* * *

Они, охранники, не желали оставлять нас одних - меня и сидящего у стены смуглого парня. Пришлось одного отправить за чистыми полотенцами и теплой водой, другого ‒ за этиловым спиртом.

Иногда нужно просто играть роль, и я играла. Роль уверенной наседки-медика, жесткой и точно знающей, что нужно делать. Им пришлось выйти.

И я впервые рассмотрела пленника. Или, скорее, то, что от него осталось.

Ни одного живого места ‒ сплошные следы пыток, кровоподтеки, жуткие на вид синяки, не человек - месиво.

Меня впервые накрыла паническая атака - сейчас часы тикают иначе. У меня, может, минута или две, я должна успеть все сделать до возвращения псов. Сделать быстро и правильно. Бешено заколотилось сердце; кажется, таблетка Тэхена перестала помогать. Из ступора пришлось выдергивать себя неимоверным усилием воли - действуй, Джен! Только при верном раскладе ты уйдешь отсюда живой...

Это подстегнуло.

Первым делом я отметила, что перегородка, отделяющая комнату от коридора, присутствовала и, значит, есть где укрыться от взрывной волны. Первый плюс. Минус - пациент скулил. И стоило мне раскрыть перед ним чемодан, как он заорал, напуганный:

‒ Не смейте меня лечить, не смейте... Убейте! Слышите?!

Он находился в шоке и сейчас жил одними инстинктами, понимал, что не выдержит новую порцию боли, уже не сможет ее перенести.

‒ Тихо, тихо... ‒ Если бы он только знал, как мне внутри плохо, как сильно у меня трясутся руки и как сложно мне играть в «доктора». Но я пыталась. - Я тебе... помогу...

‒ Нет! Нет! - я никогда не слышала, чтобы кто-то так орал. Как будто в него наживую втыкают скальпель, хотя я даже не приближалась. - Яду... Вколите мне, пожалуйста, яду...

И он заплакал.

Вся его одежда была в крови, бурые разводы на полу, слипшиеся пряди волос. И дикие, отчаявшиеся глаза загнанного в угол животного. Он даже не подпустит меня со шприцем, если поймет, что это регенерационная сыворотка.

‒ Ш-ш-ш, ‒ прошипела я, успокаивая, ‒ я дам тебе снотворное. Хорошо? Много снотворного...

‒ И я умру?

Он не понимал, что говорит, он стал диким; в этот момент на улице снаружи дома что-то грохнуло - по коридорам раздался топот ног.

«Только бы самой не в обморок, только бы продержаться»

‒ Ты хочешь умереть?

‒ Хочу...

Он не хотел. Но еще больше он боялся новых пыток.

‒ Ты уснешь, да. Насовсем. Хорошо?

Нормальный человек бы пришел в ужас, но этот, смуглый почти до черноты, еще совсем молодой парень, мелко закивал.

‒ Да... Хорошо... Усну.

‒ Молодец.

И я приблизилась к нему.

‒ Это будет конец, да? - шептал он, пока я аккуратно поднимала его отекшее лицо за подбородок, открывая доступ к шее. - Конец... да?

‒ Да.

Что я говорю? Зачем обещаю ему смерть?

Одна часть меня уже давно лежала в обмороке. Или же пряталась в темном углу, уткнув лицо в колени, закрывшись руками, как непроницаемым куполом. И только та, которая держалась на таблетке Кима, вспоминала, куда именно нужно вводить раствор. Всплыл в памяти кадр, где Тэхен стучал себя по шее ниже подбородка: «сюда» ‒ и он указал подушечкой пальца.

«До самого конца...»

Игла была короткой. Я втыкала ее с чувством, что протыкаю собственную кожу; пациент дрожал. Нажать на поршень, раствор внутрь...

Кто-то зло орал вне комнаты, голосили в других помещениях. Дом наполнился суматохой; я не знала, что именно творилось снаружи. Знала только, что, если сюда войдут, если меня раскусят, я стану таким же кровавым месивом, как человек, чьего имени я не знала.

Щелкнул дверной замок, и этот звук заставил меня вздрогнуть: он практически вызвал во мне инсульт - я думала, что охранники вернулись. Но нас, как и предполагал Тэхен, закрыли на ключ снаружи. Значит, пока все по плану...

