***

Портал привёл их в небольшую бухту. Широкий полумесяц ослепительно-белого песка окружали скальные стены, уходившие далеко в озеро. Их покрывали огромные, грубо исполненные рисунки, изображавшие охоту наларов на каких-то острозубых морских чудовищ. На узких уступах не было ни единого птичьего гнезда, кустика или пятна лишайника. Очерченные понизу извилистым бордюром цвета морской волны, скалы казались декорацией открытого театра.

В центре пляжа сияла перламутром овальная выемка, словно кто-то аккуратно вдавил в песок створку гигантской раковины – раковины-жемчужницы: прямо над ней висела белоснежная сфера размером с дом. Собственно, это и был дом. Талии уже доводилось видеть его – правда, только на картинке. Это было ещё в Бездне, когда, впервые узнав о том, каково наларам живётся в навязанным им Неллейном телах, она обложилась книгами, чтобы понять, как в прекрасном, гармоничном Бесконечном может существовать подобная жуткая несправедливость. Милая, наивная, невежественная Талия...

В бухте царила умиротворяющая тишина. Вокруг не было ни души. Ничто не нарушало покоя укромного пляжа. Только волны лениво облизывали берег вдали. На полпути к их задумчивому плеску добавился звон сбегавших со скал ручьёв.

Юнил повела рукой, и к дому от её ног протянулась изогнутая лента крутого пандуса. Она выглядела такой скользкой, что Парвел невольно замедлил шаг, а Талия выпустила когти на ногах. Однако это было ни к чему: неведомый архитектор позаботился об удобстве гостей и идти по перламутровой поверхности оказалось не сложнее, чем по ровной грунтовой дорожке. При приближении Юнил в стенке сферы появился овальный проход. За ним лежала изысканная прихожая, пол которой устилал ковёр, словно сотканный из морских анемонов. На их нежные щупальца было страшно наступать. Юнил небрежно скинула босоножки, и живой ворс ковра пошёл волнами, увлекая их в какую-то тёмную нишу. Белые стены комнаты украшало несколько десятков картин без рам. Талия сначала приняла изображённые на них цветные круги за снимки радужки чьи-то необычных глаз, но потом догадалась, что это срезы жемчужин.

– Идёмте, отец примет вас в гардеробной, – не дала ей как следует их рассмотреть Юнил.

– В гардеробной? Не слишком-то вежливо, – мысленно заметил Парвел.

– Нет, он не хочет нас оскорбить. Всё гораздо хуже. Он хочет нас пристыдить и разжалобить, – вздохнула Талия. – И, бьюсь об заклад, ему это отлично удастся.

– Ну, с учётом того, что ему уже загадочным образом удалось заставить тебя пойти туда, куда ты вовсе не собиралась...

– Никаким не загадочным. Просто я увидела, что творится на душе у его дочки, и представила, в каком состоянии тогда должен находиться он сам. Боюсь, как бы он не натворил дел, проигнорируй мы его приглашение. Мобул Галол – персонаж похлеще нас с тобой. Вопреки запрету Неллейна он модифицировал своё тело ещё задолго до моего рождения. И открыто выступает за право других наларов сделать то же самое.

– Как и ты.

– Куда уж мне. Он идейный борец. А я – так. Пожалелка мимопроходящая.

– Я слышал, что они даже зовут тебя «святой Талией».

– О, и до Элидана уже дошло, – закрыла лицо рукой алайка. – Кошмар. Они буквально преследовали меня в Бриаэлларе. Я бегала от них как могла, чтобы только не...

Она не договорила: слуги раздвинули решетчатые двери, впуская гостей в длинную комнату со светящимся потолком. По обеим её сторонам тянулись витрины со странного вида костюмами – металлическими, костяными, кожаными, но одинаково громоздкими, обёрнутыми какими-то трубками и снабжёнными стеклянными вставками на шлемах или грудных пластинах.

– Что это? Коллекция самых безумных доспехов? – усмехнулся Парвел.

– Это костюмы, которые обитатели немагических миров надевают для погружения под воду, – сказала Талия, лихорадочно пытаясь успокоить мысли перед предстоящей встречей. – Галол уже много веков появляется на публике только в подобных штуках. И даже спит в крошечной капсуле, предназначенной для погружений.

– Зачем? Он переделал их, чтобы продолжать дышать жабрами, находясь на суше?

– Нет. Он хочет, чтобы на наглядном примере его страданий, все окружающие видели, каково приходится наларским душам в неподходящих телах.

– Ого, – только и сказал Парвел.

– Ого, – кивнула Талия.

– Странно, что я о нём никогда не слышал.

