.

Вот виднеется поворот к кладбищу, и вскоре перед глазами возникает остановка, железные ворота и цветы, цветы, цветы... Едких и кричаще-ярких оттенков, настолько отвратительных, что девочке хочется зажмуриться - лишь бы они пропали из виду. Как можно продавать такую безвкусицу? Пусть не живые, но ведь это для близких... людей.

Она помнит, как они все же зашли в одну из палаток, и бабушка купила два букета - один для прабабушки, а второй... Дана выбрала тогда букетик незабудок. Голубые маленькие пластиковые цветочки выглядели так натурально и нежно.

Сначала навестили прабабушку. Девочка её хорошо помнила. Эта старушка не вызывала ничего, кроме уважения и какого-то благоговения у ребёнка. Дана ее побаивалась: женщина всегда переживала, что кто-то голоден, стремилась накормить до отвала. Позже Совина поняла, что дело было не в старческом маразме и типично бабушкином "ты худющая, как скелетина" и "шея как нитка". Просто прабабушка Анастасия пережила голод и войну, осталась сиротой ещё во младенчестве. Она даже арбуз ела с хлебом, ведь он всему голова.

Почтили память родственницы, помолчали, прибрались, у памятника положили цветы. А потом настало время идти к подруге. И путь казался девочке не близким.

Каждый шаг воспринимался ею как отдельный вид пытки. Она шла, будто на эшафот, сжимая в руках все крепче букетик с незабудками. В голове не было ни единой мысли: вакуум, безвоздушное пространство, пустота, абсолютное и всепоглощающее ничто.

Пришли. И дальше... Дальше Дана помнила смутно. Пожалуй, в памяти отпечатались крепкие дедушкины руки, расстроенное лицо бабушки и удаляющийся проклятый букет. И детская улыбающаяся фотография на бездушном холодном камне с выгравированными буквами и числами. Неужели это все, что остаётся после каждого из нас?

А потом не стало даже деда. И его сильных заботливых рук рядом. А девочка выросла и перестала просить о помощи. Совсем.

Она тряхнула головой, пытаясь отогнать эти навязчивые, как пищание комаров летом, мысли. Но они все равно лезли, показывая Дане картинки прошлого. Это было похоже на принудительный просмотр фильма за компанию с кем-то. Ты хочешь убежать, отделаться от этого всеми доступными способами, предлагаешь иные варианты для просмотра... Но друг обижается и непреклонен. Это кино - и точка!

- Ты помнишь, где она лежит? - Дана вздрагивает, потому что эта фраза звучит слишком неправильно. Но как произнести это иначе? Похоронена? Покоится? Как вообще это можно сказать правильно?

- Нет, - за одно это слово она снова чувствует укол вины. Она её бросила. Ей, видите ли, страшно.

- Значит, надо уточнить, - заключает Саша.

В административном здании кладбища Дана называет женщине фамилию, имя и отчество. А потом и год рождения с датой смерти.

- У неё день рождения? - грустно подмечает женщина в окошке. - Жаль, совсем ребёнок.

- Да, - говорит Дана, а потом ей называют номер участка. И Саша выводит её к тем же синим треклятым палаткам с аляпистыми, отвратительными цветами.

Но спустя какое-то время находится белый чудесный букет. Это вроде бы хризантемы, но выглядят они не натурально, слишком идеально. Сказочные цветы. Будто не из этого мира. И такие яркие в своей чистоте...

И снова эшафот, но на этот раз он более осознанный. Дана глазами ищет указатели, а Саша молча идёт рядом, стараясь не смотреть по сторонам. Она боится кладбищ, но ради подруги решилась. Дану больше некому было поддержать.

Наконец, нужный поворот. Они идут по грязи и жухлой влажной листве между надгробиями, и девушка видит знакомую фотографию. Только к ней добавилась ещё одна. Отец Жени.

Девушки здесь не одни. Неподалёку по дорожке прохаживается охранник. Мужчина в форме то и дело смотрит в сторону девушек и поправляет кепочку. А через три памятника стоит женщина. Не молодая, но и не старая. Она лишь мельком обратила взор на пришедших, а потом и вовсе утратила к ним интерес. Каждый одинок в своей скорби.

- А в тот раз я принесла тебе незабудки, - говорит Дана, обращаясь к девочке на фотографии. Лучезарная и добрая улыбка застыла на выпуклом изображении. Толстая коса переброшена через плечо. И все те же завитушки-колечки у лба. Такое солнечное и светлое фото, полное жизни. Как же оно чуждо тому, что его окружает.

Подул ветер, и прядь светлых волос попала Дане в рот. Выплюнув неожиданный подарок, она немного ослабляет хватку шарфа - почему-то бросает в жар.

- Прости, что меня так долго не было. Обещаю, я буду приезжать каждый месяц восемнадцатого числа, - произносит она, и её не волнует, что её могут принять за сумасшедшую. - Мне так стыдно.

Она копается в сумке и достаёт конверт, закутанный в целлофановый пакет. В нем письмо. Которое, возможно, никто не прочитает, но Дане хочется верить, что все же это не так. И там стихи. Корявые, неумело сложенные строчки, которые не передадут ровным счётом ничего. Девушке просто хотелось что-то подарить, ведь на день рождения не принято приходить без подарка.

- С праздником, Женя, - говорит Дана, и по щеке скатывается одинокая слеза. А вслед за ней ещё две...

- Не плачь, - Саша обнимает подругу за плечи и даёт возможность выплакать всю ту боль и чувство вины, которые накопились за столь долгое время.

В голове уже нет мыслей, что она виновата. Что она, Дана, заслужила эту жизнь меньше, чем эта девочка с косичкой. Через плечо Саши она снова смотрит на фотографию и понимает, что эта милая и добрая девочка не злится на неё. Не держит обиды. Наверное, там это уже не важно. Там не имеют значения ни Ксюши, ни книжки, ни время. Главное, что Дана ее помнит и любит.

Совина в этот момент думает, что, наверное, это самое важное... Чтобы после смерти тебя кто-нибудь любил и помнил. Хотя бы недолго.

Девушка ещё немного поговорила с подругой. Рассказала, как поступила в университет. Как благодарна за то, что та давала ей читать книжки и обсуждала их вместе с ней. Как её, Жени, отсутствие сделало её замкнутой, но она не жалеет об этом. Она также уточнила про одноклассников, умудрилась пару раз неудачно пошутить, но Женя, услышь она её, все равно бы посмеялась.

Казалось, что не было этих нескольких лет. И что Дана все та же девчонка, качающаяся на качелях и подметающая шарфом землю.

- Твой уход сделал меня слабой, - прощаясь, говорит Совина. - А потом самой сильной на свете. Я люблю тебя!