Оказывается, я давно не гуляла с мужчиной. Когда просто прогулка без цели и направления, когда твоя рука тонет в теплой ладони в полтора раза больше твоей, когда вдруг жизнь прекрасна. Не нужно ни завтра, ни вчера, потому что рядом шагает кто-то, с кем тебе делается мирно во всех слоях мятежной души. Прекрасный Чонгук, знал ли он, насколько успокаивающе действует на меня? Высокий, крепкий… идеальный. Меня до сих пор пугала мысль, что когда-то я могла поехать вниз другим лифтом, что эти парни, например, спустились бы по лестнице, что мы разминулись бы у входа интервалом в несколько секунд. Некоторые вещи попросту не должны происходить. И да, не зная о том, что они существуют, я бы все равно где-то внутри по ним скучала, не осознавая причину тоски.

А теперь она ушла ‒ тоска. Ее смыло летним дождиком, блестел внутри меня чистый асфальт, и пахло безмятежной свежестью. Я будто сделалась новой, совершенно чистой. Так себя чувствует тот, кто принимает момент, на которого не давит бытие – шагая рядом с Гуком, я философствовала.

‒ О чем думаешь?

Мне нравилось, когда меня так спрашивают. Простой вопрос ‒ и море заботы.

‒ О тебе.

‒ И какие именно мысли в твоей голове обо мне?

‒ Мне с тобой… очень тепло.

Ни грамма не соврала.

Чонгук остановился, обнял меня. Просто прижал, как самого любимого человека на свете, и мир остановился. Затопило счастье.

Мы посещали все, что попадалось на пути – маленькие магазинчики, лавки. А когда снаружи вдруг похолодало, когда солнце заволокла туча, нырнули в первую попавшуюся галерею. Рассматривали сувениры, товары ручной работы, декор для дома, после, привлеченные афишей, свернули на выставку.

Длинный просторный зал. В основном скульптуры. Некоторые настолько реалистичные, что перехватывало дыхание, и вроде бы статичные фигуры из глины или мрамора, а кажется ‒ кадры из другой реальности. Сейчас вот эта женщина в облипающей ноги юбке сойдет с постамента, поправит выбившийся из прически локон, кивнет нам, здороваясь. И эмоции на ее лице настоящие: сосредоточенность, чуть-чуть спешки, как будто бежит на рынок, потому что забыла купить к ужину яиц…

Я никогда не проводила в галереях много времени, но эта мне понравилась. Чудесатые яркие картины, на которых одни мазки, а видятся то море, то закат, то просторы диких полей. Всполохи неба, краски чистоты и ощущение нежности. А может, так влиял на меня находящийся рядом Чонгук ‒ Чонгук, чья рука не выпускала из своей мою.

В центре зала ‒ уникальная композиция: накрытое женской рукой сердце. Женщина прикрывала его, оберегая, а ее ладони касались мужские руки. Две. Принадлежащие разным мужчинам, как мне показалось, и я вдруг увидела в странной скульптуре себя. На нее я смотрела долго, никак не могла отвести взгляд, а после, потому что пауза затянулась, пояснила Чонгуку:

‒ Любят в этом городе понятие… объемной любви.

‒ Почему нет? – отозвались сбоку. – Идея хороша, глубока.

Еще в начале недели я была той, кто при подобных словах сквасил бы мину и закатил глаза – мол, как вы утомили «тройниками». Но теперь прикрытое женское рукой сердце и две мужских ладони казались мне отражением собственной жизни.

‒ Красиво.

Я про композицию.

‒ Хотела бы себе такую?

‒ Такую огромную? Нет. – Я улыбнулась. – А миниатюру ‒ может быть.

Спустя пару минут выяснилось, что мы все посмотрели и что пора из галереи выбираться наружу.

Весна переменчива в погоде: утром ярко светило солнце, а теперь бросал студеные порывы поднявшийся ветер, небо пестрело тучами.

Но долго на улице мы не пробыли, успели миновать пару зданий, когда Чонгук вдруг остановился перед витриной магазина женской одежды, засмотрелся на манекен.

‒ Что? – я взглянула на него тоже. Красивый комплект «леди»: нежно-розовый жакет, строгая юбка, лакированные ботинки, модный берет – чуть легкомысленный, но стильный, модный. И баснословный ценник. Оказывается, мы стояли напротив «Paradi» ‒ бутика самой дорогой в городе одежды.

