Проснулся Лёха от шума за дверью, еле-еле и в грязной футболке, которую ночью использовал вместо полотенца и не потрудился снять, задрых прям так, до того было кайфово. Но не успел даже посмаковать в памяти свой сон по мотивам вчерашнего разговора с Ваней со всеми вытекающими последствиями, как в комнату снова вломился Артурчик, трясясь от паники:

— Лёша, вставай, мы опаздываем на зачет!

Наезжать с утра пораньше не было настроения, так что Лёха лишь бросил мрачный взгляд на соседа.

— Да не сплю я.

— А чего валяешься тогда? Поднимайся, а то я без тебя уеду! — буркнул Артурчик. — И да, «спасибо, дорогой Артур, что разбудил! Что бы я без тебя делал!»

— Спасибо, — хмыкнул Лёха. — У меня, правда, остались неоконченные дела...

Артурчик с подозрением покосился на мятое одеяло, очертившее очень явный бугор между Лёхиных ляжек, закатил глаза, цыкнув, и попятился обратно в коридор.

— Я сосиски варю, — крикнул уже из кухни. — Будешь? Тебе сколько закинуть?

— Все давай! — ответил Лёха. — У меня острая сосисочная недостаточность.

Ели быстро, умывались-собирались спотыкаясь, а потом еще в маршрутке долго терлись как кильки в шпротной банке. Лёха потел, прижатый Артурчиком к боковине какой-то женщины, хотя не был на сто процентов уверен, от чего именно на самом деле бросало в жар. Вроде бы конец мая, жара подкралась как всегда неожиданно, но мысли всё вертелись вокруг Ваниных стонов. Лёха, вместо того, чтобы думать о зачетных вопросах по логистике, всю дорогу пытался представить, в какой зачетной позе лежал Ваня и как именно наяривал рукой в тот момент, пока Лёха вещал ему в трубку о своих фантазиях. Ваня, конечно, однозначно все понял, так что когда оба кончили, очень беззастенчиво и открыто постанывая на ухо друг другу по телефону, уточнения вроде «спасибо, подрочил» явно стали бы лишними. Лёха только теперь запарился, как, наверное, неловко выглядело их прощание и «спокойной ночи» смущенным шёпотом. А тогда просто сил моральных и физических на большее и не осталось. Теперь Лёха надеялся, что Ваня его и в этот раз не продинамит, но писать первым вдруг застремался, надо было пережить этот опыт, как минимум, может, даже переспать, а до их встречи оставалось еще целых полтора дня. Трясясь в газельке, Лёха все сравнивал свои ощущения с тем, что у него уже было год назад. Тогда, на первом курсе, тело как будто само думало вперед мозга, используя органы, особо для мыслительных процессов не предназначенные. Трахаться хотелось ужасно, а запретный флирт с коллегой сильнее раззадоривал. Лёха тогда как раз начал качаться — спортклуб разрешал сотрудникам бесплатное посещение залов в нерабочее время. Так что задерживался после смены он не ради одной лишь тренажерки, но и быстрого перепихона с одним из инструкторов — чисто гормоны и ничего больше, разрядка в пустой душевой. Как оказалось, у многих качков стоит не только на собственное отражение в зеркале, а тупо на все подряд. И хотя Лёха, судя по их краткому, но очень меткому общению, Ваню конечно же хотел, то, что происходило сейчас, больше напоминало какую-то непонятную школьную еболу, когда тело на восемьдесят процентов состоит из бабочек, голова — из тараканов, а лицо — из непрекращающейся лыбы. И чем больше Лёха вспоминал смущавшегося на тусе и активного по телефону Ваню, тем шире эта улыбка расползалась на табло. Артурчик даже обеспокоенно уточнил, выпрыгивая из маршрутки, отчего ему так смешно, неужто женщина под боком попалась приятная или транспортная логистика и впрямь такой клевый предмет, на что Лёха посоветовал ему следить за своим, поскольку на соседском фейсе тоже наблюдалось влияние неких мыслей, явно связанных с некой женщиной.