– Насколько мне известно, он обращался к милосердникам за помощью, даже добился аудиенции у Л'атэнора, но уехал ни с чем. Не знаю, что уж Итер ему сказал, но конфликтовать с жрецами Веиндора, в отличие от жрецов Неллейна, Мобул не стал. Сейчас, думаю, он настроен куда решительнее. Боюсь, плотину уже прорвало, и нам этот поток никак не сдержать. Можно только попробовать направить его в более-менее мирное русло.

За следующими дверями пряталась округлая комната, всю противоположную стену которой занимало огромное окно. Пространство за ним заполнял молочный туман, в котором плавало нечто проворное, длиннотелое, со множеством усов и острых плавников. Комната была почти пуста, если не считать двух витрин со скафандрами и типично наларского кресла с мягко изогнутой суставчатой спинкой, словно сделанной из хвоста гигантского рака-альбиноса. В нём также расположился комплект водолазного снаряжения.

– В кресле – это он сам, – присмотревшись, на всякий случай шепнула Парвелу Талия.

– Моё почтение святой Талии, благодетельнице Онела Преображённого! – со скрипом поднявшись, взмахнул руками налар.

– Господин Галол, – стиснув зубы, поклонилась его гостья. – Рада вас видеть. Жаль, что по-прежнему в таком... виде.

– Но это ведь теперь ненадолго, верно? Мир изменился, и ничто уже не сможет остановить поток перемен, – с торжеством в голосе спросил он.

Талии было очень жаль разочаровывать его.

– Господин Галол... Мобул, мне кажется, вы не совсем понимаете, что произошло, – сказала она. – Вы придаёте слишком большое значение моему поступку. То, что я сделала для Онела... ни Веиндор, ни Неллейн не благословляли меня на это. Это была моя личная инициатива. И не сказать чтобы хорошо обдуманная. Я до сих пор не понимаю, что на меня тогда нашло. Я давно знала Онела, сочувствовала ему, но мне никогда и в голову не приходило помочь ему... преобразиться. А в тот вечер... расскажу вам как есть: ситуация сложилась так, что мне срочно нужно было сделать что-нибудь веиндороугодное, чтобы подготовить свою душу к очень важному разговору с одним из его жрецов. Я перебирала в голове разные варианты. И тут мне подвернулся Онел. Бедный, беззащитный труп Онела. Я могла бы просто подлатать и оживить его, этого бы вполне хватило для моей цели, но вдруг меня осенила очередная гениальная идея. Что могло быть естественнее, чем привести тело Онела в согласие с его душой? О возможных последствиях я даже не подумала.

– И ты сожалеешь о содеянном? – пытливо склонившись к ней, подпёр рукой тяжёлый шлем налар.

– Конечно нет! То есть я не сожалею о том, что я сделала, но вот то, как я это сделала – это ужасный позор. В первый момент, когда я вернулась в Бриаэллар и осознала, что сотворила, я чуть не сгорела от стыда. Чем бы я ни руководствовалась, я не имела права преображать Онела без его согласия, тем более что его наэй резко против того, чтобы его дети модифицировали свои тела. Да, Онел давно мечтал о трансформации, но мечтать о чём-то и сделать это в реальности – разные вещи. Ой! – Под колени Талии ударило что-то мягкое, и она осеклась, оглянувшись – это Юнил настоятельно предложила ей табурет. Алайка осторожно опустилась на упругую губку.

– Я бросилась искать Онела. Его нигде не было. Я успокаивала себя тем, что то тело было у него не единственным и Онел всегда мог просто выбросить его, если мои модификации покажутся ему оскорбительными. И тем, что, даже если Неллейн и разгневается, Онел сможет честно сказать ему, что ни о чём подобном меня не просил. Я всё решила сама, значит мне и отвечать.

– И что же сказал тебе Онел, когда ты всё-таки нашла его?

– Он прокусил мне запястье в порыве чувств и первым обозвал меня этой дурацкой «святой Талией». За ним появились и другие, – втянула голову в плечи алайка. – А я, как видите, никакая не святая. Изначально я действовала из расчёта, преследуя свой интерес, а потом... меня просто понесло. Я заслуживаю хорошей трёпки за свою выходку, а уж никак не похвалы. Простите.

Мобул расхохотался. Из-за скафандра звук получился на редкость жутким. Покосившись на Парвела, Талия с удивлением увидела, что и он с трудом сдерживает смех. Видимо, она переборщила с искренностью и эмоциями. В который раз.

– То, что ты не спросила разрешения Онела, конечно, не слишком хорошо. Но результат! Такой результат списывает всё! – провозгласил Мобул.

– Я до сих пор не понимаю, почему мой поступок кажется вам всем таким важным. Да, большинство тушечников отказываются работать с наларами, зная о запрете Неллейна. Но немало и тех, кто соглашается: тело вашей дочери – наглядный тому пример. Тогда почему я – святая Талия, а они не святые хвостопришиватели и лапоулучшатели?

