Такую как ни погладь – всё против шерсти выходит.

Алайская поговорка

В мире спиноглаза царили покой и неизменность. Никакой ветер, доведись ему залететь в это застывшее место, не сумел бы подёрнуть рябью малахитовую гладь его родного озера. Даже под ударами мощных лап зверя она лишь упруго прогибалось, точно желе под вилкой, и он скользил по ней, с силой отталкиваясь от складок. За долгий век спиноглаза ни одного камешка не прибавилось на голой равнине, окружавшей низкие берега. Ни единой иглы не сломалось на друзах кристаллов, холодно сверкающих у кромки воды.

Некоторое оживление вносили лишь маленькие спиноглазы. Они неуклюже бегали вокруг, то и дело ныряя в светлые разводы на поверхности. Вязкая жидкость, бывшая там менее плотной, уступала с тихим чмоканьем. Бдительный родитель следил за отпрысками своим единственным глазом на длинном стебле, который медленно изгибался, превращаясь в вопросительный знак, когда его хозяин в очередной раз задрёмывал. Спиноглаз «клевал глазом» часто: всё здесь просто располагало ко сну – тишина, прохлада, шёлковый гамак воды под брюхом...

Внезапно что-то коснулось глазного стебля – что-то живое, тёплое, незнакомое. Он извернулся и резко выпрямился. Из выступающего над глазным яблоком дыхала вырвалась струя мелких острых кристаллов.

Лапа отдёрнулась. Эйтли Тинойа громко чихнула и провела ею по мордочке, стряхивая с серебристого меха остатки блестящей пыли.

Спиноглаз бросился наутёк. Сосуды на его распрямившемся во всю длину глазном отростке наливались кровью, и их причудливый рисунок всё ярче сиял для теплочувствительных глаз малышей. Обычно по этому рисунку спиноглазы различали друг друга, но сейчас вместе с нервным покачиванием стебля свечение означало только одно – рядом опасность, и юркие спиноглазики бросились к родителю, смешно вытягивая свои тонюсенькие, также засветившиеся теплом стебельки. Не прошло и пары секунд, как они ввинтились в отверстия на его спине, оставив снаружи лишь испуганно вращающиеся глазки.

Замерев, пантера наблюдала за улепётывающим чудом природы. От умиления она даже забыла огорчиться по поводу неудавшейся охоты. Тинойа позволила себе ещё немного побегать на мягких лапах по берегу, каждым движением выражая восторг и любопытство, но как только во мраке пещеры ей удалось разглядеть нечёткие силуэты своих товарищей, она стремглав бросилась к ним – делиться.

Собственно, из-за этой страсти делиться впечатлениями Ирера и послала её... «в головной дозор». Эйтли вспомнила об этом, только подлетев к этой мрачной эалийке, сидящей верхом на большом раомпе. Вспомнила, уже стоя на задних лапах и с размаху бросив передние на её бедро. В предвкушении рассказа Тинойа от удовольствия заперебирала когтями и не заметила, как уколола свою предводительницу. Отбросив чёрной-чёрной рукой чёрные-чёрные волосы с чёрного-чёрного лица, Ирера так страшно зашипела, что Эйтли подавилась своим восторгом и мигом сменила форму – с кошачьей на двуногую – желая поскорее оправдаться.

– Ой, извини, Ирера! А там впереди ничего страшного нет, – затараторила она, едва обретя дар речи, – только озеро, большое-большое, на всю пещеру и солёное-солёное, прямо густое, а на нём такая прелесть плавает, с глазками!.. Ну ты что, Ирера? – Тинойа обиженно замолкла.

