***

Высоко над Малой Витражной аллеей, спрятавшись в листве могучего дерева от глаз редких прохожих, в широком пёстром гамаке сидела девочка. Угнездив между загорелыми коленками потрёпанный дневник, она увлечённо делилась с его разлинованными страницами впечатлениями о последней прогулке.

Это занятие так поглотило Делию, что её чёрные кошачьи ушки не крутились, как обычно, из стороны в сторону, а замерли, превратившись в роскошный бархатный бант.

«...и слышу очень смешной разговор. У витрины оружейного магазина на Музейной дочь клянчит у отца... кинжал! А он ей объясняет, что не женское это дело. Обычная хелротская песня! – Делия помедлила, потом фыркнула и застрочила снова: – Дочь настаивает: «Вон леди Ирера может даже в Академии фехтование преподавать, а она тоже женщина». А отец и говорит: «Ирера не просто женщина, а алайка, а алайской бабе – и усы к лицу!».

Делия ещё раз хихикнула и захлопнула дневник. По обложке прыгали солнечные зайчики. Стёклышко часов на запястье Делии сверкало как зеркальце кошачьего глаза. Она обещала быть дома к полудню, значит, в запасе у неё ещё часа три-четыре.

Дел у Делии осталась всего парочка, с домашним заданием она уже управилась, и времени должно было хватить. Уроки её (сейчас она изучала «иные расы» в музее Выдающихся Неалаев, тут неподалёку) обычно проходили ночью, на рассвете она завтракала в «Бедном хвостике» и сразу садилась заниматься прямо здесь, в этом гамаке.

В последнее время Делия избегала колдовать дома: у родителей ни с того ни с сего делались такие странные глаза, что у неё... ну прямо усы обвисали! Конечно, отношения с волшебством у её семьи всегда складывались непросто. Дирхдаарское божество магии было хоть и бесполым, но на редкость ревнивым: стоило кому-то из немногих избранных им предпочесть развитию колдовского дара семью и обзавестись детьми, как отступник начинал постепенно терять контроль над своими чарами. И если бедняга не отказывался от волшебства, то неминуемо погибал от собственных заклинаний. Так едва не случилось и с матерью Делии, Танирой. Она чудом осталась в живых, когда ей пришлось-таки прибегнуть к магии, чтобы защитить близких от старых врагов, решивших воспользоваться её слабостью.

В конечном счете семью спасло неожиданное вмешательство одного из жрецов Аласаис, служившего в храме рядом с их домом. Впоследствии он же помог им перебраться в Бриаэллар, где устроил отца девочки в городскую стражу. Мама же, одолжив денег всё у того же благодетеля, через пару месяцев из её могущества Таниры Огненной Слезы превратилась в радушную хозяйку ресторанчика «Клетчатая мышь». Вскоре отец уволился со службы, и они стали заниматься этим заведением вместе, постепенно привыкая к новой, такой не похожей на их прежнюю, жизни. Полное приключений прошлое напоминало о себе лишь сказками, которые они рассказывали на ночь своим детям: Делии и её братишке, родившемуся на пять лет позже. Делия с трудом узнавала в героях этих рассказов своих заботливых маму и папу, но это не мешало ей гордиться ими.

Её собственным занятиям магией родители не препятствовали, твёрдо уверенные, что дар такого рода бесполезно пытаться подавить. Более того, Делия чувствовала, что мать втайне мечтает, чтобы дочь смогла получить всё то, от чего ей пришлось отказаться ради семьи. Делия не раз видела, как та украдкой плачет над её учебниками, видимо вспоминая своё прошлое...

Так Делия и росла, окружённая любовью, вполне довольная тихой жизнью, которую они вели... до тех самых пор, пока не узнала, что она не совсем обычная девочка.

Таких, как Делия, в Бриаэлларе называли си'алай, то есть «обращенными в алаев», «алаями в тени». Они рождались существами самых разных рас, но обладали душами сродни алайским. Заметить это со стороны было очень сложно. Кошачесть Делии затаилась, словно зверёк, выпущенный из корзинки в незнакомом доме. Тел алаит было тесно в старом, человеческом, теле девочки, и теперь, когда та заполучила алайскую, оболочку, он изо всех сил навёрстывал упущенное, заставляя свою обладательницу гоняться за птицами, лазать по деревьям, крышам и даже чужим мыслям (правда, пока всего один раз, что ей великодушно простили – как и любому котёнку).

