«Добро пожаловать на Заливную площадь! Отведайте холодца в «Заливном на Заливной», прогуляйтесь по Спиральному саду и посетите храм Веиндора Милосердного, наэй Смерти и Нового Рождения», – произнёс певучий женский голос.

– Ваша благодетельница, – усмехнулась Юнил, следом за Парвелом выступая на залитую закатным солнцем площадку перед порталом.

– Что?.. А, это, наверное, голос госпожи Шанисари, – догадался Парвел.

– Да, только – шаами Шанисари, – поправила Юнил. – Говорят, именно благодаря этим записям Сехвууш, отец эзлура Сепхора, и влюбился в неё. Мол, она предложила ему посетить Утреннее кладбище, и он понял, что ради неё готов даже лечь в могилу. Он тогда ещё только прибыл в город и не знал, что на Утреннем нет никаких могил. – Она многозначительно подняла бровь и стала спускаться по блестящим ступенькам.

Проектировавший эту портальную площадку архитектор изобразил довольно тревожную картину: из десятка разной высоты арок на лежащую внизу площадь обрушивались потоки стекла цвета морской волны. Справа «вода» едва сочилась, лениво обтекая лестницы и давая особо впечатлительным особам возможность ступать по привычным камням. Слева же, где портальная площадка превращалась в детскую, катила во всю мощь, переливаясь лиловым и глубокой лазурью, горбясь валами и искрясь пеной. Множество детей скатывалось с этих необычных горок, чтобы тут же начать карабкаться обратно по причудливой сети застывших струй. Чары площадки подхватывали чересчур разогнавших себя магией шалунов прямо в воздухе и мягко опускали на землю. Родители замирали, глядя на них, а потом возвращались к разноцветным студням, колышущимся в подсвеченных выемках посреди каменных столов. Ухоженные, изысканно одетые, гости лакомились сами, угощали друг друга, болтали, смеялись и... и, очевидно, даже не догадывались о чудом миновавшей их сегодня угрозе.

Беседа с городской стражей затянулась почти на два часа. Талия ужасно устала, но и получила от неё массу удовольствия. После нападения гидр, после пережитого в Элидане ей было донельзя приятно почувствовать себя под присмотром профессионалов. Анлиморские маги не только не позволили пленной гидре самоуничтожиться, но и сумели выудить из неё несколько улик, по которым рассчитывали вычислить её создателя. Персону же, взломавшую городскую защитную систему, и вовсе удалось схватить. Сейчас её допрашивали. Говоря об этом, командир стражи так многозначительно покосился на Талию, что она не сомневалась – к дознанию привлекли алайских телепатов.

Больше же на Талию никто не косился – ни неприязненно, ни утомлённо, ни выжидающе. Это тоже бодрило и внушало оптимизм. Она не надеялась, что к концу этого дня у неё достанет сил разглядывать резные экраны на анлиморских окнах и расшитые насекомыми шарфы в витринах, а у Парвела – болтать с Юнил о подвиге шаами Шанисари.

– Не представляю, как Кавир мог позволить себе настолько распуститься. Ладно уж срываться на простых существ. Но не понять, что перед тобой мать эзлура. Считай, королева-мать...

– Не думаю, что он способен видеть в ней нечто большее, нежели её профессию. Для него она помойная потаскуха, ничем особо не отличающаяся от других наших помойных потаскух. И, в общем-то, он не так уж в этом и неправ, – не понижая голоса проговорила Юнил, и Талия невольно поёжилась: на анлиморской земле слова наларки звучали необычайно грубо.

– В смысле? – насторожился привыкший к постоянным провокациям Парвел.

– Статус Шанисари никак не изменился от того, что её сын стал эзлуром. Горожане обязаны относиться к неё точно так же, как и к любой другой ньяр-шаами. Я не знаю, как это перевести. «Стабильно цветущей», «заслуженной шаами»? В общем, той, кто много лет посвятил службе в Соцветии, принёс много пользы своим клиентам и ничем себя не опорочил. Почтенной хранительнице и ревнительнице традиций.

– Я понимаю, что в Анлиморе нет понятия вроде «правящей семьи» или чего-то в этом духе. Но её положение...

– Её положение очень печальное. Но, думаю, такие моменты его всё же скрашивают.

– Что же в нём может быть печального?

– Нет худшего пятна на карьере, чем сын-эзлур, – улыбнулась Юнил. – Никто не рискует с тобой мутить.

– Боятся, что она станет жаловаться на них сыну?

– Не-ет, – протянула Юнил. – Подозревают, что им нечем будет по-настоящему впечатлить ни её саму, ни горожан, которые, разумеется, будут пристально следить за новым романом такой видной персоны. Карьерными успехами? Так у неё на глазах торговец вялеными плавниками возвысился до эзлура. Подарками? Это даже не смешно, никто здесь не способен перещеголять её любящего сынка, даже если постарается. Осведомлённостью, точностью оценок и справедливостью суждений? Тоже вряд ли. И так во всём. Разумеется, подобное положение дел... деморализует. – Она чуть помолчала и добавила: – Хотя и страх тоже играет роль. Потенциальные поклонники красоты нашей шаами Шанисати боятся, что общество, или она сама, или, хуже всего, наш эзлур заподозрят, что они пытаются повлиять на властителя через его мать. А это чудовищное обвинение, от которого крайне трудно отмыться.

