О том, что он освобождён и скоро прибудет в Междуречье, стало известно в середине весны. Это дало Канирали ещё один повод для восторгов – её страна и особенно сад вокруг замка, разбить который в столь короткий срок стоило ей огромных трудов, должны были предстать перед своим хозяином во всей красе. Для встречи супруга Канирали велела сшить себе платье наподобие тех, которые носила в Хелрааде – старые стали ей велики, новые же имели чересчур смелый покрой, а ей хотелось, чтобы муж нашёл её такой же, какой покинул.

Однако новоиспечённый каниралийский король, казалось, вовсе не заметил её стараний. «Сколько же ему пришлось выстрадать... там», – с болью в сердце думала Канирали, глядя, как он, подавленный, едет между ликующих горожан. Он старался улыбаться, но она-то заметила складки на его лбу и в углах рта. Проезжая же мимо памятника героям битвы на Огненной реке, он и вовсе замер, как от удара, и стиснул челюсти так сильно, что на щеках заходили желваки. «Боль его народа – его боль», – с гордостью прошептала Канирали и, стоило её мужу спешиться, забыв о приличествующей сдержанности, бросилась ему на шею. Толпа разразилась одобрительными возгласами. Но самой Канирали показалось, что она обнимает одну из статуй мемориала...

После торжественного обеда, прошедшего всё в том же напряжении (муж старался даже не смотреть на неё), Канирали потянула его за собой в сад. Она думала, что это пропитанное её нежностью место поможет ему прийти в себя, понять, что он наконец-то снова дома, где его по-прежнему ценят и любят. Но не тут-то было. До боли стиснув пальцы, король велел проводить его в личные покои. Канирали повиновалась.

Оставшись наедине с женой, он окончательно перестал сдерживать себя.

– Что ты наделала, Канирали! – с неподдельным ужасом воскликнул он, стряхнув со своего локтя её руку.

– Я? – выдохнула Кани, изумлённо глядя на мужа. – Прости, я не понимаю тебя...

– Не понимаешь?! Ты уничтожила всё! Всё, за что я боролся. Столько сил потрачено, столько людей погибло, – бормотал король, меряя нервными шагами ковёр. – И теперь всё это напрасно? – Он обернулся и с обидой посмотрел на жену.

– Почему «напрасно»? Мы победили, ты свободен, народ обожает нас, – растерянно перечисляла Канирали, тщетно пытаясь найти, где совершила ошибку. Да, мы все заплатили за это высокую цену, но...

– Цена оказалась слишком – слишком! – велика, Канирали, – мрачно, словно вынося смертный приговор, проговорил её муж. – Мы сражались за право жить по законам справедливости и чести. С этой мыслью мы выступили в поход, бросили всё, что имели, многие отдали свои жизни, и кем же мы стали? – Он быстро подошёл к жене, обвиняюще глянул на неё сверху вниз. – Колдунами, которыми руководит женщина! Бьющими в спину и гордящимися этим! Какое королевство могут построить такие люди? Будет ли оно похоже на то, мечтая о котором, погибали мои товарищи? Ты молодец, Кани, ты победила не только Хеллина, ты победила меня.

Прежняя Канирали тут же бросилась бы к мужу в ноги и начала молить о прощении. Но сейчас она лишь заметила:

– Наши люди сами хотели этого. Они выбрали свой путь и...

– Да-а? – зашипел король. – А не напомнить ли тебе, моя добрая супруга, как твоя новая подруга – служанка Аласаис – вместе со своей лиэрской ведьмой и этим лживым чешуйником Каиссом, околдовывали людей в ночь побега из Хелраада? Как твой язык поворачивается говорить о свободе выбора? Ты одурманила их, воспользовалась их отчаяньем, чтобы внушить, что для достижения благородной цели все средства хороши, заставила их потерять свою честь во имя идеи, и тем самым убила идею, сделав смерти всех, кто погиб за неё, бессмысленными! Ты предала павших, Канирали. – Его голос дрожал от гнева, Канирали отпрянула в ужасе, но он резко шагнул к ней. – Ты, женщина, взяла на себя право решать... Взяла, хотя и я, и весь опыт наших предков говорили тебе, что это добром не кончится!

Канирали с трудом выстояла под этим потоком обвинений, но всё же нашла в себе силы возразить:

– Тогда, по заветам наших предков, ты должен был с радостью отправиться грабить очередную несчастную страну!

Но король не желал слушать её доводов. Он весь скривился от того, что она посмела сравнить себя с ним. Это вывело Канирали из себя. Она задрожала от несправедливой обиды и выпалила:

– Тем более, эта женщина взяла на себя право решать только тогда, когда мужчина, подвергший свою семью опасности, не смог защитить её!