Убрав дневник в сумку, Делия вывернулась из гамака, спустилась на нижнюю ветку, с трудом протиснула голову через густую листву и взглянула вниз – высоко. Наверное, она могла бы спрыгнуть на землю и так, но стало как-то страшновато, и торчащая из кроны детская физиономия превратилась в черную пантерью морду. Делия прилизала клок шерсти на боку, выпустила на пробу когти и махнула хвостом. Она всё время так делала, принимая кошачий облик. «Словно упряжь перед скачками проверяешь», – смеялся над этим ритуалом её наставник.

– Ему легко говорить, – ворчала про себя девочка, свешивая с ветки заднюю лапу; взбираться наверх, даже по гладкому стволу, она уже научилась, но вот со спуском возникали проблемы. – У него это тело уже восемьсот лет, а у меня... – Она не удержала равновесие и поехала вниз, растопырив свои юные лапы и нещадно царапая дерево когтями.

Казалось, этот муторный спуск никогда не кончится, но вот мохнатые пальцы упёрлись в толстый узловатый корень, услужливо подставивший свою горбатую спину. Делия пару секунд постояла, обнимая ствол ноющими передними лапами. Подушечки саднило от большой нагрузки на когти. Девочка поспешно вернула свою двуногую форму, но и тогда не избавилась от неприятного ощущения под ногтями.

Немного подув на пальцы, Делия положила руки на тёплый ствол, зажмурилась от усердия, и глубокие царапины на коре начали затягиваться. Магия исцеления давалась девочке поразительно хорошо для алайки, видимо, сказывалось её человеческое начало.

Вылечив дерево и ласково погладив его на прощание, Делия зашагала вниз по улице. Витражная аллея недаром носила такое имя: разноцветный песок, блистая, точно снег на солнце, заполнял просветы между извивами устилающих её корней, и дорожка превращалась в своеобразный витраж. Магия оберегала его от непогоды и неосторожных прохожих, но Делия всё равно невольно выгибала пальцы ног, боясь унести песок под коготками. Три ряда деревьев, стиснутых глухими стенами домов, разделяла пара узких тропинок. Здесь стояла уютная, какая-то загородная тишина, хотя от двух оживлённых улиц аллею отделяло меньше полусотни шагов.

Местами, где здания немного расступались, Делии приходилось огибать целые купы деревьев. В их ветвях, высоко над крышами, располагались укромные беседки, плетёные «гнёзда» и гамаки – как тот, который она только что покинула (разве что дополненные лестницами). Алаи и Гостевой квартал спроектировали по своему вкусу – так, чтобы его жители могли найти место для уединённых размышлений.

На последней из таких крошечных площадей Делия увидела группу беженцев из Агшелли. Под тихое пение друг за другом они подходили к одетому в бронзовую кору дереву и прижимали к его могучему стволу по ветке – еловой, кленовой, чих-дерева или какой-нибудь ещё – и та мгновенно прирастала к нему. Всего пару месяцев назад си'алай непременно остановилась бы послушать, но сейчас пение не показалось ей таким уж чудесным. Голоса агшеллийцев завораживали, но в них слышалась такая тоска, такая безысходность, что хоть на «Вертикаль Власти» заберись и головой вниз прыгни.

Делия всей кожей чувствовала, что у них на сердце.

Наставники предупреждали си'алай, что первое время она будет воспринимать эмоции окружающих очень остро, порою как свои собственные, но Делия до конца поняла, что они имели в виду, только испытав это на себе. Она и раньше отличалась поразительной чуткостью к чужим переживаниям, совсем крохой уже с лёгкостью распознавая чувства людей (и даже нелюдей, у которых не сразу сообразишь, как трактовать ту или иную гримасу). Грустно было сейчас вспоминать, как после такого рода озарений, не раз сослуживших хорошую службу семье, отец шутливо шлёпал её или взъерошивал волосы, интересуясь, не растут ли у неё кошачьи уши и не режется ли хвост.

Теперь отец больше молчал. Он походил на человека, который взял денег в долг, прогорел и, не зная, что делать, неумело пытается скрыть это от домашних. Делия долго не могла взять в толк — откуда эта печаль? Дела семьи шли как никогда хорошо. Единственная тревога родителей – что их дочь когда-нибудь, подобно своей матери, может оказаться перед тяжёлым выбором между любимым делом и рождением детей – развеялась в тот самый момент, когда стало известно, что Делия – си'алай.