Но не по плану.

Потому что через мгновение после того, как получил «регенерат», пленник вдруг съехал по стене на пол, упал и задергался в приступе конвульсии.

И это был самый страшный момент в моей жизни. Самый. Страшный.

Я смотрела на человека, бьющегося у моих коленей в припадке, не зная, как ему помочь.

«Убила» ‒ пронзила мою голову раскаленная мысль. «Я его убила».

Что, если в шприце на самом деле был яд? Разве я могла знать состав наверняка? Что, если я встретила ребят из «ТриЭс» неслучайно и все это было изначально спланировано ради того, чтобы меня подбросили барону в дом, а после я умертвила пленника? Кого-то слишком опасного, знающего чрезвычайно много, того, кого проще было убить, чем оставить в живых? И меня просто использовали, бросили в жерло?

Когда наступают настоящие трудности, человек остается наедине с самим собой. Один на один. И никого вокруг.

Так... не может быть... Это... неправда. Меня бы так не подставили. Только не они...

Но черноволосый избитый парень продолжал дергаться, и мне хотелось закрыть лицо руками и выть. Сейчас из его рта потечет пена, а после пропадет пульс... И моя жизнь рухнет, как карточный домик.

Спустя долгие секунды пациент действительно перестал биться в припадке, и к тому времени мне уже казалось, что припадок случится у меня.

Какое-то время чернявый лежал на полу - моя судьба прокручивалась в моем воображении, как слетевшее с оси Колесо Обозрения, а после вдруг резко втянул воздух и... открыл глаза.

Даже попытался сесть на полу.

‒ Живой... ‒ выдохнула я, понимая, что, наверное, сдохну после этого задания. Просто от нервов, от перенапряжения. - Живой.

И стало вдруг ясно, что все шло по плану, просто мне, видимо, забыли сообщить о том, как работает сыворотка.

‒ Двигаться можешь? - засуетилась я, чувствуя, как грохочет пульс в моих собственных ушах.

‒ Вы меня... ‒ осипший хрип, ‒ ... не убили?

‒ Нет... Я пришла, чтобы помочь. - У него впервые изменился взгляд, стал осмысленным. - Вытащить тебя отсюда. Понимаешь?

Глаза пленника полны страха и недоверия. Но он пытался переварить то, что услышал, силился поверить.

‒ Так ты можешь двигаться? Ползи за перегородку... Сейчас же!

Убедившись, что парень вышел из ступора и по-пластунски пополз к перегородке, я ринулась к чемодану, отсоединила двойное дно в саквояже, достала взрывчатку. Последний шаг... Может, предпоследний. Перед свободой.

Я крепила ее так, как учили, - ровной стороной чуть ниже замка запертой двери. После, убедившись, что держится, нажала на единственную кнопку «пуск» и, под писк таймера обратного отсчета, побежала к перегородке. Рухнула спиной к стене, едва не придавив ногу пленника, закрыла от ужаса уши...

Хлопок был негромким, но дым в помещении заставил закашляться нас обоих.

А после - возможно, я установила пластид не точно ‒ не до конца выбитый замок пришлось пинать. С рыками, яростью и полным отчаянием. И дверь поддалась.

Я никогда не таскала на себе тяжести, даже рюкзаки. Никогда не ходила в походы, не знала, как это трудно - тащить на своих плечах раненого. Переть его, проседая в коленях, надеясь самой не упасть.

Куда-то через двор, по траве, в непроглядную ночь...

Дым, оказывается, был и снаружи: с обратной стороны дома что-то горело.

Мы бежали, спотыкаясь оба, и каждый пройденный метр был отметкой выносливости, а может ‒ уже безнадеги.

И когда стало ясно, что сил больше нет - впереди живая изгородь, я почувствовала, что падаю.

Наверное, я не успела, не смогла пройти столько, сколько нужно. Все ожидала, что сейчас на меня сверху рухнет пленник, но его кто-то подхватил. А после рывком поднял с земли меня.

‒ Давай... Сюда...

«Наши».

Это слово было флагом верного лагеря, когда сил не осталось даже на то, чтобы соображать.

Мы выбрались.

Мы почти победили.

«Не враги. Наши».

Меня не бросили в жерло...