‒ Пойдем…

Я потянула его за руку.

‒ Нет, не пойдем. – Чонгук как скала. – Нам внутрь.

‒ Он идеален…

Он про комплект. Я была согласна – женственный, игривый, в то же время строгий. Ну и пусть, хорошей одежды на свете много.

‒ Ты позволишь мне?

‒ Позволю что?

‒ Одеть идеальную женщину в идеальную одежду?

‒ Не надо…

‒ Пожалуйста.

Для него это было важно, это была идея фикс. По какой-то причине Гук хотел увидеть на мне розовую юбку и жакет. Своего рода фетиш. Я же не двигалась с места, смущалась.

‒ Может, зайдем просто примерить?

‒ Сделай это для меня.

«Прими подарок».

Я никогда не видела такого искреннего, такого глубокого взгляда, как у него. Будто на тебя смотрит душа, смотрит через все твои эмоции прямо в душу. Для него тоже не существовало внутри меня замков. Только если Тэхен их умело вскрывал, то для Чонгука все двери сразу были распахнуты.

‒ Если я буду выглядеть… так, то и тебя придется переодеть.

‒ Согласен. Только плачу за все я. Всегда.

Это странное «всегда» погладило по макушке. И протянуло персиковый солнечный луч в будущее, туда, где спокойно качаются на закате травы, где мир идеален в каждой минуте.

‒ Позволишь мне тебя тоже переодеть?

‒ Конечно. Кого бы ты хотела видеть рядом с собой?

‒ Ну, если я леди мягкая, цветочная и нежная, то ты должен быть противоположностью.

‒ Не мягким и цветочным мужчиной?

Я с хохотом уткнулась Чонгуку в грудь.

‒ Нет. Скорее, стильным гангстером… Если у них найдется такая одежда.

‒ Мне нравится.

Никто и никогда не целовал мне кончики пальцев, как это сделал он перед тем, как затянуть меня в «Paradi».

Здесь один диван, наверное, стоил, как вся моя однокомнатная квартира. Кожаный, широкий, предназначенный для кавалеров, любующихся своими дамами после примерочных.

С нами поздоровалась немолодая и ухоженная женщина-консультант. Спросила, чем нам помочь.

Гук кивнул на стоящий в витрине манекен.

Я никогда не чувствовала себя более женственной, чем в этом жакете, в этой юбке и легкомысленно-модном берете. Мне подыскали лакированные ботиночки нужного размера, подобрали сумку. Я смотрела на Чонгука с укоризной, я пыталась смотреть на него с укоризной, но это было сложно, потому что завораживал его вид. Спокойный, свободный, уверенный в себе Гук сидел на диване: руки по сторонам на мягкой спинке, в уголке рта закушена незажженная сигара – «создатель, у него столько же слоев характера, как у Тэхена ». Миллионер во плоти. Поведение истинного сибарита, гурмана. Только взгляд слишком цепкий и слишком настоящий, теперь затянутый удовольствием от созерцания того пудрового жакета, золотистых пуговиц, шелкового платка вокруг моей шеи.

‒ Мы это берем.

Он не колебался ни секунды; я знала, что никогда не взгляну на чек, чтобы меня не загрызла совесть.

И до того, как Чонгук поднялся с дивана, я шепнула на ухо женщине-консультанту о том, какого стиля одежду хотела бы видеть на мужчине рядом с собой. Мне улыбнулись и кивнули.

Он был прекрасен в этой удивительной куртке ‒ темной, истинно мужской, но при этом стильной. Без лишних нашивок и деталей, но исключительно дорогой вид, правильный фасон. И единственная надпись на рукаве: «Forra vita es». Новые брюки, подчеркивающие сильные ноги, стальная водолазка под горло. Я хотела гангстера? Я его получила. И как будто наелась мороженого с ЛСД.

На душе легко, будто никогда не было внутри плит, будто весь мой жизненный опыт состоял исключительно из этой минуты.

Из «Paradi» мы удалились новыми, будто сменили личности. И, не успели выйти наружу, как меня уже затянули в ювелирный бутик.

‒ О нет…

‒ Твой образ не завершен.

Ему было все равно, он не слышал моих сомнений.

