— Стюарт Браун, обвиняемый в убийстве собственного отчима первой степени, вы приговариваетесь к высшей мере социальной защиты. Приговор суда окончательный и обжалованию не подлежит.

Ноги подкосились сами собой, он медленно осел на жёсткий стул, вцепившись руками в край стола. Бледные губы дрожали, кровь вдруг прилила к лицу, и он почувствовал, как она пульсирует в висках, а щёки наливаются нездоровым румянцем. Время будто замедлилось, реальность подёрнулась дымкой, сквозь которую он безучастно смотрел, как общественный защитник о чём-то спорит с судьёй, а судья Модус Амбигус яростно стучит молотком.

Всё кончено. Всё было напрасно — эти бесконечные апелляции, надежды на общественный резонанс, планы на будущее.

Он ещё дышит, но это ненадолго. Приговоры приводят в исполнение быстро, чтобы не заставлять преступников ждать. Это считается более гуманным...

— Пойдём!

Четверо полицейских окружили юношу и терпеливо оторвали его от стола, подняли на негнущиеся ноги и повели через весь зал.

— Жалко парнишку, молодой ещё совсем, — сказала какая-то дама среди немногочисленных зрителей.

Стюарт и правда выглядел моложе своих лет, на вид ему было восемнадцать, не больше. Был он невысокого роста, успевшие отрасти прямые пепельные волосы спутались и налипли на лоб. Туманный взор голубых глаз бесцельно блуждал по лицам присутствующих. Обычно бледное, овальное лицо его пошло розовыми пятнами.

Он никак не мог смириться с мыслью о бесславном конце. Всё должно было быть по-другому, он же должен был проектировать космические корабли...

Охранники, которые раньше грубо обращались с ним и не упускали возможности ткнуть дубинкой под рёбра, теперь отворачивались, старались не смотреть в глаза. На ужин принесли весьма сносную баланду, но он всё равно не мог ничего съесть, а ночью ему снились кошмары, и он просыпался, переворачивал намокшую от пота подушку, и вновь проваливался в небытие.

Утром принесли серую заношенную робу — всё лучше, чем уходить из жизни в истошно оранжевом костюме. Стюарт сумел взять себя в руки, хотя глубоко в душе он валялся в ногах у охранников и даже не рыдал, выл от горя и отчаяния. Только тёмные круги под воспалёнными глазами выдавали то, что он плакал. «Мужики не плачут!» — говорил отчим, когда насиловал его. И Стюарт давил слёзы в зародыше.

Когда-то отец пообещал, что заберёт их с собой на Землю, нужно только подождать. Но шли месяцы, превращаясь в годы, а отец всё не возвращался за ними. Потом он перестал звонить, а хозяйка квартиры, до которой достучалась мать, сообщила, что он давно съехал. Он порвал все фото отца, не хотел помнить его улыбающееся лицо. И выбросил альбом фотографий с Земли, таких манящих голубыми просторами, зеленью деревьев и яркостью красок, что не сыскать в тоннелях Титана, среди мрачных шахтёрских будней.

Полицейские снова встали вокруг него, и он пошёл с гордо поднятой головой. Серая, в мгновенье поблёкшая, освободившаяся от своих оранжевых покровов, фигура, среди серой же стали и бетона. Всегда шумные заключённые замолкали, едва завидев его, и отступали от решёток вглубь камеры. Он хорошо представил себе, как у них к горлу подкатывает комок, и как неприятный холодок пробегает по спине, стоит лишь подумать о смерти, ставшей вдруг такой близкой, такой осязаемой, символичной.

Катафалк — чёрный катер с эмблемой ритуального агентства, что-то вроде креста на щите, уже ждал в ангаре. Корпорация заботится о том, чтобы всё было цивилизованно, даже в некотором роде красиво. Стюарта посадили в специальное кресло и пристегнули ремнями. Когда катафалк выйдет на орбиту Сатурна, электромагнитные клапаны потихоньку стравят воздух из капсулы, и он уснёт навсегда, а тело будет миллионы лет вращаться среди колец этого гиганта. Так выбрал он сам — это единственное, что ему позволили: кремация или похороны в космосе. Правда, корпорация всё равно решила сэкономить, и он будет болтаться там без всякой оболочки, в серой арестантской робе. Впрочем, не всё ли равно?

Он никогда не жалел, что защитил мать, ударил утюгом в это мерзкое лицо, а потом в исступлении бил по голове, пока не размозжил её, не раздавил ногой пульсирующий мозг этой гадины, не имевшей права называться человеком. Когда отчим насиловал его, он ещё терпел. Терпел ради мамы. Но когда тот поднял руку и на неё, Стюарт не выдержал. Он не думал тогда, что тот крупная шишка в корпорации. Он вообще не думал ни о чём, ярость захватила его, дала сил. А сейчас ярость ушла, оставив его наедине с горькой-прегорькой тоской. Когда шлюз закрылся, и по корпусу катера пошла вибрация, Стюарт заревел в голос, навзрыд, закричал от охватившей его безысходности. Свет плавно погас. Больше его никто не услышит.

