Зеркало - вот истинно образ божий: что бы вы ни поднесли к нему, неминуемо увидите, что это уже заключено в нём.

Надпись, выбитая на камне у подножия Серебряных Скал, неподалёку от озера Скорби

Патриарх Малаур, как он и обещал Анару, ни на шаг не отходил от Аниаллу. Алу даже заночевала у него - к их обоюдному удовольствию. В последнее время сианай и её приёмный отец виделись редко, и обоим недоставало их долгих вечерних бесед. Заговорившись, они так и не легли спать.

Уже под утро, когда они вяло гадали, почему Верховный жрец Кеан вдруг изменил своё отношение к намерению сианай Элеа отправиться в Дарларон, их семейная идиллия была разрушена Шадой, сообщившей, что в замок Ал Эменаит заявился карг Балфишрейн, настойчиво требующий аудиенции у сианай.

Шада, не желая обременять свою обожаемую госпожу «общением со всяким сбродом», решила принять его сама: вдруг он вспомнил что-то важное касательно Делии. Но при всей настырности (достаточной, чтобы Шаду без доклада пропустили в покои патриарха) ей так и не удалось вытянуть из каргнорианца ни слова. Так что ей, весьма раздражённой его упрямством, ничего не осталось, кроме как побеспокоить Аниаллу.

Сианай спустилась в застеклённую беседку, куда проводили Балфишрейна. Ожидая её, карг читал первый номер «У всех на усах». Вернее, не он читал яркий листок, а тот читал ему вслух сам себя:

«Но сейчас, увы, иметь дома неучтённые порталы стало не престижно, а опасно. Причиной тому - кости Изменчивого, этот таинственный артефакт из драконьих легенд...»

Голос Теолы смолк: заметив Аниаллу, Балфишрейн резко свернул газету.

- Рад, что ты нашла время принять меня, госпожа, - сказал он, почтительно склоняясь.

- У меня и вправду не так много времени, Балфишрейн, - призналась сианай, кивая в ответ. - Но если у тебя есть какие-то новости... - Она выжидающе замолчала.

- Увы, - развёл лапами зельевар, - я был бы рад обладать хоть чем-то, что может искупить мою вину, но...

Аниаллу изучала его. Он пришёл сюда не просто так и вовсе не из страха перед наказанием. Но зачем? Что ж, она непременно узнает это, а пока поддержит его игру.

- Тебе ничего не угрожает, никаких обвинений не было и нет.

- Благодарю. И всё-таки... Я принёс тебе искупительный дар, - Балфишрейн протянул Аниаллу кусок рыжей, богато расшитой кожи.

Рассматривая нечто среднее между курткой и корсажем, оставляющим открытым одно плечо, Аниаллу не сразу поняла, что оно сделано из шкуры каргнорианца. Одеяния из кожи разумных существ ей, к счастью, ещё ни разу не дарили.

- Необычный подарок, Балфишрейн, - поморщилась она. - Признаюсь, я не понимаю его смысла.

- Видишь ли, эта вещь была сделана очень давно, во искупление совсем другого прегрешения перед... перед женщиной твоего народа. Она не приняла этот дар. Но я надеюсь, что ты примешь его сейчас.

- И за неё и за себя? - спросила Алу, хотя чувствовала: карг задумал нечто большее, чем заставить её принять извинения вместо другой кошки.

- О нет, госпожа сианай! Та алайка простила нас и без подарка.

- Да? А чем ты провинился перед ней? Или провинился тот, с кого вы содрали эту шкуру?

Балфишрейн замялся с ответом. Аниаллу насторожилась ещё больше, она не сомневалась, что всё сказанное им раньше было чистой правдой, и всё же он что-то не договаривал. Что-то очень важное.

Алу слишком вымотало ночное бдение, она не нашла в себе сил расспрашивать карга и попросту заставила его захотеть ответить на последний вопрос. Вернее, попыталась заставить: стоило ей потянуться к душе карга, как её будто ударили кулаком в переносицу. Балфишрейн не успел подхватить сианай, и она тихо упала на пол возле его лап.

***

Аниаллу часто заморгала, словно это могло разогнать заполнявший сознание туман. Только что над ней нависала морда каргнорианского зельевара, а теперь она в одиночестве сидела в кресле, напротив выхода из беседки. Опустив глаза, сианай увидела, что через её руку, лежащую на подлокотнике, перекинут подарок Балфишрейна. Несколько секунд Алу бездумно разглядывала узор из чешуек, коротких шипов, костяных пластин, украшенных мелкими камнями, и пятен огрубевшей кожи, сплошь покрытых какими-то линиями и символами.

Она чувствовала себя наларкой, перележавшей на солнце, голова гудела, веки налились тяжестью, сердце билось гулко и редко. «Утёк, - вяло подумала она. - Испугался, наверное, как бы его не обвинили в нападении на Тень Аласаис. Трусливая ящерица... Теперь его уже ни о чём не расспросишь... Как вредно не спать!» - Она широко зевнула и вдруг раздражённо стиснула зубы. - «И как вредно веками вести себя так, как не подобает Тени Аласаис!»