Эалийка ничего не ответила. Как и все тёмные алаи, она с трудом переносила кошек Аласаис других пород, а уж пронырливых «вечных детей» из дома Теней – красой и гордостью которого была Тинойа – особенно. Она устало прикрыла глаза, редкого для алаев серого цвета, страдальчески провела по лицу тонкими пальцами и, столь же картинным жестом откинувшись назад, на спину раомпа, наподдала его пятками. Эйтли отступила в сторону, давая подземному слону дорогу, и, улыбнувшись вслед Ирере, подумала, что той стоило большого труда пнуть не её, а бедное животное.

– Озеро, да, озеро – большое, солёное и зелёное, – подмигнул подъехавший к Эйтли адор, старший из троих сопровождающих отряд – он сверялся с огромной картой, нависая над алайкой как скала.

Его раомп был вдвое, а то и втрое больше того, на котором путешествовала Ирера, да и сам он, даже спешившись, оказался бы в полтора раза выше Эйтли и раза в три шире. Трудно было поверить, что адоров кое-кто умудряется путать с людьми: когда он, протянув руку, поднял Тинойю, чтобы усадить на шершавый круп слона, алайка почувствовала себя пушинкой.

Вскоре впереди засверкало мутное зелёное зеркало.

– Это последнее озеро на нашем пути, – возвестил адор, на этот раз обращаясь ко всем членам каравана; его мощный голос гулко разнёсся по обширной пещере. – Если ничего непредвиденного не случится, уже сегодня мы будем на поверхности.

За его спиной Эйтли Тинойа, принцесса дома Теней, единственная дочь легендарного патриарха Наола Чутколапа, тихонько взвизгнула от восторга. Эйтли была девушкой терпеливой (даром, что ли, в котячестве отец заставлял её охотиться на лэннэсскую мышь, часами просиживая в засаде у норки чуткого зверька?), но и она уже успела порядком утомиться от однообразия подземных пейзажей. Конечно, здесь тоже попадались яркие пятна, как это озеро, например, но они не могли насытить любопытство Тинойи, и она скучала вдали от своей щедрой на сюрпризы родины.

Спешившись, Эйтли принялась прогуливаться по берегу в поисках спиноглаза, но потревоженный вторжением целой толпы незваных гостей зверь, видимо, забрался в своё логово. Найти его алайке тоже не удалось, и она, усевшись на берегу, от нечего делать лизнула один из кристаллов, обрамлявших водоём искрящимся венцом. Камень оказался жутко солёным, Тинойа долго отплевывалась и наконец, пробормотав что-то вроде: «Ну вот, нализалась с горя», растянулась на земле и принялась едва ли не с завистью наблюдать за возводящими мост адорами.

Им-то скучать было явно некогда! Всю долгую дорогу они занимались каким-нибудь приятным делом: то заставляли сталактиты и сталагмиты, мешающие пролёту их гигантской ноши, втягиваться в пол и потолок пещеры, словно когти в подушечки кошачьей лапы; то, наоборот, выращивали переправы через пересекавшие туннели пропасти. А один раз им даже пришлось остудить целое озеро лавы! В общем, развлекались вовсю.

И сейчас, пока алайская часть отряда бесцельно бродила по берегу, адоры устроили настоящее шоу. Под их чутким руководством (иначе не скажешь – ведь то, как они взаимодействовали с камнями, волшебством, в обычном смысле этого слова, назвать было нельзя) дно озера изгибалось, вспучивалось, поднимаясь своеобразным каменным мостом. Казалось, что из маслянистых глубин водоёма всплывает какое-то огромное животное: его мосластый хребет уже показался над водой, часто вздрагивая и колеблясь, как от тяжелого дыхания. Любой, наделённый чувствительными к магии глазами, какими обладала Эйтли, мог бы поклясться, что адоры никаких чар на дно озера не накладывали. И если бы он вдобавок ничего не знал о том, что многие расы в Энхиарге имеют особую, духовную связь с различными аспектами окружающего мира, то мог бы решить, что либо из озера и правда кто-то всплывает, либо... либо он сходит с ума.

