(Iday – Lullaby)

Раннее утро. Тэхен спал. Действительно спал. Мерно вздымалась грудь, лицо расслаблено, ладонь под подушкой. Наверное, ночью было жарко, и я лежала, откатившись. И только поэтому сумела выбраться из постели, не разбудив его. Хорошо, что матрас плотный, почти не прогибается, хорошо, что полы покрыты коврами и нескрипучие.

Я все ждала Гука, подсознательно искала его, потому что ночью просыпалась несколько раз, надеялась ощутить его запах. Но запаха не было.

В квартире тихо, рассветный полумрак.

Мягкие домашние штаны и футболку я натянула, пока шла по коридору. А после увидела его, сидящего в гостиной на софе. Чонгука. Он открыл глаза, увидев меня, едва заметно улыбнулся.

И я сразу же забралась к нему на колени, усевшись лицом к лицу, прижалась, обняла. Где-то внутри боялась об этом спросить, но все же спросила:

‒ Ты… не пришел в постель?

Чонгук разрушил мои иллюзии касательно своей обидчивости вновь.

‒ Я только зашел в квартиру. Минут пятнадцать назад. Длинная была ночь, не хотел вас будить.

С ним было тепло. Мне не просто хотелось ‒ мне требовалось к нему время от времени прижиматься, чтобы ощутить: «все в мире хорошо». Поймать неосязаемое спокойствие на всех уровнях, почувствовать себя безусловно любимой. Не знаю, как он это делал, как умел, но вокруг него всегда сохранялась воздушная теплая аура, в которой таяли любые сомнения. И сидеть возле него я могла часами. Положить голову на плечо, закрыть глаза, ни о чем не думать – некий странный «засивон», во время которого ты просто беспричинно счастлив.

Вот только кольнула на уровне интуиции тревога ‒ а может, я просто что-то почувствовала. В конце концов, мы все трое учились ощущать друг друга глубоко. Вглядываясь в его лицо, я спросила:

‒ Тебя не ранили, нет?

Почему-то казалось, что это так. Болезненное чувство.

‒ Если и так, то уже почти зажило.

Мне привиделось вдруг, что где-то на далекой базе безымянный доктор наложил на ножевой порез на теле Чонгука под ребрами те же скрепки, что когда-то Тэхен ‒ мне на порванную ладонь. Замазал рану мазью.

‒ Правда?

‒ Правда.

Конечно, травмы – часть сложной работы, но к ней сложно привыкнуть.

‒ Уже даже не болит.

‒ Покажешь?

Но он лишь покачал головой.

‒ Я посплю. И останется такая же ниточка-шрам, как на твоей руке. Через сутки уйдет и она.

Я выдохнула тревожность. Хорошо, что у них есть чудо-медикаменты, хорошо, что они помогают быстро.

Гук смотрел тепло, гладил меня по щеке.

‒ Как прошел ваш вечер? Хорошо?

«Или очень хорошо?» ‒ смеялись в тусклом утреннем свете глаза.

Он прошел «хорошо», вот только слово это к нему не подходило: какое-то неточное. И «очень хорошо» тоже, хотя все было очень хорошо.

Безошибочно определив, в чем моя заминка с ответом, Чонгук уточнил:

‒Хотела бы повторить?

‒ Хотела бы. – Вот теперь я не сомневалась.

‒ Значит, все действительно хорошо.

Чонгук был рад. Он не выглядел усталым, но ощущался таковым на фоне. Наверное, при желании он мог бы работать еще сутки или двое без признаков утомления, но я знала: ему нужен сон.

‒ Поспи.

‒ Да.

‒ Хочешь… я с тобой?

‒ Нет, ‒ он всегда очень мягко улыбался. – Хочу, да. Но тогда до обеда мы будем заниматься не сном, а после ‒ до вечера дремать.

Хороший план, как по мне.

‒ Но, так как у нас сегодня для тебя намечен сюрприз, я бы предпочел до него выспаться. – Конечно, он был прав, и выспаться – верная идея. – И потому у меня будет к тебе просьба…

‒ Какая? – И какой сюрприз? Я не подозревала сегодня о «празднике».

‒ У тебя ведь нет с собой купальника? – Гук достал из кармана портмоне, вытащил оттуда серебристую кредитку – я как раз отрицательно качнула головой, нет, мол. – Сходи, купи себе самый лучший. И еще надувной матрас.

И кусочек пластика мне вложили в ладонь.

‒ Матрас?

‒ Да. «ПИН» не нужен. Не спрашивай, зачем, просто сделай.

‒ Хорошо. – Я смотрела на него какое-то время, зная, что скоро он уйдет спать. А хотелось насмотреться, налюбоваться. – Я соскучилась по тебе.

‒ Я тоже.

Хорошо, что он здесь, хорошо, что его всегда можно обнять.