Скольких трудностей она смогла бы избежать, если бы не её излишняя щепетильность. Сегодня, пожалуй, она впервые за долгие годы повела себя надлежащим образом - не стала прикидываться простой бессмертной и тратить время на уговоры и увещевания. Разве цели, которые поставил перед ней Бесконечный, недостаточно важны, чтобы идти к ним кратчайшим путём? Так почему же она вечно петляет, боясь наступить на чьи-то чувства? Этой расхлябанности давно, давно следовало положить конец. Но лучше поздно, чем никогда!

От принятого решения сердце Аниаллу наполнилось упоительной, сладостной теплотой, она блаженно обмякла в кресле... и вдруг встрепенулась: это пропитанное кровожданостью самодовольство было ей хорошо знакомо. И пары месяцев не прошло с тех пор, как в подземном городе д'ал, она почти потеряла себя, едва удержалась от соблазна отдаться во власть того, кого алаи теперь называют Талом. Он тоже исподволь, незаметно прокрадывался в её сознание, пробуждая... привнося в душу сианай несвойственные ей от природы жестокость, жажду властвовать и уничтожать непокорных. Кто знает, может быть, и сейчас, через этот подарок карга, он хочет повторить попытку подчинить её?

Аниаллу попробовала встать и отбросить корсаж, но, с трудом приподнявшись, обнаружила, что не может оторвать кисти от подлокотников. Что-то незримое удерживало её на месте. Оно точно ремнями стянуло её запястья, а потом и плечи, шею, грудь. Нет, дело было не в корсаже... Взгляд Аниаллу заметался по беседке - от тени под скамейкой к зарослям за окном, от светильника под куполом к груде присыпанных листвой подушек. Вот оно. Над гладью неработающего фонтана в углу беседки парила чёрная слоистая сфера, точно сложенная из плоских, обросших тёмным мхом камней. Как она могла попасть сюда, во владения Селорна? Почему не сработали защитные чары? Куда смотрели стражники?

Как Аниаллу ни старалась, ей так и не удалось пошевелить и пальцем. Хуже того, сфера неведомым образом не давала ей ни колдовать, ни позвать на помощь, прибегнув к телепатии. Сознание Аниаллу затуманивалось всё сильнее. Перед глазами, накладываясь на помутневшую картину реальности, проплывали образы, один отвратительней другого - улитки, в кровь раздирающие себе брюхи, ползая по утыканным кошачьими когтями каменным плитам; бледные, неоперившиеся птенцы, слабо шевелящие крыльями в тёмной жиже, заполняющей чью-то зубастую пасть; синие стёкла Дворца Аласаис - закопчённые, покрытые багрово-оранжевыми вздутиями, точно нарывающая кожа...

Поняв, что битву за тело ей не выиграть, Алу решила испробовать радикальное средство: бросить его, заставив душу устремиться к запасному. Не тут-то было: вместо того чтобы легко выскользнуть из парализованной оболочки, душа забилась в ней, как угодившая в смоляную лужу птица. Жжётся, как же жжётся! Силы Аниаллу стремительно таяли. Надежды не оставалось. Она исчерпала все... Нет! Оставался ещё один способ вырваться: если она не могла колдовать, возможно, и те заклинания, которые начинали действовать сами, просыпаясь в критический момент, чтобы поддержать жизненно важные функции, тоже были заблокированы.

Аниаллу перестала дышать. Тянулись мгновения, мучительная, жгучая, распирающая боль рвала её грудь, и это было своего рода наслаждением: она почти перестала чувствовать леденящее прикосновение чужой воли. Сианай закрыла глаза, открыла их, снова опустила веки. Осталось потерпеть ещё чуть-чуть... И тут магия, дремавшая в её теле, всё-таки проснулась. Насыщенная кислородом кровь ударила в голову, болезненно забилась в висках, у переносицы, руки стали горячими.

Её словно озарило внутренним светом, и благодаря этой яркой вспышке она вдруг заметила в себе - в душе, духе, теле - нечто, чего не видела никогда прежде - тончайшую, причудливую структуру, которая сейчас стремительно пробуждалась.

Пробуждалась, несомненно, чтобы дать отпор врагу - но это почему-то не успокаивало Алу. Она была... она делала сианай намного, намного сильнее порождения Тала и в то же время подавляла волю, сужала сознание, не давая думать ни о чём, кроме неё. Аниаллу уже почти физически ощущала это странное новообразование - где-то здесь, в груди и затылке, остальное же тело налилось тяжестью, онемело, стало каким-то чужим, точно превратилось в безжизненный кокон, из которого должно было вылупиться... нечто.

И оно вылупилось. Из груди Аниаллу в чёрную сферу ударил поток чего-то, чему сианай не могла дать названия. На секунду она испытала облегчение, но в следующий же миг с ужасающей ясностью осознала, что проиграла. Враг даже не дёрнулся, чтобы увернуться. Он, казалось, только и ждал, когда она применит против него своё тайное оружие. С готовностью приняв удар, он пропустил его через пористое, стремительно тающее «тело» и стократно усилил, вытянув, высосав из сианай намного больше энергии, чем требовало её «заклятье». Волна разрушительной «магии» хлынула во все стороны, сметая, поглощая, уничтожая всё на своём пути.