Но загоняться о том, что же на самом деле Лёха чувствует по отношению к Ване, все-таки не время и не место. Решив сосредоточиться на учебе, он буквально насильно постарался временно забыть о всяких хуюшах, вообразив себя умником с надписью «ботан» на лбу, в очках как у Прохора и с бесстрашием Альфии, и превратился в машину по генерированию умных мыслей, так что даже сам не ожидал, как через два часа выпорхнул из аудитории с пометкой «зачет» в раздолбанной книжечке.

Соседушку он ждать не стал, поскольку после зачета тот планировал погулять с Веркой, так что Лёха сразу поперся на остановку. И, как оказалось, не зря он вспомнил солнышко — на горизонте в тени дерева чуть поодаль от остановки мелькнул знакомый рыжий «лучик».

— Здарова, Терминатор! — радостно окликнул Прохора Лёха и, приблизившись, тряхнул его за граблю как старого-доброго кореша. — Чё как? Тоже с зачета чешешь?

— Ага. И тебе привет, Алексей.

Поправив очки, Прохор поморщился то ли от яркого солнца, то ли опасно ослепительных бликов Лёхиных зубов.

— А где мой суженый-контуженный?

— Его сегодня не было.

— Знаю я его ночные рейды в онлайне, он мне все рассказал. Ну чудила! Опять, что ли, проспал? — хохотнул Лёха.

Прохор смерил его строгим взглядом и сложил руки на груди.

— У него автомат, — процедил он.

— Да? А у тебя что, пулемет? — Лёха тоже как-то сразу посмурнел и постарался растормошить себя, а заодно и ботана. — Не, не пулемет. Миниган!

Прохор фыркнул, чуть улыбнувшись, но напряженность в позе не исчезла. Казалось, даже тупые шутки не смогут теперь изменить общую убежденность в том, что Коннов Алексей рвется навалять каждому первому встречному-поперечному. Один, сука, раз стоило сорваться по телефону на тогда еще незнакомце, и теперь его никогда уже не позовут ни в «Что? Где? Когда?», ни в «Свою игру», — только в «Спокойной ночи, малыши» и игры для детей младшего школьного возраста.

— Ты чё, Прохор, в натуре до сих пор от меня щемишься?

— Я просто понять не могу, Лёша, чем ты Ванино доверие заслужил. Особенно касаемо его прогулов. В голове не укладывается. Мы вообще же сначала думали, что ты его все-таки бил, и бил за то, что он... ну... не такой как все. Ну ты понял. — Лёха с пониманием самого толерантного человека на планете Земля молча кивнул, теребя молнию на олимпийке, в которой прел с самого утра, и Прохор договорил уже спокойнее: — И даже про онлайн все знаешь. Вы сколько знакомы? Пару недель? Ничему Ваню жизнь не учит. Если это не прикол, значит, опять он на те же грабли. Ты же просто придуриваешься!

— Зуб даю, я серьезен как жених в загсе! — захлопал честными глазами Лёха. Можно было б и отшутиться, типа это все стеб, гейские шуточки, неужто сам ни разу не прикалывался так! Но то, что Прохор серьезен и так переживает за друга, почему-то грело душу. Если бы этот ботан еще не был такой язвой на желудке, что аж подташнивало.

— А он рассказывал, — прищурился Прохор, глядя прямо в Лёхино сердце сквозь толстые стекла очков, — как целый месяц потом убивался, что ему тот чувак из игры писать перестал и везде заблочил? Мы с Алей его еле-еле по предметам вытянули, как могли. Нет?

Сказать, что Лёха прихуел — ничего не сказать. По Ваньку, конечно, сразу понятно, что с загонами, но чтоб настолько трагично — писец, конечно. Еще и друзья, оказывается, в курсе если не всех его похождений, то некоторых аспектов его двуликой сущности уж точно. Хотя кто его знает, что там за история на самом деле. Решив, что выпытывать из Прохора грязные подробности не по-пацански, Лёха быстро натянул лицо лица и просто понимающе кивнул:

— Ну, он в общих чертах обрисовал, что там все мутно было. Че я, из него выбивать правду, что ли, буду? Ты же знаешь, он хрен что расскажет, если сам не захочет.

