– Почему ей не предоставили охрану? Я спрашиваю, почему моей сестре не предоставили охрану? – выдернул Талию из небытия звонкий женский голос.

– Простите, госпожа ан Камиан, я не получал такого распоряжения, – ответил говорившей невидимый мужчина. – Она должна была пройти всего полсотни шагов по коридору до покоев её величества. Кто же мог подумать... харнианцы...

– Это не харнианцы. Это...

– Предположение... времена...

Голоса расплывались.

– «Госпожа ан Камиан», – выхватила из разговора Талия. – Здесь Лаа. Она никого ко мне не подпустит, – с облегчением подумала она и снова потеряла сознание.

– Тогда, может быть, перенести её в другое тело? – теперь она узнала голос сестры.

– Боюсь, так мы только навредим ей, – проговорил мужчина, но уже явно другой – старше, солиднее.

– Однако наверняка вы не знаете?

– Поймите, Лаа, подобное оружие – редкость. Не такая, конечно, как Лоэдаарский кинжал, но всё же. Оно – орудие казни, создаваемое для особых случаев и подлежащее уничтожению после применения, потому никто никогда не задумывался о том, как лечить нанесённые им раны.

– Но Бесконечный полон нелепых случайностей! Кто-то мог поцарапаться по неосторожности. Неужели у вас нет никакого средства на такой случай?

– Средство одно – молиться Веиндору, уповать на его милость и крепость своего духа. То, что душа вашей сестры сумела остаться в её теле – уже величайшее чудо. Она не должна была суметь самостоятельно восстановить связи ни с ним, ни с каким другим.

– То есть эта... вещь отличается от Лоэдаарского кинжала тем, что лишает душу убитого ею существа возможности соединяться с телами не навсегда, а лишь на время?

– Не на время, миледи, а до встречи с Милосердным.

– С её помощью когда-нибудь казнили его жрецов?

– Только отступников, еретиков, предавших своего наэй, уже утративших с ним всякое духовное родство. Возможно, тот, кто напал на вашу сестру, не понимал до конца, как велика её близость к нашему владыке. Признаться, хоть я и много слышал о ней от вас, я не ожидал увидеть ничего подобного.

– Да я и сама не ожидала, – мысленно пробурчала Талия.

– Хорошо. Тогда я ограничусь болеутоляющими чарами, – сказала Лаа.

– Не стоит.

– Но она же страдает!

– Страдания – часть жизни, – всё тем же ровным голосом проговорил мужчина (и его пациентка решила, что надо выжить хотя бы ради того, чтобы двинуть в глаз этому самодовольному хрычу).

Впрочем, и он, и Лаа были неправы – она уже не особенно страдала. Нет, всё книзу от шеи по-прежнему ныло и саднило, но боль странным образом приносила Талии облегчение – и не только потому, что она отгоняла воспоминания, ранившие куда сильнее любого оружия. За многие годы осознанного и неосознанного служения Веиндору Талия никогда толком не задумывалась, как оно меняет её дух и душу. То, что Талия сделала, смогла сделать для Онела, стало для неё шоком. Но куда больше Талию поразило то, как её душа среагировала на покушение. Лишившись привычных связей между душой и мозгом, алайка обнаружила, что обладает другими, куда более прочными и совершенными. Более того, в её духовной сфере пробудились тонкие, едва различимые структуры, позволившие ей, даже находясь без сознания, не только исцелить тело, но восстановить прежние «духовные нервы».

Никогда прежде Талия не чувствовала себя такой... ладной и складной. Словно она многие годы, находясь в кошачьей форме, ходила исключительно на задних лапах. А потом кто-то вдруг со всей злости шарахнул её по спине и, шмякнувшись на землю, она обнаружила, что ног-то у неё четыре. И пусть передние пока были слабоваты и болели, как и синяк между лопатками, ощущение гармоничности кружило голову.

«Нашла время блаженствовать. Как бы тебе в самом деле не лишиться головы», – одёрнула себя Талия и открыла глаза.

В комнате царил приятный полумрак. Никакого элиданца здесь уже не было – видимо, Талия не заметила, как в очередной раз на несколько часов провалилась в забытьё. Она лежала на широкой кровати с простой, обитой кожей спинкой. В ногах роскошным клубком свернулась Лаа. Её шерсть отливала серебром и золотом в рассеянном свете, струившемся из длинной ниши в стене напротив. Там, рядом с корягой, покрытой кристаллами соли, стояло несколько стеклянных цилиндров, с какими-то изогнутыми предметами, парящими внутри – не то камнями, не то когтями, не то изъеденными временем лезвиями ножей.

Талия решила не будить измученную волнениями сестру и попыталась тихонько прокрасться в её разум, чтобы разузнать новости. Но не тут-то было – Лаа тут же повернула к ней настороженные уши.

– Хвала Милосердному, ты очнулась! – раздался в голове Талии её голос. – Как ты?

– Лучше. Намного лучше. Только горло болит, будто я съела ежа.

– Ты так меня перепугала! – Лаа сменила форму и одним изящным движением перетекла поближе к сестре.

– Я такая дура, – поёрзав на подушках, пробормотала Талия. – Мне не следовало... не следовало оставлять этого хмыря у себя за спиной. Но всё выглядело так естественно: Л'атэнор сказал, что в той части дворца безопасно и что за мной скоро придут. И вот он пришёл, да ещё обвешанный детишками. Элиданец, не харнианец какой-нибудь! Его, конечно, не поймали?

