— Лёш, это что же, ты гей, получается? — спросила спина Артурчика сквозь шум воды в мойке. Голову он не поворачивал, видать, ссыкотно было. — Если так подумать, второй год живем, а ты домой ни одной девчонки не приводил.

— И чё?

Лёха пихнул его в плечо, заставляя отодвинуться, чтобы убрать кружки в сушилку. Соседушка, как и ожидалось, отскочил, едва не впечатавшись другим боком в стенку, примыкающую к тумбе. Неужели в его глазах Лёха и правда такой страшный? Стало даже чуточку обидно. Он дружески хлопнул соседа по плечу, и тот перестал морозиться. Гости уже разошлись, на часах было далеко за полночь, и у Лёхи мозги туго соображали, чтобы сейчас еще и с Артурчиком выяснять отношения.

Вечеринка, к слову, прошла на удивление нормально. Когда Лёха вернулся из ванной посвежевшим, народ в комнате вел себя так, будто ничего не случилось — типа вопрос закрыли и успокоились. Прохор даже стал общаться практически без высокомерной язвительности, девочки расслабились и задорно хохотали над Лёхиными шутками, а потом даже танцевали немного, пока пацаны, разомлевшие от пива, лениво обсуждали отвратные котлеты из столовки. Вот только Ваня почему-то много молчал и избегал Лёхиного взгляда. Неужто стыдно ему было? Да подумаешь, господи! И Лёха, чтобы показать своим примером, что все нормас, мол, не кипишуй, Ванёк, — тоже стал держать себя так, будто ничего не произошло, а то мало ли, какие у человека загоны. Это если при других. Все же Лёхе удалось улучить момент и застопорить Ваню в коридоре по пути к сортиру, чтобы уточнить, что за молчание ягнят тот внезапно словил.

— Просто странно, — ответил тогда Ваня сдавленно, глядя мимо Лёхи куда-то в стену. — Тебе не стрёмно вот так, при всех?

То есть наедине с Лехой он не затыкался, а среди народа хранил загадочное молчание, делая крутой и отстраненный вид, будто выше всех этих предрассудков, а, оказывается, вон оно чё, Михалыч. Ванечка наш стесняется!

— Вот так? — усмехнулся Лёха и ткнулся в его губы, а тот лишь нервно сглотнул и юркнул за дверь туалета. Все с ним Лёхе стало ясно. Филолог, блин. На словах, как говорится, он Лев Толстой...

Лёха-то ведь не стеснялся. Если б спросили прямо: господа, а чем вы там вдвоем занимались в чуланчике? Так бы и ответил: сосались, а что, ты тоже хочешь? И если б Артурчик его хоть раз прямо спросил о том, почему за эти два года Лёха его ни с одной девушкой не познакомил, аналогично бы врать не стал. Но нет, тот молчал до последнего и по-любому же придумал себе целую историю! И стоял теперь весь деревянный, будто на измене, Лёхе аж смешно стало.

— А ты как думаешь? — поинтересовался он у соседа, устало плюхнувшись на табурет.

— Ну... Что у тебя там, может, любовь всей жизни в деревне осталась или, может, ты меня стесняешься, поэтому ни с кем не знакомишь.

— А с чего мне тебя стесняться? Ты нормальный! — удивился Лёха. Не то что некоторые, хотелось добавить.

