Это утром было иным ‒ солнечным изнутри, солнечным снаружи: сегодня возвращаются парни. Радости добавил и тот факт, что проснулась я поздно, лишь к полудню (сказалась бессонница) и, значит, час нашей встречи приблизился.

Отлично. Приму душ, приведу себя порядок и возьмусь составлять список продуктов для ужина. «Лучше мясной рулет, отбивная или ребрышки?» Однозначно не курица и не рыба – мне вспомнились самолет и форма стюардессы. Я улыбнулась. Потянулась, свесила ноги с постели и… зазвонил телефон.

Я не любила незнакомые номера. Этот выглядел частным, не тем, с которых обычно звонили с маркетинговыми предложениями и из сферы социальных услуг. Значит, не банк, не страховая, не очередной интернет-провайдер. Тогда кто?

За трубку я взялась неохотно и лишь потому, что мелькнула мысль: «Вдруг это Тэ или Гук?» Вдруг у них такие обстоятельства, когда позвонить можно только с чужого телефона? И лишь поэтому нажала «ответить».

‒ Руби Дженни? – без приветствия послышался незнакомый мужской голос.

‒ Да. – Признавать свою личность мне не хотелось, но собеседник уже, очевидно, знал, с кем говорит. – Кто вы?

‒ Я Дон Уён, и у меня для вас интересное предложение…

‒ Меня не интересуют никакие предложения. – «Все-таки маркетинг».

‒ Ну и зря, ‒ собеседник был прямолинеен и нагл. Слишком нагл для клерка сетевой службы, которые обычно вежливо лебезили. – Я работаю в организации «ТриЭс», знакомое название?

Знакомое. Вдруг показалось, что по комнате пробежал сквознячок. Что-то случилось с ребятами? Что-то плохое? «Ранили, … убили?» К последнему слову не хотелось прикасаться даже мысленно, оно существовало в некой Вселенной, которую хотелось отодвинуть от себя на световые парсеки.

‒ Что у вас для меня за информация? – он, вроде бы, говорил о предложении. Да и говорил радостно, таким тоном не сообщают трагические известия.

‒ Информация по поводу Чона и Кима. Вы ведь хотите ее услышать?

Куда-то неприятно провалилось сердце.

Он назвал единственные кодовые слова, способные спровоцировать меня согласиться на встречу.

‒ Да. Где, во сколько?

Мне продиктовали адрес.

* * *

В этом кафетерии я раньше не бывала. А если бы побывала, никогда бы сюда не вернулась. Пустынный зал, распахнутые окна, качающиеся от ветра занавески. Медлительный полноватый парень за стойкой; слишком темные столы и атмосфера неуютной столовой. Может, не столовой, но забегаловки, куда заходят не за эстетикой и удовольствием, а затем, чтобы «что-нибудь закинуть в топку». Потому я сразу отказалась от меню, как только его предложили.

Уён оказался человеком среднего возраста. Да, в той же форме, в которой мужчины вчера уехали из квартиры, с нашивками, фирменными карманами, ремнем от кобуры. И я какое-то время рассматривала вышивку «ТриЭс» на его груди, после ‒ лицо. Не отталкивающее, но и не слишком приятное: близко посаженные темные глаза, перебитый, но довольно ровно сросшийся нос, темная щетина. Волосы короткие; под щетиной возле рта выпуклая бородавка. Почти скрытая растительностью, но все равно напоминающая шляпку проклюнувшегося сквозь траву шампиньона.

‒ Вот вы какая, значит, ‒ Руби Дженни … Занятно.

Меня рассматривали со странным довольством, как скаковую лошадь, на которую собирались сделать ставку.

‒ Вы… Уён?

Мне хотелось эту встречу завершить как можно скорее. Покинуть кафетерий с невнятным названием «Камус», забыть про эти столы и смешанный запах дешевого съестного, долетающий с кухни.

‒ Верно. Желаете чая, кофе, чего-нибудь покрепче?

Покрепче? С утра?

‒ Нет, благодарю. Так для чего вы хотели меня видеть?