Я ‒ на сиденье рядом с Чонгуком, он за рулем; раненый ‒ сзади, рядом с Кимос. Темный военный джип трясет на ухабах так, что перебалтываются мозги. Отчаянно хочется прислониться лбом к стеклу, но тогда шишки обеспечены. Я лишь чувствую, что мотаюсь из стороны в сторону, пристегнутая ремнем безопасности.

По обочинам ‒ лес, дороги не видно.

Машина мчит, как бешеная, - по ямам, по ухабам. Близко проносятся стволы, скребут по бокам и днищу кусты, но в какой-то момент появляется подобие дороги. Теперь можно прислониться к стеклу.

Наверное, мое сознание пыталось уплыть от напряжения любым доступным способом. Потому что, когда Чонгук, глядя на встроенный в приборную панель радар, сообщил: «Погоня!», я никак не отреагировала. Лишь подумала, что сейчас, наверное, начнут стрелять. Как в фильмах. Из пулеметов, из автоматов. Придется пригибаться, полетит через салон битое стекло...

Не полетело.

Потому что Тэхен, высчитав дистанцию преследователей, в какой-то момент нажал кнопку зажатой в руках гашетки, и сзади грохнул взрыв. Такой силы, что огонь взмыл над деревьями.

‒ Чисто... ‒ Сообщил Чонгук спустя пару мгновений. - Обе машины...

Поражены обе машины преследователей.

Мне хотелось соскользнуть в обморок, происходящее окончательно превратилось в существующий в параллельной Вселенной фильм.

Сколько мы ехали, куда?

В какой-то момент показался каменистый берег и темная гладь моря. Зашуршали по мелким булыжникам ребристые колеса.

Вышли из машины Чонгук, Тэхен, куда-то увели пленника - наверное, к моторке, ждавшей у причала.

Я же чувствовала, что мне нужен воздух. Больше воздуха.

Кое-как нащупала пряжку ремня, отстегнула, толкнула дверь наружу. И даже какое-то время, выбравшись наружу, стояла на своих двоих, вдыхая воздух. Прохладный, соленый, пропитавшийся йодом водорослей.

А после почувствовала, что сползаю по боку машины.

‒ Джен... Джен!

Кто-то успел предотвратить мое падение. Гук?

Теплые руки, обеспокоенный голос Тэхена.

‒ Что с ней?

‒ Обморок.

Это слово потонуло во мгле вместе со мной.

* * *

‒ Джен, моя хорошая, очнись...

Меня похлопывали по щеке очень аккуратно, но выплыть из небытия вышло все равно рывком - я втянула воздух резко, будто вынырнула из-под воды. Мне дали что-то понюхать?

‒ Вот так... молодец...

Я на стуле. Рядом Тэхен. В его руке какой-то прибор, на моем плече надутая подушка, проводок, тянущийся вниз, - тонометр... Тэхен, кажется, делал несколько дел одновременно: измерял давление, отлеплял бумажку от пластыря, который секундой позже приладил мне на шею, еще мгновение спустя уже просвечивал фонариком зрачки.

Я поморщилась, на секунду ослепла и зажмурилась.

‒ Как она? - Чонгук.

‒ Показатели в норме.

Когда мне в очередной раз удалось разлепить глаза, я обнаружила, что мы находимся в маленьком домике - лесной сторожке, некой хижине? Обстановка скудная, но жилая: бревенчатые стены, стол, пара стульев, плита у стены, подвесные шкафы. В углу ‒ метла, поленница, железное ведро.

‒ Ты как?

Тэхен смотрел на меня, и я знала этот взгляд - взгляд доктора.

Я прислушалась к внутренним ощущениям - кружилась голова.

‒ Нормально. - Хотелось пить. - Слабость.

‒ Слабость - это естественно. Особенно, когда ты в последний раз ела утром. Знаешь, сколько тысяч калорий жжет задание, выполняемое на пределе возможностей?

Я не знала. Видимо, много.

Он, удовлетворенный осмотром и тем, что я пришла в сознание, поднялся.

‒ Сейчас будет еда. Поешь ‒ и спать.

Отправился к шкафам, какое-то время рылся в них, выудил пару металлических банок. Консервов? Поставил на плиту старую чугунную сковороду.