Была у Лёхи со школы большая любовь, Анечка, с которой они только за ручку держались и невинно целовались под фонарём перед забором, когда он ее до дома провожал. Да только как поступать разъехались, все сошло на нет. Даже секса прощального не случилось, так и уехал Лёха в большой мир восемнадцатилетним девственником. Это тут уже все попробовал и даже распробовал чуть, испугался поначалу своих пристрастий, но как-то быстро себя переборол. Все дело в работе, думалось Лёхе, — на кортах постоянно крепкие подкачанные парни, громко кричат, дышат, в раздевалке после них сладко-душно от липкого запаха пота и влажно из душевых, мысли всякие в голову сразу лезут. А потом скорешился там с одним инструктором и пропал в полугодичном секс-марафоне — с пацанами общий язык оказалось найти намного проще, — чуть первую сессию не завалил. Артурчика, только-только пообвыкшегося с Лёхиной прямотой, такое бы в шок, наверное, повергло. Так что нет, не то чтобы стеснялся, а о друге, можно сказать, запарился. Когда его коллега по сексу уволился из их спортклуба, Лёхе больше и некого было бы приводить в качестве пары. Чисто пацанские посиделки под пиво, не более того. А Ваню вот захотел вдруг и пригласил.

— Я Ванька позвал, чтобы показать, что мы не в ссоре, — объяснил Лёха. — Чтобы не трепались больше.

— Да, — кивнул сосед. — Но теперь все другое подумали.

— Пусть думают. Тебя это напрягает, скажи честно?

Артурчик замялся. Ну только не говорите, что Лёхин сосед — гомофоб там какой-то!

— Ну... — неуверенно протянул он. — Если ты прям точно, прям сто процентов...

— Что? Педик?

— Нет, если ты прям сто процентов поклянешься, что не бил его...

— Да блядь, Артур! Лапшу с ушей сними уже, а! — Лёха в сердцах брякнул кулаком по столу, и Артурчик вздрогнул. — Если я его прям при тебе засосу, ты мне поверишь? Собака-подозревака, блин.

Артурчик покраснел, почесал свой волосяной шлем и несмело пробубнил:

— Если только с языком...

— Ах, ты жучара хитрый! — хмыкнул Лёха, подскочил к нему и накинулся, делая вид, что вот сейчас будет целовать. Артурчик пыхтел, отбивался, но под конец уже задыхался от смеха, потому что Лёха беспощадно его щекотал.

— Хватит! Верю! — из последних сил простонал запыхавшийся сосед, и Лёха его пощадил. Странно, что к Артурчику он никаких физиологических влечений не испытывал, хотя тот и был плюшевый и уютный, так и хотелось ткнуть его пальцем в мягкую бочину, что Лёха периодически делал.

А вот потрогать совсем по-другому хотелось именно Ваню. На прощание Лёхе удалось подцепить его за задницу, под общий ржач пропев «пока, мой сладенький», и увидеть этот клевый неравнодушный румянец на Ваниных щеках. Странно, что Ваня смущался всех этих публичных штук, даже шуточных, а наедине позволил себе ого-го как много. И с кулаком, и с языком. И еще страннее было то, что его друзья реагировали на все это абсолютно спокойно. По крайней мере, не триггерились, как до этого от сплетен об их драке. Почему так — Лёхе теперь очень хотелось выяснить и как можно скорее продолжить то, на чем они остановились.

***

Достичь желаемого оказалось не так-то легко — приближалась гребаная сессия, и воскресенье Лёха потратил на учебу, почти половину недели — на зачеты, а по вечерам впахивал в спортзале, убирая то открытый корт, то помещения и душевые. Ваня ничего не писал, да и в универской беседке поутихли, не до сплетен людям стало. Оно и к лучшему. Лёха долго мозолил глаза на странице Савченко и руку по ночам перед отбоем, а внутренний душевный зуд все не унимался. После тусы он чувствовал такое окрыление, эмоциональный подъем, что ли, как будто народ за них все решил своими глупыми выводами, от этого было радостно, словно откуда-то свыше Лёхе что-то такое разрешили, выдали права на Ваню, типа делай с ним и дальше, что вы там втихушку делали. Но сам Савченко при этом так же по-тихому слился и признаков даже банального дружелюбия не подавал. Поэтому, не выдержав трех дней радиомолчания, Лёха нажал таки под аватаркой Сиара на «добавить в друзья» и стал ждать, как обычно лежа на постели и листая ленту с мемами, чтобы хоть как-то угомонить свой нервяк. И шутки, как назло, попадались самые топовые. Хохотнув над особо упоротой, Лёха нажал «поделиться» и отправил ее Ване: «Когда целовался с девушкой, и у нее встал. Все равно люблю ее».