– И с золотыми детками так же? – спросил Парвел.

– С детками всё проще. Повзрослев, они обычно покидают Анлимор и с родителями общаются от праздника к празднику.

– Да-а?

– Да-а. У анлиморцев же общенациональная аллергия на непотизм. От энвирзов ещё пошла. Мне повезло, что я эмигрантка, а то бы отцу пришлось услать меня в какую-нибудь клоаку мира, чтобы я начинала барахтаться там с нуля.

– Их высылают принудительно?

– Да нет, конечно, это я утрирую. Сами едут за славой и почётом. Здесь ведь как: смотрят не просто на то, какое положение ты занимаешь, а на разницу – с какой позиции ты стартовал и к чему пришёл. Так что по куче родительских жемчугов взобраться к признанию не выходит. Вот и приходится сначала самой зашвырнуть себя куда поглубже, а потом как-то выплывать. А это так утомительно! – Юнил скривила губы и, вздохнув, добавила: – Хотя, возможно, с обычными наларами только так и надо. Клановость у них в крови. Устроился на рыбное местечко? Немедленно перетащи туда всю родню, плевать на склонности и способности. И бейся за ближних насмерть. Сам, думаю, знаешь, во что это превратило Нель-Илейн.

Парвел неопределённо качнул головой. Но, конечно, он знал. Как знал и большинство вещей, о которых расспрашивал сейчас Юнил. Талия поглядывала на эту странную парочку и едва сдерживала улыбку.

Видимо, в какой-то момент ей это всё же не удалось, потому что Парвел покосился на неё и мысленно буркнул:

– Не смотри на меня так.

– Как – так? Я всецело одобряю твоё отмывание знаний. Это не совсем та схема, которую я предлагала, но так даже приятнее.

– Что?

– Я предлагала тебе легализовать перед своей душой информацию, полученную в результате совершения преступных действий, путём повторного усвоения её части более традиционным и духополезным образом, – отчеканила Талия. – Ну из книжечек, а не всяких там злокозненных магических кристаллов. Ты что, не помнишь?

– Честно говоря, нет, – признался Парвел.

– Никто не ценит моих мудрых советов, – вздохнула Талия. – Я...

– Вот, собственно, мы и пришли, – перебила её не слышавшая ни слова из их разговора Юнил, кивая на правую сторону улицы.

Там, позади ряда апельсиновых деревьев, возвышалось длинное четырёхэтажное здание из коричневого, кремового и тёмно-серого камня. Ленты разделённых декоративными решётками окон тянулись снизу доверху, местами поворачивая и заходя на крышу, чтобы превратиться в стеклянные потолки. Внизу стёкла были прозрачны, но чем выше, тем сильнее набирались типичного для Анлимора тусклого золота. Отливали им и тёмные барельефы, украшавшие простенки между окнами. Сначала их вид показался Талии неприятным, даже зловещим, но это чувство быстро прошло, когда она поняла, что перед нею всего лишь сильно стилизованное изображение портняжных инструментов: ножниц, булавок, игл, лекал, распарывателей и кусачек для нитей.

– Приятное здание: солидное, строгое, но не мрачное – то, что вам нужно, – журчала Юнил. – И расположено очень удачно: от ближайших портальных площадок десять и пятнадцать минут хода, фасады смотрят сразу на две улицы: эту, Апельсиновую, она поскромней, и Серебряный бульвар, он шикарный. Они сходятся вот так, клином. – Она вытянула нижние руки перед собой, сложила пальцы домиком и ткнула пальцем верхней правой руки под самую его «крышу»: – Здесь, вверху, храм Милосердного, ниже – территория храмовой же больницы, а всё, что между ней и скалой, – она похлопала себя по животу, – ваше.

– Он такой огромный, – только и смогла выдавить Талия.

– И очень старый, – улыбнулась довольная её реакцией Юнил. – Теперь так редко строят, чтобы и жилой дом, и мастерские, и склады, и торговые помещения вместе.

– А что здесь было раньше? – спросил Парвел.

– Модный дом «Вторая кожа». Я его не застала, но, говорят, место было чудесное.

– Что же с ним случилось?

– Не ужился с новыми соседями, – покосившись на Парвела, сказала Юнил.

– Дай угадаю, они торговали не только одеждой, но и запасными телами? – предположил элиданец.

– Да. Уникальными телами, каждое из которых было подлинным произведением искусства. «Вторая кожа» была держателем более сотни патентов – вы понимаете, как это сложно в такой-то области. – Юнил закатила глаза. – А ещё они торговали растениями и домашними животными, тоже эксклюзивными. Некоторые до сих пор ещё где-то цветут и гавкают.