Но Тинойа-то была кошка местная и давно привыкла, что адоры управляют камнями так, словно скалы – их собственные спины, булыжники – кулаки, а гальки, перекатывающиеся в стремнинах рек – кончики проворных пальцев. Соплеменники Эйтли точно также властвовали над миром эмоций и чувств. Заставить кого-нибудь захотеть почесать его за ухом было для мало-мальски толкового алая не сложнее, чем этим самым ухом пошевелить.

Эйтли вскочила и захлопала в ладоши – тот адор, за спиной которого она недавно пряталась от Иреры, шёл по берегу, пригнувшись к воде и ведя вытянутой рукой над самой её поверхностью. В пальцах его, видимо, был зажат кусочек чего-то съестного, потому что следом, едва не тыкаясь в них своим подрагивающим оком, выгребал спиноглаз. Тинойа с восторгом смотрела на адора и мысленно обещала себе обязательно вернуть тот, зелёненький – как раз под цвет её глаз – магический камешек, который она свистнула у него несколькими минутами раньше.

– Какая же прелесть всё-таки! – продолжала восхищаться она, глядя, как адор сыплет в зелёный кисель водоёма какие-то (как ей показалось – каменные) крошки, а спиноглаз, будто собачка на поводке, ползает за ним. – А мы-то жаловались, что тут у вас скучно! Вон в любом другом подземелье – так и ждёшь, что кто-нибудь ка-а-ак выпрыгнет, а здесь – нет. Тихо так, прямо как в склепе...

– Склеп, хм, – отозвался адор. – Думаю, что наши подземелья куда меньше «любых других» походят на склеп. Здешние скалы, конечно, могут погубить какого-нибудь неосторожного колдуна, но при этом дарят жизнь множеству существ. Скорее уж они похожи на солнце, – ласково проводя ладонью по стене пещеры, заявил он.

Склонив голову набок, Эйтли вопросительно уставилась на адора. Он улыбнулся, едва удержавшись от желания потрепать этого очаровательного ребёнка по серебряному затылку.

– Все знают, что Адорские скалы – одно из рукотворных горных образований Энхиарга, и древняя магия таится здесь в каждом камне...

Эйтли кивнула. Весь её родной мир с высоты драконьего полёта выглядел, мягко говоря, странно. Когда боги и наэй творили лицо Энхиарга, они руководствовались своими, неведомыми целями, мало заботясь о естественности ландшафта или удобстве и безопасности тех, кто возможно будет жить на его просторах в отдалённом будущем. Никого не удивляли свёрнутые в петлю русла рек, хвойные леса, торчащие посреди пустыни, и горы, иногда более похожие на крепостные стены с правильно расположенными башнями. Адорские же скалы настолько пропитались мощнейшей магией творения, что каждая порода в них приобрела необычные свойства. И по сей день местные жители не могли похвастаться, что раскрыли все их тайны.

– Волшебство пронизывает всё вокруг, как лучи солнца – воздух в рассветном саду, – продолжал адор (Эйтли «прямо убило» это поэтичное сравнение: всю дорогу она только и делала, что злилась на слепившее её чувствительные к магическим аурам глаза излучение пород). – В этом озере, несмотря на его страшную засолённость, живут крошечные существа. Они впитывают магию и, подобно цветам под солнцем, могут с её помощью преобразовать неживое в живое – сделать эту самую соль съедобной для себя... А спиноглаз, в свою очередь, питается ими, – немного грустно, словно ему было жаль этих удивительных крошек, закончил адор.

– Ничего себе! – восхищённо выдохнула Тинойа. – И это ещё алаев называют приспособленцами, а тут – какая-то финтифлюшка! – Ей бы и в голову не пришло, что местная магия может не только портить кому-то жизнь, но и дарить её.

– Прям как Ирера, – подумала Эйтли, глядя на эалийку, которая как раз проезжала по свежесотворённому мосту, по-прежнему растянувшись на спине раомпа. – Спит... Она, конечно, истрепала нашему отряду нервов больше, чем все харнианцы[1] и их драконы вместе взятые, но, с другой стороны, я не уверена, что без неё кто-нибудь из нас вообще бы здесь выжил...

