— Вчера был дождь, Аманда, — касаясь обнаженного тела, воскликнул мужчина. — Останься еще.

— Вчера была жизнь, милорд, — вторил тихий голос, напоминающий лирическую песнь, будто созданную струнами лиры печального Орфея. — Может, я уже мертва, если между нашими городами несколько часов разницы? Может, когда я вступила на вашу территорию, разрушилось обычное течение жизни? Милорд, убейте грешную душу. Избавьте сердце от гнетущей совести.

— Запомни, Аманда, — сжимая кисти, сложенные в молитвенно-просящей позе, шептал тихим басом Самуэль. — Ты разрушила жизни десятков мужчин, доказывая им свою невинность и непорочность. Что же произошло теперь, дорогуша? Монашка сняла свое одеяние и покорно отдалась высшему существу. Самуэль твой Бог и твой Дьявол. Молись только ему.
Запомни, ты сирена, а я Одиссей. Я тебя оседлал. Одолел.

Хрустальные слезы скатились по перламутровым щекам монахини. Аманда превратилась в куклу в руках умелого ментора. Взгляд стал пустым, тело не поддавалось на движения священника, но мысли были полны надежды и веры.

Я сирена, а он — Одиссей.
Я Ева, а он мой Бог.

Значит ли это, что я стала его собственностью?
Являюсь ли его трофеем как доказательство превосходства над слабым полом?

Я сирена, а он — Одиссей.