Канирали тут же пожалела о своих словах. Это был слишком сильный и подлый выпад с её стороны, даже после того, что она услышала от своего мужа.

– Но всё ещё можно поправить, – примирительно сказала она. - Я могу отказаться от колдовства, и мы издадим закон, который запретит это другим...

Канирали вдруг не хватило воздуха: собственные слова причинили ей больше боли, чем равнодушие мужа. С этой болью к ней пришло понимание, что внутренне она уже сделала свой выбор, и всё же... и всё же она ещё пыталась:

– Ты верно сказал: война и отчаянье толкнули наш народ на этот путь. Но война закончена. В мирное время всё может быть иначе.

Лицо короля немного разгладилось, воодушевлённая этим Канирали протянула к нему руку, но он отшатнулся.

– Возможно... Возможно, всё так и будет, – медленно проговорил он. – Я приложу для этого все усилия. Я ничего не могу поделать с этими беззаконными тварями – твоими подругами. Убить тебя, хотя ты это и заслужила, я тоже не могу, – всё так же ровно, словно рассуждая о закупке овощей, продолжал он. – Да всей твоей крови не хватит, чтобы отмыть грязь, которую ты тут развела. Поэтому ты просто исчезнешь отсюда. Сейчас же.

– И ты считаешь, народ примет это как должное? – спросила Канирали.

– Да, и это будет их первым шагом на пути к раскаянию. Надеюсь, что яд, который ты влила в их души, не окажется смертельным, и они ещё смогут вернуться к праведной жизни. В отличие от тебя.

Канирали молчала. Она с трудом верила в реальность происходящего. Слова мужа об изгнании странным образом принесли ей облегчение. Они ранили её, но исцелили куда более страшную рану – рану, которую леди ан Фейм нанесла себе сама несколько минут назад, пообещав супругу забыть о колдовстве и о той жизни, что она вела в отсутствие мужа. Король, сам того не желая, дал ей горькое, но действенное лекарство. Оно избавило Кани от сомнений и сожалений. Она не должна была больше разрываться между тем, что её приучили считать ценным, и тем, что было важно для неё на самом деле. К тому же она почему-то ощущала глубокую уверенность, что произошло именно то, что и должно было произойти.

– Ты должна покинуть замок до рассвета, – не глядя на жену, сказал король, резко развернулся и вышел вон. Она не заплакала. Она была очень довольна собой: не сорвалась, не обратила против мужа своего магического дара, даже не сказала ему ни одного грубого слова. Почему-то это казалось ей подтверждением правильности сделанного ею (а вернее, так любезно сделанного за неё супругом) выбора. Значит, можно колдовать и не превращаясь в подлую, гнусавую ведьму из хелраадских легенд. Она могла нести добро людям и нелюдям – всем, кто будет ценить её дар, её душу, уважать её и доверять ей, не боясь запятнать себя близостью к чародейке или к женщине, взявшей на себя смелость вести за собой других.

Муж не позволил Канирали проститься с детьми, и ей пришлось прибегнуть к колдовству, чтобы взглянуть на них, как ей тогда казалось, в последний раз. Она не стала будить их, нет, и уж тем более оставлять душещипательные письма. Она не хотела настраивать мальчиков против отца. Канирали достаточно хорошо знала своих детей, чтобы понимать – их место здесь, и, уговори она сыновей покинуть вместе с ней Междуречье, они будут тосковать по своему народу... как бы он ни обошёлся с их матерью.

С первыми лучами солнца три женщины выехали за городские ворота. Чуть позже за ними должны были последовать несколько десятков товарищей — братья Ларморанны, племянник Канирали с семьёй, самые преданные из её соратников...

Канирали покидала построенный её стараниями и носящий её имя город, не взяв с собой ничего. Ничего, кроме тетрадей с записями импровизированных лекций Диреллеи и Аниаллу – тех самых, которые она собиралась сжечь, как только муж вернётся домой. Мысль о них заставила Канирали горько усмехнуться: тетради уцелели, а вот мужа она потеряла.

Вдруг она нагнулась в седле и ловко выхватила из висящих на поясе Диреллеи ножен кинжал. Лиэрка, уже на сотый манер прокручивающая в мыслях казнь «овдовевшего» короля, не успела среагировать. Но Канирали и не думала причинять себе вред, она лишь распорола платье от тесного воротника до самой груди и отвернула ткань так, чтобы обнажились загорелые плечи. Сделав это, она широко улыбнулась каким-то своим мыслям и, лукаво подмигнув, бросила кинжал остолбеневшей Диреллее. С тех пор Канирали всегда носила именно такие зелёные, низко вырезанные платья. Быть может, впервые сделав это в знак своего освобождения, потом она просто следовала алайской моде, традиционно открывающей женские плечи? Кто знает...