***

Ирера не сразу поняла, что её насторожило. Словно кто-то едва заметно прикоснулся к самым кончикам её усов и тут же отдернул руку, отступив во тьму. Она открыла глаза, но, разумеется, никого, даже назойливой Эйтли, рядом не обнаружила. Вокруг было всё так же темно и тихо, караван успел благополучно миновать озеро и теперь двигался по очередному туннелю. Ирера усмехнулась пришедшему на ум сравнению: зная норов своей грозной предводительницы, спутники и говорить-то с ней предпочитали, держась на почтительном расстоянии. Да и усов у эалийки, находящейся в данный момент в своей человекоподобной форме, не наблюдалось; зато имелись кошачьи уши и хвост, клыки и вертикальные зрачки, в темноте почти целиком заполняющие серую радужку... А еще – двадцать острейших когтей, которые ей ужасно захотелось пустить в дело, когда, озираясь по сторонам, она наткнулась на пример вопиющего разгильдяйства.

Ирера соскользнула с бока подземного слона и направилась в голову отряда, к парочке заядлых картёжников, расположившейся на спине молодого раомпа. Одному из них, эалийскому телепату, удобно подвернувшему ноги и угнездившему между ними кружку с горячим вином, надлежало контролировать сознание раомпов. Подземные слоны чуяли в алаях хищников и отказывались повиноваться обычным командам. Насколько ослабла власть телепата сейчас, было видно по тому, как испуганно фыркали раомпы, когда Ирера проходила мимо. Никакая трансформация не могла полностью скрыть её истинную природу: даже передвигаясь на двух ногах, она сохраняла ту невероятную стремительную плавность движений, что свойственна поступи лесных кошек, крадущихся к ничего не подозревающей жертве.

Другой игрок, тоже однопородник Иреры, переведённый из воинов отряда в маги ввиду острой нехватки последних, рассеянно скреб по стене выпущенными когтями ноги, размышляя над следующим ходом. Ему было поручено управлять продвижением гигантского куба льда, величественно плывущего по туннелю и почти целиком занимающего его просвет, но, вместо этого, эал самым наглым образом уселся спиной к объекту своего долга и только раздражённо дергал ухом, когда глыба задевала об очередной выступ породы.

Ирере не пришлось проявлять чудеса маскировки, чтобы подобраться к этой парочке. Их раомп – наверное, единственное животное в отряда, находящееся под должным присмотром, – тоже заметил эалийку только тогда, когда она вынырнула из мрака в опасной близости от его морды, выбросила вперёд руку и резко выпустила смертоносные лезвия когтей. Мозг слона словно взорвался от столкновения инстинкта самосохранения и воли контролирующего его телепата. Раомп вздрогнул и остановился, сдвинув в сторону нежный короткий хобот и укоризненно глядя на Иреру выпуклыми глазами. Сейчас его морда, как никогда, была похожа на лицо разумного существа, и алайке стало немного не по себе. Однако она быстро поборола смущение, стоило ей увидеть растерянное лицо телепата. Сопротивление животного отозвалось в его мозгу вспышкой боли и приступом дурноты, он чудом удержал кружку в руках, а язык – от нелестного замечания в адрес «госпожи арсенал», как в караване прозвали Иреру.

– Чем ты думаешь? – рыкнула эалийка, когда его товарищ изволил обратить на неё внимание. – Тем местом, откуда хвост растёт?

– Нет, им я сижу, а...– огрызнулся было он.

– Так, не думаешь даже им, – констатировала Ирера и поёжилась, услышав, как куб снова проскрёб по стене, отчего та пошла дрожащими сине-алыми разводами. – Ты чем сейчас должен заниматься?