‒ Я буду готовить завтрак, не разбужу тебя, если буду греметь посудой? Я постараюсь тихо.

‒ Не разбудишь, двери плотные. Оставь мою порцию в холодильнике.

‒ Конечно.

Я гладила его короткие волосы над ушами, затылок, шею. Чонгук всегда был бесконечно притягателен, на его коленях хотелось свернуться и мурчать кошкой.

‒ Пусть тебе снится хорошее, я буду ждать твоего пробуждения. И не забудь намазать свою рану чудо-мазью.

‒ Уже.

Прежде чем подняться с дивана, Гук подарил мне нежный протяжный поцелуй.

«У нас будет время на все. У нас есть время на все. Всегда, ‒ читалось по его ауре. – Ни о чем не переживай».

Будь я чуть более эгоистичной, я бы последовала за ним в спальню, подкатилась ему под бок, чтобы просто чувствовать его теплую руку на себе, позволила спать. Но не факт, что он позволил бы спать мне, и потому я лишь проводила его взглядом.

* * *

(Lifehouse – It is what it is)

Прежде чем проснулся Тэхен, я успела поплескаться в ванной, освежиться и начать жарить сырники. Решила сделать по максимуму, целую «горку», чтобы всем хватило. Я как раз стояла у плиты, когда Тэхен, привычно обнаженный наполовину, не успев появиться, направился ко мне. Сначала прижал ладони к моим ягодицам, плотоядно выдохнул, после, не спрашивая разрешения, развернул меня к себе лицом. Нагло задрал мою майку, присел, накрыл губами сначала один сосок, поцеловал, пососал, поиграл с ним языком, после произвел ровно те же действия со вторым.

И только после этого поднялся, вернул майку на место и сообщил:

‒ Вот это я понимаю ‒ «доброе утро».

У меня за пару секунд голова успела пойти кругом, и подобралось все женское естество.

‒ А через неделю ты меня будешь мягко трахать, пока я готовлю завтрак?

‒ Почему? – Тэхен смотрел невинно. – Почему через неделю? Долго ждать.

Я хлопнула его по голове прихваткой.

‒ Ты нагл до бесконечности.

‒ Я, между прочим, с самого первого дня об этом мечтал.

‒ Догадываюсь, о чем еще.

‒ Не догадываешься, покажу чуть позже, пока спешу.

Сырники на сковороде угрожающе зашкворчали, начали пригорать. Пришлось резко принять меры, перевернуть их, убавить огонь.

‒ Ты завтракать будешь?

‒ Нет, я разоспался благодаря тебе. А сейчас убегаю, вызвали из штаба.

‒ Значит, твою порцию тоже в холодильник?

‒ Значит.

Он дождался, пока я развернусь обратно, положил горячую ладонь мне на шею, притянул лицом к своим губам. Наградил на этот раз таким поцелуем, что отчаянно захотелось заняться непотребством прямо здесь и сейчас. Опустить на колени, например, стянуть с него эти бежевые штаны…

‒ Гук предупредил тебя о сюрпризе?

‒ Да. Дал кредитку, сказал купить купальник.

‒ Отлично. Побалуй себя всем, чем хочешь. Лимитов нет. Дома будь к трем ‒ тогда и увидимся.

‒ Для меня сегодня нет заданий?

‒ Сегодня выходной.

И он снова томно выдохнул, когда положил ненасытные ладони на мою грудь, когда нежно сжал пальцами соски. И этот взгляд полуприкрытых глаз, отливающий сталью и фразой «знала бы ты, что я хочу с тобой сделать», вышиб из меня все мысли.

‒ Скучай.

‒ Буду.

Я видела, чувствовала, что он меня обожает. Я обожала его тоже.

* * *

Купальник я выбрала яркий, с бахромой. Игривый, женственный, забавный – никогда такого не имела. На полу у кассы уже стояла коробка с надувным матрасом в виде плота и корзинка, куда я собиралась чуть позже сложить продукты «для пикника».

Продавщица, заметив мой набор, протянула с завистью и печалью:

‒ На отдых собираетесь? В отпуск?

‒ Короткий, ‒ отозвалась я.

‒ Везет! Наверное, там, куда вы летите, очень тепло.

Наверное. Пока я ехала в торговый центр, вспомнила, что ребята упоминали некий пляж – территорию отдыха. И портал туда. Потому как в городе пока весна, водоемы холодные ‒ не искупаешься.

‒ Иногда надо, ‒ улыбнулась я, не способная удерживать счастье внутри.

‒ Надо! Кто бы мне дал хотя бы отгул!

Меня провожали на выход взглядом, затуманенным мечтами о теплых волнах, мороженом, надувном мяче…

Кстати, о мяче. Где его купить, вдруг пригодится?