А после у меня на шее добавился кулон на золотой цепочке в виде прямоугольного камня неправильной формы, обрамленного мелкими брильянтами. Камня «арбузного» цвета – розового с зеленым. И я даже название самоцвета не знала. В ушах ‒ парные кулону серьги.

Мой вид в высоком зеркале Чонгук оценивал со спокойным счастьем в глазах, удовлетворенный до последнего предела.

‒ Ты идеальна, Джен. ‒ Он видел в отражении не манекен, но меня, меня – человека, я это знала. – И на тебе все смотрится идеально.

А мне хотелось кутаться в его руки. Не потому что покупки, не потому что щедрость – так было до магазина, так было после.

‒ Ты не сказала, чем увлекаешься сама?

‒ Я…

Времени на увлечения после работы у меня оставалось немного, денег на них ‒ тоже.

Мы гуляли. Я – нежная, воздушная леди, ступающая по плитам дороги новыми каблуками лакированных ботинок. И рядом кавалер, сошедший не то прямиком с собственной яхты, не то с экрана кинофильма.

‒ Думала накопить на курсы, пройти обучение лепке из глины. Мне нравится керамика, глазурь, интересные кашпо.

‒ Хорошее увлечение.

‒ Люблю красивый фарфор. Интересно покрывать тарелки рисунком, наблюдать, что выйдет из печи. Но для этого нужна мастерская…

Мою руку вместо ответа пожали.

Мы миновали журчащий фонтан, вышли на площадь, а там квартет музыкантов, и мелодия – мягкая, льющаяся нежно, прямо через душу.

Когда Чонгук мягким жестом подхватил меня за руку, когда развернул так удачно, я сразу уловила движения его тела, танец. Простой, но взгляд ‒ глаза в глаза, ощущение крепкого торса, ведущих рук. И я рассмеялась, поняла, что очень давно ни с кем не танцевала. Что так не танцевала вообще никогда. Застыл в моей памяти еще один момент, который когда-нибудь, быть может, перейдет на уютный стеклянный ночник рисунком солнечного дня, булыжной мостовой, аккордеона в морщинистых руках, свисающей из угла ветки с едва распустившимися листьями. И обликом танцующей пары: он ‒ в темной одежде, она ‒ во фривольном берете…

С Гуком я не была скованной: даже если чего-то не умела, я не боялась что-то сделать не так.

Он был идеален, он был глубок, он был предельно настоящим.

Удаляясь с площади, я уже не понимала, как можно жить без его руки.

И впервые кольнуло сильное чувство, холодное, как игла. Остановилась я резко – наши руки натянулись. Он посмотрел на меня внимательно.

‒ В чем дело?

И я впервые призналась честно, как маленькая.

‒ Я… не хочу без вас.

Он подошел максимально близко, навис своим лицом над моим; взгляд его потемнел, явил где-то в глубине скрытую под мягкостью жесткость. И ответил:

‒ А ты без нас больше не будешь.

«Да? Правда? Точно-точно?»

‒ Никогда?

‒ Никогда.

Мне никаких других слов было не нужно. Только эти. Правильные.

Прогулка продолжалась; собирался над головами дождик, скоро начнет моросить. Уютная мощеная улочка; в магазины мы уже не заходили – оказывается, мы очертили траекторией прогулки квадрат и теперь возвращались к машине.

‒ А о чем думаешь ты?

К Гуку в голову хотелось влезть, прочитать его мысли, наверняка теплые.

‒ Примерно о том же, о чем и ты.

‒ О нас?

Улыбка на его лице. Я вернула ее солнечным лучом, улыбнулась тоже:

‒ А что, если бы в лифте в тот день ехала другая девушка? Вы бы познакомились с ней?

‒ Не думаю.

Этот вопрос был для меня царапающим, чуть болезненным – хотелось знать, чем именно я приглянулась ребятам. Собственно, почему я? И что случилось бы, окажись на моем месте другая симпатичная незнакомка.

‒ Почему? Вам понравилась моя фигура?

‒ Не только.

‒ Но вы не знали обо мне большего. Увидели только внешность.

«И этого хватило».

‒ Независимо от того, заговорил ли бы с тобой Тэхен, я уже тогда принял решение узнать о тебе все, что смогу.

Мне хотелось ему верить. Но каждому для веры нужна причина, некий постамент, на который можно шагнуть. Первая ступень ‒ устойчивая, фундаментальная.