— Это точно, — согласился Прохор, наконец расслабившись. Лёха тоже почувствовал разжатие очка и облегченно выдохнул, что, видимо, собеседник расценил по-своему.

Больше ни о чем перетереть не успели. Подкатил нужный автобус, в который Прохор тут же поторопился слинять, видать, подальше от лишних обсуждений. Но Лёха и не парился. Лучше сам у Вани все спросит, если тот будет готов пойти навстречу, в чем Лёха почти не сомневался, поскольку все их предыдущие встречи Ваня был обеими губами и языком «за». Но остаток дня Лёха все равно провел как на иголках — нет, даже как на гвоздях, для йоги которые. Или для пыток. Опять появилось мерзенькое чувство какой-то подставы, которое хотелось поскорее приглушить. Отчасти потому, что, думая о мифическом поцике из Ваниной игры, он представлял, как они созванивались, вместе зачищали уровни в кооперативчике, а может, помимо игры устраивали совместные рейды и похлеще. Не то чтобы Лёха по жизни был Отелло, просто то ли зависть, то ли еще какая непонятная ревнопакостная хуйня душила. И почему-то казалось, что тот пацан с Савченко делал все и даже видел намного больше, чем успел сам Лёха. По-любому же Ваня с ним тоже трещал на интимные темы. Дышал ему в трубу, выговаривая свое фирменное «р-р». Фотки скидывал. Короче, к вечеру все это Лёху добомбило. И, несмотря на чудную погодку и разговорчивых знакомых парней в клубе, он ходил мрачный, ронял швабры, рассовывал инвентарь не по тем полкам и один раз даже случайно машинально заплыл с ведром наперевес в женские раздевалки, где был встречен испуганным возмущением пополам с приглашением задержаться, мгновенно протрезвившими голову. От мыслей обо всей этой конспирологии отвлекала только подготовка к экзаменам, и до вечера пятницы, взяв на конец недели давно заслуженный сверхурочными сменами отгул, Лёха честно заставлял себя учиться, чему способствовало и наличие более ответственного Артурчика под боком. А в ночь перед встречей, снова залипая на страничке Савченко и пролистав на пару месяцев вниз, Лёха, увидев репост трейлера к фильму, словил просто гениальнейшую в своей простоте идею, как можно оказаться с Ваней в приятной темноте на целых два часа, и сам позавидовал своей одаренности.

***

— В кино? Правда, что ли? — удивленно улыбнулся Ваня, когда Лёха, встретив у входа в тц, потащил его на третий этаж в кинозалы. — А сладкую вату мне купишь?

— Какую, нахер, вату? Нормально щас похаваем, — ответил Лёха, намереваясь еще и угостить Ваню, так как все это в Лёхиной голове походило на какое-то ванильное свидание, но в итоге доспорились до того, что каждый платил за себя сам.

Название и жанр он говорить отказался, хоть Ваня и пытался Лёху расколоть. Набрав флаеров со стойки, выпытывал, по очереди размахивая каждым листочком перед лицом, пока они ждали свой заказ в фудкорте, и Лёха старался не спалиться, когда перед глазами мельтешила рекламка того самого. Савченко тоже комедию ломал, конечно: Лёха ведь сразу просек, что Ваня, отправив накануне излюбленный стикер со ждуном, все же рассчитывал не просто пошароебиться. И вырядился очевидно как на праздник: высокие белые конверсы абы куда не надевают — чревато запачкать, а если они уже запачканы, тогда надо заранее почистить. Футболка на Ване тоже была белая, с бледными иероглифами, джинсы — как всегда, точно по фигуре и с подворотами, и только темно-синяя повязка, поддерживавшая правую руку, нарушала образ идеального парня для свиданки. Смущения от взаимовыдрочки, которого Лёха поначалу боялся, не было. Лёха даже, при встрече крепко пожав Ванину руку, не удержался от веселого:

— Добрый вечер, я диспетчер! Вам не нужен...

— Нужен! — торопливо оборвал Ваня, но улыбаться не перестал, а его красные щеки и чуть более крепкое, чем обычное, рукопожатие, сказали Лёхе все остальное.