* * *

(Lyn Lapid – The Outsider)

Иногда ты попросту не знаешь, что о чем-то мечтаешь.

Оказывается, я мечтала об океане. О настоящем. Не о пруде, реке или море, а именно об океане – бескрайнем, бесконечном, вызывающем трепет и дрожь одним своим видом и звучанием слова. Океан. Лазурная гладь, прозрачная, как слеза, поверхность ‒ как у жидкого зеркала, плеск волн и шелест пальм – здесь было идеально.

Кто бы думал, что, доехав до неприметной заправки на седьмом километре от города и чуть углубившись в лес, можно использовать специальный ключ от портала и оказаться в раю. За много километров от привычной земли, за много тысяч километров. Хотя, ими ли измерялось расстояние на Уровнях?

Волшебное место – пейзаж-картинка из идеально-белого побережья, облизываемого кромкой прибоя, теплейшая вода; на берегу ‒ гамак.

Не знаю, сколько раз за последний час переворачивался мой надувной матрас и сколько «хохочущих» падений я совершила, но точно знала, что с таким удовольствием я не резвилась давно. Не бултыхалась в соленой воде, не отбрыкивалась с брызгами от «нападающих», не прыгала в воду с могучих плеч. На дне ‒ ни камней, ни водорослей: ощущение, что некий великан аккуратно прибрал дно с помощью волшебных граблей. Прочесал, причесал и остался мягчайшими подводными дюнами очень доволен.

От нас в стороны шарахались мелкие цветные рыбки; летал из рук в руки над волнами надувной мяч. Иногда он плюхался мимо игрока в воду, и за ним приходилось плыть.

А после я лежала, вытянувшись на огромном полотенце. Отдыхала, чувствовала, как в мои плечи, в спину мужские руки втирают защитный крем; слушала ветер и скрип стволов, плыла в неге вместе с облаками.

Наверное, в какой-то момент я уснула. Просто лежала, просто слушала счастливый мир вокруг, текла вместе с ним в неведомую даль, жмурилась душой от удовольствия. В какой-то момент совершенно растаяла сознанием, слилась с волной тихого блаженства и… проснулась, укрытая тенью большого пляжного зонтика. Кто его подтащил, когда?

Корзинка для пикника пригодилась. Сначала из нее исчезли арбузные и дынные дольки, после осталась лишь веточка от кисти винограда.

Теперь на полотенце сидели мы трое. Икры Тэхена покрыты светлыми волосками и песком, голые плечи лоснятся от солнца; волосы Гука треплет ветер, лежит на развитой мускулатуре груди его металлический медальон. Лепота.

‒ Я просто обязана раздобыть копию вашего ключа от портала, ‒ мечтала я вслух. – Чтобы сюда после работы…

Вот уж действительно: стоило ждать конца каждого рабочего дня, зная, что после сможешь понежиться пару часов на берегу.

‒ Проблема не в копии ключа, хотя в ней тоже, ‒ отозвался Чонгук, жуя палочку от фруктового канапе. – А в том, что это место зарезервировано, как зона отдыха для служащих «ТриЭс». Время каждый столбит заранее, и это означает, что, если ты окажешься здесь в неурочный час и без предупреждения, можешь наткнуться на других мужчин. Или компании.

Э-э-э, нет, такой вариант мне не подходил.

‒ А эта зона отрезана от общего мира?

‒ Имеет невидимое ограждение, да. Сюда не могут случайно забрести туристы или местные жители. Если они здесь есть.

‒ А где этот рай вообще находится территориально?

‒ Кто бы знал.

Тэхен отдыхал, вытянувшись на песке и опершись на локти. Слушал наш разговор и мерный плеск океана, подставив лицо солнцу.

‒ Лучше с нами, ‒ вклинился он, не открывая глаз, и на лице его привычно заиграла улыбка.

Лучше с ними, в этом я была согласна. Все, что угодно, лучше с ними.

‒ Здесь… обалденно.

Наверное, глубину моей благодарности выдал дрогнувший голос, и Чонгук накрыл мою руку своей с одной стороны, а Тэхен коснулся ладони с другой.

И стало совсем хорошо. Как в далеком прошлом, когда настоящая дружба всегда без прикрас, когда у тебя есть те, на кого можно в любой ситуации положиться. В этот момент, как никогда раньше, мне ощутился наш союз. Сплоченный, крепкий, единый. И стало понятно, что любить и дышать счастьем могут трое, что цифра не важна, чужое мнение тоже. Если сердце допускает, разум его решения принимает с вдохновленным кивком.

Все просто.

