- Смерть вселенной подтверждена, она наступит совсем скоро.

Мерцающий человечек ростом с две кофейных чашки произнес это с особой торжественностью, важно и размеренно, чтобы слушающий его проникся значимостью новости. Помолчал секунду, затем прошел сквозь миску в левую часть стола, поближе к единственному зрителю, и, не сводя с него взгляд, продолжил.

- Темная энергия веками была для нас загадкой - что за антипод, антагонист гравитации разгоняет галактики, расширяет, растягивает Вселенную, и что вообще собой представляет – силу, поле, квинтэссенцию? И когда двенадцать лет назад удалось ее открыть, зафиксировать, даже измерить, провести эксперимент и получить значения лабораторно в огромном орбитальном коллайдере, человечество возликовало. 

Мы были в одном шаге от удивительных открытий. И мы этот шаг сделали.

Зазвенел пищевой принтер. Роланд Тангейзер забрал готовую тарелку каши и с апатией начал месить ложкой теплые органические комочки. 

- Первоначальные прогнозы оказались ошибочны. И не просто, а фатально ошибочны. Во многом, из-за того, что темная энергия на самом деле неравномерно распределена в пространстве и плотность ее варьируется, но и потому еще, что мало кто размышлял о взаимодействиях темной материи и темной энергии. 

Роланд отвлекся. Перед глазами вдруг встал старый фантастический мультфильм по физике для дошколят, который они смотрели вместе с Мико еще детьми. В нем утверждалось, что темная энергия на самом деле есть лишь отголосок гравитации параллельной Вселенной, и Мико верила и радовалась тому, как все просто решается. Хлопала в ладоши и обещала со всей своей детской тогда еще непосредственностью, что посвятит жизнь удивительным физическим законам. 

Так оно впоследствии и вышло.

- Оказалось, скорость, с которой расширяется Вселенная, куда выше вычисленной ранее, в миллионы раз выше, и она все растет, и будет расти. Темной энергии становится все больше, это напрямую влияет на взаимодействия, ослабляя их. И в первую очередь, ослабляя взаимодействие гравитационное и электромагнитное.

По этому поводу научный центр планетной системы TRAPPIST-1 – наши практически соседи – сделал неутешительный прогноз. Через пятьдесят тысяч лет связи между атомами уменьшатся настолько, что всякое вещество просто разлетится на эти самые атомы, а потом, когда субатомные взаимодействия достаточно ослабнут, распадутся и они. И это будет конец нашей Вселенной.

Все рассыпется. 

Роланд вытянул руку, оглядел крошечные прожилки кровеносных сосудов, линии на коже, тонкие мозоли, косточки, ногти, пальцы, и попытался представить, как бы это все вдруг разлетелось в один миг. 

Интересно, это больно – рассыпаться? Не просто умереть, но перестать существовать на самом базовом, атомном уровне. Или это такая же смерть, как и любая другая смерть, просто, она последняя – не только для человека, но и для всякой хоть немного сложной материи? И еще... что почувствует, о чем будет думать в последнюю секунду последний человек, наблюдая воочию, как звезды и планеты станут рассыпаться в молекулярную пыль? 

Насколько одиноким в эту последнюю секунду будет последний человек?

Снова вспомнилась Мико – их последние годы, месяцы, дни. Как они боролись с ее болезнью, сколько было надежд сперва, стараний, усилий, сколько страхов, тревог и отчаяния в конце. И как все это восемь дней назад просто рассыпалось. В пыль, такую же мелкую, о какой только что говорил голографический диктор. 

Захотелось сбежать из этого давящего бокса, от этих мыслей, от металлических стен. Пройтись по безжизненному грунту Герзельберга[1]. Постоять под бесконечным черным небом, посмотреть на звезды, пока они еще есть. 

Роланд бросил недоеденную кашу в мусорник, достал самый легкий скафандр и, пока одевался, услышал шум, исходящий от голографа. Человечек, что вольготно расхаживал по столу и декламировал новости, вдруг задергался, пошел рябью, а на его месте возник другой – старик в мрачном, черном космическом костюме с флуоресцентным крестом на груди. Он тоже сильно рябил, иногда пропадал, говорил тягучим, монотонным голосом, да только из-за помех ничего было не разобрать. 