Минут через десять щелкнуло сразу два уведомления — о добавлении в друзья и новом сообщении. Лёха сразу почувствовал себя королём ситуации, расправил ухо и приготовился внимать сладким Ваниным речам, но вместо голосовухи Ваня просто написал: «Тебе опять рассказать, как я дрочу? Или показать?» В смысле — показать? У Лёхи аж глаз дернулся. «А че, так можно было???» — написал он в ответ, но Ваня только скинул хитрый стикер. Лёха закипел. В хорошем смысле, конечно, — не в черепной коробке пока что, а с другого конца, там, где на трусах образовалось мокренькое пятнышко от упершейся в ткань головки члена. Кто бы мог подумать, что он, Коннов Алексей, заведется до стояка от какого-то там хитрого стикера! Кто бы мог подумать...

Насчет «показать» Ваня, конечно же, прикалывался. Не станет же он скидывать Лёхе свои дикпики. Только если видео. С процессом и — обязательно — со звуком. Потому что, во-первых, просто так на чужой член смотреть было бы не интересно, а вот если поучаствовать хотя бы бесконтактно — совсем другое дело. А во-вторых, у Вани, оказывается, есть некая скорлупа, но не как у вареного яйца, а скорее, как у грецкого ореха. Или кокоса — просто так не расколешь, что у него там в башке происходит. Что-то подсказывало Лёхе, что Иванушка свою внутреннюю Алёнушку легко в обиду не даст, хотя именно эта доступная недоступность подмывала провоцировать его и дальше. Ведь сам Лёха уже очень сильно спровоцировался, даже почувствовал, как покраснел наконец и на лице, жалея, что не может узнать, так же ли заводится от их общения Ваня или просто развлекается. С одной стороны, Лёху немного пугала мысль, что его сейчас пошлют, но с другой, а что он, в конце концов, теряет? Кто не рискует, как говорится, тот срет кирпичами. А Лёха уж точно был не из робких. Не откладывая член на потом, он, вместо того, чтобы по классике написать Ване ответ, открыл контакты и набрал его номер.

— Да, — раздалось спустя пару секунд приятно-хриплое и долгожданное.

— Алло, это прачечная? — хмыкнул Лёха, довольный собой.

— Нет, это Министерство Культуры, — тоже весело пробормотал Ваня со своим характерным прононсом. — А что вы хотели, уважаемый?

— У меня из-за вас все простыни попортились. Ну тогда, раз вы Министерство Культуры, покажите мне что-нибудь некультурное.

— Что, например?

— Ты сам знаешь что, — проговорил Лёха еще смелее и увереннее, сменив интонацию с шутливой на серьезную.

— Это игра в крокодила? — проворковал Ваня.

— Не-а, это игра в ручного змея. Выходные скоро. Чем будешь заниматься?

Ваня издал задумчивое мычание и зевнул, отчего у Лёхи буквально чуть сердце не вывалилось из трусов. Так странно было с ним разговаривать, понимая, что сейчас все очень легко может перейти в иную плоскость общения. Но в то же время и простые перешучивания с подтекстом уже доставляли какое-то мазохистское удовольствие.

— Может, ты хотел спросить, чем мы будем заниматься? — мечтательно ответил Ваня.

— А насколько извращенец персонаж у тебя там на лбу сегодня?

Лёха был на пределе своих ораторских способностей — вот так иносказательно прощупывать почву. Проще, конечно, в лоб спросить, но настроение по телефону было какое-то игривое. Гейское какое-то. Вот если Ваня сейчас язвить бы начал, то Лёха тоже за словом бы в карман не полез, в трусах ведь нет карманов. Точнее, в плавках один кармашек как раз для того, чтобы сразу вывалить как есть. Но собеседник с той стороны, кажется, находился в интересном расположении духа, и Лёхе вдруг подумалось, неужели Ваня действительно рад этому звонку?

