Утро началось рано.
Раньше чем обычно — нас разбудили, тщательнее чем обычно обмыли, отмассировали — я так просто в желе превратилась, причесали и уложили с особым тщанием, и не кормя снесли вниз.
Почему не покормили? Ну, насколько я знаю, во время смерти человек может рефлекторно опорожниться. А значит — и рвота возможна. "Красиво" будет выглядеть "счастливица" — уписанная, обкаканная, и в рвоте!
Я аж хихикнула (нервы, однако) представив эту "абстрактную" — не Ксир (не могла поверить, что сегодня она умрёт!), "счастливицу".
Наши носилки поставили недалеко от алтаря, перед ним — с этого ракурса он оказался огромным:
— метров шесть в длину и чуть меньше в ширину (рассмотрела пока несли), и метра два-два с половиной в вышину.
А лестницы где?
Странно, но их не было!
Раньше нас всегда заносили на верх по ним начиная прямо от входа в нашу "келью" — спустили, и тут же подняли. Из-за этого алтарь я всегда видела уже сверху — у меня под ногами.
А сейчас... все было не так! 
Не привычно, не понятно, странно — начиная с лестниц, и заканчивая тем, что сзади нас на колени опустились все служки (а их оказалось немало).
Затем, сами, как всегда, открылись входные двери и зашли прихожане — сразу же опускаясь на колени, как доходили до своих мест, одетые в балахоны, подобные одежде служек — только цветные: причём, похоже, цвет что-то означал — чёрные, фиолетовые и лиловые стояли кластерами, а остальные — от голубых до красных и зелёных — смешались.
Всё это я разглядывала через подмышку — приподняв руку и повернув голову.
Впрочем, в таком положении долго не понаходишься — шея заболела, и я вернулась к разглядыванию алтаря.
Хотя, что там разглядывать — камень как камень: огромный, прямоугольный, гладкий — даже без надписей.

Стоять пришлось долго — я ухитрилась задремать в таком положении, поэтому, как появился перед нами Тёмный Господин не заметила.
Очнулась от странного шуршания — взглянув через подмышку вздрогнула: все, абсолютно все, были голыми, а их балахоны цветными пятнами лежали возле их ног!
Это что?
Я перевела взгляд вперед и заметила ноги. 
Мужские. 
В обуви которую не постеснялся бы обуть любой аристократ Англии — ярко начищенные, глубокого, настолько глубокого, что казался бездонным, чёрного цвета, со слегка зауженными носами — одно слово: модельные, сделанные на заказ.
Подняв взгляд вверх — насколько возможно: Ксир мне объяснила, как могла, правила поведения при Нём — в глаза не смотреть (вообще в лицо), головы не поднимать, не говорить, подчиняться любому приказу (надеюсь, я пойму чего он хочет), я увидела плащ — такого же цвета, как и обувь, но он светился — постоянным, ровным тёмным светом.
Оказывается, и свет может быть тёмным.
Интересно — он выше чем наши служки-мужчины?
Тьфу, какая ерунда вдруг в голове!
Пусть он выберет не меня!
Пожалуйста!

Плащ колыхнулся, из под него появилась рука вскинувшаяся в сторону шкафа, откинув и сдвинув в сторону полу — в просвет показался обычный костюм английского аристократа века этак шестнадцатого — рубашка, камзол, верхний кафтан; ноги в сшитом обтяжном трико и мягкие широкие сборчатые штаны - и всё чёрное, только разных оттенков.

В его руках оказалась одна из чаш, уже полная облаток — мне было хорошо видно, поскольку он держал её внизу, на вытянутых руках — как сильно дальнозоркий человек, пытающийся рассмотреть что же такое он держит.

Время шло, молчание напрягало уже — ритуал не начинался. Что-то не так с чашей или облатками?
Почему он молчит?! Мужчина, очень медленно, словно в замедленной съёмке, взял одну из облаток, и повернув её так, чтобы нам была видна вся поверхность, спросил: 
- Кто трогал?
А как он узнал, что их трогали?!