Такое уже случалось – когда сигнал из отдаленной религиозной общины проходил через местную ретрансляционную станцию, он порой накладывался, а то и вовсе перебивал местное вещание. И тогда зрители наблюдали странных людей в крестах, что неразборчиво говорили о некоей вере. 

Роланд покрутил ручку голографа, но нестабильное изображение осталось. Повторяло, как заведенное, слова, и некоторые он даже смог разобрать – «Лазарь», «душа», «Страшный суд». Слова непонятные, загадочные, значения которых он не знал. Мужчина остановился было, в надежде, что неизвестная религиозная программа даст объяснение, но тут шум внезапно прекратился, и на столе снова возник привычный диктор. 

- ... насколько наша наука продвинется вперед. Именно поэтому каждый из нас сейчас должен задаться вопросом – в итоге, сможет ли человечество спасти Вселенную от разрушения? – Преувеличенно бодро спросил человечек.

- Вряд ли, - ответил Роланд, подключил баллон с кислородом и вышел в безвоздушное пространство Герзельберга. 

* * *

Прощальный дом располагался на самом краю города; чтобы добраться до него, нужно было ехать несколько часов на маглеве. Затем от последней остановки пройти пятнадцать минут в скафандре, любуясь бескрайними полями инопланетных цветов и кремниевых существ, или взять электрическое такси. Внутри тебя встречали механизмы – вежливые, обходительные, всегда готовые помочь, но если же таково было твое желание, можно было пообщаться с человеком. Как ни странно, многие предпочитали именно людей. 

- Итак, тело вашей жены... - начал было администратор, но Роланд его опередил.

- В стазис-камере, дома. Остаточная активность мозга сохранена, если вы об этом. 

- Хорошо.

Тангейзер подгрузил в интерфейс ритуальные предложения, проглядел мельком, но ни на чем сознательно не остановился. Словно бы не мог решиться, поскольку понимал, что это станет последним актом в их затянувшемся прощании. 

- Может быть, хотите обратиться к своему синтетическому богу? Поговорить, услышать совет?

- Нет. 

Последний раз Роланд обращался к синтетическим богам восемь дней назад, после смерти жены. Как только ему отдали тело, как только привез стазис-камеру домой, он сразу же достал авто-ампулу и вогнал полторы дозы себе в шею. Он искал утешения, долгих бесед, каких-то ответов, может даже постыдной жалости к себе пока никто не видит. Однако его личный, сконструированный подсознанием бог предстал перед ним в виде его жены, и за все три часа забвения они не сказали друг другу ни слова. Лишь исступленно занимались сексом, как в последний раз, что было недалеко от истины. 

- Вы обсуждали с Мико ритуал? Она оставила какие-то пожелания? – поинтересовался администратор.

- Хотела, чтоб я решил. 

Мужчина за массивным столом задумался. 

- Женщины очень предпочитают цветы.

Первым новым видом, открытым на Герзельберге, были именно они – сложные структуры кремниево-углеродной жизни, напоминающие по форме то ли диковинные земные растения, а то и вовсе чудовищных восьминогих существ из океанов Глизе 667Cf. Большую часть их тела составляли щупальцеподобные лианы, тянувшиеся от огромного деформированного бутона. Все это существо не обладало никаким разумом и представляло собой лишь растянутый желудок, но имело, при этом, одну очень любопытную особенность.

- Если поместить тело – с неповрежденным мозгом с остаточной активностью, это важно – в пустоты под бутоном, ввести затем определенное количество химических элементов, произвести так называемую «мягкую консервацию», цветок начнет поглощать тело. При этом мозг будет чувствовать постоянное удовольствие, волны удовольствия, войдет в некоторую фазу подобия сна и станет переживать такие волшебные приключения, на которые не способен ни один наркотик. 

Абсолютное биохимическое счастье.

- Моя мать выбрала цветы,- тихо произнес Роланд. 

- Процесс поглощения очень медленный, он может продлиться до пяти, даже до шести лет. Представьте, пять лет восхитительных видений, наслаждений, не опороченных рутиной. И даже больше, ведь сознание воспринимает время по-иному, отлично от...

- Нет,- покачал головой Тангейзер. 

- Она бы этого не хотела. Не так. Да и я бы не хотел. 

- Это ваш выбор,- понимающе кивнул администратор. Затем пододвинулся ближе и с особой доверительностью в голосе спросил:

- Скажите, вы думали о заморозке? 