— Благодаря тебе хуюша прилепился ко мне надолго, — мурлыкнул тот, и Лёха аж залыбился от радости.

— Это ж теперь мое тотемное животное! — признался он. — Чё, Ванюша-хуюша, мотнёшься со мной в центр на выхах?

Ваня снова задумчиво хмыкнул, но ломаться не стал, договорились в этот раз на вечер пятницы возле тц-шки. Настроение у Лёхи сразу приподнялось еще больше и прилипло к животу. Прощаться не хотелось, особенно когда можно было слушать Ваню в режиме онлайн, и ничего лучше, чем спросить о причине прогула физры, Лёха не придумал. Надо же было как-то налаживать общение со своим будущим парнем, узнать его там получше со всех сторон, прежде чем в трусы лезть. Ваня и тут не слился и после недолгих расспросов, хоть и суховато, но рассказал, что полсеместра по ночам гонял в «Апексе», а ОФП первой парой с утра часто просыпал.

— Да как так-то! Ты же отличник, ты же до ночи зубрить должен! — не выкупал Лёха. А Ваня на это вдруг ехидно усмехнулся:

— Ты так в этом уверен, Лёша?

— С тобой, блядь, я уже ни в чем, кроме одного, не уверен, — выдохнул Лёха, повернувшись на бок и зажав трубу между ухом и подушкой. — И вообще, ботан из тебя какой-то неправильный.

— Это почему?

— Ну, ты одеваешься не как ботан, ты очевидно на спорте и не слушаешь всякую ботанскую фигню типа десятой рапсодии Шекспира. И для ботана ты какой-то слишком...

— Придурок? — хмыкнул Ваня.

— Я хотел сказать, четкий. Ну да, и придурок тоже. И как ты со всеми этими Прохорами только контачишь, я в душе не ебу.

Ваня вздохнул, завозился, зашуршав чем-то с той стороны, по ощущениям, словно придвинувшись ближе к динамику, и Лёхе вдруг стало так уютно, аж захотелось накрыться одеялом с головой, что он тут же и осуществил.

— Ну, они мои друзья... — пробормотал Ваня. — Знаешь, Лёш, я решил, что когда пойду в универ, начну все по-другому. Короче, лови крутой лайфхак. Чтобы повысить успеваемость, иногда полезно просто тусить с теми, кто успевает. Типа вот идут они в библиотеку, и ты с ними идешь. Сидишь вместе в столовке с домашкой, когда между занятиями окно. На семинар по парам разбиваешься и так понемногу прокачиваешься. Типа как в «орехе» с адекватными тиммейтами, которые не крысятся, лутаясь по углам, а реально протектят, когда нужна помощь. Меня же старостой назначили не потому, что я весь такой ботан, я ж вообще еле проходной балл набрал.

— А почему? — тут же спросил Лёха. Лежать, сопеть в трубку и слушать Ванин голос было так по кайфу, что хотелось задавать ему все вопросы подряд, лишь бы трещал, особенно про себя и такое, о чем Лёха бы в жизни не догадался.

— Потому что после зачисления летнюю отработку в августе я тоже прогулял! — хрипло засмеялся Ваня. — И меня типа так наказали.

Лёха, честно говоря, от таких откровений охренел немного, но поржал. Это было неожиданно и почему-то мило. Не каждый пацан может сказать, мол, не, Лёх, я не ботан, я дебилоид каких поискать. Но одно точно: Ваня оказался пусть и не зубрила, но прошаренный как минимум. И задротил, судя по всему, совсем не на учебе, а за компом в онлайне. Интересно, как он сейчас, с рукой-то? Если кистью двигать, водя ручкой по бумаге, еще худо-бедно можно, то вот мышкой орудовать уж точно сложнее. Наверняка страдает без игры.