И тут я увидела, что её цвет неравномерен — в ней, посередине, как бы отмечая углы треугольника, выделялись три более светлых пятна!
- Кто?! — повторился вопрос настолько глубоким, грудным, полным Силы, голосом, что казалось от него задребезжали витражные окна.
В ответ Ксир слегка качнулась вперед.
Так хочет, чтобы он выбрал её, что нагло врёт?
Или хочет спасти меня?
Да нет, действительно хочет стать счастливицей — видно по выражению лица. Ну и пусть — мне же лучше!

Ноги сделав шаг влево сдвинулись к ней:
- Ты?
Она кивнула.
- Врёшь. — Он понюхал облатку — я услышала характерный звук сильного вдоха, затем её — он наклонился к ней, и я успела, пока лицо не закрыли чёрные волосы, увидеть жёсткий подбородок с ямочкой, ярко-красные полноватые губы, прямой, тонкий нос, и повторил: - Врёшь! Будешь наказана!
Не знаю в чём будет состоять это наказание, но для Ксир это нечто ужасное! — она резко побледнела до состояния белой бумаги, задрожала всем телом, и повалившись на пол выкинув руки вперёд, как бы пытаясь обнять его туфли, но при этом не прикоснуться к ним, нарушив правило — "не говорить", закричала:
- Нет, нет, пожалуйста!

Она повторяла, и повторяла, и повторяла эти слова пока её уводили куда-то (мне не было видно — алтарь закрывал обзор), мгновенно заковав в ножные и ручные кандалы двое служек-мужчин.
Причём — они держали её за плечи!
Руками!
Голыми!

Когда её крики затихли, ноги сдвинулись в мою сторону:
- Ты? — прозвучал тот же вопрос, и я, неожиданно для себя, кивнула согласно головой, а губы, против моего желания, шепнули:
- Да.
Не надо! Я же не хочу этой "радости" смерти от оргазма и боли! Не хочу!
Но кто меня спрашивал!

В мой подбородок упёрлась ручка хлыста, и надавливая заставила поднять голову.
Я увидела его глаза, и мгновенно провалилась в пропасть зрачков.

Я падала, падала, падала... падала... пропасть не кончалась... и чем дольше я падала, тем больше во мне скручивалась спираль возбуждения слитого с болью!
Она скручивалась и скручивалась заполняя меня всю — начиная от низа живота, и оттуда везде - в руки, ноги, волосы... она заполнила каждую клеточку моего тела, каждый атом... я больше не могла терпеть и закричала, умоляя:
- Пожалуйста!
О чём я просила?!
Не знаю.
Но от этой просьбы не отвернулись.

Спираль оргазма развернулась, как отпущенная туго свёрнутая и сжатая пружина и разорвала меня на мельчайшие, субатомные частицы.
Тёмная волна наслаждения захлестнула меня и утопила в океане боли? оргазма? всего сразу?, и утягивая всё глубже, погружала в свою лавину невероятных, невыразимых ощущений, вызывая желание одновременно и выплыть на поверхность, и утонуть, и  поглотить, впитать в себя этот океан весь, без остатка...

Сознание вернулось щелчком, мгновенно. 
Я осознала, что вишу над алтарём, подвешенная к всё той же цепи, по истерзанному телу течёт, а не капает вниз кровь, тело, содрогаясь от остаточных спазмов оргазма и запредельной боли дёргается, и раскачиваясь, разбрызгивает кровь повсюду — не только в чашу, но и на алтарь, который светится так, как будто в него поместили маленькое солнце, и на одежду Господина — без ущерба для неё (впитывается без следа), который стоит прямо перед до мной в воздухе, и с удивлением смотрит на меня — я жива!!!

Резко опустив взгляд — второго такого "погружения" в его глаза мне не пережить, я поняла, что может я и жива, но настолько мощная кровопотеря меня точно приведёт к закономерному концу - смерти!

Сознание потихоньку затухало как закатный свет солнца, всё ещё замечая как раздают прихожанам слегка светящиеся облатки... и... потухло.

"Ну и ладно!", — проскочила последняя мысль, — "Возможно, такой оргазм может стоить жизни..."