Стюарт бежал по коридору, захлёбываясь слезами. Ну почему опять у него ничего не получилось? Какой чёрт дёрнул его за язык?

Он остановился, чтобы перевести дух, опёрся на стену и почувствовал, как рука проминает металл, словно пластилин. Едва он отдёрнул руку, как краска на стене поплыла, полезла, оголяя блестящий алюминий. Краска осталась на руке, стекая по пальцам на ставший вдруг неровным пол. Всё вокруг него причудливо изгибалось, переборки кривились, пол медленно поднимался вверх, распадаясь на мелкие частички. Металл стен истончился, начал пропускать таинственный свет откуда-то снаружи. Пространство вокруг него подёрнулось рябью, расслоилось, будто картинка на неисправном мониторе, как если бы всё это не было реальностью, а было лишь иллюзией, проекцией чьего-то больного сознания, чем-то истошно-нереальным. А там, за корпусом звездолёта, за распадающейся картинкой, рвалась наружу настоящая, истинная реальность голосом доктора Оппенгеймера:

— Потеря синхронизации. Симуляция остановлена, постарайтесь успокоиться и оставайтесь на месте. Сейчас мы Вас вытащим.

Звуковой барьер выключился, стали слышны возня техников, ругань программистов, хлопок ломающейся ампулы. Сквозь окружившее Стюарта марево просунулась рука медсестры с дурно пахнущей ваткой, он почувствовал укол в плечо, и пелена окончательно спала. Его вытащили из сферы виртуальной реальности, накинули плед и вручили чашку горячего кофе. Поёжившись, он сильнее завернулся в плед. Хоть Стюарт и привык уже ходить голым по площадке, но из-за мощных компьютеров кондиционер нагонял холод в ангар.

Доктор просматривал записи в компьютере и что-то вполголоса комментировал Такеде. Стюарт подошёл и тоже заглянул в компьютер. На экране капитан Чёрная голова кормил слизня.

— А это ещё что за хрень? — невольно вырвалось у него.

— Концентратор неопределённости, — неохотно пояснил доктор. — Поскольку система не может учесть все нюансы поведения заложенных в неё персонажей, в моменты неоднозначности она вводит дополнительных эн-пи-си, чтобы сконцентрировать возникшую сингулярность в рамках заданной виртуализации. В данном случае это мозговой слизень. Мы заложили несколько базовых моделей...

— То есть, эта дрянь реально существует? — Стюарт поправил съехавший на одно плечо плед.

— Возможно. Мы не знаем. Но нужно быть готовыми к тому, что да, такая тварь реально может быть у капитана.

— Отлично! — мрачно сказал Стюарт. — Что ещё Вы мне не сказали? Что у него щупальца в заднице?

— Мы построили модель на тех данных, что у нас есть, — вмешался Такеда. — Будет ли там ламеанский мозговой слизень, скопидомский спиногрыз или андромедский яйцехват, Вас не касается. Вы должны сыграть так, чтобы Вам поверили, а мы пока топчемся на месте. Даже компьютерная модель Вас раскусила, а в реальности Тёрнер Вас на обед сожрёт и не поморщится. Соберитесь уже! Два часа отдыха и повторяем. Начните отрабатывать вложенные в Вас деньги.

— Да идите Вы со своими деньгами, Такеда! Не могу уже! Я и так чуть со страха не обосрался, а это вы мне ещё слизня не показали. Сделали из меня куклу какую-то, вся психика на перекосяк. Я такой плаксой отродясь не был. Что Вы вообще творите?! Я уже запутался, кто я на самом деле. Имени своего не помню. Не соображаю, где реальность, а где вымысел, будто меня реально насиловали и били. Не хочу больше. Хочу нежиться, и чтобы меня гладили по голове... Чёрт, что я говорю! — Он поставил кружку на стол, закрыл лицо руками и завсхлипывал.

— Ладно, три часа, — Такеда поморщился. — И дайте ему успокоительное. Вы зря полезли к нему сразу. Надо было дать Тёрнеру проявить отцовские чувства, пусть бы он в Вас влюбился, не торопите события. Съешьте что-нибудь. Хотите, закажу пиццу?

— К чёрту! — Стюарт взял со стола несколько салфеток, громко высморкался и бросил скомканные салфетки на пол. — Я уже не знаю, кто я, и что мне на самом деле надо.