Чонгук чувствовал мое настроение, мою неуверенность, мое жгучее желание все-таки узнать «почему». И пояснил:

‒ Я говорил тебе о том, что мы модифицированы. Из-за работы. Мы чувствуем мир иначе.

‒ Говорил.

‒ Мы почувствовали тебя оба. Как «свою» ‒ это не объяснить. Это ощущение, когда от чьей-то энергии у тебя искрит внутри, когда при сближении происходит взаимодействие. Поэтому ты, Джен.

«Поэтому никто другой».

Я вновь остановилась, удивленная, задумчивая.

‒ Тогда, может, нашему треугольнику нужна… «четвертая»? Еще одна девушка, от которой будет искрить?

Сама же сказала, и сама почувствовала себя так, будто хлебнула тухлого вина.

‒ Другой такой нет, ‒ отозвался Чонгук легко, ‒ я в этом уверен.

‒ Откуда ты можешь…

‒ Просто знаю. ‒ Он вновь поцеловал тыльную сторону моей ладони: поднес мою руку к своим губам, коснулся мягко. – Поверь, все идеально. Так, как должно быть.

Вкус вина смыло родниковой чистотой.

Наверное, мы гуляли бы дальше, но у Чонгука в кармане новой куртки зазвонил телефон.

Это был Тэхен. Голос из прижатого к уху мобильника был слышен плохо, но я его узнала. Брови Чонгука нахмурились.

‒ Какой адрес? – Пауза. – Нет, я не буду закидывать Дженни домой, возьму с собой, иначе не успею… Да, давай, жду информацию, пересылай.

Он изменился после звонка, стал другим – серьезным, сосредоточенным. Будто поднялся на поверхность сквозь романтический флер металл. Наверное, снова дела, опять военные задания – я лишняя.

‒ Чонгук, я возьму такси, все нормально…

‒ Нет, поедешь со мной.

Мы зашагали к «Бариону» быстро, теперь мои каблуки спотыкались о булыжники.

‒ Тебе… нужна моя помощь?

‒ Нет. Но разве не хочешь со мной прокатиться?

Я, как ни странно, хотела.

‒ Я не буду тебе мешать?

‒ Нет. Мне нравится твоя компания.

Больше он ничего не добавил.

(Tim Dian – Heave Energy)

Он стал другим, да. Скрыто-агрессивным, иным. Будто сменил частоту, и во мне изменилось восприятие, еще недавно созерцавшее рядом расслабленного романтика. Вроде бы тот же Чонгук, но уже бетонный, мужественный; будто его аура, где только что искрились золотые пылинки, наполнилась кожей, порохом, стволами и рукоятями ножей. Разительная перемена: не внешне ‒ внутренне. То же лицо, но другие выражения: жестче линия губ, челюсти, нахмуренные брови, взгляд-крюк.

Мы куда-то неслись на машине – прочь от центра в западные районы. Остались позади широкие площади и проспекты; сначала исчезли высотки, после мелькнули и пропали виллы спального района. Дальше все больше кирпичные многоэтажки – дешевое жилье, склады, арендуемые строительными компаниями боксы.

В конце концов черный автомобиль втиснулся в узкий, похожий на коридор проулок, где с трудом разъехались бы две машины. У обочин ‒ черные мусорные мешки; граффити на закрытых дверях; свисающие над землей штыки пожарных лестниц. В ухе Чонгука передатчик – связь с Тэхеном он держал постоянно.

‒ Да, я на месте, ‒ сообщил невидимому собеседнику, как только заглушил двигатель. Кивнул мне: «выходим». Я толкнула ручку двери.

Окна с заколоченными ставнями Гук осмотрел быстро и придирчиво. Подергал доски – те прибиты прочно. Обогнул машину, открыл багажник, достал монтировку. В руке с этим «гвоздодером» он и вовсе стал смотреться зловещим – я посторонилась. Думала, он сорвет им прогнившее дерево, но Гук временно инструмент отставил, достал из кармана набор металлических пластин-отмычек, принялся ковыряться в подвесном замке.

«Значит, и для него не бывает запертых помещений…» Хотя чему я удивляюсь? Просто у Чон Чонгука всегда хватало такта не входить в мою спальню без стука.