И вроде бы их план на вечер явными намеками на секс не отсвечивал, пока не сели с подносами за столик и Лёха не упёрся в голодный Ванин взгляд напротив. Голодный, к слову, явно не от аппетитно пахнущей картошки фри. Галдеж на фудкорте вдруг резко стал фоновым, и Лёха замер с трубочкой от стаканчика с колой во рту, не в силах даже сделать глоток. Взгляд у Вани потяжелел. Лёха даже на секунду словил испуг — неужели Прохор успел ему слить подробности их случайного разговора на остановке?

— Ну намекни хоть, — проговорил Ваня.

— В смысле?

Чё ему еще намекать, и так все яснее ясного. Особенно под столом, где вытянутая Лёхина нога наткнулась на Ванину, и тот свою не убрал, а только плотнее придвинул еще и вторую, зажав крепкими икрами Лёхину с обеих сторон.

— Может, тебе еще член сфоткать? — буркнул в ответ Лёха.

Нет, это он не от смущения, а от неясной тревожности под ребрами, поселившейся после разговора о Ване с его рыжим товарищем.

— Я про фильм, а ты про что?

Теперь Лёха почувствовал, как и сам покраснел. На фудкорте на третьем всегда жарко, и он неосознанно затеребил молнию олимпийки, взятой на случай, если в кинозале будет прохладно. Лето еще не настолько набрало обороты, чтобы по вечерам душнить, а вот их с Ваней гляделки стремительно делали горячо во всех местах сразу. Лёха сильно сомневался, что фильм будет иметь хоть какое-то значение в их сегодняшней встрече, но все же выбрал кое-что нетривиальное, чтобы, в случае чего, переключить внимание с Вани на экран и не париться. Но все равно просчитался. То, как Ваня его ощупывал взглядом, заставило окончательно утратить к новинкам кинематографа всякий интерес.

— Зачем угадывать, если и так сейчас все увидишь?

— Просто я любопытный, — улыбнулся Ваня. — И мне все надо знать заранее.

— Чтобы, в случае чего, свалить заранее?

Ваня облизнул губы и тоже занял руки, начав теребить уже порядком смятые флаеры.

— Чтобы, в случае чего, было на что отвлечься, — сказал он чуть тише. — А если фильм скучный, то по-любому придется искать другие более интересные занятия.

Лёха довольно усмехнулся, не сводя с Вани взгляда. Как же его это все заводило и одновременно немного нервировало. Сколько с парнями тусовался, но вот так, чтобы обмениваться разного рода двусмысленностями, — ни разу. Сколько гейских шуток было пошучено, но ни одна не могла бы точнее описать ситуёвину, когда слово «шутка» отваливается вместе с даром речи под напором уже нешуточных гейских фантазий. Лёха глянул на часы: до начала сеанса оставалось каких-то пять минут, а ему уже сейчас не терпелось оказаться с Ваней в темной комнате хотя бы на соседних стульях. А в идеале — на одном стуле, и чтобы Ваня сидел на нем сверху и нетерпеливо ерзал жопой по Лёхиному стояку. Желательно голой. Интересно, существуют ли в природе такие кинотеатры? Судя по Ваниному виду, все происходящее тоже вполне могло быть в новинку и ему. Так Лёха решил из-за их довольно явного общего смущения вперемешку с непонятной дерганностью, обоих шарашило, но каждый старался не подать виду и продолжал хорохориться. Подумав снова о Ваниных переписках с ноунеймами в онлайне, Лёха сдался первым:

— Так ботаны все это время были в курсах твоего маленького секретика?

— Какого секретика? — вдруг напрягся Ваня, сложив левую руку поверх правой, на бандаж. — Не понимаю, о чем ты.

— Ну, чем ты там в онлайне ночами занимался. Играл-играл и проиграл, да? — решил рубануть с плеча Лёха. — Я вчера Прохора после универа встретил, ну и слово за слово... Он думал, я в курсе.

— А. Понятно, — мрачно хмыкнул Ваня.

— Чё понятно, выкладывай давай. Как говорит наш историк, ищите информацию в первоисточнике!