Юнил протянула руку и с силой сжала свисавший с ближайшей ветки апельсин. Он мягко засветился, наполнив воздух вокруг незнакомым цитрусовым ароматом.

– Причём за создание всего этого отвечал не какой-то банальный тушечник, а целый творец миров. Слабенький, конечно, но всё-таки творец. Однако, это не помешало вашим коллегам устроить хозяевам форменную травлю – за надругательство над замыслами Милосердного, злостное препятствование духовному росту существ и прочую несусветную чушь.

– Что же там были за тела такие, чтобы настолько прогневить жрецов? – поразилась Талия.

– Думаю, дело было не в телах, а в эзлуре Сепхоре. Это он распорядился выделить под Серебряный храм именно этот участок. Да ещё и на церемонии передачи сказал, что руководствовался в своём выборе старой доброй анлиморской традицией собирать на улицах заведения сходной направленности. Можете представить, насколько жрецам понравилось, что их поставили в один ряд с презренными тушечниками. Но с Сепхором они, разумеется, выяснять отношения не стали. Предпочли отыграться на госпоже Фья-Ю, хозяйке «Второй кожи».

– Бедняга...

– Да уж. Закончилось всё тем, что она покончила с собой. И запретила воскрешать, написав в предсмертной записке, что такое мерзкое, испорченное до глубины души создание, как она, недостойно жизни. Нет бы просто послать этого старого клопа куда подальше или хотя бы съехать отсюда. Она прониклась и осознала. Впечатлительные натуры... Эх!

– Ужас какой, – пробормотала Талия. – А что же эзлур Сепхор?

– Был в ярости, естественно. Но что он мог сделать? Модификации тел не внесены в список наших оберегаемых ценностей. И статьи о доведении до суицида у нас тоже нет – Анлимор, как и Бездна, не для слабых духом.

– Думаю, что он очень сожалел. И раскаивался.

– Сепхор?! Я сильно сомневаюсь, что в его лексиконе есть такое слово. Нет, Талия, эзлур Сепхор всегда всё просчитывает заранее. И осознаёт риски, на которые идёт.

– Ради мелкой пакости... – поджал губы Парвел.

– Ради независимости нашего города, – сверху вниз глянула на него Юнил. – Мы ведь и в те времена уже были лакомым куском, одним из двух бесхозных – не имеющих своего наэй-покровителя – значимых городов Наэйриана. Я, к сожалению, тогда ещё не родилась, но отец уже жил здесь, и он отлично помнит, как Элидан пытался нас проглотить.

– Элидан? Я никогда об этом не слышал, – искренне удивился Парвел.

– Это же было давным-давно. А Элидан отлично умеет зарывать свои неудачи под коряжкой. Я не знаю, откуда всё это шло – с самого верха или от какой-то ш... группировки в вашем правительстве, но у нас периодически кто-то начинал рыть ил в поисках недовольных – то засильем энвирзов, то нашим аморальным образом жизни. И эти «кто-то» раз за разом объявляли нашим благодетельным антиподом прекрасный Элидан. Эзлур Сепхор долгое время закрывал на всё это глаза, так что ваши осмелели и начали вплетать всё те же темы в свои проповеди, намекая, что и Веиндор придерживается того же мнения. С этим надо было что-то решать.

– И эзлур решил...

– Да. Решил. Не думаю, что он делал ставку на такой трагический финал. Для контрпропаганды ему был важен сам факт открытой травли жрецами достойной, уважаемой горожанки. Волна общественного недовольства поднялась, но, увы, недостаточно быстро, чтобы уберечь Фья-Ю. Зато вы уже были в полной безопасности.

– Когда заявились сюда со своим проектом поправок? – предположила Талия.

– Да. Имей здесь Элидан хоть какой-то авторитет, вас бы галькой закидали. А так горожане только злорадно похихикали над жрецами и приняли вас с распростёртыми объятиями.

Талия и Парвел переглянулись, не зная, что и сказать.

– Дикая история, – тоже несколько сконфуженно махнула рукой Юнил. – В общем, после этого за домом закрепилась дурная слава. Жрецам его выкупить не позволили, а все новые хозяева быстро отсюда съезжали. Всем здесь было неуютно, кому-то даже мерещился призрак покойной Фья-Ю. Так что отцу он достался за бесценок.

– И... как давно господин Галол купил его? – спросила Талия.

– Ещё в твой прошлый приезд. Он был уверен, что вы не остановитесь на своих поправках.

– Мне жаль. Надеюсь, он понёс не слишком большие убытки. Содержать всё это, должно быть, весьма накладно.

– Нет. В Анлиморе же нет налога на землю. А чары на фасаде превосходные, держатся ещё со времён постройки. Внутри всё, правда, несколько... иначе. Да что мы тут стоим? Идёмте. Если, конечно, вы не боитесь привидений.