Солнце клонилось к закату; я лежала, слушала волны; Тэхен и Чонгук пытались рыбачить. До меня долетали их голоса. Изредка я поднимала голову, чтобы увидеть, как они сначала мастерят гарпун из подручных средств, после пробуют его, стоя по бедра в воде. Стремительно ныряла, посланная сильной рукой, палка с наконечником, но рыба всегда оказывалась проворнее. По крайней мере, добычи я не наблюдала. Почти закончилась питьевая вода в корзинке; розовел вечерний свет над океаном. Чтобы не упускать счастливые моменты, я поднялась, поволокла за собой надувной матрас к кромке воды. Запрыгнула на него; когда отдалилась на глубину, лениво погребла руками. Как же хорошо опускать ладони в теплую воду, как хорошо покачиваться на податливой волне, как хорошо жить.

В какой-то момент ко мне подгреб Тэхен, вынырнул из-под воды, вытер лицо рукой. Его светлые волосы чуть потемнели от влаги, но остались все равно с серебристым отливом, стрелки ресниц слиплись.

Я порадовалась ему.

‒ Только не топи, ‒ попросила, улыбаясь.

Он сложил локти на мой матрас – красивый, мощный «русал» с жесткими чертами лица, сейчас смягченными улыбкой.

‒ Не буду. И утоплю любого, кто попытается утопить тебя.

Так забавно было слушать его шутки, которые не шутки. Здесь, где берег облизывал безмятежный океан, все воспринималось легко.

Сколько-то мы качались на волнах вместе, вздымался и опускался, следуя за ходом волн, мой матрас. Покачивался рядом Тэхен.

‒ Знаешь, я хотела тебя кое о чем спросить…

Терзал меня один вопрос со вчерашнего дня.

‒ Спрашивай.

‒ Перед тем, как я уснула накануне, мне показалось, что я услышала от тебя фразу. Про мою… «прекрасность».

‒ Так в чем заключается твой вопрос?

У него глаза хитрые и глубокие. Я не удержалась, провела пальцами по его шероховатой от щетины щеке.

‒ Мне эта фраза послышалась? Или прозвучала на самом деле?

‒ У нее был хороший смысл, тебе понравился?

‒ Да.

‒ Тогда какая разница? Просто наслаждайся ей.

‒ А ты хитрец…

‒ Еще какой.

В глазах ‒ смешинки; руки сложены одна поверх другой на надувном боку. Мы помолчали снова.

‒ Как быстро темнеет… Мы так долго здесь пробыли? ‒ спросила я, наблюдая за живописным небом, преобразившим себя всполохами синего и розоватого.

‒ Нет, здесь просто другой часовой пояс. В следующий раз придем сюда пораньше.

Здорово. Хотя бы на часок загодя, чтобы уж наверняка утонуть в счастье.

‒ Пора собираться?

‒ Скоро.

И Тэхен, как буксир, потянул мой матрас к берегу. Я же улыбалась, глядя в далекое красивое небо и ощущая себя морской звездой.

Ушли мы не сразу: все смотрели, как прогорает горизонт, как опускаются на остров сумерки – мне почему-то верилось, что это именно остров.

‒ Здесь, когда темнеет, светится планктон. И кажется, что у тебя под ногами розовое золото.

Хотелось бы на это посмотреть.

‒ Красиво, наверное.

‒ Красиво.

Мне виделись чужие ноги, обнятые облаком светящегося песка. Наверное, здесь тепло даже ночью.

‒ Сколько до матча? – Теперь травинку жевал Тэхен.

Гук взглянул на часы.

‒ Сорок пять минут.

‒ Может, успеем куда-нибудь зарулить поужинать? Я голоден, как черт…

‒ Вообще-то, ‒ вклинилась я, ‒ я сегодня сама хотела приготовить ужин. Заранее купила мясо, панировку, рис, овощи. Сумеешь подождать часок?

Тэхен смотрел на меня ласково, и его вечная нагловатая улыбка в угасающих лучах солнца казалась чарующей.

‒ Чтобы попробовать твой ужин, я готов ждать гораздо дольше часа.

Приятно, тепло.

‒ Вот и отлично. – Чонгук чмокнул меня в плечо, поднялся первым и подал мне руку. – Откроем пока пиво перед телевизором, еще остались фисташки.

‒ Только не перебивайте аппетит! – возмутилась я.

‒ Ни в коем разе. Наш аппетит неутолим.

Они смеялись. А я знала, что навсегда заберу кусочек этого океана и этого момента с собой в сердце. И что даже тогда, когда я однажды физически закончусь, перетеку во что-то бесплотное и сияющее, память об этом вечере будет длиться во мне бесконечно.

‒ Уже первые звезды высыпали…

Действительно, стоило поднять голову, можно было разглядеть далекое мерцание на синем своде купола.

‒ К машине?

Кто-то принялся сдувать матрас, кто-то ‒ отряхивать полотенце от песка. Я же, прежде чем помогать собирать вещи, все стояла у воды с надувным мячом в руках.