Они так радовались этому поначалу... а потом вдруг перестали. Самые простые, даже забавные вещи стали огорчать их. Вот, к примеру, когда она принесла домой череп...

Свой собственный, надо сказать, череп – не чужой какой, грязный, неизвестно где откопанный. Ей подарили его сразу после церемонии Перерождения. Делия вроде как умерла и снова появилась на свет уже алайкой (уши, хвост и всё остальное, конечно же, не пришивали к её старому телу, а изготовили новое. Сам патриарх Малаур его делал - большущая честь!) По пробуждении Делию ждал ещё один сюрприз: кто-то прикрепил ко всем частям её «обновки» шутливые записки на верёвочках, вроде: «Не цепляйся хвостом за ветки – не обезьяна!». Было очень весело и совсем не страшно, но когда она рассказала всё это маме и показала ей маленький череп – весь в кошачьих следочках и с цифрой один на лбу – та почему-то заплакала... И ни она, ни отец ничего не объяснили!

Да какое там «объяснили». Они и разговаривали-то с ней редко. Делия - растерянная, смущённая - сейчас особенно тянулась к ним. Ей так хотелось снова возиться с матерью в саду, ходить ночью с отцом на канал рыбачить. Но эти попытки не увенчались успехом ни разу, наталкиваясь на стену какой-то беспросветной, безысходной грусти. Родители будто бы стеснялись её... и даже друг друга! И это они, которых Делия в детстве ревновала одного к другому! С ума можно было сойти, гадая, провинилась ли она в чём-то перед ними, или, наоборот, это они чувствуют себя виноватыми перед ней.

Эта неопределённость душила Делию, а она не могла даже выплакаться. Алаи не плачут... Когда же она прямо спросила отца о том, что со всеми ними происходит, тот глухо ответил, что-де всё вокруг и все они очень изменились и это очень печально. И больше си'алай не удалось вытянуть из него ни словечка, как она ни пыталась.

Зато её дражайшая тётушка, как нарочно приехавшая погостить, – та разливалась соловьём и все проблемы семейства объясняла исключительно тем, что Делию отняли у родителей, что её развратили, а они, хотя и не могут без ужаса смотреть на то, что делают с их ребёнком, боятся признаться себе в этом, потому что или одурманены жрецами Аласаис, или запуганы ими. Делия была готова покусать тётку за эти слова.

Только маленький брат продолжал относиться к Делии по-прежнему, хотя и он, совсем кроха, сказал ей однажды, что она «теперь уже не совсем его сестрёнка Делия».

Сама же си'алай не ощущала в себе каких-то разительных перемен, способных огорчить её близких. Нет, конечно, она менялась, но ей казалось, что так же меняются и все остальные дети. Даже не меняются, а попросту растут. У них появляются новые обязанности, новые интересы, им становится можно то, что запрещалось раньше. Быть может, её взросление происходило несколько быстрее, но разве это повод для огорчения?

Лишь один раз Делия поймала себя на том, что её взгляды существенно изменились. Когда-то она призналась сианай Аниаллу, что мечтает быть похожей на Верховную жрицу Гвелиарин. Но за последние дни она уже не раз предала своего кумира, глядя на знаменитых алаев и неалаев, возвратившихся в Бриаэллар из дальних странствий и собиравшихся по вечерам в музейном кафе. Оно называлось «Бедный хвостик» – из выражения «искать приключений на свой хвост». Слушая их рассказы, Делия клялась себе, что когда-нибудь обязательно отправится путешествовать, а потом будет сидеть, как они, в кружке затаивших дыхание почитателей. Через пару вечеров рассудительная, домашняя девочка уже бредила их подвигами, и голова её кружилась от желания самой совершить что-нибудь подобное. Если кому-нибудь из них вдруг вздумалось бы позвать Делию с собой, она тут же кинулась бы следом, хотя постоянно слышала разговоры о том, что в нынешние опасные времена самое безобидное приключение может обернуться катастрофой.

Но никто не звал её, а возможности самой ввязаться в какую-нибудь авантюру пока не представлялось. Да Делия и не решилась бы на это в одиночку. По крайней мере, она была о себе именно такого мнения и не рассчитывала, что её новой мечте суждено сбыться в скором времени...