– Юлмеарн подстрахует, – буркнул кот.

– Не сомневаюсь, – улыбнулась кошка. – Но если бы он мог справиться один, рискнула бы я столькими жизнями, доверив это такому остолопу, как ты?

Она ткнула пальцем в висящий у него на шее медальон, камень в котором походил на сгусток синего тумана, заключённый в незримый сосуд. От драгоценного украшения к ледяной глыбе тянулась ниточка заклятья, позволяющая управлять её полётом. – Ты, похоже, сидишь не только на родине хвоста, но и на собственных ушах! Тебе разве не объясняли, как могут среагировать здешние скалы на соприкосновение с чужим волшебством? Обвалом, в лучшем случае.

– Так ведь это... всегда можно и помереть, если что, – поскрёб за ухом обвинённый в халатности эал.

Он решил подыграть Ирере и как мог изображал полного разгильдяя. Получалось плохо: недобросовестность была не свойственна алаям как расе. Лень – да, но если уж они поднимались с насиженного места и брались за дело, то делали его так, чтобы потом на них никто хвост не мог поднять. Кот не хуже Иреры понимал всю опасность этого похода, но природное чутьё, внутренний голос Кошачести, говорил ему, что волноваться не стоит (по крайней мере – пока), и он позволил себе ослабить бдительность, чего не могла сделать она.

Эалийские женщины (а особенно те из них, кого называют анэис – Чувствующими) славились своей сверхъестественной интуицией, но Ирера, по прихоти судьбы, оказалась обделена этим даром, что и вынуждало её постоянно быть настороже. Спутники Иреры отнеслись бы к её положению с сочувствием, если бы, страдая сама, она не пыталась усложнить жизнь окружающим, не изводила их необоснованными (на их взгляд) придирками, раз за разом приводящими к безобразным перепалкам.

Вот и сейчас, услышав подначку эала, Ирера разозлилась ещё больше. Гибкая рука чёрной змеёй метнулась к его горлу, сгребла в кулак ворот куртки.

– Ты будешь меня слушать или нет? Я устала повторять тебе прописные истины снова и снова. Великая Аласаис! Мне дали под начало выводок котят, которых надо учить не только ходить, но и пользоваться глазами. Ну посмотри ты перед собой, – она раздосадованно указала на носилки, плывущие вслед за кубом. – Что ты там видишь, и почему ты видишь именно это?

Только чтобы не навлечь на себя ещё большего гнева, придушенный эал взглянул туда, куда она хотела. Тусклое, испускаемое волшебным льдом сияние заливало несколько носилок, укрытых плащами, под которыми угадывались очертания алайских тел... Или всё ещё алаев? Трудно определиться с формулировкой, когда перед тобой лежит мёртвое, пропечённое, как котлета, драконьим пламенем тело, но душа так и не покинула его.

– Думаю, «живой труп» подходит лучше всего, – заявил подъехавший к ним высокий мужчина. Мелтарис ан Ал Эменаит, старший телепат отряда, даже и не думал скрывать, что прочитал мысли своего подчинённого.

Он единственный сидел в седле как-то неуклюже, сгорбившись. Огромный плащ, явно не с алайского плеча, скрывал то, во что превратились грудь эала, его одежда и лёгкие, дарларонской работы доспехи, спекшиеся от жаркого выдоха злобной харнианской ящерицы – той самой, чьи очертания угадывались в толще льда. Изуродованное тело Мелтариса было мертво, но, подобно своим товарищам по несчастью, он не осмелился покинуть «испорченную тушку».

Раньше почившим алаям можно было бы даже позавидовать – они успели бы уже обзавестись новыми телами и сидели (как это заведено по такому случаю) в бриаэлларском кабаке «Новая тушка», посмеиваясь над остальными членами отряда, всё ещё ползающими под землёй. Но времена изменились.

____________________________

[1] Подробнее о харнианцах можно прочитать в Приложении 1.