– Дело не в том, что ты перекроила Онела, дело в том, что ты говорила и чувствовала, когда его перекраивала. Ни один тушечник никогда не осмелился бы заявить жрецу Неллейна, приславшему ему гневное письмо, что действовал не ради денег или удовлетворения профессионального любопытства, а из милосердия и чувства справедливости.

– Отпираться было бессмысленно. Онел каким-то чудом смог услышать всё, о чём я болтала, пока перекраивала его тело, и рассказал об этом куче бриаэлларских наларов, – пробормотала Талия.

– В противном случае ты стала бы отпираться?

– Нет. Наверное, нет. Я и написала-то тому жрецу две строчки. Он спросил меня, в курсе ли я, что Неллейн запрещает наларам модифицировать тела. А я спросила его, в курсе ли он и его владыка, что применение исправительных тел незаконно во всей подконтрольной наэй части Бесконечного. На этом переписка и закончилась.

– Вот оно. Вот оно, Талия! То, чего мы так давно ждали, – закивал Мобул. – У кого-то, наконец, хватило духу сказать неудобную, чудовищную правду: своим поступком Неллейн нарушил один из фундаментальных законов Бесконечного. Мы нестерпимо долго ждали, пока кто-нибудь из детей Веиндора, Тиалианны или Аласаис решится на это. И дождались. Ты прозрела первой. Не сомневаюсь, за тобой последуют и другие. Да что там, я уже то и дело слышу шепотки. Проблемы наларов наконец-то обсуждают не только налары, и это прекрасно!

– Не думаю, что я была первой. Наверняка были и другие, просто им сумели заткнуть рот раньше, чем они наделали достаточно шума, чтобы эту проблему нельзя было снова запихать в чулан. А меня спасло только то, что я дочь своей матери и племянница своего дяди.

– Сколько мы уже их повидали – сыновей, дочерей, племянников, племянниц... И их влиятельных родителей, дядюшек и тётушек тоже. И тех, кого богатство и власть или боязнь потерять и то и другое сделали глухими к чужой боли, и тех, кто искренне старался улучшить Бесконечный. Но наша проблема неизменно попадала у всех них на какое-то слепое пятно.

– Возможно, они просто жили в другое время. Тогда этот нарыв ещё не вызрел и...

– Скромность, как и пудра, красит, только когда её в меру.

– Да при чём тут скромность, господин Галол! – возмутилась Талия. – Отношение некоторых ваших соплеменников меня не просто смущает. Оно приводит меня в ужас.

– Вряд ли Неллейн осмелится причинить тебе вред.

– А Онелу? Или какому-нибудь последующему Нелу? Ваши соплеменники видят во мне то, чем я не являюсь. Да, Веиндор захотел посмотреть, что я способна построить, если дать мне свободу действий. Но это не значит, что он наделил меня какими-то особыми силами или сам станет защищать вас от Неллейна, решись тот покарать вас за неповиновение. Когда мы с Иноном готовились предложить Анлимору свои поправки к закону «Об одушевлённых предметах», мы миллион раз оценили все возможные риски, а потом ещё долго совещались с властями. И это при том, что мы вряд ли могли сделать жизнь обитателей душеёмких предметов ещё хуже, настолько их судьба незавидна... А вашу – я запросто могу.

– То есть наша судьба, значит, кажется тебе более завидной?

– Нет. Но некоторые из вас, я точно знаю, думают иначе. Ко мне ведь приходили не только поклонники «святой Талии», но и те, кто увидел в ней угрозу своему... относительному благополучию.

– Было бы странно, если бы у Неллейна не нашлось подхалимов – тех, кого якобы всё устраивает.

– А я говорю не о них, а о тех, кто якобы сумел приспособиться. И очень этим гордится. Они не позволяют себе ничего лишнего при посторонних, но, оказавшись дома, переносятся в модифицированные тела. Или проводят в них отпуска, отправляясь в отдалённые миры. Эти мудрые и осмотрительные господа опасаются, что, если я продолжу мутить воду, привлекая внимание к данной проблеме, то положение всех наларов только ухудшится. И они лишатся даже той... «илистой лужицы свободы», в которой могут «хоть изредка поплескаться сейчас».

– Подкоряжные трусы. Мутные душонки, – гневно заскрежетал скафандром Мобул. – Они недостойны даже того, чтобы говорить о них. Лужица свободы, послушать только! Позор неосадный.

– Но они налары, как и вы.

– Они – не как я. И не как ты. И не как этот отважный юноша, что стоит с тобой рядом. Они перестали слушать собственные души. И перестали слушать Бесконечный. Конечно, это лишь отчасти их вина. Но факт есть факт: в этой ситуации они не правы. И приносить чужие судьбы в жертву их комфорту – последнее дело. Мы достаточно долго терпели. У Неллейна и всех остальных были века, чтобы одуматься. Хватит. Если они не способны очнуться без хорошей встряски, мы им её обеспечим. Пусть поднявшаяся волна и смоет парочку чьих-то песочных замков. И даже не песочных.