— Да, жаль, сейчас ты так не поиграешь. Левой-то ведь не особо удобно, — постарался поддержать Ваню Лёха. Ни с другими, ни с собой, хотелось добавить, но это было бы уже чересчур.

— В каком смысле?

— Ты ж почти в гипсе! Тяжело живется одноруким бандитам, да?

— А, ну да, — Ваня, грустно вздохнув, вдруг замялся. — Очень тяжело.

— И как рука?

— Да никак.

— Че так? Болит?

— Нет, просто неудобно все левой делать, сейчас вот, например, приходится выбирать: держать левой либо телефон, либо член.

Лёха проглотил скопившуюся от сексуального голода слюну. Ваня по ту сторону вдруг притих, слышно было только его дыхание, фонящее через динамик, и у Лёхи в яйцах нестерпимо заныло. Или он издевался, или правда разоткровенничался так, что шутки перестали быть шутками. Лёха, собрав всю свою восемнадцатисантиметровую волю в кулак, выдохнул без тени юмора:

— Может, тебе, это... Протянуть руку помощи?

Ваня неуверенно замычал, но, как Лёхе показалось, будто завелся, потому что так хрипло мычат только от кайфа.

— Лёш, чуть раньше ты сказал, что кроме одного, со мной ни в чем уже не уверен. Кроме одного чего?

Ишь ты, какой, хмыкнул Лёха. Все ему расскажи да покажи. Хотя и о себе он мог сказать так же, так что решил не увиливать и пояснить по существу:

— Мутный ты тип, Ванёк. Перекрываешься, какие-то ботанические схемы проворачиваешь, при людях щемишься, а когда мы вдвоем были, ты наоборот такой активный, аж, блядь, все потом болело от облома. А эти шутки про догги-стайл вообще меня добили, — признался Лёха. Ну, и раз уж пошла такая пьянка, решил сказать как есть и главное. — Поэтому я только в одном могу быть уверен, тех двух минут с тобой в чулане мне пиздец как не хватило.

— О... А что бы ты сделал, если бы у нас был час?

— Если бы час... — Лёха прислушался к шагам соседа за дверью, топавшего на ночь глядя в сортир, и перешел на полушёпот. — И если бы нам никто не мешал и не торчал за стенкой... Я бы прям там тебя за жопу как следует помацал, не отказал бы себе в удовольствии.

— А еще?

Лёха завелся. Он живо себе представил, что вот они стоят в темной комнате, никто не ломится, не ждет за дверью, Ваня с его рукой наперевес не мешает Лёхе лапать все, что хочется, залезть под футболку, сдавить бока, потрогать прессуху, косые мышцы, может, даже облизать что-нибудь покруче маленьких твердых сосков, которые он себе тоже уже напредставлял.

— Задрал бы тебе футболку и там бы пощупал тоже. И облизал.

— А потом? — Ваня сопел в трубку, рвано выдыхая, так что Лёха все понял и тоже стал медленно двигать ладонью вдоль члена, гоняя кожу по стволу прям насухую. От осознания того, во что вдруг вылился их весьма невинный и шутливый ночной созвон, у Лёхи нехило так шишка дымилась и мешала мыслить ясно, он бормотал почти не думая.

— Потом я бы заценил твой хер, все бы там помял тоже, пока у тебя с конца не начнет капать.

— Угу. Дальше, пожалуйста...

— И я развернул бы тебя мордой в стену, потрогал бы как ты любишь, ну, как ты мне рассказывал, рукой сзади поделал.

Слово «простата» у Лёхи язык не поворачивался сказать, да и вообще уже заплетался, а под одеялом стало невыносимо жарко дышать, поэтому все, на что его хватило, было «И потом я бы тебя трахнул» под аккомпанемент самого горячего, покруче, чем в любом спортзале или секс-марафоне, стона, который Лёха только слышал в своей жизни.