На клиентском интерфейсе тут же расцвели десятками красочные иллюстрации, научные обоснования, информационные выкладки; все, что нужно, лишь бы развеять всевозможные сомнения. 

- Это ведь первый шаг к вечности. Кто знает, вдруг через тысячу лет, через две наука, наконец, победит смерть, остановит всякое разрушение жизни, а до тех пор ваша спутница может мирно спать в наших лучших автоматизированных морозильниках. 

Сразу вспомнились новости, страшные прогнозы - темная энергия, заполняющая Вселенную, ослабшее электромагнитное взаимодействие, не способное больше скреплять атомы. Роланд помотал головой, словно бы отгоняя морок, и администратор, воспринявший это как явный отказ, схватился за последнюю соломинку.

- Есть еще один ритуал. Самый необычный, даже экзотический, непонятный на первый взгляд. Однако с каждым годом им интересуются все больше. Я, конечно, имею в виду каменный сад.

Самым загадочным инопланетным видом Герзельберга были причудливые конструкции – статуи, на ощупь словно бы сделанные из сверхпрочного грязно-серого угля. Выглядели они всегда по-разному – одни напоминали гуманоидов, другие – сфинксов, пауков, мух, океанских животных, цветы, но многие были и вовсе бесформенными, словно беспорядочное нагромождение камней. При этом, они были живым видом, двигались, обладали крошечными органами чувств и даже своеобразным разумом. И жили, меняя форму, сотни тысяч лет, и в этом была проблема, в восприятии времени – они могли спать годами, чтобы проснуться на несколько часов и снова уснуть.

- Мы помогаем существу поглотить голову человека, процесс этот очень быстрый, занимает буквально несколько часов. Затем, благодаря невероятно сложной физиологии инопланетный организм адаптирует чуждую ему информацию, – генетическую, нейронную, любую, что есть в голове, – в свое тело. ДНК умершего частично встраивается в клеточный материал, но самое главное – память, чувства, мечты, воспоминания, надежды, даже сны переходят в мозговые узлы существа.

Во время активности узлов, раз в несколько лет, личность вашей спутницы может включиться в беседу через голосовой аппарат статуи. Конечно, потребуется специальный интерфейсный переводчик, да и оригинальный голос, напоминающий глухое шипение и шелест, может вас отпугнуть, но это все равно будет личность вашей подруги. Более того, ученые обещают, что время анабиоза у статуй будет сокращаться, и уже через несколько тысяч лет они будут бодрствовать по несколько месяцев подряд.

Администратор сделал эффектную паузу, чтобы задать очевидный вопрос.

- Разве это не вечность?

Снова вспомнилось предсказание, и перед глазами внезапно предстали бесконечные поля кремниево-угольных существ, исполинских цветов, морозильных камер, заряженных на столетия вперед. И все они в один миг вдруг разлетелись, рассыпались. И Герзельберг рассыпался, и все звезды, и галактики, всякая материя и даже самая вечность превратились в молекулярную пыль. А посреди всей этой вакханалии словно бы встал безучастный Роланд, наблюдающий неистовство частиц; слепо гадающий, какие из них принадлежали его любимой, будто бы это могло что-то значить.

Вдруг на ум пришла неожиданная мысль.

- Что такое страшный суд?

Администратор, огорошенный вопросом, отстранился. Вопрос был настолько далек от темы разговора, что он не сразу нашелся, что сказать.

- Новое голографическое ток шоу? Может быть, конкурс с вопросами? Извините, я не очень интересуюсь современными развлекательными трансляциями. Вам, думаю, лучше самостоятельно посмотреть в интерфейсе, чтобы я случайно не ввел вас в заблуждение.

- А Лазарь? Что такое Лазарь?

Мужчина нахмурился.

- Кажется, так называется фирма по производству бурового оборудования в системе Росс 128. Огромные комплексные системы, машины, даже ресурсно-локационные спутники. Вы хотите что-то приобрести?

- А душа?

- Не знаю.

Администратор развел руками.

- Не имею ни малейшего понятия.

И Роланд отправился домой. Пока ехал, смотрел в окно на огромные искусственные кислородные пузыри, полные движения, жизни, на затянутые атмосферным куполом здания, на людей, снующих туда-сюда без скафандров, на мертвый, холодный реголит, и думал. О том, как абсолютна, как разнообразна и величественна материя, как монументальна и красива, полна внутренней силы, и как ее в итоге ничего из этого не спасет.