Пока я размышляла на сторонние темы, подмечая, каким черным от туч сделалось небо (в узком переулке над нашими головами виднелась лишь его полоса), Чонгук справился с замком, подхватил монтировку, протянул мне руку:

‒ Идём.

‒ Где? – он что-то искал. Тэхен отвечал в наушник.

Мы в полуподвальном помещении, заставленном ящиками. Пыльном, практически не освещенном. Здесь складировали старые шкафы, рухлядь, даже покрытые зеленью от времени мраморные предметы искусства. Пока я, удивляясь, силилась рассмотреть лицо одной из статуй – лампочка под потолком не горела, и света катастрофически не хватало, ‒ Гук бродил с фонарем в одной руке и странным прибором, похожим на GPS, в другой.

‒ Да, сигнал засек.

После от Тэхена он отключился.

Вот, значит, как они работают, думала я, ‒ постоянно. Практически без перерыва. Днем, ночью, утром, вечером – когда застанет сигнал. Сложно было представить, что у ребят из «ТриЭс» спокойная работа, но созерцать их действия в реальной жизни и воображать – две совершенно разные вещи.

Монтировка пригодилась неожиданно – неожиданно для меня, конечно же. Вместо того чтобы подхватывать ей крышки многочисленных заколоченных ящиков, в которых могло обнаружиться что угодно, Чонгук подошел к высокой – с него ростом ‒ керамической вазе с узким горлом. Размахнулся и ударил по выпуклому боку с такой силой, что керамика, больше похожая на бетон, раскололась. На пол тут же хлынул наполнитель – не то мелкие опилки, не то крупа. Я видела лишь светлый фонтан, стекающий вниз, и слышала шорох. И пока я пыталась осмыслить, с какой силой нужно было долбануть по вазе, чтобы она треснула, Чонгук уже рылся в наполнителе руками. Отыскал на земле два полиэтиленовых пакета-прямоугольника с чем-то белым внутри, сунул их под мышку, не забыл поднять монтировку.

‒ Пойдем, ‒ скомандовал мне.

«Мы здесь закончили».

Я протянула ему руку.

После мы ждали в машине. Кого-то. Вероятно, того, кто на самом деле должен прибыть за наркотиками (почему-то я была уверена, что в вазе обнаружились именно они). Теперь монтировка с пакетами лежали в багажнике, подвесной замок висел на положенном месте, а «Барион» стоял у тротуара с затемненными стеклами. Стало ясно, почему Чонгук не срывал доски с окон: не желал, чтобы «гости» обнаружили следы взлома до определенного момента.

Я не знала, почему он взял меня с собой, почему не отправил домой на такси, но где-то внутри радовалась этому факту. Вероятно, задание не представлялось ему опасным; я же неожиданно получила шанс лицезреть Чонгука в действии. И это был другой Чонгук. Он ощущался другим, практически незнакомым. Теперь в нем была скрытая агрессия, как в Тэхене, сталь под кожей. Такого его я боялась рассматривать в открытую, такого не стала бы отрывать без причины от размышлений и дергать по пустякам. Такого его я… хотела раз в сто сильнее. Что-то во мне срабатывало против логики и воли, что-то истинно женское, реагирующее на очень сильного рядом с собой мужчину.

Молчал Чонгук, молчала я.

Тот, кто должен был подъехать за пакетами, пока не подъезжал. В какой-то момент я ощутила на себе взгляд Чонгука – теперь он был острее, плотнее.

‒ Я пугаю тебя… такой?

Чувствовал и во мне новый отклик на себя.

‒ Н-нет.

Ответ вывалился из моего рта такой же бесформенный, как комок мокрой ваты. Все потому, что мне не хотелось выдавать бурю новых эмоций, взметнувшихся до самой макушки, ударивших в мозг. Жесткий Гук – это красиво, это умопомрачительно. Много бы я потеряла, уехав домой на такси. Наверное, я странная, а может ‒ как раз нормальная женщина, которой для того, чтобы разложиться на составляющие, нужно почувствовать рядом такой вот тестостерон в чистом виде.

‒ Хорошо.

Он какое-то время смотрел на меня, после обронил:

‒ Это недолго. Скоро будем дома.

Мне, конечно, нравилось дома. Но мне, о чем я не стала бы говорить вслух, нравилось и происходящее сейчас.