Я все еще боялась, что он сообщит мне нечто ужасное. Понимала, что этого, наверное, не случится – не та атмосфера, не тот вид, ‒ однако мне требовалось знать причину нашей встречи наверняка.

‒ Для чего?

Уён подался вперед, и я только сейчас заметила, что снаружи, стоя к окнам задом, находится еще один «триэсовец» ‒ видимо, напарник Дона. Гук когда-то обмолвился, что всего в организации двадцать четыре «пары» служащих. Теперь, очевидно, я увидела вторую.

‒ Для того, чтобы поздравить, видимо.

‒ С чем?

Дон растягивал слова, всем своим видом подчеркивая, что он никуда не торопится. Я же отвечала сухо, как учительница со стажем.

‒ С тем, что ваш договор с Чоном и Кимом принес такие замечательные «плоды». И в столь короткие сроки.

Я терялась. О каких «плодах» речь? Каком договоре? Уён воспринял мое молчание положительно, улыбнулся, явив желтоватые зубы.

‒ Вы ведь с ними «подписались» на семь дней?

«Подписалась» ‒ дурацкое слово. Оно мне не нравилось, как и тема разбора моей личной жизни.

‒ Вам, простите, какое дело?

‒ Самое что ни на есть прямое. – Вообще-то, если бы мы встретились на улице при других обстоятельствах, этот мужчина не вызвал бы во мне никаких чувств – ни положительных, ни отрицательных. Довольно крепкий, даже по-своему мужественный (правда, совершенно не мой типаж), сильный, жилистый. Но сейчас у меня к нему копилось иррациональное отвращение. – Простите, как Вы этого добились с ними? Или… они с Вами?

Он смотрел на меня чуть восхищенно и похотливо, будто уже представлял, как вскоре наложит на меня руки. И я не знаю, почему и зачем я незаметно потянулась к телефону и долгим нажатием на боковую кнопку, не вызывая приложения, включила диктофон. Наитие, сработавшее предчувствие, может быть, но этот разговор я хотела записать.

‒ Как они добились со мной… чего? – поинтересовалась глухо, убедившись, что сотовый лежит там, где отлично ловит речь.

‒ Контура! – обрадованно пояснил Уён. И что-то во мне в очередной раз провалилось вниз. Откуда он знает? Ведь это случилось совсем недавно. Неужели Контур оставляет на людях след, заметную энергию?

И не могла не спросить вслух:

‒ Откуда… вам это…

‒ … известно? – продолжил «триэсовец» за меня. – Ведь сработал прикроватный датчик. Вы его не слышали? Он установлен во всех наших спальнях для того, чтобы уловить и зафиксировать эту специфическую энергию, если она появится. Вот у них появилась. С Вашей помощью.

Теперь мне совсем не нравились его щетина, выпуклая бородавка и желтые зубы.

‒ К-какой… датчик?

И Уён с готовностью, будто всегда носил его при себе, достал из сумки, стоящей у ножки стола, то, что я когда-то приняла сначала за колонку, после ‒ за детектор дыма. Странную «мини-станцию» без кнопок. Именно она тем утром пищала в спальне Кима, точнее, пищали они обе, когда… мы… в общем… Я сглотнула. Вспомнилось, что вторую «прихлопнул» Гук…

Мне было не по себе. Расползался внутри дискомфорт, чувствовалось, что ничем хорошим этот разговор не закончится.

‒ Так они вам не пояснили? – Дон был «сама любезность». – Не пояснили, что Вы помогли им пройти очень сложный экзамен по нейропсихологии, получить высший бал? Он обязателен для служащих высшего состава. Нет, они красавчики, конечно, первыми его прошли, они вообще любят быть первыми. И сразу же взяли заказ категории «А». А Вы знаете, что эти заказы оплачиваются в пятикратном размере?

Я вдруг почувствовала, что вспотела. Мне было жарко и холодно, мне было муторно.

‒ …Дают такие заказы только специалистам, обладающим идеальными познаниями в психологии, способным получить нужный результат от любого человека – военного, гражданского. Женщины…

И снова этот липкий взгляд. У меня было такое чувство, что меня медленно обмазывают грязью. Набирают полную пригоршню и размазывают по моей коже.