.

* * *

- ... обнаруживает полезные ископаемые благодаря улучшенным системам сканирования, выдает полный отчет о запасах руды, ценных металлов, и все это в течение нескольких часов. Но не только это делает продукцию Лазарь-Майнинг такой исключительной, такой заманчивой, особенно на перенасыщенном рынке горнодобывающей промышленности.

Придя домой, Роланд поискал немного значение слова «Лазарь», и теперь диктор каждые сорок минут плевался контекстной рекламой. Вот и сейчас голографическая миниатюра вольготно расхаживала по столу, разоряясь на тему бурового оборудования, но мужчина не обращал никакого внимания. Он сидел перед стазис-камерой и отрешенно смотрел на лежащее внутри тело.

Все-таки генетическая болезнь слишком быстро сожрала Мико. Словно бы торопилась, быстрее, быстрее, – особенно в последние месяцы, – как голодный дикий зверь, распробовавший вкус крови. И как беснующийся зверь, оставила по всему телу жертвы отметины – гематомы, опухоли, гнойные волдыри.

Тангейзер представлял недуг в виде некоего монстра, и в фантазиях частенько расправлялся с ним, вымещая на воображаемом объекте гнев за собственное бессилие. Это давало секундное облегчение, но потом он снова возвращался к гнетущим мыслям о будущем. Думал, что будет с любимой после смерти, но очевидного выхода не находил и хватался за очередную соломинку. И вот теперь она лежала перед ним, и нельзя было больше спрятаться в фантазиях, и надо было что-то решать.

Нужно было прощаться.

Мужчина снова погрузился в размышления, он думал о цветах, о живых статуях, но все его мысли, так или иначе, возвращались к темной энергии, к утренним новостям. К тому мрачному человеку в космическом костюме, что перебил вещание. И тогда Роланд не выдержал, опустился на мягкий пол рядом с камерой, открыл интерфейс и начал поиски.

Лазарь, страшный суд, душа – это должно было что-то значить, что-то особенное. Он понимал это на уровне предчувствия, ощущал подсознанием, но больше, конечно, убеждал себя. Начал верить еще до того, как было во что верить. И к вечеру, наконец, нашел в сети этого человека, его соратников и его веру. Подгрузил видеозаписи и сел на диван.

Изображение замерцало, а затем вместо диктора на столе материализовался старик ростом с две кофейных чашки в черном космическом костюме с флуоресцентным крестом на груди. Он сразу же показался зрителю мрачным, даже хмурым, отстраненным, и при этом как-то по-особому величественным.

Старик сухо поздоровался, представился и начал свой рассказ.

Он говорил о себе и об общине, что процветает на личной космической станции и не знает ни горя, ни греха. Об общине, сплоченной самым крепким из возможных клеев – одной верой, одной тягой к чуду. Одним стремление жить здесь и сейчас и продолжить жить после смерти.

- Любая материя конечна, это главный ее грех.

Крепкая кость и мягкая плоть, твердый камень и прочнейший из сплавов – все они стремятся к дегенерации, деградации. К разрушению, потому что разрушение есть единственный возможный итог всякого существования. Но даже и само многообразное существование вскорости прекратится и нас ждет Страшный Суд.

Старик заговорил религиозными выкладками, и Роланд поймал себя на мысли, что эти догматы напоминают конец света из-за темной энергии. Будто бы непонятная община предвидела, будто бы знала. И вдруг ему почудилось, что старик хранит некий ответ, даже решение – оно, конечно будет безумное, и совершенно невозможное, он это понимал, но все же хотел его услышать.

- ... станет грех времени, ведь материя не может существовать вне времени, грех пространства, ведь она пребывает в строгих рамках пространства, и грех смертности. Грех конечности, о котором я говорил. И расплатой, искуплением станет полное исчезновение – материи больше не будет.

Но что случится дальше? И что делать нам, людям?

Старик посмотрел на зрителя.

- Может быть, вспомнить о душе?

Роланд нашел несколько упоминаний этого слова в учебниках, энциклопедиях. Это было старое слово, оно пришло из другого, земного мира, что существовал еще до межпланетных перелетов, до станций на Уране, и значило некую волшебную человеческую субстанцию. Магическую вытяжку из хороших и плохих поступков, каких-то мыслей, метафизической жизненной силы.