Сколько прошло времени, он не считал, но успел вдоволь нареветься. Слёз уже не было, он лишь всхлипывал в темноте, пытаясь вытереть нос о плечо дырявой рубашки. Спереди раздавался мерный гул двигателей, шипели топливные насосы и периодически жужжали сервоприводы. В чреве катера гулко раздавались чьи-то шаги по панелям фальшпола, что-то лязгнуло сзади, и ремни вдруг отпустили его тело, Стюарт взмыл в воздух, натолкнувшись лицом на парившие в невесомости остатки собственных слёз. Он уж было подумал, что всё, но его схватили за руку и потащили, как воздушный шарик. Тусклый свет ударил в привыкшие к темноте глаза, не давая толком рассмотреть тащившего его мужчину. Высокий, в чёрной куртке корпорации. На голове красная бейсболка, подбородок в недельной щетине, но на вид лет тридцать. Тот иногда оглядывался на Стюарта, показывая свой длинный нос, и лицо его показалось ему знакомым. Где же он его видел... Ну конечно, в зале суда. Не сказать, что мужчина был неприятным, скорее наоборот, но не таким Стюарт видел себе ангела смерти.

Они вошли в зону искусственной гравитации, Стюарт мгновенно полетел вниз, и мужчина подхватил его, невольно прижал к себе, замешкался на секунду, потом поставил его на пол, резко отвернулся и уселся в кресло пилота, закинув ноги в кроссовках на приборную панель.

— Жрать хочешь? — Нарочито грубо спросил он.

Стюарт не сразу ответил. Он отвлёкся на вид Сатурна сквозь узкие щели иллюминаторов, и так и застыл посреди рубки, переминаясь с ноги на ногу.

— Не знаю, — честно признался Стюарт. — Я уже умер?

— Считай, что так, — мужчина хохотнул. — Садись, — он показал на кресло второго пилота, резко вскочил и вышел из рубки.

Вернулся он через несколько минут, Стюарт уже успел потрогать за все рычаги управления. Мужчина сунул ему ведёрко заварной лапши и принялся что-то печатать на компьютере. По рубке пошёл аромат искусственной свинины, пряностей, и Стюарт понял, что чертовски проголодался.

— Надо отправить отчёт о твоей кремации, — пояснил он. — Всё должно выглядеть правдоподобно.

— Подожди, — Стюарт чуть лапшой не подавился. — Я же выбрал другое!

— Наивный дурачок, — мужчина покачал головой. — Корпорация не будет тратить деньги на топливо и зарплату пилота, а ты не сможешь проверить, как выполнили твою последнюю волю. Мне пришлось слегка подшаманить, чтобы вписаться в систему.

— Ну да, это было бы логично, — Стюарт проглотил уже всю лапшу, несмотря на то что обжёг язык, и теперь по-хозяйски развалился в кресле. — Прости за глупый вопрос... Но зачем я тебе? Ты не похож на человека, который помогает убийцам. Тебе что-то надо от меня, и будет лучше, если ты сразу скажешь... Я не буду сопротивляться, если что, — голос вдруг перестал его слушаться, он вспомнил, как отчим бил его наотмашь ладонью по голой груди, оставляя долго заживающие синяки.

Мужчина повернулся к нему и долго смотрел в глаза. Стюарт не выдержал, отвёл взгляд, спрятал ладони между ног и сжал их коленями.

— Я так и думал, — мужчина барабанил пальцами по приборной панели. — Ты несчастный забитый мальчишка, на котором все отыгрались. Не бойся, — сказал он уже значительно мягче, а Стюарт вздрогнул, будто мужчина коснулся его. — Я тебя не обижу. Мы скоро поменяем корабль, и у тебя будет выбор, как продолжить свою жизнь. Я следил за твоим делом и знаю, что отчим был отменной сволочью. Он заслужил своё. Поэтому я захотел подарить тебе шанс начать всё заново, хотя я понимаю, что твоя трагедия будет преследовать тебя ещё долго. Слушай, никудышный из меня психолог... Ты не принимай близко к сердцу, расслабься и дыши полной грудью.

Он снова уставился в компьютер, давая понять, что разговор окончен, а Стюарт с любопытством следил за его руками, как они порхают над клавиатурой, и украдкой рассматривал его лицо. Это лицо... Оно казалось ему знакомым не только по залу суда, где-то ещё он мог видеть его, в новостях или... Его вдруг осенила страшная догадка. Он вспомнил, где мог встретить его. И это его почему-то успокоило.

— Чёрт! — Выругался мужчина, вскакивая.

Он выбежал из рубки и вернулся с двумя стаканчиками еле тёплого кофе.

— Держи, совсем забыл. Чуть не остыло, — он вручил Стюарту грязный бумажный стаканчик.

— Спасибо! — Стюарт даже закрыл глаза от удовольствия. — В тюрьме кофе не подают.

Какое-то время он смаковал откровенно поганый на вкус напиток.

— Я знаю, кто ты, — Стюарт допил последний глоток и поставил пустой стакан на консоль, мужчина повернул к нему голову. — Ты Айк Тёрнер, тот мужик, у которого полицейский сбил ребенка. Ну ты и терпила! Почти как я. Решил, что я смогу заменить тебе сына?

— Ха-ха-ха! — Айк расхохотался. — Ты или очень умный и смелый до безрассудства, либо безнадёжный дурак. Первое мне нравится больше. Правда, психолог из тебя, парень, тоже так себе, — он скривился и покрутил ладонью в воздухе. — Над этим надо будет ещё поработать. Зато ты быстро осваиваешься и неплохо соображаешь. Может, и выйдет какой толк. Только давай заранее договоримся: ты спишь на верхнем ярусе. По рукам?

— Легко! — Стюарт пожал протянутую руку.