Главное, что она пережила нанесённый ей удар и даже могла улыбаться. Изгнание открыло Канирали дорогу к осуществлению всех её тайных мечтаний, в том числе и самого сокровенного – создать школу магии, где все те, кого природа наградила даром колдовства и кому жизненные обстоятельства так или иначе мешали применять его, могли бы найти себе новый дом, внимательных наставников и друзей. Сама Тиалианна благословила этот замысел, помощь же Хозяйки Бриаэллара была более материальной. Так появилась знаменитая школа Ар-Диреллейт. Её ректорши – «Зелёные Волшебницы», как прозвали их за неизменно изумрудные платья, – вкладывали в дело всю свою душу...

Спокойная, добрая и мудрая Канирали прекрасно уравновешивала бурный темперамент Диреллеи, склонной к поспешным и подчас жёстким решениям. Их общее детище процветало... в отличие от королевского рода города Канирали.

***

– К сожалению, такие, как мой муж и эта твоя девочка, живут в выдуманном мире, – вздохнув, проговорила Канирали через некоторое время. – Мы с Дире даже словечко особое придумали: идеоты – для тех, кто за какой-нибудь высокой идеей не видит, что творится у них под носом. У моего мужа были элиданские корни, ты знаешь, отсюда и идеалы – элиданские. Но для решения проблем в Хелрааде... этом «Лжеэлидане, который лишь внешне слегка облагородился, расчетливо подражая своему ближайшему соседу, чтобы заручиться его поддержкой и закрепиться в Энхиарге», – процитировала она, – в Хелрааде его методы не сработали. Он думал, что достаточно, набравшись храбрости, прийти к Хеллину со своей мирной инициативой (что, согласись, своего рода подвиг) – и всё как-нибудь утрясётся. Возможно, так и было бы в его выдуманном мире или даже в настоящем Элидане, но не в Хелрааде. Этого мой мечтатель, так и не смог понять за всю свою жизнь. За что едва не поплатились мы все.

Но какое дело идеоту до кого бы то ни было, когда дело всей его жизни провалилось? ИДЕЯ погибла! Вот мой супруг, например, обвинил меня в том, что я била в спину врага и тем самым нанесла удар в спину ему самому. Его совершенно не волновало, почему я сделала это, сколько его подданных погибло бы, поступи мы... более благородно. Не смущало даже то, что идея его в этом случае тоже умерла бы – вместе с нами! – печально сказала Канирали, но в её глазах, обращённых сейчас к Аниаллу, не было боли, её раны давно затянулись... чего явно нельзя было сказать о другой Зелёной Волшебнице.

– Вот потому и не лежала у меня душа обучать эту вашу Ланриссу магии! – воскликнула Диреллея. – Не хотелось ответственность на себя брать, если ей придёт в голову насильно кого-нибудь осчастливить.

– Может, и не пришло бы, – сказала Канирали. – Может быть, в её жизни должен был появится кто-то, наставник или просто возлюбленный, кто помог бы найти подходящее ей место и направить её немалые таланты в нужное, безопасное русло.

– Наша школьная жрица Тиалианны, Таан'мей, тоже надеялась на это. Супружество было прописано в Пути Ланриссы, и мы всё поглядывали на её однокурсников: может, кто-то из них...

– Ну, насколько мне известно, мои прогнозы сбылись и Ланрисса едва не погубила своих лучших друзей, пытаясь проникнуть в Руал? – настаивала на своём Диреллея.

– Да. Если бы они дождались меня, всё могло быть иначе. А так... Амиалис не дала руалцам растерзать их только для того, чтобы потребовать их изгнания из Энхиарга. На веки вечные, - вздохнула Аниаллу.

– Я помню, Таан'мей была очень опечалена, – сказала Канирали. – Кстати, хочешь, я свяжу тебя с ней? Она довольно разговорчивая особа.

Аниаллу тут же закивала, что да, очень хочет. Они поговорили ещё немного, Канирали вслед за подругой принялась стыдить Аниаллу за долгое отсутствие и не унималась до тех пор, пока сианай не пообещала ей быть через неделю на Сладком дне. Искусство Канирали готовить сложнейшие блюда, сохранившееся у неё ещё с хелраадских времён, восхищало Алу не меньше, чем её талант изобретать новые заклятья.

Наконец они попрощались.

Изображение комнаты исчезло за новой зелёной вспышкой, через несколько минут поверхность зеркала засияла мягким жемчужным светом, а когда он рассеялся, на сианай взглянули крупные, чуть косо поставленные миндалины карих глаз незнакомой танайки.