— Да чё рассказывать, — вздохнул Ваня, немного расслабившись. — Познакомился в «орехе» с одним челом, списались, потом созваниваться стали по ночам регулярно, у нас же разница во времени почти полдня. Он даже в гости звал, а я даже всерьез думал визу оформлять, ну не придурок ли я.

— Стой, Ванёк, — перебил Лёха, не врубаясь. — Какую такую визу?

— Американскую же. Думал, язык попрактикую. У них там посвободнее... с этим вот всем, — тихо добавив последние слова, Ваня пошевелился, едва заметно потираясь ногой под столом о Лёхино колено.

— И че, как, попрактиковался с языком? — улыбнулся Лёха, хотя внутри у него все почему-то в миг вскипело. Думать о мифическом ноунейме было проще, чем когда он узнал, что это не просто кидала, а настоящий пиндосский кидала. Ваня в ответ только покачал головой. — Фотки есть?

— Ну-у... Есть, но я тебе их показывать не буду.

— С хера ли? — взбрыкнул Лёха. Едва не добавив «я же без пяти минут твой парень, мне можно».

— Там в основном не лицо, — еще тише ответил Ваня, и гул фудкорта обрушился на Лёху ебаным Ниагарским водопадом.

И вот теперь уже реально захотелось кого-нибудь отмудохать. Лёха даже сам едва ли понимал, за что именно, — но хотелось. Поэтому для начала, чтобы подавить приступ ярости, он смял пустую коробочку из-под фри, а затем планомерно начал ломать пластиковую крышку стаканчика и сам стаканчик, вывалил на поднос оставшиеся там гремучие кубики льда, но не нашел, чем бы их раздавить, и бездумно отправил один в рот. Остыть и погрызть от безысходности. Ваня наблюдал эту картину со смесью растерянности и любопытства, но ничего не говорил. Потом молча допил свою колу и протянул Лёхе пустую тару, с которой тут же обошлись аналогичным образом.

— И ты ему свои отправлял?

— Угум, — ответил Ваня, тоже пихнув в рот одну льдинку.

— А мне ничего отправить не хочешь? Я на гребаного Сиара мастера засад как-то устал по ночам... глаза натирать, — сказал Лёха, неосознанно оглядываясь на соседние столики.

— Не знаю. А вдруг я пришлю, и ты тоже сольешься.

Вот тут Лёха недопонял немного: с чего бы ему сливаться? Если все дело во внешке, так у Лёхи крыша начала подтекать еще тогда, по телефону. Ваня этого, конечно же, не знал и посвящать его в подробности было не обязательно, но если уж совсем приспичит, придется приподнять парню самооценку. Хотя Лёха бы не сказал, что с самооценкой у Вани были какие-то проблемы, но на всякий случай уточнил:

— Че ты, Ванёк, стесняешься? Я через джинсу тогда на тусе всё почувствовал, там стесняться нечего.

Щёки у Вани мгновенно порозовели еще сильнее. Давай, Савченко, не бзди. И, будто услышав Лёхины мысли, Ваня наклонился ближе, чуть нависая над столом, так что тоже пришлось придвинуться, чтобы расслышать практически шепот, от которого волна ярости, пробежавшая по телу, смешалась с волной дикого желания как следует вдавить Ваню в стену и совершить над ним акт гомосексуальной любви.

— Он просил видеочат, я отказал. И он слился.

— Почему отказал? — не отставал Лёха, глаза в глаза уставившись на Ваню. Их губы были так близко, что еще десяток сантиметров, и можно было бы поцеловать, если б не потоки кишащих людишек вокруг.

— Потому что это все было не серьезно.

Ну конечно. А кто там целый месяц убивался из-за этого ебаного кидалы так, что чуть учебу не похерил?

— А со мной, значит, серьезно? Я, может, тоже хочу видеочат.

— А тебе, Лёша, я прям так все покажу, — улыбнулся Ваня.

Затем резко выпрямился и встал из-за стола, даже пихнул Лёху в плечо, чтобы тот наконец отвис и поторопился на явно уже начавшийся сеанс. Лёха плыл за Ваней до входа в зону кинотеатра как в тумане, словно образованном мелкими брызгами бушующего в грудине водопада. От радости, конечно, и, как обычно, от ощущения приближающегося пиздеца.