– Пока нет. Но его ищут – ищут всерьёз, я слежу за этим, – твёрдо сказала Лаа, взяв сестру за руку. – И не вини себя.

– Мой магический щит пропустил его как родного. Я даже ничего не почувствовала. Вот как так может быть? – Талия облизнула пересохшие губы.

– Мы обязательно это узнаем.

Лаа пристально посмотрела куда-то вправо, и через несколько секунд в комнату влетел стакан воды. Талия схватила его обеими руками и стала жадно пить.

– Я позволила себе заглянуть в твою память, чтобы описать его следователям, – продолжала Лаа. – Лицо его, увы, никому не знакомо. Ты сможешь узнать его по образу души?

– Думаю, да.

– Отлично, ты нам очень поможешь.

– Город сильно пострадал?

– Нет. Мы лишились Первого храма, нескольких домов и дворцовых построек, но, главное, никто не сгинул.

– В смысле – всех убитых удалось воскресить?

– Да. Но потеря Первого храма... это удар в самое сердце.

– Почему же магическая защита города не сработала?

– Многие подозревают саботаж, хотя пока и не осмеливаются говорить об этом вслух. Магов взяли под стражу. Их и членов их семей допросили, дома обыскали, но ничего не нашли.

– А Веиндор, надо понимать, так и не вмешался?

Лаа покачала головой.

– В прежние времена это никого не удивило бы: нападавшие не покушались на души элиданцев, только на их тела и собственность. А подобные мирские вопросы – зона ответственности Итера. Но теперь, после того как Веиндор послал своих драконов на защиту Канирали, многие... ропщут. И видят в его бездействии дурное предзнаменование.

– Гадко, наверное, так говорить, но хорошо, что нападение случилось до того, как Итер рассказал всем обо мне.

– Да. Многие не преминули бы связать эти два события, – со вздохом проговорила Лаа.

– Ты смотришь на меня прямо как дядя Малаур, – улыбнулась Талия. – Будто у меня выросло по хвосту на месте каждого уха.

– Ума не приложу, как ты могла ввязаться во всё это. Я ожидала... чего угодно, но только не того, что ты окажешься здесь.

– Я полна сюрпризов, – усмехнулась Талия, вытирая краем одеяла мокрый подбородок. Лаа укоризненно покачала головой.

– Очень разумный ответ.

– А уж какой оригинальный! – закатила глаза Талия.

– Итер рассказал мне о вашем разговоре и о...

– О том, что Веиндор решил ставить на мне живодёрские эксперименты?

Лаа кивнула:

– Наверное, сейчас ещё рано говорить об этом.

– Да уж. У меня в голове, если честно, полный кавардак. Но одно я тебе могу сказать точно: твой Л. оказался куда лучше, чем я ожидала. Говорить с ним было проще и приятнее, чем с любым другим жрецом Милосердного.

Лаа не сдержала улыбки, мигом утратив весь свой суровый вид.

– Он чудесный человек, Талия. Предельно порядочный, честный, ответственный, сострадательный. Пожалуй, я его единственная слабость. То, что Веиндор задержал на тебе свой взгляд, глубоко потрясло его. Но воля Милосердного для Итера выше догм и предрассудков.

– А для остальных жрецов?

– С ними всё сложнее, – поджала губы Лаа. – Они не слышали голоса Веиндора, и им будет труднее принять его решение. Полагаю, среди них даже найдутся те, кто не поверит, что Итер выполняет его приказ, а не действует... под чьим-то внушением.

– Думаешь, тот, кто напал на меня, был из таких?

– Нет. Кроме нас троих никто пока не знает о воле Веиндора. Возможно, этот предатель хотел отплатить тебе за прежнее «святотатство» – твои анлиморские поправки. Или, может быть, Тал приказал ему убить тебя, чтобы столкнуть Элидан с Бриаэлларом.

Талия вдруг хрюкнула от смеха.

– Я сказала что-то смешное? – подняла бровь Лаа.

– Нет, то есть да, в смысле сказала, но раньше, – Талия сделала глубокий вдох – её язык не поспевал за мыслями. – Я вдруг подумала, какое шикарное название для любовного романа – «Единственная слабость господина Л.»!

Лаа стыдливо прикрыла ладонью лицо.

– Она зримо страдала. Живость натуры боролась в ней с долгом старшей сестры. Момент был столь серьёзен, что она опасалась, что единой необдуманной улыбкой может ввергнуть юную Талию в пучину легкомыслия, что, как известно, таит в себе демонов неразборчивости в связях, бездумного риска, мотовства и преступной халатности на производстве, – продекламировала Талия; она попыталась скрестить руки на груди, но попала кистью в подмышку.

– Слишком много «что»! – не выдержав, рассмеялась Лаа, целуя её в нос. – Но, как хорошая старшая сестра, я всё же выражу тревогу, разъедающую моё нежное сердце в моей роскошной груди: ты чересчур много смеёшься над важными вещами. Ирония – отличная штука, но смотри, беспечная душа, как бы тебе потом, в скорбной среброухой старости, не пришлось писать назидательные мемуары «Позорное прошлое госпожи Т.», горько сожалея о трагических ошибках юности.