Она знала, что рука никогда не заживет. Знала, что будет больно. Слишком для хрупкой монахини.
Истекая кровью, лишенная чести, но никак не веры, она достала длинную шпагу.

Он смотрел на улицу. Полностью голый. Всем видом распространяющий горделивую хитрость, всепоглощающее господство.
Но вот, почувствовав резкую боль в спине, Самуэль издал рык. Все полетело в стороны. Кувшин, стулья, иконы, зеркало. Глаза, залитые кровью, посмотрели на странную массу. Аманда, приподняв подбородок, громко воскликнула:

— Я буду твоей последней жертвой, мой сын. Я буду рукой Телегона, старостью да Винчи, болезнью Паганини, водой для пламени.

Аманда знала, что смотрела на своего убийцу, что лишь подогревала гнев.

***

Она лежала в собственной крови. А ее священник рядом.

— Дура. Ты будешь гнить в аду. Что, думаешь, скажет Бог, когда увидит мерзопакостную грешницу? Истинный христианин, каким он является, испепелит твою плоть, дух и любой остаток от тела убийцы!

— У Бога нет религии. Он вершит честно. Я верю в это.

Я теперь я. Не сирена, не Мона Лиза, не скрипка, не Жанна и даже ни монахиня.
Обычная девушка, когда-то работающая в пекарне.

И я обрела свободу.