— Это очень правильная позиция, — доктор Оппенгеймер пролистал сценарий. — Вы потерявшийся в круговороте событий ребёнок. Вы должны вызывать жалость и желание взять Вас под опеку. Поработайте над этим, добавьте больше детской непосредственности, удивления, радости внезапному спасению. Тюрьма заставила Вас повзрослеть, Вы больше не доверяете взрослым, поэтому идёте на сближение очень неохотно. Не Вы, а он должен сделать первый шаг. А Вы робко ответите взаимностью.

— Легко сказать. Сами попробуйте представить себя в постели с этим уродом. Это в модели он на какое-то время может становиться человеком, а в реальности? Что, если он никогда не бывает нормальным?

— Бывает, — японец достал бумажник и вытащил фотографию, запечатлевшую его с Тёрнером в обнимку. — Первое время он редко перевоплощался. Со временем эти его изменения... Возможно, участились.

— Вы мне что-то недоговариваете. У вас есть люди на борту?

— Были. Иначе как бы мы создали такую реалистичную модель. Но Вам там никто не поможет. Рассчитывайте только на себя.

Медсестра принесла таблетки, Стюарт проглотил их, запил кофе. Он сел в кресло какого-то техника и закинул ноги на консоль. Это не его тело, не его ноги: ступни уменьшили, ороговевшую кожу на ступнях заменили нежной розовой, волосы на ногах и груди удалили, подкожный жирок откачали. Сделали из него хрупкого мальчишечку с узким подбородком, эдакую фарфоровую статуэтку. Погладишь по голове, он и закачает ею, как порцелановый китаец, а заденешь неосторожно, и треснет фарфор, развалится на части, словно и не было его.

Больше всего ему было жалко, прямо до слёз жалко шикарных каштановых волос — это серое непотребство на голове и шевелюрой-то не назовёшь. Чем им волосы не угодили? Наоборот, пышные волосы и гладить приятнее. Он же не должен быть идеальной копией. Будто не понимает никто, гнут свою линию...

Деньги — они были всему виной. Этот дьявол Такеда всё правильно рассчитал. Поймал его на деньги, как рыбку на крючок. Может, та рыба в кабинете была ему предупреждением? Кривила морду, мол, и ты попадёшься? Что уж сейчас. Сам вызвался. Теперь не соскочишь. По крайней мере, пока за ним наблюдают. Стюарт прищуренно посмотрел на своё отражение в мониторе, хитреца блеснула в глазах. Он будет не он, если не обведёт этого старого японца вокруг пальца. Не даром же его назвали... Он же... Как же его звали до этого?

Мама называла его мышонком, мышоночком. Или это не свою жизнь он вспоминает сейчас, а повторяет про себя сценарий? Зачем Такеда лезет так глубоко, заставляет его заучивать чужую жизнь, чужие воспоминания, даже фотографии. Он обвёл взглядом стены ангара: кругом развешаны его фотографии разных лет. Точнее, совсем не его фото. Фото того Стюарта, придуманного, фарфорового мальчика...

— Мистер Браун, — секретарша Такеды оторвала его от грустных мыслей. — Через десять минут у Вас встреча с журналистами. Надевайте арестантскую одежду и подходите в комнату номер восемь. Говорить ничего не нужно. Делайте скорбное лицо, адвокат всё сделает сам.

С какой целью Такеда купил тюрьму на Титане, для Стюарта так и осталось загадкой. Всё можно было сымитировать на Земле, раз уж у них такие технологии ви-ар, что он сам уже не отличает реальность от вымысла. У него сложилось впечатление, что японец развлекается на старости лет, играет в сложную, продуманную до каждого шага, игру. Своего рода, прощальный поклон корпорации, Тёрнеру, которого тот, возможно, любил: Такеда всегда говорил о Тёрнере уважительно, с каким-то благоговением, иногда казалось, с обожанием. Впрочем, наличие страшных пиратов пошло тому только на пользу. Корпорации заключали многомиллионные контракты с Такеда Секьюрити, которая предоставляла подготовленный особым образом персонал для охраны, с Такеда Инжиниринг, которая клепала инженерные защитные системы и системы предупреждения, с Такеда Индастриз, которая производила вакуумные сейфы, и другими фирмами Такеды. Так что, если бы Тёрнера не существовало, его следовало бы придумать.

Повесив плед на спинку стула, Стюарт принялся надевать на себя оранжевую арестантскую робу. Делать скорбное лицо он уже научился.