- Душа на самом деле есть энергетическая часть сознания. Малоизученная, совершенно безмассовая и вроде бы даже отделенная от всех известных фундаментальных взаимодействий, свободная от прихотей тела часть, что существует по физическим законам квантового мира.

Старик заговорил об элементарных частицах, о гипотетическом пятом взаимодействии, что уже много лет изучают у них на станции. О том, что душа, как и любая энергия, полностью не исчезнет, но и существовать полноценно в привычной нам Вселенной не сможет; она растворится в других энергиях не сразу и не полностью, конечно, но ее существованием будет лишь бесконечное хаотичное передвижение.

- Жить вечно душа может лишь вернувшись в свое первоначальное состояние, в компактифицированный квантовый мир. В двадцать шесть измерений времени и пространства, которые даже просто осмыслить наш рассудок не в силах. Но как же нам, таким материальным, из плоти и крови, попасть туда?

Роланд вдруг понял, что с трепетом ловит каждое слово. Впитывает, пропускает через себя, через призму своей маленькой трагедии, своей нерешительности, и верит. Верит в каждый посыл и постулат, и ждет, и жаждет спасения для себя и для своей любви.

Старик заговорил о планете под названием Лазарь – она якобы есть, она существует, ее осталось только найти. На ней расположена некая квантовая кротовая нора, позволяющая направлять энергию непосредственно в свернутое измерение. Рассказчик с упоением ударился в подробности, в пространные объяснения о том, как все это работает, и как взаимодействует с реальным миром, и Роланд только подивился стройности концепции.

- Мы приблизительно знаем звездную систему, где находится Лазарь. Мы движемся туда, и если вы хотите присоединиться к нам на нашей станции, подгрузите в свою навигационную систему координаты.

Старик улыбнулся. Наверное, впервые за все выступление.

- Мы будем рады любому. Если вы боитесь смерти, или если у вас есть кто-то близкий, о ком хотите позаботиться – прилетайте. В свернутом измерении мы переживем что угодно, всякое разрушение, конец света и Страшный Суд. И будем жить вне привычного пространства-времени.

Роланд поставил проповедника на паузу. Посидел немного, пытаясь прийти в себя, собраться с мыслями, а затем вернулся к Мико. Погладил суховатую крышку камеры. На мгновение ему захотелось взять ее за руку, почувствовать привычное тепло даже сквозь стазис-поле, вместо этого, однако, он спросил себя:

- Если ее мозг до сих пор жив, сохранилась ли внутри душа? Наверное. Мне кажется, да. Разве может быть по-другому?

И добавил вслух.

- Не нужно, значит, нам больше прощаться.

Роланду на мгновение даже показалось, что Мико ему улыбнулась. Чуть-чуть, будто бы вздрогнули кончики губ. Конечно, он понимал, что это была лишь игра воображения, но как же ему сразу стало тепло на сердце. Словно бы на секунду вернулись прежние, хорошие времена.

Он сел за стол и перезапустил проповедника. Прослушал все с самого начала, концентрируясь на деталях, записывая какие-то важные мелочи, затем подгрузил новых видео, прослушал и их, подгрузил еще; все слушал и слушал, пока, кажется, не выучил наизусть. Пока поздней ночью не отключился вымотанный прямо на диване.

Утро для Роланда началось уже после обеда.

На завтрак он приготовил себе мясные тефтели с хлебом, – так за неделю и не собрался купить картофельных блоков для принтера, – и с удовольствием съел. И еще подумал, как же сегодня все вкусно. Поболтал с Мико, больше о планах. Проверил камеру, два раза – потому что лучше перестраховаться. Заменил батареи, и еще догрузил запасных батарей сверху – на всякий случай. Прочитал информацию о станции из проповеднических речей, сверился с координатами и, не откладывая больше, загрузил стазис-камеру в транспортник.

Он понимал, что его, скорей всего, ведут пустые надежды. Что, может, и не будет никакого чудесного спасения для Мико, и что все это, возможно, окажется чистейшим мошенничеством. Или, хуже того, безумием. И все же, он решил дать себе единственный шанс.

Роланд включил транспортник и отправился на поиски Лазаря. 

_____________________________________________________

1. Вымышленная планета