Я выдохнула. Чонгук сидел за столом, что-то писал на портативном ноутбуке, с кем-то общался. В зубах прикушенная спичка, вид сосредоточенный. Они все еще в военной форме - никто не переодевался и не расслаблялся. Вероятно, мы здесь ненадолго.

Мне вспомнился дом барона - все прошло хорошо? По плану? Еще горел в памяти взрыв над деревьями, еще трясло в воображении на ухабах машину. Я прогнала эти мысли, потому что от них замутило. Наверное, Тэхен прав - голод, нервы.

Но ведь уже все?

К Чонгуку я подошла осторожно, пробуя собственные ноги на устойчивость, - на меня взглянули серьезно, но тепло. Экран не прятали, да я и не пыталась на нем что-то прочитать.

‒ Ты как?

Вместо очередного ответа «нормально» я спросила:

‒ Все... получилось?

«Как было задумано?»

‒ Да. Спасибо тебе.

Он имел это в виду, не просто слова.

‒ Все... целы? Вы?

‒ Да. Пленник тоже. Он в безопасности.

Значит, не зря. Значит, все стоило тех усилий, которые были затрачены.

‒ А почему мы не возвращаемся на аэродром?

‒ Вернемся. Через три с половиной часа. Пока дорога назад... небезопасна.

«Ее зачищают. Скоро все закончится».

Значит, военные действия там все еще ведутся, просто уже не этим отрядом из двух человек - я уловила детали в молчании.

‒ А здесь?

‒ Здесь безопасно, ‒ промурлыкал от плиты Тэхен. - Ты же с нами.

Любила я эти его фразочки. Шутливые, чуть колкие, но успокаивающие.

Усталость, конечно, сказывалась.

‒ Хорошо...

Мое «хорошо» повисло в воздухе. Хорошо, что все получилось, что пленник спасен, что ранений ни у кого нет. Это главное.

Я отправилась искать воду; пахло перловкой.

Каша, несмотря на добавленные в нее растительное масло и воду, казалась сухой. Попадались в ней и кусочки мяса. Банки были не то собственностью владельца сторожки, не то военным пайком. Перловку я не ела лет сто, собственно, она никогда не являлась предпочитаемым блюдом на ужин, но выбирать не приходилось. Когда нужны силы, просто глотай, просто жуй. Зачем на моей шее нужен был пластырь, исходивший тонким травяным запахом, я не знала, но спрашивать не стала - Тэхен найдет ответ. Если прилепил ‒ значит была причина.

После кружки холодной воды и попавшей в желудок каши и правда стало легче, голова перестала кружиться.

‒ Лучше?

Тэхен был внимателен, как и всегда.

‒ Лучше.

‒ Теперь я буду тем, кто следит за твоим питанием.

Мне хотелось ухмыльнуться. И ответить что-нибудь колкое, но сил придумать остроумный ответ не хватило, потому я просто улыбнулась. Пусть следит в эти дни... сколько их там осталось?

‒ А теперь ‒ спать, ‒ скомандовали мне, когда энергии жевать сухую кашу не осталось тоже. Забрали тарелку, указали кивком на постель. Единственную в комнате. Хотя бы широкую, повезло. - Одеял нет. Раздеваться не надо.

Едва ли мне хотелось здесь, в доме, где не очень чисто и не очень тепло, раздеваться. Так как ни одна из сторон кровати не упиралась в стену, я улеглась посередине, вдохнула запах пыльной подушки и закрыла глаза.

С удовольствием просплю эти доступные для отдыха два или три часа. Мне надо.

Я проснулась, когда в комнате было темно. Когда я засыпала, за окном было темно тоже, но сейчас потолочная лампочка была погашена, осталась зажженной лишь настольная лампа на столе. Полумрак. За моей спиной ‒ Гук, его рука обнимает меня вместо одеяла, слышно размеренное дыхание. Рука тяжелая, под ней тепло. Он, наверное, мог полностью завернуть меня в себя, закинуть сверху еще и ногу, но тактично не сделал этого, как и не прижался пахом, не стал смущать. А передо мной ‒ Тэ, спит. Глаза закрыты, голова на соседней подушке, черты лица жесткие даже во сне, мерно поднимается и опускается грудь.

А я совершенно некстати «выспалась». Хорошо хоть в туалет не захотела, потому что подниматься ‒ значит разбудить одного или обоих сразу.