‒ Вы были первой, с кем они попробовали, и сразу удачно, надо же… Даже недели не понадобилось.

Он наклонился, чтобы спрятать «колонку» обратно в сумку, а мне хотелось его чем-нибудь огреть по голове. Потому что этот тип медленно и неотвратимо спихивал меня из реальности, где царили мир, любовь и покой, туда, где властвовали предательство, ложь и «пользование». Сползать в эту реальность мне отчаянно не хотелось, но уже трескался между этими мирами хрупкий и дешевый пластик.

«Заказы категории А. Оплачиваемые в пять раз выше…Идеальное знание психологии» ‒ во рту появился прогорклый привкус. Все это не может быть правдой. Ведь не может?

Насколько бы я не чувствовала себя растерянной и униженной сейчас, я не собиралась радовать Дона проявленными вовне реакциями и потому выражение на лице сохранила почти равнодушное.

‒ Вам до всего этого… какое дело?

Теперь мне очень сложно было разжимать зубы для озвучивания вопросов, сложно было продолжать какой-либо диалог.

‒ Ну как же? Я хотел бы первым, кто предложит Вам, раз Вы освободились, перейти в новую пару…

Меня только что пригласили… работать проституткой? Шлюхой по добыванию «контуров»?

‒ Кто сказал, что я освободилась? – Я все еще верила в наши чувства, я очень пыталась.

‒ Ой, только не глупите… Вы действительно думаете, что они вернутся сегодня и предложат Вам остаться? Что ваш, кхм, простите, «союз» имеет шанс на дальнейшее существование? Они получили от Вас все, что хотели.

«А мы еще нет» ‒ закончило за него молчание. И поворот головы туда, где за окном ждал толстожопый напарник. Нет, он не был официально «толстожопым», но есть такие мужики, которым мышечная масса не мешает смотреться толстыми. А у этого штаны цвета хаки натягивались на заднице так, будто в трусы были вложены два больших пельменя.

‒ Вот, значит, как?

Дон не замечал ни моей холодности, ни моего цинизма. Вероятно, списывал все это на «набивание себе цены».

‒ А что? Как бы хорошо они Вас ни содержали, мы будем не хуже. У нас все отлично с добром на кредитках и в штанах…

Сейчас он был непередаваемо мне противен.

‒ Рада за вас.

‒ Зато… ‒ Уён попытался накрыть мою руку своей, и я отдернула ладонь, едва не спихнув со стола сотовый, ‒ я, в отличие от Чона и Кима, с Вами предельно честен. И условия сделки предложу куда лучшие. Мы предложим…

«Толстожопый», которого только что упомянули, даже не поворачивался. Он был чернявым, «махровым», из той породы, у кого по всему телу волосы, и мне не хотелось видеть его лицо.

‒ Я правильно понимаю, что вы хотите, чтобы я обеспечила вас высшим баллом посредством получения «контура» в постели?

«А после перешла в следующие руки?»

‒ А то! Вы же умница.

‒ Не заинтересована.

Теперь лед в моем тоне сложно было не заметить. В ту же секунду жестче сделался и Дон.

‒ А Вы не торопитесь с решением. Подумайте. – Из его кармана появилась визитка с номером телефона, проехала по столу по направлению ко мне. – Мы хорошо Вас обеспечим, потом какое-то время сможете не работать.

Мне было противно.

Мне было дерьмово.

Визитку я взяла лишь для того, чтобы концовка этого разговора не переросла в открытый конфликт. Положила в карман с ощущением, что кладу в карман картон, обмазанный поносом.

‒ Всего вам доброго.

‒ И Вам. Я жду звонка… Дженни.

Мимо напарника, стоявшего на улице, я пронеслась, не оглянувшись.

* * *

(Christine and the Queens – Safe and Holy)

Пусть я не показала своих истинных эмоций мужлану, сподобившемуся предложить мне «переехать» на новое место жительства, но теперь, когда я шла по улице, у меня было ощущение, что внутри меня дыра от пушечного ядра. Что через меня можно насквозь увидеть улицу. И чувство, будто из жаркого лета меня поместили в наполненный вакуумом холодильник. Дыхание есть, легкие работают, но вдыхаемого воздуха я не ощущала.