– Этого-то я и боюсь – даже сильнее, чем гнева Неллейна, – поджала губы Талия. – Боюсь, что, получив новые тела, вы не успокоитесь. Весь ваш гнев, который они сдерживали, вырвется на свободу. И вы пойдёте мстить.

– Не скрою, в умах ряда радикалов есть такие течения. Но на них можно повлиять. Ещё можно – пока ты и я имеем авторитет. Однако если мы промедлим, и в нас разочаруются... Я не хочу думать, кто придёт нам на смену.

– Простите, господин Галол, но ваше настроение тоже не кажется мне мирным. Как и настроение вашей дочери.

– Что же, откровенность за откровенность: да, Талия, мы тоже настроены драться. Разница в том, что мы – я, Юнил и множество наших товарищей – настроены драться за что-то, а не против чего-то, как некоторые другие налары.

– И каково же ваше «за», помимо обретения тел, соответствующих вашим душам? – спросил Парвел.

– Мы хотим делать то, для чего были созданы – служить воде, одаривать ею тех, кто понимает её ценность, защищать её и её неразумных и разумных обитателей.

– Но от кого?

– Когда госпожа ан Камиан даст тебе отпуск, проведи его на Звёздных Озёрах. Полюбуйся, как дивно преобразили их чары линдорских магов, – поморщилась Юнил. – И не забудь взять с собой блокнот, чтобы записывать туда всё, что тебе захочется сделать с господами колдунами. Мы обязательно реализуем наиболее остроумные предложения.

– Разумеется, мы не собираемся заниматься ничем подобным прямо сейчас, – поспешил заверить гостей Мобул. – Оставим это... до менее тёмных времён. Сейчас у нас всех есть проблема поважнее.

– Тал, – кивнул Парвел.

– Да. Тал... – проговорила Юнил. – Нам стоило вспомнить о нём пораньше, когда святая Талия сокрушалась по поводу преображения Онела Преображённого, простите меня за тавтологию.

– Ха! Ты права. Давайте скажем откровенно: да, лучше бы на месте Талии оказался кто-то более опытный и могущественный – Верховная жрица Гвелиарин или сам Л'атэнор. Тогда всё прошло бы намного глаже. Но они не пожелали быть на её месте даже под угрозой того, что его займёт кто-то из приспешников Тала – а в этом сомневаться, увы, не приходится. Как и в том, что он постарался бы воспользоваться ситуацией, чтобы стравить наларов друг с другом, а, возможно, и с детьми других наэй. Поэтому следует радоваться, тому, что мы имеем, не так ли?

Чуть помедлив, Талия кивнула.

– Именно из-за угрозы... манипуляций Тала мы не можем медлить. Ты опередила его, но он вряд ли отступится. Так что нам придётся действовать быстро, как бы сложно это ни было. Мы должны хотя бы дать наларам выбор.

– Тал или Талия, – криво усмехнулась Юнил.

– Чего именно вы хотите от меня? – уронив руки на колени, спросила ан Камианка.

– Для начала перестань называть свой благородный поступок выходкой. Ты милая, искренняя девочка, и все мы тут ценим твою откровенность, но сейчас не время для демонстрации своей неуверенности и сомнений.

– Думаю, с этим я справлюсь, – дёрнула ухом Талия.

– Прекрасно. Это уже полдела, – совершенно серьёзно сказал Мобул. – Во-вторых, нам понадобится подписать что-то вроде декларации о намерениях. Мне нужен документ, которым я смогу заткнуть пасть всякому, кто станет говорить, что на алаев нельзя положиться, в отличие от.

– И что в нём должно быть?

– Ничего нового – то, что ты, как и положено всякой наэйрианке, а дочери Аласаис особенно, осуждаешь использование исправительных оболочек. И намерена, в меру своих сил, способствовать тому, чтобы все налары обрели тела, подходящие их душам. Точно так же, как жрецы Милосердного помогают существам с неустающими душами получать бессмертные тела. Или я всё же прошу слишком многого?

– Нет. Я вряд ли смогла бы отказать налару, который обратился бы ко мне впрямую с подобной просьбой. Даже понимая последствия.

– Счастлив слышать, – со скрипом кивнул Мобул. – Со своей стороны я окажу вам всю возможную поддержку. Я не могу дать вам денег – многие этого не поймут. Однако так вышло, что я владею объектом недвижимости, примыкающим к анлиморскому храму Веиндора. И я с радостью передам его вам, чтобы вашим замыслам было где воплотиться.

– Пространство для манёвра нам не помешает... – задумчиво проговорила Талия.