Тэхен красив. Мне было видно достаточно, чтобы любоваться. Все так же мужественен, как тогда, когда я впервые повернулась, столкнулась с ним лицом к лицу в лифте. Знала ли я тогда, что несколько дней спустя буду спать с этими парнями в одной постели? Вот так, без намека на секс, просто между ними. И что буду чувствовать, как между нами растет не плотская связь, но другая - душевная. Люди, прошедшие вместе через то, через что мы прошли сегодня, навсегда перестают быть просто «знакомыми» или просто друзьями. Они уже на всю оставшуюся жизнь соучастники некоего приключения, заварушки, вспоминая которую, всегда будут говорить: «А помнишь, как мы...» И я буду помнить. И они будут. Это уже настоящий канат внутри, соединивший пережитыми событиями. Вот так странно.

Чонгук спал, я чувствовала. Конечно, спал чутко, и, проснувшись от любого шороха, он будет готов действовать, но его сон был настоящим. А вот про Тэхена непонятно... Дремлет? И даже во сне они разные.

Чон стабильный, как фиксирующая мир плита. Ким - наэлектризован. Он всегда будет создавать шквалы, помехи, закручивать вокруг себя спирали ‒ Чонгук всегда будет их своей аурой стабилизировать. Совершенно разные характеры, типажи, энергии. И этой ночью я вдруг поняла, что никогда не смогу между Чонгуком и Тэхеном выбрать. И никогда не захочу этого делать. Потому что они удивительным образом дополняли друг друга, потому что быть с Гуком - все равно, что сидеть у ласкового, мощного и спокойного океана, а быть с Тэхеном - постоянно попадать в шторма, гонять по крови адреналин, лишать себя спокойствия и сна. Избрав что-то одно, ты постоянно будешь тосковать по противоположному.

Но если допустить обоих...

Меня все еще шокировала эта мысль. Сама идея жизни втроем, без ограничений в виде ревности и других ненужных эмоций. Это возможно? Или все-таки игра? А даже если игра, она... возможна? В долгосрочной перспективе? И настоящие ли в ней чувства?

То был пазл, который, не имея опыта, я никак не могла сложить. Только понимала, что либо в какой-то момент я позволю себе нырнуть, либо никогда не узнаю о том, существуют ли люди, чей разум вышел за рамки ненужных убеждений.

А узнать хотелось. Еще хотелось познать себя - а смогу это себе позволить? Новое мышление, новое отношение к чему-то, новый... опыт?

Может, мысли не туда, но ночью всегда отлично философствуется.

Чонгук меня всегда успокаивал. Конечно, не в те моменты, когда целовал... А вот Тэхен чем-то пугал, будоражил и притягивал, как лампа с электрическими дугами. И трогать страшно, и пальцы тянутся... Характер Кима таил загадку, разгадать которую мне пока было не под силу, и я не умела его ни прочитать, ни прощупать, ни предсказать. Ни толком даже понять. Развернуться бы и уйти, следуя логике, как делают в случае опасности, но ноги сами тянут вперед... Что за странная дилемма?

А он вдруг открыл глаза ‒ Тэхен. Почувствовал, что на него смотрят? Неужели взгляд может быть слишком пристальным и способен разбудить? И какое-то время просто лежал, смотрел в ответ.

Я нехотя опять нырнула в эту поглощающую ауру, нейтрализующую волю, - Ким это умел. Как будто аккуратно заводил тебе руки за спину, как будто очень мягко лишал всякой возможности (и даже желания) трепыхаться. Разве не загадка? Он просто смотрит, а ты понимаешь, что подчиняешься ему добровольно. Отвести бы глаза, но так приятно тонуть...

Мы смотрели друг на друга с минуту, после его рука поднялась, аккуратно погладила меня по волосам - теплая ладонь, даже горячая. И сердце у этого мужчины еще горячее, если к нему пробиться.

Никаких усмешек, никаких сексуальных потуг.

Тэхен прижал указательный палец к своим губам, после к моим - передал поцелуй.

Шепнул:

‒ Спи.

И я послушно закрыла глаза, ощущая себя так, будто меня укрыли второй невидимой рукой.

И да, чужой взгляд можно чувствовать, теперь я точно это знала. Чувствовать с закрытыми веками.

А после накрыл сон.