Опустилась я, удалившись от кафе, на первую попавшуюся лавочку и ошалела, когда поняла, что не могу больше представить лиц Чонгука и Тэхена. Память выдавала нечто размытое, словно прикрытое куском мутного пластика.

Кто они? Какие они? Могло ли быть все, что сказал Уён, правдой? Меня использовали?

Представились вдруг длинный холл организации «ТриЭс» и почетная доска на стене. А на ней ‒ под номером один, с нарисованной рядом золотой медалью, ‒ фотографии Чона и Кима. «Мастера нейропсихологии, победители теста». И мое фото ниже ‒ клячи, которая помогла им финишировать первыми.

Теперь все будут ходить, тыкать в меня пальцем и причмокивать языком? Размышлять, сколько ей нужно предложить, чтобы она «помогла и нам?» Та работа, тот заказ, который они взяли утром, был уже из категории «А», высокооплачиваемый? Грешно, наверное, отказываться от такого, нерационально.

Часть меня до сих пор не верила во все это, упиралась, как взревевший мул, не желала приближаться к воротам с надписью: «Все сказанное ‒ правда».

Но «колонка» у кровати оказалась датчиком. По две у каждого изголовья – в спальне Тэхена, в спальне Чонгука, ‒ я их видела. И как унизительно было лицезреть такую же, извлеченную из сумки Доном – контрольный в голову.

Мол, «не отвертишься теперь, крошка».

Толстая жопа в штанах цвета хаки за окном, нашивка «ТриЭс» на чужой груди.

«… это значит, что они мастера, умеющие добиться нужного им результата от любого человека – гражданского, военного. Женщины…»

«Ты смелая», ‒ говорил мне Тэхен.

Я не была смелой, я ощущала себя пустой.

И теперь не могла вообразить, как встречусь вечером с ребятами, как посмотрю на них, что скажу им. Не смогу ничего. Ужина не будет. Ничего не будет.

Сотовый так и работал на запись, я забыла его выключить.

Достала теперь, трясущимися руками нажала «стоп».

* * *

Вернувшись, я просто скидывала вещи в сумку.

Не зная, что является правдой и как много извратил в своих словах Уён, я, тем не менее, понимала, что встречаться с Чоном и Кимом не хочу. Не сейчас, не сегодня. Возможно, никогда – сложно было думать о времени, кипел внутри котел униженности, возмущения, негодования.

Хорошо, что вещей немного, хорошо, что я никогда не разбрасывала их по квартире. Что хозяева этих апартаментов будут есть на ужин – не моя забота. Меня здесь уже не было. Я и это место разделились невидимой преградой; пока я не была способна ни связанно думать, ни что-то решать. Только в приступе шквальной решимости чувствовала, что отчаянно быстро хочу отсюда убраться.

Пришлось войти в спальню к Тэхену, чтобы проверить, не осталось ли случайно на полу или кровати мое нижнее белье. Поднять одеяло, всколыхнуть в воздухе знакомые запахи. Взгляд упал на «колонку» …

Не знаю, что случилось со мной в этот момент, ‒ меня впервые прорвало на гнев, на ненависть, разум затянула пелена. Датчик «контура» я швырнула в стену с надрывным криком. Чувствуя себя безумной, подняла то, что от него осталось, что не рассыпалось на части, швырнула еще раз… Хотела взяться за второй, но ощутила, что уже не хватит решимости, что сейчас я сяду на пол и разревусь. Вдруг случайно раньше времени щелкнет замок и откроется входная дверь? Объясняться теперь ‒ все равно, что маяку и штормовому океану бросаться друг на друга. Победы не будет, разговора тоже. Только сип из легких, из простреленной души…

Сумку в коридор я выкатывала судорожно, наспех. Дверь захлопнула сильно, вперед, к лифту, почти бежала. И мерзла, как раненая.